Северное миссионерство глазами современников

О северном миссионерстве написано множество научных статей, защищено диссертаций, но эта тема интересна и поныне. Несомненный интерес представляют собой публикации по названной тематике дореволюционных авторов, некоторые из которых являлись не просто наблюдателями, но и участниками тех давних событий. Предлагаем вашему вниманию подборку основных положений из статей, помещенных в разные годы в газете «Тобольские епархиальные ведомости».

Предложения о реорганизации миссий Низового края профессора Якобия

На заседании тобольского епархиального Братства Димитрия Солунского 26 марта 1895 г. был заслушан доклад заслуженного профессора Казанского университета, почетного члена Тобольского Епархиального Братства Димитрия Солунского миссионера Аркадия Ивановича Якобия.

Его сообщение было посвящено обзору совершенной им поездки в Надым. Ее цель заключалась в том, чтоб найти место для размещения на севере Тобольской епархии еще одной православной миссии [1].

Свое путешествие он начал 4 декабря 1894 г. Продолжалось оно более месяца. Еще в сентябре 1894 г. во время поездки Тобольского епископа Агафангела в Березов встал вопрос об открытии миссионерского стана в Надыме. С этой целью профессор Якобий вместе со священником Герасимовым и предпринял поездку в Надым для выяснения целесообразности размещения там миссионерского стана.

«Прежде чем отправиться в Надым, я, само собою разумеется, старался разузнать что-нибудь об стране чрез расспросы бывавших там людей. Но многого узнать мне не удалось. В Обдорске один почтенный человек, проживший в Надыме более 20 лет, на все мои расспросы о климате, травах, лесах, птичках певчих, бабочках давал один ответ: „не знаю, мне некогда было, я рыбу ловил“. От одного торгового (Мамеев — спутник Хондажевского) я узнал о Надыме следующее: летом поют пташки мелкие; место теплее Обдорска; в половине июня трава выше четверти; весной бывают гуси и утки и вероятно лебеди. На Паули (остров в устье р. Надыме у правого берега) место низкое и в большую воду приходится жить на вышке. Ко времени замерзания реки, бывают сильные северные ветры, нагоняющие много воды. Рыбный промысел прежде был очень большой, а теперь русло Оби и устье Надыма заметалось землею и промысел пал. Надым лежит на самом тракту низовых самоедов. От Надыма идут две дороги: одна в Обдорске (хой-йош), другая — к р. Полую. По Надыму растут ель, кедр и лиственница; повыше есть и сосна. Леса эти много лучше Полуйских; на Паули для топлива пользуются самоплавником из р. Надыма, который иногда бывает сажен в 10 длиною. Сплавлять лес можно, и всего лучше после льда в продолжении июня месяца».

Экспедиция профессора 14 ноября 1894 г. направилась из Обдорска на 5 нартах. В первый день они проехали около 40 верст до одной из стоянок инородцев. В Оксарских юртах три семьи согласились переехать в Надым на постоянное жительство. На пути к Пуйко члены экспедиции потеряли дорогу, а попросту говоря, заблудились и выручила их «удивительная способность самоедов находить дорогу в снежной равнине». Вскоре они прибыли в местность Хе, где стояло 4 дома «торговых людей». Далее берег реки с редкими лиственницами оказался изрезан оврагами, и подобная пустынная местность тянулась до русского поселения Шуги (Сугей-йя). Причем, как указывает путешественник, местность эта очень неудобна для поселения из-за полного отсутствия там леса. Далее они ехали вдоль Оби, останавливаясь на ночлег у кочевых самоедов.

29 ноября из Шуги они направились далее и 1 декабря достигли р. Надым, который в устье разветвлялся на несколько течений, образуя острова. На этих островах растут березы, ели, а также лиственница. Наряду с прочими хвойными деревьями в тех местах путешественники встретили и кедровые деревья, который они посчитали самым северными для северо-запада Сибири. В своем выступлении профессор Якобий сообщил: «Я нашел первый самый северный кедр — ясное доказательство того, что эта местность должна быть пригодна для миссионерского стана… Кедр может служить климатическим признаком. По понятиям некоторых инородцев Сибири одинокий кедр в лесу другой породы придает месту какое-то особенное значение».

