Деятельность противомусульманской миссии в Тобольской епархии

У любой религии, и у православия в том числе, миссионерская деятельность является едва ли ни самым приоритетным направлением. Поэтому когда дружина Ермака пришла в Сибирь, то в Есиповской летописи так объясняется цель ее «визита»:

«И посла их Бог очистити место, где быти святыне, и победити бусурманского царя Кучюма, и разорити богомерская и нечестивая их капища и костелы…» [Полное собрание русских летописей. 1987: 120].

Со времени открытия Сибирской епархии православное духовенство столкнулось с хорошо отлаженной системой ислама. Когда известный сибирский миссионер-просветитель Филофей (Лещинский) в начале XVIII в. начал активно крестить местные народы, то главные его усилия были направлены на обращение северных инородцев. О крещении сибирских татар, исповедующих ислам, не было и речи. В то же время митрополиту Сильвестру (Гловацкому) (1749–1755 гг.) якобы удалось окрестить мусульманское население Усть-Ишимской и Усть-Тарской волостей, но документальное подтверждение этого факта отсутствует [Софронов. 1998: 106].

И тем не менее мысли о приобщении мусульман к православной вере не оставляли местное духовенство. Со времени продвижения пограничных крепостей на юг Западной Сибири и водворении там русского населения встал вопрос об открытии «противумусульманской миссии» на юге Тобольской епархии в областях Акмолинской и Семипалатинской. Это произошло в 1837 г., когда Главное управление Западной Сибири было переведено из Тобольска в Омск, но какого-либо конкретного решения на этот счет принято так и не было.

Вопрос о «противомусульманской миссии» получил какое-то развитие в 60-е годы XIX в. В фондах ТФ ГАТО хранится «Дело об учреждении в Петропавловской крепости Духовной Миссии для обращения Киргизцов ко Святой Православной церкви». В нем в частности говорится, что в феврале 1864 г. митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Исидор сообщает тобольскому архиепископу Варлааму (Успенскому) о том, что некий Стефан Иванович Пшенишников — гражданин Екатеринбурга — подал ему «Докладную записку» о возможности учреждения в г. Петропавловске Миссии для обращения киргизцев (под «киргизцами», надо полагать, подразумеваются казахи). По словам Пшеничникова «наклонность киргиз к христианству доказывается, что приехавшие в Петропавловск киргизы, после обряда погружения в день Богоявления Христа на реке, погружаются сами в воду, несмотря на 25–30 градусный мороз» [Малеревский. ТЕВ. 1894: 239]. Митрополит просил рассмотреть эту записку и по возможности решить вопрос положительно.

Сама «Докладная записка» [ТФ ГАТО. Ф. 156. Оп. 25. Д. 361. Л. 3–5] содержит сведения о местонахождении киргизов, которые «присмыкают к Оренбургу» и о том, что «веру Христианскую никто им не проповедует и не разъясняет». Татары начинают преподавать им основы исламизма и нужно соответствующими проповедями перебить это. Автор «Записки» предлагает учредить специальную Миссию и снабдить ее священными книгами, переведенными на «азиатский язык».

Архиепископ Варлаам отвечает Исидору, что киргизы не сосредоточены в каких-то границах, а разбросаны по всем Сибирским епархиям, поэтому учреждение миссии именно в Тобольской епархии охватит лишь часть их. Однако местным духовным правлениям Омска и Петропавловска было предписано доставить сведения о верованиях и обитании киргизов. Об этом же было запрошено Пограничное управление Сибирских Киргизов и сибирский генерал-губернатор. Тот запросил Военного губернатора области Сибирских киргизов. В своем ответном сообщении тобольским духовным властям генерал-губернатор высказывает мнение, что миссионерам небезопасно будет вести свою деятельность в южных областях, где имеет место религиозный фанатизм. Он указывает, что проповедование христианства возможно у киргизов, имеющих постоянные контакты с русскими, то есть примерно в области около 10 верст от пограничных линий. Кроме этого, он считает необходимым принять приготовительные административные меры, чему может содействовать учрежденная по Высочайшему повелению особая комиссия, командированная для изучения начал к будущему устройству управления киргизами.

Тобольская консистория, рассмотрев все эти сведения, заключила, что «в настоящее время учреждение Миссии по делу обращения киргизов будет преждевременно» [ТФ ГАТО. Ф. 156. Оп. 25. Д. 361. Л. 22об]. Обо всем этом было сообщено митрополиту Исидору 20 ноября 1865 г.

