Распространение православия в Сибири (XVI–XVII вв.)

Проблеме возникновения и становления православия в Сибири среди русского населения в публикациях как дореволюционных, так и авторов нашего времени уделяется значительное внимание. Сложилось даже такое понятие, как «историки сибирской церкви», к которым принадлежат имена Н. А. Абрамова, А. И. Сулоцкого и др. В начале XX столетия в «Тобольских губернских ведомостях» публикуются работы Н. Бирюкова, посвященные истории тобольской семинарии. Под редакцией Н. С. Половинкина выходят сборники «Религия и церковь в Сибири», где рассматриваются вопросы становления православия в Сибири. Однако следует заметить, что если дореволюционные авторы в большинстве своем давали позитивную оценку деятельности православной церкви, то исследователи советского периода (придерживающиеся в основном атеистических воззрений) наряду с объективными оценками характеризовали этот сложный процесс, исходя из общепринятого в то время лозунга: «Религия — опиум для народа».

Между тем не рассмотрен аспект освоения Сибири в духовном плане в период с конца второй половины XVI и по XVII веков, когда православие делало лишь первые шаги на только что заселенной русскими переселенцами территории. Многие факты говорят о том, что процесс освоения Сибири в духовном плане шел неоднозначно. Примеры тому — послания первых сибирских архиепископов к царю и патриарху, приведенные в работах П. Н. Буцинского. Мировоззренческие взгляды человека рассматриваемого периода довольно подробно разбираются в работах Б. А. Успенского и Ю. М. Лотмана, где они в частности дают характеристику православного антиповедения при смене русским человеком местожительства или во время путешествия.

Зададимся вопросом: что значило для русского православного человека переселиться на новое место жительства? Это не только физическое его перемещение в пространстве, но и перенос всех тех традиций, обычаев и верований, иначе говоря, мировоззренческих представлений, которые были для него свойственны в тот или иной период. На новом месте православный человек должен был не только заботиться о своем пропитании, безопасности, но и исправлять духовные потребности, то есть молиться, исповедоваться, причащаться и т. п. Этим объясняется наличие походных часовен в военных отрядах, а также присутствие священников во время походов русских полков. Широко известны факты строительства на месте закладки будущего острога так называемых церквей-однодневок. Так было в Тюменском, Тобольском, Березовском, Сургутском острогах и пр. То была не только дань традициям, а насущная необходимость, без чего человек той эпохи не мыслил свое пребывание на новом месте даже в течение одного дня.

Мироощущение человека XVI—XVII веков во многом отличалось от современного, и судить о нем мы можем лишь на основании источников того периода. Б. А. Успенский в работе «Дуалистический характер русской средневековой культуры» [1] достаточно убедительно показывает, что русский православный человек воспринимал те или иные земли как «чистые» и «нечистые», то есть праведные и грешные. Исходя из этого, Ю. М. Лотман выдвинул предположение, что для верующего человека «движение в географическом пространстве становится перемещением по вертикальной шкале религиозно-нравственных ценностей, верхняя ступень которых находится на небе, а нижняя — в аду» [2]. При этом рай и ад также мыслятся в пределах географического пространства, то есть их можно реально посетить. Б. А. Успенский отмечает, что «проникновение человека в ад или рай в средневековой литературе всегда мыслилось как путешествие, перемещение в географическом пространстве. География, таким образом, представлялась как разновидность этического знания» [3].

Еще в XIV веке в описании путешествия новгородских мореплавателей сообщается, как они во время своих скитаний видели «ад», а затем попали на остров, который оказался «раем». В 1648 г. сибирские крестьяне собирались спуститься вниз по р. Оби, заявив, что «они поедут к Солнцевой матери» [4]. Подтверждение этому находим и в «Летописи Московской» за 1613 г., где сообщается:

«Русские, особливо знатного рода, согласятся скорее уморить, нежели отправить своих детей в чужие земли. Они думают, что одна Россия есть государство христианское; что в других странах обитают люди поганые, некрещеные, не верующие в истинного Бога; что их дети навсегда погубят свою душу, если умрут на чужбине между неверными, и только тот придет прямо в рай, кто скончает свою жизнь на родине» [5].