Какого-либо жилья на берегу Надыма найти не удалось кроме одинокого чума, в котором размещалась семья самоедов. Затем они проехали около 30 верст к югу, к вершине реки, где нашли довольно густой кедровый лес, на основе чего сделали вывод, что: «Где растут кедры, там климат не настолько суров, чтобы нельзя было заниматься скотоводством и огородничеством. Где есть глина, там можно делать кирпичи и иметь разнообразные вещи из глины».

Для того, чтобы найти место для миссионерского стана профессор Якобий собрал нескольких старейшин и обратился к ним с вопросом: «Нам нужно место для русской церкви и для казенного магазина. Что на это скажете?» На что получил ответ: «Мы согласны, только одного боимся, что с русской церковью как бы не пришли зыряне; если будут зыряне — не русской церкви и ничего не надо. От зырян всякая обида идет — и воровство, и торговля водкой, и обманы; они портят наши ягельные пастбища, потому не жалеют их и пасут оленей не правильно; жгут леса и нет на них никакой управы». Но профессор пообещал им, что местное начальство не позволит зырянам заниматься воровством и торговлей водкой, на что собравшиеся лишь промолчали.

Обратный путь они проделали по другому маршруту: «По так называемой северной горе, по той дороге, которая называется хой-йош (горная дорога). У амп-югана (собачья река) крутой спуск. Направо от пути небольшое озеро и бай-то (талое озеро)».

6 декабря в день Чудотворца Николая путешественники находились в селении, где самоеды зажигали перед иконами Чудотворца свечи и делали друг другу подарки. Здесь их настиг буран, который они пережидали три дня. 14 декабря они въехали на холм (Тюнде) — самое высокое место хой-йоша. Там они нашли жертвенное место, где самоеды закалывали оленей перед деревянными идолами, занесенными снегом. С холма к северу виднеется берег р. Оби, а к югу — Полуя.

«В последний раз мы поставили свой чум у йем-югана (хорошая река), где обдорские жители вырубили все, что можно было срубить; остались только одни пни».

Здесь же приводится подробное описание состава экспедиции и имена их участников (по размещению их на нартах):

1. Вожатый, старший сын Хытту, прокладывающий дорогу — 3 оленя;
2. Хытту (самоедский старшина) — 4 оленя;
3. Толмач Нелеко (сын старшины) — 3 оленя;
4. Катерина (жена старшины) с платьем под красным сукном — 3 оленя;
5. Четыре доски пола чума, железный лист, мешок с домашними пожитками и два ковра из прутьев — 2 оленя;
6. Платье самоедов — 2 оленя;
7. Тахты (оленьи постели), травяные ковры и прочее — 2 оленя;
8. Ящики с провизией — 2 оленя;
9. Долгая нарта с двумя основными жердями, с половиною жердей чума и одною нбюгойю — (покрышка чума) — 2 оленя;
10. Дочка самоеда с платьем и собака со щенком — 3 оленя;
11. Доски чума — 2 оленя;
12. Меховые вещи, лыжи, луки — 2 оленя;
13. Ящик с вещами — 2 оленя;
14. Две нижние ньюги, верхняя покрышка чума, платье — 2 оленя;
15. Долгая нарта с другою половиною жердей чума, ньюга верхняя и котлы — 2 оленя;
16. Самоедка (посторонняя) с дочкой (для работы при постановке чума) — 2 оленя;
17. Вещи этих самоедок — 2 оленя;
18. Тоже — 2 оленя;
19. Нарты с остальными меховыми вещами и дрова для растопки костра в чуме — 2 оленя;
20. Миссионер и тага (мальчик-сирота Николай, принятый старшиной в свою семью) — 4 оленя;
21. Стражник — 3 оленя;
22. Товарищ в пути — самоед (посторонний) — 2—3 оленя.

Всего в запряжке было 54 оленя; кроме того, 30 оленей бежали на свободе, на всякий случай. Для того, чтобы миссионер мог не стесняя кочевого населения беспрепятственно во всякое время (зимою) переезжать куда ему нужно, для этого самое лучшее иметь ему в распоряжении свой чум с собственным стадом оленей. Чтобы стадо давало хороший доход, и чтобы расходы к содержанию его вполне окупались, число оленей должно быть не менее 300 и не более 2000 (если более, то отделяют другое стадо)«.

