Начало христианизации аборигенного населения Сибири в XVIII веке

В 1702 г. Петр I назначил митрополитом Сибирским и Тобольским Филофея (Лещинского), выпускника Киевской духовной академии, эконома Киево-Печерской лавры, пламенного сторонника и почитателя царя-реформатора. Одна из главных целей его назначения на Сибирскую кафедру заключалась в том, чтобы он насаждал православную веру не только во вверенной ему митрополии, но и на сопредельных землях, включая Китайскую империю.

По инициативе нового иерарха были открыты миссионерские школы в Верхотурском и Кондинском монастырях[1]. В 1706 г. Петром был издан указ, согласно которому церковные власти должны были заняться массовым крещением северного населения, исповедующего язычество. Предписывалось сжигать языческих идолов, строить на их местах церкви и часовни, а всех жителей приводить к святому крещению «от мала до велика»[2].

Но первоначально Петр I хотел попытаться, как делали некогда его предшественники, окрестить на добровольных началах местную знать, о чем Березовскому воеводе и был направлен специальный указ от 2 декабря 1706 г. В нем предлагалось пригласить в Тобольск на Софийский двор двух остяцких князей, ляпинского Шекшу и обдорского Тучабалду и предложить им там принять христианскую веру, «но силою не крестить»[3]. В случае, если те примут крещение, то «обнадежить их царскою милостью и жалованьем и объявить им, что они будут владеть своими улусами и людьми по-прежнему»[4]. Но по словам В. Н. Герасимова: «Князцы, однако, отказались от монаршего приглашения»[5].

Митрополит Филофей (Лещинский)

Не встретив взаимопонимания в вопросах веры со стороны северной элиты, Петр I в том же году (1706) решился на всеобщую христианизацию края, о чем и известил «молитвенника нашего» Филофея (Лещинского): «ему ехать к остякам и вогуличам с проповедью Евангельскою», и  всех их «от мала до велика крестить», а их «все кумиры и кумирницы, где только будут найдены, сожигать и истреблять, и на их местах строить церкви, часовни и ставить иконы». За переход в православие обещалось: «сложить все прежних годов недоимки и выдавать из казны кафтаны, рубашки и хлеб». Миссионеры же могли «требовать от гражданского начальства летом судов, а зимой подвод, проводников, толмачей и обороны». Первая экспедиция  1707 г. к березовским остякам не дала ощутимых результатов: «немногие из остяков согласились креститься»,  поскольку они «по привязанности к вере своих отцов и дедов о новой для них вере и слышать не хотели, и миссионеров принимали и провожали с ожесточением»[6].

В 1710 г. Петр I направляет сибирскому митрополиту новую грамоту с требованием: «ехать вниз по великой реке Оби до Березова и далей, и где найдут по юртам остяцким их прелестные мнимые боги шайтаны, тех огнем палить и рубить и капища их разорить» вместо них митрополит должен был «часовни строить и святые иконы поставляти, и их остяков приводить ко крещению». В случае «если кто остяки учинят противность сему нашему великого государя указу, и тем будет казнь смертная»[7].

Летом 1712 г. Филофей (Лещинский) предпринял следующую на этот раз более успешную поездку в южные районы Березовского края, в Кодское княжество. Кроме гребцов с ними были толмачи (переводчики), о которых не упоминается в предыдущей экспедиции, а так же дюжина казаков для охраны, 2000 рублей на расходы и подарки. Местным властям было предписано содействовать миссии митрополита и «собирать инородцев в приречные места»[8]. Аналогичные поездки были предприняты в 1713 и 1714 гг., которые вновь были инициированы императорским указом, направленным Сибирскому губернатору князю М. П. Гагарину с требованием «новокрещеным остякам, которые близ Березова, построить церкви Божьи, в каждой волости сделать по церкви», что и было исполнено[9]. За довольно короткий срок были возведены следующие церкви: Успенская в Казымском городке, Богоявленская — в Ляпинском и Христорождественская — в Сосьвинском и Кушеватском городках[10].

Во время крещения далеко не все жители края изъявляли желание принять новую веру. Как сообщают Н. А. Абрамов, а вслед за ним А. И. Сулоцкий: «около ста человек жителей Малого Атлыма, по предварительному убеждению шамана своего Полемхи, выехали с ним навстречу схимнику и все 6 августа охотно крестились, кроме тридцати человек, которые заранее убежали за Обдорск, в Воксарковы юрты и там поселились»[11]. В 1714 г. последовали примеру своих соседей и другие югорские князья: Подгородной волости — Никифор Еуров, Казымской — Дмитрий Юзорин, Куноватской — Игорь Данилов, Ляпинской – Матвей Шекшин, Сосьвинской — Петра Османов. Пожелал перейти в христианскую веру и Обдорский князь Тайша Гындин, но, как показали дальнейшие события, крещение он принял с единственной целью, — показать свою лояльность властям, а на деле оказывал всяческое сопротивление не только миссионерам, но и силой побуждал соседних князей отказаться от принятия христианства. Вслед за тем и многие их подданные по словам очевидцев «принимали крещение без сопротивления»[12]. В 1715 г. православные миссионеры побывали на реке Конде, где местный старейшина Нахрач Евплаев принял крещение и его примеру последовали все соплеменники.. В 1716-1718 гг. были предприняты экспедиции к сургутским остякам а так же в Нарымский и Кетский уезды, Мангазею и в Восточную Сибирь; а в 1719 г. в районы Томска, Енисейска, Туруханска и Иркутска.

