Печатный аналог: Рассказов С. В. Историко-географические особенности заселения и хозяйственного освоения юго-запада Западносибирской равнины // Изв. РАН. Сер. геогр. 2008. № 3. С. 63–73. PDF, 1 607 Кб.

Введение

Историческая география и исторический анализ в географических исследованиях относятся скорее к слабым местам современной отечественной науки. Неумение представителей общественных наук, и в первую очередь историков, оперировать простейшими географическими понятиями, поверхностное знакомство географов-обществоведов с теориями смежных наук кроме экономики и демографии, отсутствие междисциплинарных мостов, сведение истории места к механическому перечислению ряда событий, слабое внимание к региональному аспекту в исторических работах — все это, безусловно, делает актуальными разработку историко-географической проблематики и региональные историко-географические исследования.

Последний ряд отечественных ярких работ по исторической географии выходил в конце 1940-х — первой половине 1950-х годов. Эти работы были посвящены в основном генезису капитализма, районообразованию и истории городов в дореволюционной России [6, 7, 12]. Актуальные для географии вопросы изучения индустриализации, массовых миграций, изменения сеток АТД, развития транспортных систем, роста и изменения функций городов в СССР чаще попадают в поле зрения историков и социологов [3, 9, 20, 21] или встречаются в экономико-географических работах в качестве нетривиальных, интересных сюжетов и наблюдений, не становясь, как правило, предметом целостного анализа.

В данной статье избран формат обзорного историко-географического анализа одного из регионов Российской Империи /СССР/ постсоветского пространства. Это юго-западная часть Западносибирской равнины, включающая среднее Зауралье, Нижнее Тоболо-Иртышское Междуречье, Омское Прииртышье, степи по течению рек Тобола и Ишима, названная нами для краткости Юго-Западной Сибирью. Исследуемый регион может быть рассмотрен как район коннекционного типа, построенный на полицентрической, сетевой системе связей, определенная целостность и цикличность динамики которых может наблюдаться на протяжении последних пяти столетий. В статье рассматриваются состав региона и его историко-географическая специфика, подвергаются анализу основные пространственные структуры региона — его центры и сферы их влияния, пути сообщения, ареалы расселения ключевых групп, экономические и социальные микрорайоны, динамика АТД; факторы возникновения и морфология пространственных структур общества определенного типа и закономерность их динамики. Все эти сюжеты сгруппированы в 12 этапов развития территории, каждый этап примерно соответствует основным сдвигам и новым факторам территориальной организации обществ региона. Кроме того, в линейное, поэтапное рассмотрение пространственно-исторической динамики вплетены замечания, касающиеся цикличности развития региона, чему больше внимания уделено в заключении.

Этап первый. Естественно-исторический (древнейший период — конец XVI века)

Говорить нечто определенное о самых ранних периодах истории региона довольно сложно — археологические находки изолированы, а сами археологи не всегда охотно строят обширные обобщающие схемы и рисуют красочные картины. Однако номадические общества в рассматриваемом регионе появляются начиная с культур скифского круга, лесные племена — с автохтонных протосамодийских и протоугорских культур. Те выводы, что можно сделать исходя из анализа распространения поселений первого тысячелетия до н.э., позволяют говорить о смешении или совместном проживании племен степного и лесного круга в северной лесостепи — подтайге и южной тайге в пределах от Среднего Урала до Иртыша.

Сказать, что-то более конкретное сложно, но, как минимум, вплоть до середины второго тысячелетия н.э., в сравнении с более ранними периодами, ситуация мало меняется — природные факторы в жизнедеятельности и расселении местных обществ доминируют, таежно-степной контакт сохраняется. При этом о конкретике жизни обществ региона в XV столетии известно куда больше. Налицо весьма интенсивный торговый обмен и можно говорить о властно-силовом доминировании кочевых тюркских племен (зависимые и союзные Сибирскому ханству племена в момент похода Ермака отмечаются вплоть до среднего Приобья). В то же время само ханство к концу XVI века есть дальняя периферия культурно-политического мира Чингизидов, испытывающая влияние то западных его центров (Булгарии, Крыма и Ногайского юрта — влияние последнего более выражено к концу XVI века), то восточных (политий западных монголов и восточных тюрок), то Средней Азии (Бухары, Самарканда, Хивы, на которые то и дело опираются Джучиды в борьбе за власть в Сибири). Природная граница между степными и лесными ландшафтами может считаться малосущественной, прозрачной — для ее преодоления с торговыми целями и существует такая полития, как Сибирское ханство. Зато более серьезна природная граница Уральских гор — с ней связаны и сложности физических коммуникаций, и относительная самостоятельность и немирность уральских обществ (воинственные племена манси и башкир, довольно развитые общества коми — пермских и печорских).