Из доклада профессора Якобия можно сделать вывод, что он предлагал православным миссионерам приспосабливаться к условиям северной жизни инородцев, для чего самому вести кочевой образ жизни.

Далее профессор довольно подробно описывает, как ставится чум, разводится огонь и прочее бытоописание жизни инородцев. На наш взгляд наибольший интерес представляют этнографические данные о численности местного населения в районе Обдорска и Надыма.

В докладе приводятся следующие данные: «Через Надым направляются в Обдорск низовые самоеды в числе 19 ватаг и 478 семей для сдачи ясака и для покупки муки и прочих припасов и материалов, необходимых для них. Но Обдорск место слишком отдаленное для самоедов (500 верст); поэтому следует ходатайствовать перед гражданским начальством, чтобы сделано было распоряжение о приеме ясака при миссионерском стане Надыма, где должен быть устроен казенный магазин с мукою и прочими товарами, необходимыми для северных инородцев. Это будет удобно и для тех, которые живут в Надыме, а в Надымской стране надымских остяков, говорящих только по самоедски живет 28 семей».

Здесь же профессор Якобий приводит фамилии следующих родов: Ваху — 9 ясачных семей, Вануйта — 12, Янде — 9, Лапсуй — 83, Ненянг — 39, Яптунге — 75, Неруй — около 10, Нгадер — 44, Яр — 67, Янду — 19, Тогой 17, Пяся — 11, Сегой 15, Тасагурчи — 9 и Сюней — 6 семей.

Во время экспедиции профессору показывали письмо с подписью 78 семей самоедов с полуострова Ямал, которое было направлено в Петербург с просьбой разрешить сдачу ясака в Надыме, а не в Обдорске. При этом они объясняют свое нежелание совершать поездки в Обдорск тем, что это не по силам особенно для бедных семей, которым приходится прибегать к услугам богатых соплеменников, а те выполняют их просьбы отнюдь не бескорыстно. Они ссылаются так же и на ту причину, что вблизи Обдорска очень мало ягеля. А во время их поездок постоянно происходила кража оленей и, кроме того, мало кто из приезжих не заходил в кабак, а после этого возвращался в родные края без каких-либо припасов, а то и в качестве попутчика на чужих нартах.

Подводя итог сообщению профессора-миссионера хочется заметить, что миссионерский стан на реке Надым так и не был открыт и для сдачи ясака аборигены еще долгие годы совершали длительные поездки в Обдорск. Но само путешествие и высказанные затем предложения заслуживают того, чтоб о них вспомнить и отдать должное неутомимым подвижникам по просвещению северных народов, привития им основных навыков русской культуры. Благодаря деятельности таких энтузиастов как профессор Якобий происходило медленное сближение коренного северного населения с их русскими собратьями. И не их вина, что это сближение происходило столь медленно.

Об «угасании инородцев»

В другой публикации профессор Якобий высказал предложение как могут государство и церковь поднять экономическое и нравственное состояние инородческих племен. Он предлагал взять за основу благотворительность «не в смысле пожертвований только, но и в более широком смысле наставления, руководства, защиты» [2]. По его мнению «все члены русского государства нуждаются в покровительстве государственной власти, инородцы же в особенности, как дети нуждаются в воспитании, как младший брат — в руководстве старшего, как сирота — в помощи опекуна». Благотворительность, — по мнению автора, — принцип всех религий, всех человеческих обществ, которые растут с развитием истинной культуры, что доказывается всей историей человечества и служит верным признаком развития истинной культуры и нравственности.

Христианские миссии он разделяет на два вида:

1. миссии церковных приходов;
2. миссии миссионерских станов.

Вот как видит автор основные принципы деятельности миссий при церковных приходах.