Однако в ноябре 1866 г. Санкт-Петербургское Миссионерское общество, в лице его председателя князя Николая Голицына обращается к тобольскому архиепископу Варлааму по поводу устройства Миссии, доказывая, что «учреждение Миссии — вопиющая необходимость» [ТФ ГАТО. Ф. 156. Оп. 25. Д. 361. Л. 25]. Тобольская консистория отвечала Голицыну, что за 6 лет (1860–1865 гг.) было крещено 149 человек из числа киргизов, но каких-то конкретных шагов не предпринимает. Архиепископ Варлаам в послании к князю Голицыну выражает готовность решить этот вопрос при наличии средств и людей. Он также просит князя поставить на обсуждение вопрос о Киргизской миссии в Миссионерском обществе. Он пишет, что «тобольское епархиальное начальство на открытие миссии изъявляет полное свое согласие» [ТФ ГАТО. Ф. 156. Оп. 25. Д. 361. Л. 31]. Однако в осторожных выражениях дается понять, что миссионерские действия тобольские духовные власти по-прежнему признают «преждевременными и опасными». В подтверждение этого тобольская консистория указывала на следующие положения в данном вопросе:

1. киргизы разбросаны на большом расстоянии;
2. исповедывают магометанскую веру;
3. особой расположенности к христианству не имеют;
4. миссионерство возможно вести на расстоянии около 10 верст от казачьих линий;
5. вследствие взятия русскими Ташкента возникло «возбуждение и возмущение» в среде мусульман, которое может усугубиться при появлении миссии.

В итоге предлагалось отложить дело учреждения миссии до времени, когда «свет христианства будет распространяться между киргизами пропорционально увеличению русского народонаселения» [ТФ ГАТО. Ф. 156. Оп. 25. Д. 361. Л. 49]. В отношении к митрополиту Исидору тобольская консистория повторяет эту мысль, но в то же время просит его «чрез посредство Святейшего Синода» ускорить решение этого вопроса.

Но столичные власти продолжали активно притворять мысль о миссионерской деятельности на юге Тобольской епархии. В декабре 1870 г. на имя Председателя Православного Миссионерского Общества в Москве поступил указ Святейшего Синода рассмотреть вопрос о возможности открытия Киргизской миссии. Совет Общества решил для рассмотрения дела создать комиссию под руководством помощника Председателя Православного Общества П. Н. Батюшкова. Комиссия запросила у консистории сведений по делу, последняя, в свою очередь, вновь обратилась к светским властям областей, где обитают киргизы. И вновь тобольская консистория дает понять, что миссию открывать не целесообразно.

Во всей этой переписке имеются любопытные сведения генерал-губернатора Западной Сибири, где он сообщал, что в Киргизской степи число киргиз-кайсаков Сибирского ведомства определены следующими цифрами: Средней Орды — 95000 кибиток или около 370000 душ; Большой Орды — около 30 000 кибиток или около 120000 душ. Причем все они кочуют в Тобольской и Томской губерниях в 10 округах, из которых 5 (Кокчетавский, Атбасарский, Акмолинский, Баян-Аульский и Каркаралинский) принадлежат к Тобольской епархии. В том же сообщении указываются, что киргиз-кайсаки стали магометанами лишь в XVII в., но многие из них до сих пор исполняют языческие обряды. По отчету 1863 г. площадь, на которой обитают степные народы, составляет 750 000 кв. верст с населением мужского пола 140 013 и женского 123 202 человек.

В тоже время в 1869 г. архиепископ Варлаам поручил помощнику Сарысуйского уездного начальника Безверхого и священнику из Акмолинска М. Никольскому собрать сведения о возможности открытия на юге епархии противомусульманской миссии.

Перспектива развернуть миссионерскую деятельность в степных районах на юге Сибири не давала покоя многим. Так, в 1870 г. уже Св. Синод поручил Российскому миссионерскому обществу «обсудить вопрос об открытии среди киргиз миссии». В 1872 г. епископ Варлаам в своем запросе генерал-губернатору Западной Сибири вновь интересуется «о настроении киргиз по отношению к христианству». Ответ был получен уже его преемником епископом Ефремом (Рязановым), где сообщалось, что «проповедь христианства и может быть допущена среди киргиз, но только с крайней осторожностью».

По прошествии восьми лет, когда русскими войсками были заняты Коканское ханство, Хива и Бухара с Самаркандом, вопрос об открытии миссии возник вновь. 29 августа 1880 г. Российское миссионерское общество делает запрос Тобольскому епископу Василию (Левитову): «неблаговременно ли теперь устроить в киргизской степи миссию». Тобольская консистория направила подобный запрос от 30 апреля 1881 г. военному губернатору Семипалатинской и Акмолинской областей, который туманно ответил: «что так как киргизы плохие мусульмане, усвоившие только обрядовую сторону своей религии, то и к христианству они не имеют склонности, а посему открытии среди них миссии — преждевременно».