Сама Россия (Русь, Московское государство) воспринималась традиционно русским населением как «святая» (не считая Святой Земли), то есть все остальные страны были «нечистыми», а следовательно, все побывавшие в иноверческих странах впадали в грех, оскверняли себя. На исповеди священник обязательно задавал вопрос: «В татарах или латынях в полону, или своею волею не бывал ли еси?». И в случае положительного ответа накладывалась епитимья. Во времена Петра жены молодых людей, которых отправляли за море, облачались в траур. При этом вовсе неважно было, в какую землю попадал путешественник или пленник — в западную или восточную, все они считались «нечистыми» по представлениям православного человека.

Первым этапом проникновения православия в Сибирь, на наш взгляд, стал поход дружины Ермака и последовавшее затем строительство первых сибирских городов. Летописец, говоря о походе Ермака в Сибирь и появлении там христианства, называл «костелами» мусульманские мечети:

«И посла их Бог очистити место, где быти святыне, и победити бусурманского царя Кучюма, и разорити богомерзкие и нечестивые их капища и костелы… И от казаков поставишася грады и святыя Божия церкви воздвигошася и благочестие просияша. Отпаде вся бесовская служба и костелы, и требища идольская вся разорися и сокрушися и боговидение всадися…» [6].

Здесь мы видим прямое указание летописца на главную цель похода — очищение сибирской земли от «богомерзостей». И нет речи о расширении Руси и присоединении к ней территории соседнего государства. О «прирастании России Сибирью» будет заявлено много позже. Летописец же воспринимает деяние дружины Ермака именно как подготовку сибирской земли к приходу туда православия. Следовательно, деяния дружины Ермака необходимо воспринимать не только как подвиг воинский, но и духовный, нравственный.

В летописях, описывающих этот поход, имеются слабые намеки на присутствие в войске монахов, священников, походной часовни и пр. Неясен вопрос конфессиональной ориентации шедших вместе с казаками выходцев из «литвы», «немцев» и «татар», но, надо полагать, что в большинстве своем участниками похода являлись православные христиане, для которых Сибирь традиционно была землей «басурманской», «нечистой». Зато имеются прямые указания, что для решающей битвы при Чевашском мысе Ермак, специально выждав время, избрал день святого Дмитрия Солунского — небесного покровителя православного воинства, который в дальнейшем стал и покровителем всей Сибири. Позже С. У. Ремезовым были заложены известные Дмитриевские ворота, а в XIX веке учреждено одноименное православное епархиальное братство. Таким образом, говоря о первом этапе освоения Сибири, мы должны рассматривать процесс ее присоединения и с позиций духовно-нравственных, ориентироваться на моральные ценности, свойственные человеку той эпохи.

Ко второму этапу выше названного процесса можно отнести учреждение Сибирской епархии с размещением архиерейской кафедры в Тобольске и назначение на нее (8 сентября 1620 г.) первого архиепископа — Киприана (Старорусенина). Этому предшествовало открытие во вновь основанных сибирских городах православных храмов и монастырей при их подчинении в разное время епископам Казанской, Ростовской или Вологодской епархий. Как писал П. А. Словцов:

«Политическое возобладание русскими Сибирью равномерно совершалось и в христианском разуме, через сооружение часовен, церквей, монастырей и соборных храмов. Общее правило тогдашних русских: где зимовье ясачное, там и крест или впоследствии часовня» [7].

Первому сибирскому архиепископу было предписано «достойно пасти словесное стадо», заботиться о чистоте нравов, обращать ко Христу магометан и идолопоклонников, и «да проповедь слова Божия растет и множится».