«Инородцы, причисленные к церковным приходам в Березовском округе, имеют уже в значительной степени оседлый характер, хотя им приходится жить то в зимних, то в летних юртах и уходить по временам на рыболовные места рек, соров и протоков и на звероловные места в лесах. Все это затрудняет им посещение своей приходской церкви и отдаляет их от ее миссионерского влияния; доказательства тому просты и наглядны — они почти не бывают в церкви; это отлично известно всем и всего лучше разумеется самим приходским духовным лицам. В документах приходов видно тоже самое, а именно: число умерших, число браков и число рождений в документах меньше, иногда значительно меньше, чем в действительности. Причина одна — инородцы редко прибегают к духовным причтам по всем этим делам, отсюда следует положение: церковь должна сама приходить в инородческие юрты, хотя бы изредка, чтобы исполнить свою миссию».

Для более успешной миссионерской работы, по мнению Якобия, необходимы следующее: открытие часовен во всех инородческих юртах; миссионерам иметь подвижные престолы и антиминсы; при миссиях открывать школы-интернаты или приюты для обучения детей инородцев.

Говоря о посещенных им во время поездки часовнях, профессор Якобий отмечает, что наиболее благоприятное впечатление на него произвел внешний вид часовни в юртах Большого Атлыма, когда в ней служил священник из села Малого Атлыма отец Николай. «Я видел его довольно уже поздно вечером в часовне, окруженного инородцами при слабом освящении восковых свечей пред иконами иконостаса, и конечно это было лучшее из всего, что мне привелось видеть в Березовском крае в течение семи месяцев».

Другая часовня находится в селе Шурышкарах «более размером, скучной некрасивой формы и еще более скучного, скудного убранства; внутренней жизни там еще нет».

На этом описание часовен Березовского края прекращаются. Вероятно, у профессора не было возможностей увидеть остальные часовни или они попросту отсутствовали. В любом случае, весьма показательно, что направление миссионерской деятельности Якобий видел в открытии именно часовен в населенных пунктах на севере епархии. И тут же он сетует: «Конечно, сами инородцы, обремененные долгами казне и торговым людям, не могут построить и устроить такие часовни; поэтому нужно дознать, где оне всего нужнее и найти средства как их исполнить».

В вопросе о подвижные престолах и антиминсах профессор Якобий весьма критически оценивает сложившуюся ситуацию. Он замечает, что «выработанные формы как их устроить, даже цена их определена; тем не менее их нет именно там, где они должны быть, и неизвестно, что приостановило эту благодетельную меру. Конечно, перенося ее в практику жизни должно сделать существенное добавление — нужно дать приходам средства для передвижения — летом водою, каюке или лодке и зимой на нартах, а это приводит нас опять к несчастному роковому до сих пор вопросу о свободных денежных средствах».

Приюты для инородческих детей по мнению профессора Якобия нужны в каждом инородческом приходе, «а главный приют» (приблизительно на 20 детей) должен находится в самом Березове. И тут же он сообщает, что уже купил землю под приют в Березове на берегу реки Сосьвы рядом с женской школой, заплатив за него 95 руб. личных денег. Он надеется, что уже следующим летом начнется строительство приюта Св. Ольги. А для того, чтобы направлять в этот приют детей инородцев, он рекомендует миссионерам создать передвижные «школки» русской и остяцкой грамотности во всех инородческих поселениях. Как пример для подражания он приводит школу в Низямских юртах.

В своем сообщении Якобий остановился также на отсутствие письменности у северных инородцев и предложил ввести специальную «инородческую азбуку», поручив составление ее Казанской переводческой комиссии. В пример он приводит известного миссионера Макария (Глухарева), который на Алтае ведет службу на татарском языке.

Далее он остановился на материальной стороне вопроса при открытии миссионерских станов. По его словам для открытия одного миссионерского стана необходимо от 10 до 20 тыс. руб. при ежегодных в дальнейшем затратах от 6 до 10 тыс. рублей. При этом он делает ссылку на деятельность протестантских миссионерских обществ, которые после своего открытия дают существенный доход за счет своей хозяйственной деятельности и сбора пожертвований, чем и покрывают прежние затраты.

Сообщение Якобия можно рассматривать и с политической точки зрения, поскольку он предлагал открытие северных миссионерских станов от границ с Норвегией и до Алеутских островов. Они должны стать своеобразными форпостами по защите местного населения «от набегов торговой орды … пока инородцы не перейдут в высшие формы культуры и будут в состоянии сами защитить себя». Всего таких станов-форпостов по северу России он предлагал открыть от 12 до 25 (!).