Однако в том же 1881 г. в Томской епархии была открыта подобная миссия епископом Исаакием. Исходя из этого опыта, епископ Тобольский Аврамий (Литницкий) в 1887 г. делает смелую попытку по открытию если не миссионерского стана, то хотя бы церковно-миссионерской школы в станице Щучинской Кокчетавского уезда Акмолинской области. В августе 1889 г. он сам побывал в г. Кокчетаве, где встречался с представителями местной инородческой верховной власти, которые показались ему склонными к принятию христианства. В том же году он возложил обязанности миссионера на местного священника Николая Тверитина, а помощницей ему назначил учительницу Глазкову. Таким образом, 4 сентября 1889 г. можно считать началом открытия противомусульманской миссии на юге Тобольской епархии (в Акмолинской области).

В то же время епископ Авраамий искал возможность открытия другой миссии в Семипалатинской области (в уездах Павлодарском и Каркаралинском). Своим рапортом от 12 ноября 1888 г. священник г. Каркаралинска Алексей Шестаков предлагал поручить миссионерское дело монахам, которых находил возможным поселить на старом руднике Беркаринском, что находился в 100 верстах от г. Каркаралинска. Но подобное решение было отклонено Тобольским духовным начальством. Вновь направили запрос генерал-губернатору Западной Сибири по вопросу открытия миссии, который ответил, что «весьма сочувствую делу христианской проповеди среди киргиз», но при этом он оговорился, что миссионерам одного богословского образования мало и предлагал довольно необычное решение данного вопроса: чтоб несколько выпускников Тобольской семинарии под видом купцов или странствующих лекарей совершали путешествие по степи и при этом занимались миссионерской деятельностью. При этом он подчеркивал, что после собеседования епископа Авраамия с местным населением «среди последних началось брожение умов, выразившиеся в толках о насильственном обращении в христианство и самовольных сборищах с целью исходатайствовать у правительства назначения для киргиз особого муфтия, который был бы защитником мусульманской веры» [Малеревский. ТЕВ. № 16: 263].

В то же время деятельность миссионера Н. Тверитина практически не велась. В рапорте от 19 мая 1890 г. он доносил, что «обязанности его как приходского священника препятствуют ему заниматься как следует делом проповеди и что местные власти, которые он просил о выдаче ему для разъездов открытого листа, отказали ему в этом на том основании, что об этом не было распоряжения их начальства». К тому же он сообщал, что местное население забирает своих детей из миссионерской школы и в ней осталось только трое учеников. Предлагалось эту школу закрыть, а здание школы продать. Охлаждение местного населения к обучению своих детей он объяснял тем, что их родители ждали выплаты денежных пособий от местных властей за то, что дети будут посещать школу, но когда убедились, что никакой оплаты не будет, то забрали детей обратно. Таким образом, миссионерская деятельность на первых шагах столкнулась с рядом затруднений, которые были для того периода неразрешимы.

Епископ Иустин (Полянский) в 1890 г. сделал запрос Томскому епископу Исаакию, в епархии которого уже имелась мусульманская миссия. Он просил сообщить, на каких началах учреждена миссия, какой ее состав, какое вознаграждение получают миссионеры и имеются ли для них особые станы. Епископ Исаакий ответил, что в Томской епархии в противомусульманской миссии находится три миссионера. Один из них является помощником начальника миссии. Жалование каждому миссионеру с квартирными положено 950 руб., и сверх того помощнику на канцелярские расходы 150 руб., псаломщику, который исполняет обязанности учителя — 300 руб. и толмачу 150 руб. На подарки для новокрещенных 120 руб.

18 августа 1891 г. епископ Иустин в рапорте в Св. Синод просит об учреждении христианской православной миссии на юге Тобольской епархии, предлагая открыть три стана: в Каркаралах, Акмолинске и Атбасаре с назначением в каждой из них по миссионеру, а также помощников для них с толмачом. Кроме этого он предлагал по примеру Томской миссии назначить оплату миссионерам. Рапорт епископа Иустина Св. Синод передал в Совет Православного миссионерского общества, который 5 марта 1892 г. обсудил вопрос и утвердил выделить на содержание миссий на юге Тобольской епархии деньги в сумме 4470 руб. с тем условием, чтоб открытие и назначение миссионеров было произведено тобольским епархиальным начальством. С наличием денег вопрос о миссии на юге Тобольской епархии решился сам собой. И 30 апреля 1894 г. Св. Синод в указе на имя Тобольского епископа Агафангела (Преображенского) разрешил «открыть православную миссию среди киргиз, населяющих Тобольскую епархию».