10 января 1621 г. обоз сибирского владыки выехал из Москвы и в первый сибирский город, Верхотурье, прибыл лишь 12 марта, где вынужден был оставаться более двух с половиной месяцев. Столь длительное путешествие объясняется отнюдь не трудностями пути, а иными причинами, которые преосвященный подробно изложил в своем письме к патриарху. Дело в том, что священнослужители, направленные с ним «по государеву указу, а не по доброй воле», числом 59 человек, едва ли не все или отказались ехать в Сибирь или разбежались в пути: «попы ехали все по сторонам, своим произволом, как кто хотел, для самовольства и пьянства». Когда же церковнослужителей собрали и направили к дожидавшемуся их владыке, то, «как съехались они в Верхотурье, то подняли шум и слезы и вопли с женами и детьми и говорили — Бог судит их разлучника, кто разлучил их с домами, родом и племенем, да и едучи с Верхотурья по всем сибирским городам и в Тобольске тех своих речей не переменили … говорили непригожие слова про патриарха, а мне бесчестие многое учинили…» [8]. В результате в Тобольск преосвященный прибыл лишь 19 июня. Здесь он нашел среди вверенной ему паствы «великое нестроение», которое заключалось в том, что многие русские люди ходят без крестов, едят «всякую скверну» вместе с инородцами, живут «не по закону» с калмыцкими, татарскими и вогульскими женами, кровосмесничают — женятся на сестрах двоюродных и родных, на дочерях своих, «блудом посягают» на своих матерей и дочерей, закладывают жен на сроки, а те люди, у которых они бывают в закладе, живут с ними и «блуд творят беззазорно» до тех пор, пока мужья их обратно не выкупят. К тому же архиепископу стали поступать многочисленные жалобы от сибиряков, в которых они жаловались на отсутствие в их селениях церквей; у других же они и были построены, но стояли «без пения» из-за отсутствия священников; практически повсеместно отсутствовали духовные книги, колокола и пр. Письма обычно заканчивались тем, что младенцы умирают без крещения, взрослые — без покаяния, что некому хоронить, венчать и т. п.

На наш взгляд подобное положение сложилось в Сибири не столько из-за распущенности местного населения и отсутствия твердых моральных устоев, сколько по причине своеобразного стереотипа поведения в стране, не освященной «благодатью Божией». Очень наглядно свое мироощущение во время пребывания в иноверческих странах передает известный купец и путешественник Афанасий Никитин. В его сочинении, известном как «Хождение за три моря», подробно разбирается духовная сторона жизни православного человека, оказавшегося на чужбине. Описываемые им особенности поведения имеют как бы перевернутый характер, т. е. относятся к плану антиповедения (см. Успенский. Избранные труды. Т. 1, С. 265). Так молится он на «нечистой» земле на «басурманском» же языке, состоящем из смеси татарского, персидского и арабского, поскольку применение святого церковнославянского языка, на его взгляд, кощунственно; православных постов не соблюдает, не празднует Пасху и других церковных праздников, а живет по законам и обычаям той страны, где находится. При этом сам он остается человеком сугубо православным. «Соответственно, очутившись в месте нечистом, Афанасий Никитин оказывается вынужденным вести себя НЕПРАВИЛЬНО, что выражается как в речевом, так и в обрядовом поведении. Подобно тому, как невозможность последовательно молиться по-церковнославянски может приводить к молитве на «басурманском» языке, так и практическая невозможность соблюдать православные обряды приводит в ряде случаев к соблюдению «басурманских» обрядов; иными словами, в обоих случаях невозможность придерживаться правильного поведения приводит к антиповедению» [9].

Вызывает недоумение и поведение священнослужителей, прибывших непосредственно с архиепископом Киприаном. Об этом он сообщает патриарху следующее: «… те попы с ним, архиепископом, в соборе в церковных службах быть не хотят и в церкви не служат и его ни в чем не слушают, да кроме того выставляют на него ропот великий и государева денежнаго и хлебнаго жалованья не взяли и живут самовольством». «Не лучше себя вели в Тобольске и разные старцы, певчие дьяки, приказные и дворовые люди, данные Киприану. И на них с самого приезда в Тобольск архиепископ жалуется, что они просятся в Москву и «приходят к нему зоговором с шумом…» А когда Киприан их не отпустил, то «24 генваря 1622 г. во время заутрени келейник, старец Никифор, певчие дьяки четыре человека, приноровя ключ, отомкнули замок у сеней, взломали ящик и вытащили из него денег 90 р., а так же однорядку английского сукна…» Затем, накупив самопалов и пороху и соединившись с другими архиепископскими людьми, побежали из Тобольска на Русь» [10].