«У меня нет ни малейшего сомнения, что только посредством таких миссионерских станов можно обуздать хищнические инстинкты наших людей под какими бы формами они не жили среди нас, что только этим путем можно будет ввести закон мира, правды и милости в жизнь инородцев севера и спасти их от угасания».

Профессор-миссионер весьма остро ставит вопрос о хищнической политике, которую осуществляло практически все русское население, но главным образом купечество по отношению к северным народам. С помощью миссионерских станов Якобий предлагал оградить малочисленные народности от захвата их территорий, а также природных ресурсов со стороны не только частных лиц, но и администрации регионов их проживания. «Миссионерский стан будет фортом цивилизации на границе некультурных (инородцы) с ложно-культурными (торговцы) элементами страны», — сообщал он.

В том случае если государство не выделит необходимой суммы для открытия миссионерских станов по северу страны, что в целом должно составить цифру от 120 до 150 тыс. руб., то в этом случае им предлагалось собрать с каждого прихода по 5 руб. в год, что и выльется в необходимую сумму. Или собирать необходимые средства за счет продажи сельскохозяйственной продукции с земель принадлежащих церкви.

Свой доклад А. И. Якобий закончил, подчеркнув основные положения в своем выступлении:

1. Миссионерский стан должен проводить свою работу в двух направлениях (проповедническом и просветительском).
2. Светские духовные лица миссионерского стана объединяются по делам благотворительности.
3. Миссионер назначается местным епископом, а светский член стана — Советом Православного миссионерского Общества.
4. Члены миссионерского стана должны открыть при миссии приюты Св. Ольги и заботится об их благосостоянии путем добровольных пожертвований.
5. Отчет о своей деятельности миссионеры направляют в православное миссионерское общество.
6. В ближайшее время открыть в Надыме миссионерское общество, которое станет проводить работу среди местного населения.

В конце своего выступления профессор предложил ходатайствовать перед Св. Синодом о ежегодном 5-рублевом сборе со всех православных приходов России для открытия северных миссий.

…С позиций прагматичного человека XXI века профессора Якобия легко назвать этаким Дон Кихотом, романтиком далекого XIX века, но это лишь на первый взгляд. На самом деле он дает сугубо практические советы как можно было обустроить север России и защитить местные народности от их дальнейшего «угасания». Правительству тогдашней России было вполне по силам провести реорганизацию ряда церковных учреждений, даже не производя денежные сборы со всего населения. Изыскать средства не есть, на наш взгляд, главная причина, по которой не был осуществлен смелый проект казанского профессора. Гораздо важнее тот факт, что не возможно было на тот период найти необходимое число миссионеров, способных к реальной деятельности по защите инородцев. Об этом свидетельствуют многочисленные перестановки настоятелей в трех существующих на тот период миссиях на севере Тобольской епархии. На всю огромную империю невозможно было сыскать каких-нибудь 100 человек, людей, достойных и способных к исполнению своего пастырского долга! Таких миссионеров как Макарий (Глухарев) были единицы. Политический многолетний государственный диктат не позволял развиться не только инакомыслию, но и элементарному человеческому свободомыслию, позволяющему не просто служить Царю и Отечеству, а видеть людей в презираемых инородцах. Колониальная государственная политика не только объединяла народы России, но негласно разъединяла их. Невероятно, но дело обстояло именно так.

Наглядным подтверждением тому является статья священника Закомельского, к которой мы и обратимся.

Последние годы XIX столетия в печати стали появляться материалы не просто с рекомендациями по миссионерскому делу или проповедями на эту же тему, а с разбором и анализом быта северных народов, их верований, восприятия окружающего мира. И хотя подобные материалы публиковались довольно редко, но тем ценнее для нас их содержание.

Священник П. Закомельский [3] попытался разобраться в проблемах неприятия северными народами православной веры и обосновать это. Во-первых, он делает весьма интересное заключение: «остяки все-таки люди подобные нам; они наряду с русскими охотно привозят и просят крестить в храм своих детей не по принуждению, а по доброй воле; считают грехом жить свободным браком, в виду чего и во избежание разврата стараются скорее повенчаться; исполняют христианский долг, исповеди и св. причастие; посещают храм при всяком удобном случае, особенно в великие праздники». Вместе с тем он указывает, что нередки случаи, когда остяки «приступают к исповеди в пьяном виде» и оправдывает этот факт тем, что подобное встречается и среди русских крестьян.