Но возникла другая проблема — где взять подготовленных миссионеров, знающих местное наречение и способных заниматься миссионерской деятельностью. Епископ Агафангел обратился к протоиерею Е. А. Малову, который руководил миссионерскими курсами при Казанской Духовной Академии и учителю восточных языков профессору Машанову, прося их рекомендовать «достойных по своей нравственности, познаниям, любви и призванию к миссионерскому делу кандидатов». Те не оставили просьбу преосвященного без внимания и направили в Тобольск выпускников миссионерских курсов: Сергея Целерицкого и Александра Миропольского, которым владыка определил местом их пребывания в Каркаралинском стане, одному миссионером, а другому — псаломщиком и толчачем. Таким образом, 1 октября 1894 г. миссия наконец начала свою деятельность. В сентябре того же года на должность старшего миссионера в Акмолинский стан согласился переехать протоиерей из г. Березова — М. П. Путинцев, который до этого уже занимался миссионерской деятельностью в Кульдже и на Алтае. Псаломщиком в нее определили сына казака О. Власова — выходца из местного населения и знающего «киргизский язык». Не было миссионера лишь в Атбасарском стане, но и туда ожидали прибытия одного из выпускников миссионерских курсов при Казанской Академии.

6 ноября 1894 г. в Акмолинске совершилось первое обращение в христианство мещанина г. Петропавловска 20-летнего татарина Хуснаддина Гиматуддинова Хабибулина. Тот долгое время жил рядом с русскими в услужении у купеческого сына А. А. Кузнецова, был знаком с христианской верой, научился читать и писать. Еще год назад он хотел принять крещение в Петропавловске, но родители не дали ему своего разрешения. Вскоре в Акмолинск приехал миссионер протоиерей М. Путинцев и когда Хуснаддин узнал об этом, то «почувствовал такое сильное желание поскорее креститься, какого прежде никогда не испытывал». Правда идти к миссионеру он сам не решился и поделился об этом с церковным старостой, купцом И. С. Силиным, который и направил его в дом к миссионеру. В течение 10 дней ежедневно Хуснаддин ходил к миссионерскому священнику по вечерам, чтоб соплеменники не смогли узнать о его посещениях. Он выучил молитвы и Божии заповеди и лишь после этого был окрещен в Казачьей Константино-Еленинской церкви и наречен Николаем в честь святителя Николая Мирликийского.

Надо заметить, что планы тобольских миссионеров не желали ограничиваться лишь крещением инородцев. В дальнейшем они намеривалось обучить крещенных степняков занятию хлебопашеством и со временем «создать в степи киргизское оседлое христианское население, которое будет самым благотворным образом влиять на своих кочевых родичей в смысле привлечения их к христианству», надеясь тем самым изменить местное население как в духовном плане так и в новом устройстве их образа жизни. Трудно судить какие плоды приносила деятельность миссионеров на юге епархии. Документы об этом умалчивают. Наверняка кто-то из числа мусульман был окрещен, но говорить о массовом переходе степняков в православие не приходится.

Миссионерское дело росло и ширилось. 18 ноября 1901 г. непосредственно в Тобольске была открыта так называемая «противумусульманская миссия» [Елисеев. ТЕВ. 1901. № 24: 554]. В этот же день было окрещено 9 мусульман: трое в Тюменском Троицком монастыре, а остальные в с. Велижанском. Накануне была отслужена литургия у могилы святителя Филофея, считающегося одним из главных просветителей сибирских инородцев. Крещение было совершено на татарском языке и «с возможной торжественностью». В пользу новых новокрещенных в Тюмени было сделано пожертвование тюменскими купцами П. И. Матягиным и А. И. Текутьевым, а также взято с них обещание о строительстве специального здания для миссии. Кроме того, две татарских девочки школьного возраста из с. Велижанского были направлены на учебу в школу при Иоанно-Введенском монастыре.

Позднее епископом Антонием (Каржавиным) были вызваны несколько человек священнослужителей из числа крещенных татар с волжских городов. Из отчета Тобольской противомусульманской миссии за 1904 г. можно отметить: «все выписанные сотрудники служат без жалования за миссионерство, ведут беседы с русскими и татарами, представляют дневники. Сотрудники эти получили места в разных пунктах епархии: в Куларове, Вагае, Бегишеве и Кармаках. С татарами они говорят без запинок на Казанском наречии, что важно для здешнего татарина, так как они казанских татар считают выше и культурнее себя, ставя их обиход жизни и язык в образец. Местные же инородческие наречия отличаются крайней неустойчивостью и разнообразием» [Деятельность Прав… 1905. № 12: 165].