Итак, черты географии указанного периода можно сжато описать следующим образом. Регион представляет собой сравнительно слабо структурированное поле, в пределах которого в соответствии с микро- и мезоландшафтными условиями рассеян ряд этнических групп и небольших поселений. В северной части региона (по среднему течению Иртыша, нижнему течению Тобола и Тавды) скорее преобладают племена с речным и лесным типом землепользования смешанного тюрко-угорского этнического состава, основные пути сообщения пролегают здесь по рекам, к речным и озерным долинам тяготеет основная часть поселений — как угорских, так и центров тюркских улусов. Южная часть региона — места кочевий тюркских племен Сибирского ханства. Реки здесь чаше бывают барьерами, водопоями или ориентирами для передвижений. Два наиболее крупных поселения — Чимги-Тура в нижнем течении Туры и Сибирь на Иртыше недалеко от устья Тобола — политические и торговые центры региона, обеспечивающие торговый контакт среднеазиатских государств и ногайских улусов с лесными регионами Среднего и Нижнего Приобья. Границы региона размыты — связи кочевых племен с южными, юго-западными, и восточными соседями ограничиваются преимущественно расстояниями, при движении к северу меняется характер транспортных артерий на менее удобный для кочевой культуры. Наиболее существенна западная граница — здесь природные барьеры совпадают с политическими.

Этап второй. Военно-политические сдвиги (1581 — 1620-е гг.)

Отгороженность Уралом от обширной равнины, сейчас называемой Русской или Восточно-Европейской, по большей части шла на пользу местным государственным образованиям. В XV веке там набирает силу, а в XVI распространяется по равнине динамичное и весьма гибкое государственное образование с достаточно многообразными технологиями присвоения и контроля пространства, включающее или связанное с разными, очень не похожими друг на друга землями, населенными самыми непохожими этническими группами. В активный контакт с пермскими коми русские вступают еще в XIV веке (миссия Стефана Пермского), а с середины XVI столетия массив земель, принадлежащих Московскому государю, уже «нависает» над регионом.

В тот же период происходит одно из редких для мировой истории событий — государство, базирующееся на оседлых земледельческих обществах, находит технологии и способы фрагментации, присоединения и инкорпорации в свою политическую систему кочевых сообществ и территорий [13], чем меняет весь баланс сил в Степи. Два достаточно мощных и развитых юрта — Казанский (Булгарский) и Астраханский завоеваны, Ногайский — зависим от Москвы, а в XVII веке он окончательно ослабевает и рушится с перекочевками калмыков, также признавших зависимость от Москвы [15, 16]. В XVIII веке процесс продолжится уничтожением военно-политического потенциала Крыма, серьезным переформатированием казачьих сообществ и взятием под опеку казахских жузов. А пока с набегом небольшого отряда Ермака, опирающегося на такие технологические преимущества как использование речных коммуникаций, огнестрельное оружие и неясного происхождения уверенность, что ханство необходимо не просто разграбить, а именно завоевать и взять под управление, признав при этом «высокую руку» Московского царя, регион вступает в полосу серьезных изменений общественного ландшафта.

Однако в данный период, при ряде инноваций прослеживается значительная преемственность с чертами географии автохтонной Сибири. Нельзя сказать, что все кардинально изменилось за пару десятилетий — граница со степью закрылась, а пути через Урал стали широкими и общедоступными. Во-первых, ни у кого не было желания терять выгод торговли со степью — в XVII веке сырье для кожевенных промыслов Тюмени, Тобольска и Томска активно доставляется кочующими южнее племенами [10]. Во-вторых, налаженные коммуникации означают и возможность набегов. Кучум напал в последний раз на Ермака уже в южной тайге — в месте впадения реки Вагай в Иртыш. Кучумовичи первую половину XVII века кочуют в Ишимской степи (до их полной инкорпорации в качестве князей Сибирских в московский политический класс). Земледельческое освоение новых территорий обычно начинается с создания острогов и при них слобод (и только после этого округа обрастает деревнями и заимками). Через Урал хоть и идет поток переселенцев и русских товаров (а пушнины обратно), правительство весьма озабочено сохранением барьеров — таможен и постов, активно регулирует пути проникновения в Сибирь с целью контроля над процессом переселения и обложения торговли пошлинами [4].

В целом можно сказать, что первые поколения русских создают в регионе общество, опирающееся на Сибирское ханство как на базис, не уничтожают, а трансформируют его. Инновации значительны, некоторые из них весьма интересны — как, например, распространение регионального топонима Сибирь на огромную территорию северо-восточной части Евразии, на быстро создаваемую, творящуюся группами охотников за пушниной, торговцев, военно-административных отрядов и первых крестьян новую страну. Регион расчерчивается новыми речными путями и прилегающими к городам и слободам окрестностями, торговля через Урал постепенно становится важнее торговли через подтайгу — северную лесостепь, но о резкости перемен говорить сложно. Первенствующие города Сибири Тюмень и Тобольск возникают как преемники Чимги-Туры и Кашлыка (Сибири), в северной части юрта речные коммуникации начинают использоваться лишь более интенсивно, их роль скорее возрастает в южной подтайге. Более существенны потоки переселенцев, земледельческое освоение, рост плотности населения и городской сети (возникают также Верхотурье, Туринск, Пелым и Тара) по долинам Туры и ее притоков, нижнему Тоболу и прилегающему к Тобольску течению Иртыша [17]. Однако новые общества слишком подвижны и неустойчивы, перемены обратимы, старые связи еще сильны.