Как объяснить такое поведение церковнослужителей? Подобных случаев всеобщего непослушания владыки в других епархиях на тот период не отмечено. Тут можно выдвинуть множество предположений: оторванность от близких, от привычной среды обитания, суровость климата, неустроенность быта и т. п., — но не нужно сбрасывать со счетов и негативного отношения духовенства к сибирской земле как не освященной Богом, «поганой», иноземной, нехристианской. Со временем положение дел меняется в лучшую сторону, но тому предшествует ряд событий, которые говорят о том, что в понимании православного населения Сибирь становится не просто русской территорией, но на нее распространяется Божие благословление.

«В 1636 г., 25 июля, в Тобольске явилась одной жене пресвятая Богородица с чудотворцем Николаем, повелевая сказать о своем святом явлении архиепископу, воеводам и всем христолюбивым людям, чтоб во имя ее святого, честнаго и славного знамения, которое было в Новгороде, воздвигнули в Тобольском уезде, в селе Абалак, другую церковь подле Преображения церкви» [11].

Именно это событие, произошедшее через пятьдесят лет после основания первого сибирского города (1586 г.), следует считать третьим этапом духовного освоения Сибири как православной земли. Само знамение верующими людьми было воспринято как покровительство Богородицы над вновь приобретенным краем. (Кроме того, Богородица почитается и как заступница России). В 1642 г. произошло обретение мощей первого сибирского святого — Василия Мангазейского [12]. Хотелось бы подчеркнуть, что это обретение случилось в одном из самых северных пунктов проживания в Сибири русских поселенцев на тот период. В том же году (1642 г.) скончался блаженный Симеон Верхотурский, признанный праведным еще при жизни [13]. Верхотурье — самый западный сибирский город. И, наконец, в 1697 г. скончался старец Далмат (почитающийся как местный святой) [14]. Им был основан на берегу Исети монастырь, носящий его имя — один из самых южных сибирских монастырей.

Таким образом, говоря о распространении православия в Сибири в XVI—XVII веках, мы можем выделить три основных вышеназванных этапа, во время которых общность государственной территории становится и общностью культурной, общерелигиозной. Несомненно, что православная церковь сыграла огромную, если не главнейшую роль в становлении Сибири как части российского государства. Уже в XVIII веке началась активная миссионерская деятельность как на северных, так и на восточных и южных окраинах Сибири, которая привела к окончательному распространению и закреплению православия в крае.

ЛИТЕРАТУРА

1. Успенский Б. А. Избранные труды. Т.I. М., 1994. С. 254.
2. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Труды по знаковым системам. Вып. II. (УЗ ТГУ. Вып. 181) Тарту, 1965.
3. Успенский Б. А. Указ. соч. С. 265.
4. Чистякова Е. В. Томское восстание 1648 г. // Русское население Поморья и Сибири (период феодализма): Сборник памяти член-корреспондента АН СССР Виктора Ивановича Шункова. М., 1973.
5. Кондрат Буссов Московская хроника: 1564—1613. М.–Л., 1961.
6. Полное собрание русских летописей. Т. XXXVI. СПб.–М., 1841–1989. С. 120.
7. Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. Кн. 1. М., 1836. С. 36.
8. Буцинский П. Н. Открытие Тобольской епархии и первый тобольский архиепископ Киприан. Харьков, 1891. С. 15.
9. Успенский Б. А. Указ. соч. С. 268.
10. Буцинский П. Н. Указ. соч. С. 41, 42.
11. Буцинский П. Н. Сибирские архиепископы: Макарий, Нектарий, Герасим. Харьков, 1891. С. 45.
12. Словарь исторический о русских святых. М. 1991. С. 51; Москва православная. М., 1994. С. 293.
13. История русской церкви. М., 1991. С. 522; Словарь исторический о русских святых. С. 219.
14. Русский биографический словарь. СПб., 1905. С. 41.