В том же отчете сообщается, что «особым усердием и умелым ведением дела отличался толмач — диакон Иоанн Петров, диакон Иоанн Купцов вел две беседы и представил дневник, написанный для большей точности на татарском языке. Михаил Патрушев в Кармаках убедил к принятию православия одного татарина. По прибытию на места каждому сотруднику выдавался словарь, сведения о христианской вере с переводом и прочие руководства» [Деятельность Прав… 1905. № 12: 166].

В 1904 г. был издан «Краткий русско-татарский словарь» и начато издание книги: «Об Иисусе Христе и Магомете». Словарь раздавался татарам бесплатно ректором Тобольской духовной семинарии и они охотно приходили в семинарию для его получения.

Наиболее яркой личностью среди миссионеров, работающих с мусульманами, являлся на тот период священник Ефрем Елисеев. Об этом говорят ряд его статей, регулярно появляющихся на страницах «Тобольских епархиальных ведомостей». В № 3 за 1906 г. он сообщал о выходе в свет новой книги, изданной миссионерским комитетом под названием «Русско-татарский разговор» или практические уроки русско-татарского языка. В своей статье он разъясняет, что членами комитета взята за основу близость сибирских татар с русским населением, благодаря чему ими принят новый татарский алфавит с использованием русских букв. Как известно у сибирских татар не было собственной письменности, а при написании они пользовались арабским алфавитом, что, на взгляд миссионера, не позволяло правильно передавать звучание отдельных слов.

Данный словарь предназначался для миссионерских проповедников, а также для учащихся семинарий, которым в дальнейшем предстоит общаться с местным татарским населением. В книге помещены общеупотребимые фразы, благодаря которым можно поинтересоваться о здоровье, о родстве и пр. на местном наречии. Завершает свою статью он оптимистическим высказыванием, что «книга окажется не бесполезной в руках читателя…».

В другой своей публикации за 1908 г. Ефрем Елисеев «разоблачает» священника Громова из Уфимской губернии, который якобы со всем своим приходом принял ислам. В пример Громову он ставит мусульманина Имадеддина (переводится как «столб веры»), который обратился в христианство, поскольку был не согласен с изречением пророка Мухаммеда, что «каждый смертный без исключения и сомнения попадает в ад». Елисеев приводит различные выдержки из газет «Санкт-Петербургские ведомости» за 11 июля 1907 г., из газеты «Колокол» за 28 октября 1907 г., на страницах которых велась полемика о переходе священника Ивана Александровича Громова в мусульманство. В своем «разоблачении» он говорит, что «леность и безответственность удовлетворения требований разнузданной плоти в мусульманстве, — все это и было причиною уклонения Громова в мусульманство». Он не считает, что Громов сменил веру из идеологический соображений, а скорее из чисто бытовых, а также из-за принадлежности «к революционной шайке» [Елисеев. 1908. № 7–8: 121–126].

В 1905 г. епископ Антоний пригласил для миссионерской работы нескольких крещенных татар, выпускников Казанской учительской семинарии. Они были направлены в близлежащие селения в 50–70 верстах от Тобольска, где находились также населенные пункты сибирских татар. Свои отчеты они направляли в виде дневников, которые были опубликованы в разных номерах «Тобольских епархиальных ведомостях» за 1906 г. Приведем отрывки из записей тех лет.

Из дневника сотрудника Тобольской противомусульманской миссии диакона Волкова.

«По своему происхождению я принадлежу к татарскому племени. Родился я 14 апреля 1879 г. в крещено-татарской деревне Казанской губернии. Образование я получил в Казанской крещено-татарской школе, которую кончил в 1896 г. со свидетельством на звание учителя сельских инородческих училищ. В сан диакона рукоположен 14 августа 1905 г. в село Дубровинское Тобольского уезда на штатную диаконовскую вакансию в Троицкой церкви.

В селе Дубровном насчитывается около 35 дворов жителей. В приходе — 15 деревень исключительно с русским населением. В районе этого прихода лишь одна деревня с мусульманским населением — Супринские юрты в 5 верстах от села, а так же — юрты: Катангуйские — 15 в., Ренчиповские — 20 в., за Иртышом Елташевские — 8 верст…» [Миссионерский отдел. ТЕВ. 1906. № 8: 153]. Население села приняло нового диакона с недоумением, поскольку раньше в их приходе диаконов не было, а содержать его приходилось на средства деревенской общины. Татары, которые посещали село к его приезду, отнеслись равнодушно и при встречах лишь здоровались с ним, а когда он пытался заговорить о «порочности их веры», то совсем стали избегать.

Он довольно подробно описывает историю, рассказанную ему местным священником Русановым. «Прислали мне из тобольского миссионерского комитета книги: „Русско-татарский словарь“ и „Об Иисусе Христе и Магомете“ для передачи мулле ближайших юрт. Я послал их мулле через волостное правление. Прошло порядочно времени … как вдруг приезжает ко мне мулла с женой как будто бы в гости … За чаепитием мулла неожиданно заявляет мне:

— Зачем ты, батька, прислал ко мне ваши книги?