Третий этап. Хозяйственно-демографическая колонизация (1630-е — 1680 гг.)

Если первые русские в Сибири представляют собой пионеров, в значительной степени зависимых от своих коренных территорий, откуда присылаются военные подкрепления и припасы (основную роль играет хлеб), где принимаются основные управленческие решения, то для второго и третьего поколения русских можно говорить об обретении некоторой самостоятельности и самоуправления, появлении сибиряков как особой региональной группы русского мира. Необходимость самостоятельного разрешения ряда вопросов остро встает еще в Смутное время, когда поддержка центральной власти ослабевает и новый порядок в Сибири удерживается исключительно благодаря инициативе местной администрации и автономности связей региона с Пермским краем, вятскими и вычегодскими городами. Уже в 1620-х годах сибирские дела переводятся из Казанского в отдельный Сибирский приказ, основывается собственное церковное управление (архиепископы Тобольские и Сибирские с 1621 года), а реформы Тобольского воеводы князя Ю. А. Сулешева упорядочивают вопросы хозяйственного и административного порядка в сибирских городах. Важнейшее мероприятие Сулешева связано с переводом служилого населения Сибири с хлебного жалования на пашню, что ускорило процесс аграрного освоения Тобольского, Тюменского, Туринского и Верхотурского уездов и снизило зависимость всей Сибири от поставок хлеба из-за Урала [1]. В итоге к концу периода в указанных уездах формируется главный земледельческий район Сибири, сосредотачивавший 75% ее крестьянских дворов [17].

Также стоит отметить, что Сибирь первого поколения куда меньше Сибири после 1630 года: ранняя русская Сибирь ограничивается Енисеем, Кузнецком и Красноярском как окраинными юго-восточными городами. В десятилетие 1631–1642 года последовало быстрое распространение русских отрядов по правым притокам Енисея, Ангаре, Прибайкалью и Лене, а в 1640-х годах влияние только появившихся Якутских воевод распространяется на Алдан, Колыму и Амур [14]. Новые земли, управляемые сначала самодеятельно по инициативе их осваивающих служилых людей, к концу периода постепенно подпадают под влияние складывающейся в первенствующих сибирских городах элиты, которая воспринимает земли бывшего Сибирского ханства как коренную, столичную территорию новой страны, управленцы которой ответственны за изучение, описание и разрешение проблем всей Сибири.

Четвертый этап. Разрыв внутрирегиональных связей (1680-е — 1720-е гг.)

Ранее освоение русскими Юго-Западной Сибири хотя и следовало в значительной мере конфигурациям культурного ландшафта и связям предыдущей стадии развития региона, не могло не нарушить баланс отношений лесной и степной его частей. Постепенно присутствие новых обществ в таежной и лесостепной зонах вело ко все более глубокой дезинтеграции рассматриваемой территории. Очередная фаза дезинтеграционного цикла начинается с нарушения баланса сил в степи, связанного с очередными изменениями кочевий. Распространение казахских племен за пределы Илийских степей, миграции калмыков, рост могущества и падение Джунгарии — все это, как любые перемещения степных народов, не могло быть исключительно мирным и привело к ряду защитных мер со стороны русской администрации. Проблемы безопасности сибирских городов и волостей обостряются сначала с активизацией казахских и башкирских набегов в 1660–70-х годах, затем с усилением Джунгарского ханства в западной Монголии, начиная с 1680-х годов. Периферия его влияния затрагивала весь юг Западносибирской равнины, активные войны Джунгария вела с казахскими жузами [11]. Технологии решения проблемы степной угрозы применяются как старые (засечные линии, контроль за речными барьерами, посадка на линии казачьих общин), так и новые (регулярные войска, крепости вместо острогов, централизованная военная администрация), но итог один — северная часть региона отгораживается от южной, внутри региона пролегает мощный барьер, связи минимизируются (даже общение с занявшим южносибирскую степь Средним жузом осуществляется чаще через Оренбург).