Пристрастие к шаманству и другим языческим обрядам он приравнивает к подобному поведению русских во время масленицы или святок.

Довольно подробно описывает автор факты погребения инородцами своих умерших родственников не на общих кладбищах, а в специально отведенных под захоронения местах. Он поясняет, что зачастую кочевья инородцев находятся на значительном расстоянии от приходской церкви: «И вот в этих-то юртах умирает остяк или остячка. На дворе весна со своим половодьем, лето или осень — все равно. Путь к храму водой, в лодке, вдруг — буря, шторм, что делать с покойником, которого везут на приходское кладбище Переждать с ним день или два где-нибудь на берегу, сопке или острове. Между тем покойник разлагается. Это становится в тягость инородцам … не легче того и подыскивать людей в греби и умелого человека сильного и смелого на корму, которым нужно платить иногда и деньги, а остяк беден, платить ему нечем… За священником плыть, чтобы привести его в юрты еще более хлопот…» [4]. И он сообщает, что инородцы во избежание подобных неудобств хоронят своих умерших не отпетыми до зимнего пути. «Между тем время идет и нередко остяк напоминает священнику об усопшем только через год или два, так что нельзя хорошенько узнать, когда именно известный остяк помер и отчего помер». Следовательно, делает вывод автор, винить нужно не остяков, «а отдаленность водного пути и сопряженного с ним неудобства…». Примерно те же трудности возникают «при напутствии болящего св. тайнами и при нужде крещением младенцев». И он предлагает духовенству как можно чаще посещать самые отдаленные поселения во избежание подобных случаев.

Достается от автора и местным властям, которые не выделяют для духовенства бесплатных подвод. «Беспаспортного бродягу волостного рассыльного с бумажкой от всесильного писаря, отправляющегося за водкой в ближайшее питейное заведение (было и то!), больного или притворившегося больным с рыбопромышленных песков и прочее отребье везут беспрепятственно „на земских“ или „на междудворных“, а священника, едущего с миссионерской целью, не везут, потому что не приказано „волостными“ … Таким-то образом вопрос об улучшении религиозно-нравственного состояния инородцев остается открытым». И далее автор делает довольно оптимистический вывод, что инородцы «исправляются год от году, прогрессивно, к лучшему, чему способствуют не только пастыри, но и школы, дух времени (а оно сглаживает горы), русская культура, среди которой вращается остяк и по своей впечатлительной натуре он не может не отличить худо от добра».

Отдельно рассматривает автор вопрос о «спаивании инородцев», что сказывается «на нравственном падении инородцев создаются громадные капиталы избранных, в конец закабаливших и, как пауки со всех сторон опутавших тенетами своих должников». Вопрос о нравственном состоянии инородцев, по его мнению, надо рассматривать, прежде всего, совместно с изменением колонизационной политики, которая негласно существовала со времен присоединения Сибири к России.

Главным бичом в развращении инородцев он считает торговцев, которые, снабжая местное население товаром, поднимают цены в несколько раз и при этом «торгаш с года на год богатеет, а остяк — беднеет. Только вот вопрос: будут ли всегда под дубом желуди?..» [5].

В заключении автор указывает, «что остяк нравственно ближе стоит к христианству, чем к язычеству и религиозно он не дале от христианских истин, а чтобы еще более приблизить его к церкви Божией … следует только организовать устные беседы и назидательные чтения по всем юртам прихода хоть раз в месяц, а для сей благой цели исходатайствовать священникам бесплатные земские подводы». Отмечается и полное незнание миссионерами местного языка, наречий, поскольку «остяк заслыша родную речь, так и встрепенется, засмеется, глаза у него так и загорятся от радости…».

В статье тобольского протоиерея Григория Тутолмина «Назревающая вопиющая необходимость обновления и расширения Березовско-Обдорской миссии» дается безрадостная картина северного миссионерства. Автор выступает за их скорейшую реорганизацию и изменение главных направлений деятельности.