— Мне так было предписано начальством, — отвечаю я.

— Напрасно, батька, так делаете: у нас на меня сердятся. Зачем, тебе, говорят, прислали русские книги и только тебе одному, а муэдзину нет. Ты уж, батька, пожалуйста, пошли и Муэдзину, а то мне одному от прихожан не хорошо».

В сентябре проповедник Волков встретил приехавшего в село татарина Муслима и заговорил с ним о том, что неплохо бы татарских детей (сыновей) научить русскому языку, поскольку «государство у нас русское, законы русские и живете вы среди русских так, что без знания русского языка и грамоты будешь плохой человек в государстве» [Миссионерский отдел. ТЕВ. 1908. № 9: 196]. Диакон предложил Муслиму отдать ему сына на обучение, на что тот согласился. Но на этом дело и закончилось. После этого миссионер не видел более ни Муслима, ни его сына.

Следующая его встреча состоялась в д. Лукиной с татарином, которого звали Кондрашкой или Кондратий. На удивленный вопрос миссионера: крещен ли он? тот ответил, что почти у всех сибирских татар есть православные имена, которые им дали местные жители. Но крещенного среди них нет ни одного. Тогда миссионер начал агитировать своего нового знакомого: «Кондратий! Вот ты носишь христианское имя, как хорошо было бы, если ты и сам стал христианином». На что «Кондратий поник головой и, не проронив в продолжение моей речи ни единого слова, простился со мной».

С Волковым приехала его сестра, которая тоже хорошо знала татарский язык и попробовала в беседе с местными татарами предложить им перейти в христианство, на что услышала: «переходи, девочка, в нашу веру: наша вера лучше вашей».

Далее миссионер знакомился и с другими татарами, приезжающими в село и с каждым из них пытался завязать беседу, предлагая им перейти в христианство. Но все его попытки оказались безрезультатны.

В конце октября вместе с приходским священником миссионер побывал в Супринских юртах, о чем сообщал в своем дневнике: «В этих юртах я впервые увидел жизнь татар. Первое впечатление было не в пользу инородцев. Как только приехали, повеяло на меня какой-то дикостью сравнительно с русскими. Дома и надворные постройки татар выдают их, как неисправимых лентяев, даже и мечеть с ее оградой готовы развалиться и свалиться прямо в Иртыш. Народ в умственном отношении стоит на самой низкой ступени развития. Я пришел к такому заключению, что беседовать нужно с некоторыми только, более развитыми татарами, а остальным просто проповедовать».

Оставим на совести автора его умозаключение о развитии сибирских татар, но из дневниковых записей видно, что за год проведенный в селе, миссионеру так и не удалось склонить ни одного человека к крещению. Ни один из его собеседников не пожелал принять взглядов, проповедуемых им.

Другой миссионер, приехавший также из Казани, Василий Дмитриевич Мрязев был направлен в с. Адбашское Тобольского уезда. Он сообщает, что из-за дальности расстояний до ближайших татарских селений (верст 30–75) он ни разу не побывал там, а беседовал лишь с теми татарами, кто приезжал в село. На все его высказывания, что «православие превосходит магометанство», в ответ он получал или возражения, а чаще всего молчаливое несогласие [Миссионерский отдел. ТЕВ. 1906. № 11: 252–257].

Еще один миссионер из Казани Иоанн Купцов, также рукоположенный в диаконы и направленный в с. Бегишевское Тобольского уезда сообщает, что татары к его появлению «отнеслись недоверчиво: на предложенные мною вопросы старались отвечать по возможности на русском языке, считая меня за русского, понимающего по-татарски». В местной школе обучалось два мальчика из татар. Сам он провел около 14 бесед, темы которых касались: «Страшного суда», «Почитание святых икон», «О постах», «О молитвах христианских» и т. п. В своем дневнике он пишет: «Для улучшения миссионерского дела, по моему мнению нужно обучать татарских детей русской грамоте бесплатно. Многие татары изъявили мне желание обучать своих детей русской грамоте в том случае, если учитель будет из татар, но не из русских, не понимающих татарского языка. Многих татар пугает плата за обучение». Он предпринял несколько поездок в татарские селения, пытаясь завести дружбу с местным муллой. Но при этом допустил несколько нетактичных выражений по поводу мусульманской веры и мулла просто не стал с ним разговаривать, уйдя из дома. Все другие его беседы имели один и тот же результат: татары приглашали миссионера вернуться обратно в мусульманство и ни та, ни другая сторона друг друга не понимала.