Важная черта периода — глубокие институциональные сдвиги, связанные с Петровскими реформами, затронувшими всю Россию, включая и ее сибирские владения. Сибирская окраина новой Империи должна была быть управляема и исследована на основе централизованной, единообразной, «объективной» и независимой от местной специфики системы методов. На таких же основаниях должна строиться пирамида бюрократии [21]. Различия между русским и инородческим населением, а также наработанные способы сношений с ним продолжают учитываться в управленческой практике. Однако, в некотором роде, все сибирские общества уравниваются между собой, иерархия отношений начинает разрушаться, ведь с точки зрения бюрократической системы представители всех групп — лишь податное население, не обладающее компетенциями знания и управления. Исследования Обь-Иртышского бассейна под руководством Дмитрия Овцына в составе Великой Северной экспедиции хорошо иллюстрируют характер новых практик: дневники Овцына фиксируют преимущественно факты физической инвентаризации среды — координаты, формы рельефа, очертания берегов, природные явления. Данные факты тривиальные для местного населения, должны быть представлены в особой форме (картографической, описательной) центральным органам Империи, для принятия ими независимых от жителей территории решений. До получения данных в этой особой форме территория может рассматриваться как пустая в цивилизационном отношении, terraincognita, почему и оказывается необходимым повторное освоение земель, вроде бы более ста лет назад подчиненных России.

Этап пятый. Регионализация Сибири (1730 — 1770-е гг.)

У процесса формирования засечных линий в Юго-Западной Сибири (Ишимской в 1730–40-х гг. и Пресногорьковской в 1750-х [5]) много самых разнообразных последствий. Это активные внутренние миграции в середине XVIII столетия в пределах северной части региона из Тобольского, Тюменского и Верхотурского уездов на более плодородные почвы лесостепи — в районы Шадринска, слобод Ялуторовской, Коркиной (город Ишим с 1782 г.) и Царево Городище (Курган, 1782). В итоге к югу сместился демографический центр тяжести региона. Здесь же возникает новый земледельческий ареал. С крепостями засечных линий связаны такие новые города, как Омск (1716), Петропавловск (1752), Троицк (1743), Челябинск (c 1736 — крепость в составе линии, с 1658 — острог). Через новые крепости пролегают первые сухопутные дороги регионального и государственного значения, благодаря им меняется и ход Сибирского тракта, ранее следовавшего долинам Туры, Тобола и Иртыша. Степи в верховьях Тобола и Ишима в этот период оказываются крепче связанными с районами северного Прикаспия, Приаралья и Илийским краем — ареалом распространения младшего и старшего казахских жузов, сношения с которыми осуществляются не на местном уровне, а через военную администрацию края или центральное правительство.

Можно говорить о превращении в этот период региона Юго-Западной Сибири из ядра страны, сибирской столичной метрополии в рядовую провинцию, хотя инерция административно-территориального деления сохраняет опеку Тобольска над всей Сибирью до 1764 г. [14]. Процесс регионализации Сибири и уменьшение влияния рассматриваемого региона в общесибирских делах намечается еще в 20–30-х годах XVIII века, когда внутри большой Сибирской (Тобольской) губернии выделяются три провинции (Тобольская, Иркутская и Якутская). В 1764 году из состава Сибирской губернии выделяется Иркутское наместничество, в пределах этих двух единиц также растут новые центры и районы [18]. К этому времени можно говорить и о быстром хозяйственном освоении западных окраин региона: между пограничными Троицком и Челябинском и старым таможенным центром Верхотурьем, по Нейве, Нице, Исети и другим рекам верховьев бассейна Тобола возникают многочисленные заводы [8]. Среди этих поселений нового типа только один город — Екатеринбург (1723). Схожим образом происходило освоение Пермского края, а в XIX веке Башкирии и Южного Урала [6]. Эти процессы привели к формированию одного из самых известных промышленных районов России, равнозначного по статусу Сибири.

Этап шестой. Изменения административно-территориального деления (1780 — 1800-е гг.)

В этот период происходит разукрупнение административно-территориального деления (АТД) в регионе, к концу XVIII в. сложились губернские границы, просуществовавшие практически до 1923 года. В 1782 году Сибирская губерния с центром в Тобольске преобразуется в Тобольское наместничество, разделенное, в свою очередь, на Тобольскую и Томскую области; делению на области подвергается и Иркутское наместничество [18]. В 1804 году Томск административно вышел из-под опеки Тобольска, став губернским центром. Рассматриваемый регион, продолжая оказывать значительное культурное и идейное влияние на всю остальную Сибирь, в экономическом и административном смысле потерял большую часть своих сфер влияния, сохранив в качестве своей дальней периферии лишь Среднее и Нижнее Приобье.

Реформы АТД 80-х годов XVIII века затронули и такой в дальнейшем символически важный объект, как границу Сибири и созданного в 1781–83 годах Пермского наместничества. В новом наместничестве, а в дальнейшем губернии, под управлением специально созданного для этого города Пермь, оказались объединены старинные города Великой Перми (XVI-XVII веков), Екатеринбургский горный округ и такие сибирские уезды как Верхотурский, Камышловский, Ирбитский и Шадринский. На тот момент речь шла скорее о попытке улучшить администрирование и внутренние связи в пределах формирующегося Уральского промышленного района [6]. Однако в XIX веке, когда Пермскую губернию стали числить среди губерний Европейской России, граница 1783 года вдруг оказалась рубежом, разделяющим российские территории, относящиеся к разным частям света — Европе и Азии (а для обывателей того времени — рубежом собственно России и Сибири).