Обдорская миссия за все годы своего существования так и не сумела распространить сферу своего влияния на Ямальский и Тазовский полуострова. Единственный раз в 1908 г. миссионер Мартиниан Мартемьянов в составе экспедиции профессора Жидкова проехал по Ямалу и то лишь с условием, чтоб он «бесед с инородцами не вел» [6].

За двадцатилетний период существования Обдорской миссии на севере Тобольской епархии возникло лишь два русских поселка: в местности Хэ (500 верст от Обдорска) и в местности Надым поселок Нарэ (80 верст к востоку от Хэ). Вопрос об открытии миссионерского стана непосредственно на Ямальском полуострове остался открытым из-за отсутствия средств и миссионеров. Из-за «скудности материального обеспечения, духовенство церквей … при всяком удобном случае спешит искать перемещения в приходы южных уездов епархии» [7]. Большинство из священнослужителей не знали языков тех народностей, с которыми им приходилось общаться, а их пасомые на 90 % не знали русского языка.

Поступали предложения переименования Обдорской миссии в Тобольскую северную миссию и постоянном пребывании в Обдорске епископа. Об этом шла речь на проходивших в 1910 г. миссионерских съездах в г. Иркутске и Казани. Еще в 1870 г. указом Св. Синода было открыто Березовское викариатство, но своего постоянного епископа оно так и не получило. Епископ Иринарх (Белооков), прибывший в Тобольск в 1917 г. в силу происходящих в стране событий пределы города не покидал.

Весьма актуально стоял вопрос об учреждении особой переводческой комиссии при Обдорской миссии, которая бы составляла богослужебные книги на языке северных народов. До 1906 г. священник-миссионер Иоанн Егоров составил переводы следующих книг (на хантыйском языке):

1. «Книга для обучения остякских детей читать и писать»;
2. «Священная история»;
3. «Предначинательные молитвы»;
4. Слова и фразы в переводе на наречия остяков Сургутского уезда; (на ненецком языке): «Книга для обучения самоедских детей читать и писать», «Священная история».

Но затем Иоанн Егоров был переведен в Тюменскую Ильинскую церковь, и всякая переводческая деятельность была прекращена.

После открытия в 1904 г. «Обдорского Миссионерского Братства во имя св. Гурия» перед Братством стояли следующие задачи:

1. «Ограждение православных инородцев от тлетворного влияния языческого населения и обращения язычников в христиансство»;
2. «Распространение духовного просвещения среди инородцев, охранение чистоты их нравов и добрых обычаев» [8].

Обдорские миссионеры пытались привлечь в свои ряды монахинь и в 1908 г. к ним приехали две инокини из Вировского монастыря Седлецкой губернии. Но они прожили в Обдорске два года и не нашли взаимопонимания с руководством миссии, а потому уехали обратно.

Таким образом, к моменту произошедших в стране революционных событий обдорские миссионеры не сумели в полной мере выполнить поставленных перед ними задач, откладывая их выполнение из года в год. Новые власти подошли к решению этой проблемы с иных позиций.

Другая не менее интересная статья названа «Об инородческом севере» [9]. Ее автор священник Кондинской Свято-Троицкой церкви Березовского уезда Зосима Козлов регулярно помещал на страницах местных епархиальных ведомостей свои статьи, в которых представлял довольно обширные материалы о «духовно-нравстенном состоянии инородцев». В частности он сообщал, что большинство инородцев крестят своих детей с единственной целью получения ими крестного имени, обращаясь к священнику: «Батько, дай имя!», а в дальнейшем на исповедь является один человек из ста. Отпевать покойников принято лишь в некоторых приходах, а в большинстве их хоронят без присутствия священнослужителя с исполнением языческих обрядов: в гроб к умершему кладут его чашку, ложку, чайник, котел, табак, трубку, зимнюю и летнюю обувь, одежду, рыболовную сеть; на могилу ставят нарту и лодку.

В последние годы, констатирует автор, замечается охлаждение инородцев к православной вере, что он объясняет «новшествами о свободах». Меньше детей стало посещать школы: в Березовской второклассной школе 5 человек, в Кондинской — 12 и две так называемые министерские школы в Малом и Большом Атлыме где обучается 30 человек. Вместе с тем из числа молодого поколения инородцев, которые окончили начальную школу, «замечается охлаждение к вере предков, но и к православию они не склоняются».