Из дневника другого миссионера — Гурия Кассиановича Михайлова мы узнаем, что он родился в Уфимской губернии в семье из «старо-крещенных татар», закончил курс в Казанской учительской школе для крещенных татар, а затем Казанскую учительскую семинарию. Некоторое время был сельским учителем, затем рукоположен в сан священника и направлен в Карачинский приход Тобольской епархии, куда прибыл 5 мая 1905 г. Он сообщает, что коренное русское население приняло его весьма радушно и стали спрашивать давно ли он крестился, поскольку раньше крещенных татар в селе никогда не было. Он объяснил жителям, что его предки были крещены еще во времена покорения Казани Иваном Грозным и всего его их в Поволжье около 200 000 крещенных татар. Все они разговаривают на родном языке и учатся в татарских школах, а желающие поступают в инородческую учительскую семинарию, чтоб затем стать учителями инородческих детей. Для этих целей в Казани открыта миссия священником Василием Тимофеевичем Тимофеевым. При ней в начале 60-х гг. стали заниматься переводами главным богослужебных книг на татарский язык. Причем первоначально использовали арабский алфавит, но вскоре оказалось, что «арабские буквы бесполезны и неудобны для татарского языка», поскольку арабский алфавит не соответствует звукам тюркских наречий« [Миссионерский отдел. ТЕВ. 1907. № 6: 156]. В дальнейшем стали использовать русский алфавит и «народный разговорный язык».

Миссионер отмечает, что дело Тобольской противомусульманской миссии складывается не совсем легко, «потому что здесь приходится иметь дело уже не с крещенными татарами, а с татарами-магометанами, в высшей степени фанатиками, которых убедить креститься очень трудно». Он считает, что в короткое время вряд ли что можно изменить, поскольку не готова еще материальная база, нет пособий для бесед.

Перед приездом священника Михайлова в 1905 г. в Карачино сгорела церковь, а потому первое, чем ему пришлось заняться — это строительством нового храма. Но в июне месяце он сумел выкроить время для перевода на татарский язык»Рукописи о. миссионера Елисеева о превосходстве христианской религии над магометанской…«.

Первая его беседа с татарами произошла на берегу Иртыша возле перевоза. Она, как и беседы у других миссионеров, закончилась тем, что каждая из сторон осталась при своем мнение и другие его беседы положительных результатов не дали. В его дневнике есть запись о том, что в Карачино находится «министерская школа», в которой татарские дети не обучаются [Миссионерский отдел. ТЕВ. 1907. № 7: 190].

За 1909 г. противомусульманской деятельностью в Тобольской епархии занималось 11 сотрудников. Ими сообщалось, что в Тобольской епархии по четырем уездам (22 инородческие волости) насчитывается 70 000 душ, исповедующих ислам. За истекший год миссионерами «присоединено к православной церкви» 12 душ обоего пола: 4 мусульманина, 5 евреев, 1 лютеранин, 1 католик и 1 «малоканка». Просвещено Св. крещением со дня открытия миссии 76 душ из 39 семейств; большинство новокрещенных проживало в Тюмени и окрестностях [Отчет тобольского епархиального комитета… ТЕВ. 1910. № 16: 6].

В начале 1910 гг. в Абатскую волость Ишимского уезда на поселение были сосланы 5 крестьян из Казанской губернии, принадлежащие к мусульманской секте «Васьевцев» или «Божьему полку». С первых дней пребывания в Сибири они принялись за агитацию, в основном на сельских ярмарках в Ишимском и Ялуторовском уездах, разъясняя основополагающие идеи своей секты. Основателем секты является житель г. Казани некто Ваисов, который за основу всего учения принял полное неподчинение правящей власти, а, следовательно, и Российскому правительству и законам империи. Согласно представлениям сектантов отрицание власти изложено в Каране, «власть … принадлежит одному только Богу» [Елисеев. ТЕВ. 1912. № 5: 75–80]. Сектанты отвергали военную службу, не платили налоги, а в присутственных местах не снимали шапок перед портретом Государя, отказывались приветствовать и представителей власти. Миссионерам Тобольской епархии предстояла нелегкая задача по борьбе с влиянием новой секты.

Св. Синод в октября 1911 г. на своем заседании обсуждал мероприятия «по противодействию исламской пропаганде среди мусульман России» [Колокол. 1911. № 16058]. Отмечалась «фанатичная ненависть ко всему русскому и христианскому искусно и искусственно раздуваемое мусульманским духовенством», а также сепаратный характер их деятельности.

Указом Св. Синода от 2 марта 1911 г. за № 3044 в Тобольской епархии открыта должность епархиального противораскольнического и противомусульманского миссионера-проповедника с жалованием в 3000 руб. в год [Миссионерский отдел. ТЕВ. 1911. № 11: 132].