Этап седьмой. Освоение степи, развитие Омска как новой столицы региона (1810 — 1850-е гг. )

На новом этапе развития региона сдвигается баланс политических и экономических сил в пользу севера: с усилением зависимости казахских жузов от Империи и началом формирования системы внешних округов [2], внутренняя граница региона сначала приобретает характер одностороннего барьера, а затем известную прозрачность. Теперь речь идет о военно-политическом и экономическом доминировании русско-сибирских обществ, сложившихся к рубежу XVIII-XIX столетий в северной части Юго-Западной Сибири. Основание форпостов и крепостей на землях Среднего жуза, введение регулярного налогообложения и изменение юрисдикции судов среди кочевых племен — все эти процессы в степи идут с опорой на сложившиеся в «русской», «сибирской» части региона военные и административные кадры.

В этом процессе постепенно растет значение Омска — одного из важнейших управленческих центров Сибирской линии и Сибирского казачества, главной опоры властей Российской империи в деле первичного военного подчинения земель вассальных казахов. С особыми надеждами, возлагавшимися на Омск сибирским генерал-губернатором М. М. Сперанским, связан, очевидно, тот факт, что военно-административный городок с неясными перспективами на границе со степью в 1822 году превращается в центр Западносибирского генерал-губернаторства.

Этап восьмой. Сдвиг на юг, переселенческое движение, инверсия пространственной структуры региона (1860–1917 гг.)

Конец XIX века — фаза активной инкорпорации южной части региона в хозяйственную систему Российской империи. Железнодорожное строительство, изъятие земель у казахских родов, земледельческая, переселенческая колонизация, рост городов приводят к очередной инверсии — север региона превращается в хозяйственную периферию, а быстрый демографический и экономический рост лесостепных и степных территорий увеличивает значение Омска — новой юго-восточной столицы Юго-Западной Сибири. Омск растет столь же быстро, сколь быстро осваиваются окружающие его сибирские черноземы. В известном смысле причина окончательного экономического упадка Тобольска к началу XX века заключается не в абстрактном ухудшении географического положения, но именно в росте и экономическом развитии его конкурента — Омска.

Колонизационное движение подстегивается железнодорожным строительством. С 1885 года переселенцы пользовались стыком железной дороги и пароходного речного движения в Тюмени. К 1894 году был построен участок Транссибирской магистрали, связавший Челябинск, Курган, Петропавловск и Омск. В 1912 году железная дорога связала Тюмень и Омск через Ишим. Новые транспортные магистрали не только облегчили приток новых колонистов, оседавших в основном на севере Акмолинской области (Петропавловский и Кокчетавский уезды) и на юге Тобольской губернии, но и подстегнули развитие промышленности благодаря облегчению импорта технологий и расширению рынков сбыта сельскохозяйственной продукции.

Но, говоря о циклическом развитии региона — сменяющих друг друга волнах распада на северную и южную части и их последующего объединения, сложно забыть, что всякая инкорпорация таит в себе новую дифференциацию — создание новых внутрирегиональных барьеров. Ее первые признаки — границы Акмолинской области и создание Степного генерал-губернаторства — территория нового аграрного освоения начинает восприниматься как отдельная от «старой Сибири», охваченной теми же процессами крестьянского переселения и формирования городской промышленности.

Этап девятый. Кризисные и индустриальные трансформации (1918–1928)

Связность и административно-экономическое единство региона на то время очень хорошо иллюстрируется событиями и ходом военных операций Гражданской войны. Смена власти 1918–1919 гг. в ключевых региональных центрах — крупных железнодорожных узлах (Екатеринбурге, Тюмени и Омске) быстро приводит к перемене положения в периферийных районах, крестьянское восстание 1920–21 гг., охватив удаленные аграрные уезды, как юга, так и севера региона, угрожает новой власти в больших городах и безопасности Транссиба. Красные дивизии в 1919 году в ходе связанных операций проследовали по всем важнейшим транспортным артериям региона, взяв под контроль все минимально значимые центры Юго-Западной Сибири. Однако логика социального проектирования следующих лет сильнее: в 1920–1930-е годы регион делят между Российской Федерацией и этно-экономическим проектом Казахской ССР. Во всех сетках АТД «ранне-советской» эпохи просматривается приоритет новой экономики с опорой на социалистическую промышленность. Отсюда в сетках АТД большие края со сложившимися или развивающимися промышленными районами в качестве ядер (Уральская область, 1924–1934, Сибирский край, 1925–1930, Западно-Сибирский край, 1930–1937). Но одновременно конфигурация сеток АТД этого времени отражает и некое подспудное желание новых властей отдать показавшие себя неблагонадежными в Гражданскую войну Тобольск, Омск, Кокчетав и Петропавловск с сельскими переселенческими районами под опеку новых пролетарских индустриальных столиц (Свердловска, Алма-Аты и Новосибирска).