Среди причин «небрежного отношения инородцев» к православной церкви, автор прежде всего отмечает отсутствия молитв на языке местных народностей. При этом он подчеркивает, что в «Обдорском приходе существуют свои наречия — остяцкое и самоедское, в Мужевском и Кушеватском приходах другое наречие, в Полноватском приходе два наречия: казымское и сосвинское, что в Мужевском приходе; в Березовском соборном приходе два наречия: вогульское и сосвинское, в Чемашевском, Шаркальском, Мало-Атлымском, Сухоруковском, Троицком приходах одно во всех наречие, только в Шаркальском приходе есть еще мало-сосвинское наречие. В Сосве в приходах: Сартынинском, Няксимвольском и Щекурьинском одно сосвинское наречие. Итого 7 наречий в 14 приходах Березовского уезда.» [10]. На основании этого он делает вывод, что перевод молитв и символов веры должен быть сделан как минимум на 7 наречий народов населяющий север Тобольской епархии. Кроме этого он предлагает составить азбуки на все 7 остяцких наречий и перевести их на русский язык.

Говоря о вопросе улучшения религиозного быта инородцев, З. Козлов предлагает выстроить молитвенные дома в каждом инородческом поселке или стойбище, чтоб расстояние меж ними было не более 15 верст, а на настоящий момент поселения отстоят друг от друга от 20 до 70 верст и более; выплачивать миссионерам прогонные деньги для разъездов; повысить жалование выпускникам семинарии служащим на севере; закрыть винные лавки в инородческих поселках. А самое главное — устраивать школы не министерские, а церковные, поскольку «в министерских училищах трудно усмотреть за нравственностью учеников» [11]. И заканчивает свою статью предложением о созыве уездных съездов, необходимость в которых весьма насущна.

Таблица 1. Численность населения по уездам за 1915 г. (по данным Тобольского Статистического комитета) [12].

И что же можно сказать в заключение? Благородный порыв северных миссионеров не пропал даром. Они в большинстве своем выступали не только просветителями, но и защитниками жителей северных регионов. Благодаря их неусыпным трудам произошло более безболезненное приобщение малых народностей к традициям европейской культуры, которую несла с собой цивилизация. Но слишком малое число миссионеров отдавали себя полностью и безоглядно своей пастве, пытались изучить их язык, обычаи и относились к ним согласно главной христианской заповеди «Возлюби ближнего…». И, тем не менее, благодаря северным миссиям был накоплен громадный исторический и культурный опыт, который нам сегодня грех забывать. Его нельзя не использовать на новом этапе вступления в северные регионы уже новейшей технократической цивилизации, несущей с собой совсем иные ценности. Ценности, принять которые готов далеко не каждый народ.

Для наглядности приведем таблицу по данным миссионерских отчетов Обдорской и Сургутской миссий, которая наглядно покажет все перипетии северного миссионерства за 25 лет их деятельности в конце XIX столетия.

Таблица 2. Число окрещенных в миссиях Обдорской и Сургутской с 1872 по 1896 гг.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Якобий А. И. О миссионерском стане в стране Надыма и о возможной постановке христианской миссии в странах русского инородческого севера. ТЕВ. 1895 г., №  7-8. С. 129-147, №  10. С. 177-186, №  11. С. 193-205. №  12. С. 215-223.
2. Якобий А. И. Угасание инородческих племен Севера // ТЕВ. 1894. № 14. С. 234.
3. Закомельский П. К вопросу о религиозно-нравственном состоянии остяков // ТЕВ, 1898 г. №  11. С. 281-290
4. Там же.
5. Там же.
6. Тутолмин Г. Назревающая вопиющая необходимость обновления и расширения Березовско-Обдорской миссии. ТЕВ. 1918. №  11, 14–15. С. 174.
7. Там же. С. 178.
8. Там же. С. 214.
9. Зосима Козлов. Об инородческом севере. // ТЕВ 1911 г. №  6. С. 123–127
10. Там же. С. 125.
11. Там же. С. 126.
12. Тутолмин Г. Указ. соч. С. 175.
13. За другие годы данные не приводятся.