Весьма знаменательным событием для миссионерства Тобольской епархии явилось издание в 1910 г. в Санкт-Петербурге книги «О единой истинной вере» [Елисеев. ТЕВ. 1910. № 12: 277–282] (автор Е. Елисеев). Тема издания: «обличение мохаммедданства». Выходу книги предшествовала большая работа по согласованию ее содержания и иллюстраций с высшим духовным начальством и согласно указу Св. Синода от 9 сентября 1906 г. за № 9680 она была напечатана в Санкт-Петербургской синодальной типографии в количестве 1000 экземпляров. Объем книги 281 страница с 5 рисунками. Большая часть тиража была направлена в Тобольск, Казанскую, Омскую и Томскую епархии. Автор заметки сообщает, что первоначально печатать книгу планировалось в Тобольске. Уже собирались закупить арабский шрифт, но потом разобрались, что «мы тем самым положили бы начало татарской типографии, татары бы стали печатать брошюры и сборники против христианского направления; у татар сейчас лежит в губернском правлении разрешенное ходатайство об открытии татарской типографии в Тобольске». Поэтому была найдена типография в Петербурге, издававшая газету на татарском языке «Ульфет» (Просвещение). Но издатель «оказался не состоятельным и за дела свои был принужден скрыться в Китай». Поэтому корректуру Елисееву пришлось взять на себя, поскольку столичные редакторы не знали многих слов из местных наречий, а также употребляемых в Сибири оборотов «сартских и бухарских слов». В связи с чем Елисееву «за разъяснением приходилось постоянно обращаться к дворянину-мусульманину А. Кульмаметьеву за 16 верст от Тобольска». Этим и вызвана задержка в издании, длившаяся с 1906 по 1910 гг. Ефрем Елисеев утверждает, что его книга «единственная в своем роде» и подобное издание было осуществлено лишь Алтайской миссией.

Подводя итог миссионерской деятельности Тобольской епархии среди мусульманского населения края, можно сказать следующее:

1. Православная церковь долгие годы не могла даже помыслить об агитации среди татарского населения, поскольку ей противостояла хорошо отлаженная система исламского духовенства. Коренное татарское население исповедовало ислам, считая его «своей верой», а православие — верой русских.
2. Первые попытки миссионерской деятельности предпринимаются лишь в 60-е годы XIX в. на южных рубежах епархии среди степняков (казахов), которые на взгляд местных духовных властей были менее стойки и привержены исламу.
3. Инициатива открытия миссии на юге епархии исходила не от местных духовных властей, а была инициирована из столицы. Тобольские духовные власти не были готовы к подобной деятельности, а поэтому всячески уклонялись от решительных шагов в этом направлении.
4. Опыт открытия миссионерской школы по инициативе епископа Авраамия оказался неудачным. Деятельность ее продолжалась не более года.
5. Конкретные шаги по открытию миссионерских станов на юге епархии стали возможны благодаря выделением из центра денежной суммы на содержание проповедников в 1894 г. Самих миссионеров пришлось выписывать из Казани.
6. Среди западносибирских татар в центральных районах епархии довольно слабая миссионерская деятельность началась лишь в начале XX в. и опять же силами приезжих миссионеров, но желаемых результатов она не принесла.
7. Таким образом, в целом можно сделать заключение, что вся «противомусульманская» деятельность в Тобольской епархии не могла решить поставленной перед ней задачи при немалом вложении средств и сил. Это лишний раз говорит о том, что идеи, спущенные сверху, на местах воплощаются далеко не всегда.

ЛИТЕРАТУРА

1. Малеревский Г. ТЕВ. 1894 г. № 15, 16.
2. Деятельность Прав. Миссион. Общества в Тоб. епархии// ТЕВ. 1905. № 12.
3. Ефрем Елисеев. Замечательный день в жизни Тобольской миссии. ТЕВ. 1901. № 24.
4. Ефрем Елисеев. Миссионерская хроника. ТЕВ. 1912. № 5.
5. Ефрем Елисеев. От Тобольской миссии. ТЕВ. 1908. № 7–8, 1910. № 12.
6. Колокол. 1911 г. № 16058.
7. Миссионерский отдел. ТЕВ. 1906 г. № 8, 9, 11; 1907. № 6, 7; 1911. № 11.
8. Отчет тобольского епархиального комитета высочайше утвержденного православного миссионерского общества. ТЕВ. 1910 г. № 16.
9. Полное собрание русских летописей. Сибирские летописи. Ч. 1. Группа Есиповской летописи. М. 1987.
10. Софронов В. Ю. Светочи земли сибирской. Екатеринбург. 1998.