Начиная с этого периода, можно ставить вопрос о постепенном разрушении территориально-структурной двухчастности региона, еще поддерживаемой в административно-политическом отношении (политически он и сейчас поделен надвое между РФ и Казахстаном, но сферы влияния Омска и Екатеринбурга делят его еще на две части — западную и восточную, что вряд ли можно игнорировать). Факторов здесь несколько. В основном, это значительный рост некоторых городов региона, повысивших в ходе трансформаций военного и послевоенного времени свой ранг и превратившихся к 1960–1970-м гг. в центры более высокого порядка — города-миллионеры. В 1920–1930-х годах речь пока еще шла в основном о проективном оформлении сфер влияния новых столиц. Например, административное подчинение Свердловску территорий нынешних Пермской, Челябинской и Тюменской областей, а также Тобольского севера не столько закрепляло сложившиеся связи, сколько создавало желательные, новые. Не очень удачная попытка 1936–1944 переподчинения Тюменского, Тобольского, Ишимского и северных национальных округов Омску, очевидно, соответствовала уменьшению влияния Омска в Северном Казахстане. В дальнейшем, вследствие концентрации значительных ресурсов, населения, инфраструктуры и производственных мощностей в Свердловске, Челябинске и Омске регион, так или иначе, оказался разделенным между зонами влияния этих городов. Тюмень, а с ней все Среднее Приобье, тяготеют экономически к Свердловску, Курган — к Челябинску, Ишим — к Омску.

Этап десятый. Разукрупнение хозяйственно-политических субъектов (1929 — 1950-е гг.)

Данный период отмечен спадом волны социально-политического проектирования: к середине 1930-х годов упраздняются Уральская область и Западно-Сибирский край — крупные единицы АТД с широкими экономическими полномочиями, в границах которых отражались сферы социально-экономического влияния крупных городов. В новом начертании уральских областей можно усмотреть попытки вновь административно разделить Сибирь и Урал. В 1944 году фактически была восстановлена основная конфигурация дореволюционной Тобольской губернии, с передачей ряда окраинных районов соседям, а столичных функций — Тюмени, основному конкуренту Тобольска во второй половине XIX века. Необходимо отметить особый характер советского АТД новой формации и практик управления на местах, закрепленных новой сталинской бюрократией. После волны разукрупнения АТД, постепенно возобладала ставка областных властей на локальную автаркию и обеспечение невмешательства во внутренние дела со стороны соседей. Дезинтеграция региона на ряд самодостаточных и имеющих особые отношения с центром областных ячеек достигла апогея в 1970–1980-х гг. и в итоге вылилась в местный вариант позднесоветской — постсоветской регионализации [8]. Результатом всех этих трансформаций стала, в общем-то, вполне естественная дифференциация Юго-Западной Сибири в форме провинциализации (раздела на автономные «регионы» — единицы советского АТД).

Особое внимание в этот период все так же уделяется индустриальному Уралу, где разворачивается крупное промышленное строительство с созданием соответствующей инфраструктуры. Процесс усиливается с эвакуацией промышленности из западных районов СССР в годы второй мировой войны. Главным образом за счет эвакуации промышленных предприятий быстрый экономический подъем пережил Курган, до конца 1930-х годов бывший классическим центральным местом обширной аграрной округи, практически полным аналогом Ишима. Положение на основной ветке Транссиба и близость к Челябинску сыграли свою роль в выборе города местом для размещения ряда предприятий и их работников. В итоге, Курган выделился в качестве местной областной столицы, население города с 1939 по 1959 год утроилось. Аграрные районы Тюменского, Ишимского и Тарского округов в этот период теряют былой престиж. Южная и северная окраины региона охвачены этно-государственным строительством: области Северного Казахстана — в силу своего административного подчинения, а на севере ресурсы и кадры утратившего влияние на южные районы Тобольска используются для становления автономий Приобья — Остяко-Вогульского (Ханты-Мансийского) и Ямало-Ненецкого национальных округов.

Этап одиннадцатый. Новые проекты освоения территорий — Целинный край и нефтегазовое Приобье (1950-е — 1985 гг.)

В 1960-х годах в Северном Казахстане быстро растет новая региональная столица, центр нового социально-экономического проекта и конкурент Омска — Целиноград. Неясность со сферой влияния Омска, отделенного от своего традиционного хинтерланда, по-видимому, должна была быть разрешена созданием в северных областях казахской автономии надобластного агропромышленного района. Сам Омск получил значительные инвестиции в развитие городской промышленности общесоюзного значения, что не в последнюю очередь сказалось на современной поляризации экономического ландшафта Омской области. Процесс развода сфер влияния, однако, не закончился — эпопея освоения целинных земель довольно быстро окончилась, и потенциальная столица Целинного края получила лишь минимальное превосходство над соседними областными центрами. Вся же экономическая система Северного Казахстана в целом сохранила свое тяготение к Омску.

Сдвиги происходят и в российской части региона. Для освоения нефтегазовых ресурсов Приобья в качестве базового региона выбираются южные районы Тюменской области. На транзитных людских и финансовых потоках быстро развивается молодая областная столица Тюмень, бывшая в этот период реальной, внерайонной столицей Среднего Приобья. На фоне окружающих ее аграрных районов она начинает выделяться совершенно иной структурой экономики и социума, другими масштабами и направлением социальных процессов.

Этап двенадцатый. Регионализация, современные барьеры и связи

Выше нами постулировалось постепенное разрушение прежней пространственной структуры региона, смена двухчастного рисунка с циклической динамикой «распад-интеграция», во многом восходящей к доиндустриальным факторам территориальной организации общества, на деление более сложное и менее однозначное субрегиональное деление. Тем не менее, о продолжении прежнего цикла говорить имеет смысл с тех пор, как defacto административная граница РСФСР и КазССР стала государственной. Экономический «развод» республик был постепенным: еще в 90-х годах старые торговые связи Тюменской, Омской и Курганской областей с областями Северного Казахстана активно поддерживались — основной интерес был к дешевой сельскохозяйственной продукции более теплых и плодородных районов. Серьезных причин разрушения связей было как минимум две — кризис 1998 года (когда резко подешевела продукция российских предприятий и пошлинной защиты потребовали сельхозпредприятия Северо-Казахстанской области) и наркотраффик (Казахстан и Юго-Западная Сибирь — зона транзита наркотиков из Средней Азии и Афганистана в Среднее Приобье — один из крупных рынков сбыта).

В условиях очередной фазы дифференциации начинаются автономные процессы в каждой части региона. В Северном Казахстане это в основном приток новых мигрантов в города из южных сельских районов страны, а к северу от границы — новая поляризация развития, даже городского. Правда, пока можно говорить только о бурном развитии Тюмени и внерегиональной столицы — Екатеринбурга (Курган и особенно Омск пребывают в упадке, последний во многом в виду утраты старых связей). Объединяющий две части региона процесс — вторая (после 1991–1995 гг.) волна эмиграции русских из Северного Казахстана, более слабая и медленная, чем первая постсоветская. Она связанна с разницей социального обеспечения и статуса по разные стороны границы и возвратными миграциями (возвращается старшее поколение — люди, ехавшие на Целину с Урала и Сибири, у которых еще сохранились личные связи в местах выхода, за ними следуют дети и иногда внуки). Можно также говорить и об общих трендах перераспределения потенциалов и зон влияния городов региона. На смену аутсайдеру в списке российских городов-миллионеров Омску (характерно, что его сосед по этому списку Волгоград также потерял часть прежних связей за казахской границей) в качестве центра южной части региона, очевидно, идет новая столица Казахстана. Казалось бы провалившаяся программа развития целинной столицы вдруг была поддержана властями уже суверенной республики — к настоящему времени население города выросло до 700 тыс. жителей (уровень Тюмени при похожих источниках финансирования развития), и поставленные планы взять планку в миллион жителей, очевидно, будут реализованы в перспективе 15–20 лет.

Заключение: общая историко-географическая структура региона и циклы его пространственной интеграции-дезинтеграции

Идея выделения региона Юго-Западной Сибири тесно связана с его внутренней неоднородностью — неоднородностью, порождающей связи, отношения и динамику, анализ которых создает широкий контекст для понимания пространственно-исторической логики развития мест и районов, составляющих выделенный регион. В первом приближении, можно говорить о двухчастности Юго-Западной Сибири, и о том, что меняющимися пропорциями, связями и ролями этих частей определяется значительная часть истории и пространственной динамики региона. Учитывая известную условность любых широких обобщений, стоит заметить, что двухчастность Юго-Западной Сибири всякий раз обеспечивалась разными факторами и процессами, преемственность которых порой можно поставить под сомнение. В целом же возможность говорить о двух находящихся в сложных и динамичных отношениях половинах данной части Сибирской ойкумены восходит к природным факторам и сравнительной исторической молодости региона, где эти факторы определяли общественную жизнь на еще не очень давних этапах его развития и продолжают влиять на него в виду консервативности пространственных и общественных структур. Речь о широко понимаемых лесе (тайге в нашем случае) и степи как метафорах зависимости укладов человеческих обществ от климатических и ландшафтных условий и об идее Юго-Западной Сибири как их широком пограничье, контакте и смешении северных частей степного мира и южных — таежного.

Анализ этапов развития пространственных структур экономики и общества Юго-Западной Сибири позволил выделить ряд циклов внутренней интеграции и дезинтеграции региона. Древнейший исторический этап заселения исследуемой территории может считаться первой интеграционной фазой — вся жизнедеятельность местных обществ построена на взаимодействии двух частей региона, при доминировании южной и прозрачности природной границы. С приходом русских можно говорить о постепенной дезинтеграции, начальная фаза которой связана с первым поколением русских сибиряков и изменением характера уральской и степной границ, а финальная — с распадом региона на две слабо связанные части к середине XVIII столетия. Следующий цикл начинается с русским натиском на территории Среднего Жуза и устройством системы внешних округов в первой четверти XIX века, когда прежняя граница превращается в односторонний барьер — мембрану. На середину и конец XIX века приходится фаза новой интеграции региона, сначала под эгидой северной части, но с постепенным сдвигом основной экономической активности к югу. Корни новой дезинтеграции закладываются с административным творчеством властей поздней Российской империи и раннего Советского Союза. В итоге постепенный административно-экономический развод российской (северной) и казахстанской (южной) частей Юго-Западной Сибири вылился в современное укрепление барьерных функций межгосударственной границы. Исходя из логики выделенных циклов, можно прогнозировать смену этой тенденции на обратную. Однако в каких формах это произойдет и когда, говорить рано, так как в историко-географической перспективе разрыв внутрирегиональных связей еще незначителен и более актуально исследование форм и тенденций современной дезинтеграции.

Иллюстрации

ЛИТЕРАТУРА

1. Балюк Н.А. Земледельческое хозяйство Западной Сибири в XVII — нач. XVIII в.: Сборник архивных источников. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2001. — 184 с.
2. Безвиконная Е. Геополитическое пространство Степного края: Омская область и проблемы границы в государственном строительстве Российской империи (20–30-е гг. XIX в.) // Ab Imperio. 2003. №1. С. 371–393.
3. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998. — 432 с. Режим доступа: http://demoscope.ru/weekly/knigi/s&r/vishnevskiy.html
4. Вилков О.Н. Тобольск — центр таможенной службы Сибири XVII в. // Города Сибири. Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1974. C. 131–169.
5. Горбань Н.В. Из истории строительства крепостей на юге Западной Сибири // Вопросы географии. Выпуск тридцать первый. История географических знаний и историческая география. М.: Географгиз, 1953. C. 206–227. Режим доступа: http://sw-siberia.livejournal.com/77626.html
6. Иофа Л.Е. Города Урала. М.: Географгиз, 1951. — 422 с.
7. Кабо Р.М. Города Западной Сибири: очерки историко-экономической географии (XVII — пер. пол. XIX вв.). М.: Географгиз, 1949. — 220 с.
8. Копылов Д.И. Обрабатывающая промышленность Западной Сибири в XVIII — первой половине XIX вв. Свердловск: Изд-во СГПИ, 1973. — 264 с.
9. Кордонский С.Г. Ресурсное государство. М.: Regnum, 2007. — 108 с.
10. Курилов В.Н. Участие служилых людей в становлении Тюмени как торгово-промышленного центра в XVII в. // Города Сибири. Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1974. C. 76–86.
11. Моисеев В. Джунгаро-казахские отношения в XVII-XVIII веках и политика России // Вестник Евразии. 2000. №2. С. 22–43.
12. Покшишевский В.В. Заселение Сибири: историко-географические очерки. Иркутск: Иркутское гос. изд-во, 1951. — 207 с. Режим доступа: http://ru-geography.livejournal.com/707.html
13. Похлебкин В.В. Татары и Русь: 360 лет отношений Руси с татарскими государствами, 1238–1598 гг. М.: Международные отношения, 2000. — 189 с.
14. Словцов П.А. История Сибири. От Ермака до Екатерины II. М.: Вече, 2006. — 508 с.
15. Трепавлов В. Тюркская знать в России (Ногаи на царской службе) // Вестник Евразии. 1998. №1–2. С. 101–114.
16. Трепавлов В. Алтыулы: остатки Ногайской Орды в казахских степях // Вестник Евразии. 2001. №2. С. 33–53.
17. Шунков В.И. Географическое размещение сибирского земледелия в XVII веке // Вопросы географии. Выпуск двадцатый. Историческая география. М.: Географгиз, 1950. С. 203–238.
18. Административно-территориальное деление России XVIII-XIX веков // Отечественные записки. 2002. № 6. Режим доступа: http://www.strana-oz.ru/?numid=7&article=294
19. Каганский В.Л. Советское пространство: конструкция и деструкция // Иное: хрестоматия нового российского самосознания. Русский журнал. 1995. Режим доступа: http://www.russ.ru/antolog/inoe/kagan.htm
20. Найшуль В.А. Высшая и последняя стадия социализма // Официальный сайт института национальной модели экономики. Режим доступа: http://www.inme.ru/previous/brez.htm
21. Эткинд А. Фуко и тезис внутренней колонизации: постколониальный взгляд на советское прошлое // Новое литературное обозрение. 2001. № 49. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2001/49/etkind.html