Кроме крещения миссионерами одновременно велось уничтожение различных культовых атрибутов, так называемых «идолов и «шайтанов», служащих культовыми предметами поклонения. Участвовали в этом предприятии кроме самого митрополита и рядовые священники, «которые данное им поручение исполнили с успехом: крестили множество и истребили всех идолов, каких только нашли»[13].

Для «утверждения» вновь окрещенных в православии митрополитом в Березовском крае были оставлены священники игумен Гедеон и иеромонах Зиновий, в Сургутском округе — иеродиакон Никодим, в Пелымкском – священник Михаил Степанов. А «для надзирания и смотрения тамошняго ведомства над ясашными людьми» митрополит назначил Григория Новицкого и православного шведа Карпа Андреева[14]. С целью ограждения крещеных аборигенов от самоуправства наезжавших к ним русских казаков и купцов, Филофей (Лещинский) через Св. Синод настаивал на принятии указа «по защите инородцев», который был утвержден Сенатом в 1726 г. Согласно ему, «запрещалось притеснять инородцев», покупать их в рабство, продавать им алкогольные напитки, но положительных результатов он не дал, поскольку исполнение его легло на плечи региональных властей, в чем они не были заинтересованы.[15].

К 1717 г. большая часть аборигенного населения Березовского края была окрещена[16]. Своеобразной границей оказался Обдорск, где в тундровой зоне остались «кочующие инородцы» не пожелавшие принимать православную веру. Посещение в 1717 г. Обдорска Филофеем (Лещинским) не дало положительных результатов, хотя через боярского сына Никифора Палтырева местным жителям предписывалось быть «в готовности, чтоб они, остяки, никуда не разъезжались… и в Обдорском городке… все были в собрании»[17]. Но «крепкие в язычестве приобдорские инородцы», «возмущенные против святителя своим князем Тайшиным Гындиным, не допустили его даже сойти на берег»[18].

Причины неудачи миссионеров очевидны – непринятие православия обдорским князем Гындиным, который пошел дальше многих северных князей, отказавшихся от крещения и решил вооруженным путем возвратить соплеменников к «вере отцов», для чего в 1718 г. отправил своего брата Микишку с отрядом вооруженных самоедов «отомстить новокрещенцам за измену язычеству», в результате чего в Ляпинской волости «двух человек убили до смерти, и над теми убиенными надругалися, груди спороли и тайные уды отрезали и им клали в уста». В летописном источнике сообщается о том, что Гындин считал главным виновником в распространении христианства в крае ляпинского князя Семена, а потому велел своему брату: «Где де увидите ляпинского князца Семена, и его де поднимите на копья, а крови де его на пол не роняйте, тут де его и смерти предайте, для того де: почто де он прежде нас крестился» [19]. Возможно, между двумя князьями сопредельных владений существовала давняя вражда и крещение соперника послужило поводом для мести за нанесенные ранее обиды. Во избежание расправы над собой и своими близкими князь Семен был вынужден просить защиты у российских властей. Но властные структуры не оказали своевременной помощи и оставили произошедший инцидент без последствий, в результате чего уже в 1722 г. на Ляпинский городок князя Семена Матвеева напали 130 самоедов, сожгли и разграбили церковь, совершили несколько убийств крещенных остяков, а их трупы предали поруганию. Снятые с них кресты нападавшие привязывали к концам хореев, а найденные иконы тащили вслед за нартами[20].

В феврале 1722 г. князь куноватского городка Игорь Данилов сообщал в Березов, что «в прошлые годы и приезжали к ним обдорские самоеды: Терева и Кельта Сынгуруевы, Кельта Пунзумин и Гайча Хапуев с многими другими, грабили и убивали крещеных остяков. Вслед за ними приезжали… более 120 самоедов под предводительством Ванюты Молдева, ограбили жителей, угнали 700 оленей и убежали к берегам Ледовитого моря»[21].

В тот же год Пунзы Тыровов с другими самоедами рода Аню-Карачейского приезжали в Подгородную волость, где убили князя Никифора Еурова: «самого во многих местах копьями изранили и над телом разные поругания делали», а затем отправились в Куноватскую волость, ограбив Награчевские и Жижимховские юрты, где «убили несколько остяков с обычными поруганиями и варварством». В связи с этими событиями березовскому воеводе было предписано охранять остяцкие волости от самоедов, и по разным местам были разосланы казаки. Из «лучших» самоедов каменской и низовой сторон были взяты заложники (аманаты). Только после этого набеги на новокрещеных прекратились. За свои «злодейства» Терева и Кельта Сынгуруевы, Кельта Пунзумин и Гайча Хапуев с сообщниками были наказаны кнутом, а главные зачинщики повешены: Пунзы Тыровов и Немда Юмин — в Обдорском городке, Харка Лявов – в Казымском, Обындя Хапуев — в Ляпинском. «Главным  возмутителем, но в тайне» назывался Тайша Гындин, который не только «отклонял остяков от принятия крещения, но еще насылал самоедов, чтобы они грабили и убивали крещеных остяков по всему Березовскому округу», за то, что «они изменили вере отцов»[22].

Филофей (Лещинский) в 1726 г. решился вновь посетить Обдорск и склонить к переходу в православие обитавших вблизи него аборигенов. Но и эта попытка закончилась неудачей: «остяки и самоеды в числе ста человек под предводительством Митры Каптылева и Кунема и Мели Бударевых, по внушению Тайши Гындина» не позволяли миссионеру даже пристать к берегу, где находились их летние юрты. Когда же он, несмотря на угрозы, сошел на берег и «начал убеждать оставить идолов и поклоняться истинному Богу», то обстреляли из луков, «так что старец должен был оставить Обдорск и возвратиться обратно»[23]. Обдорские остяки и самоеды «с необыкновенным упорством держались язычества и никто из них не принял христианства». В 1726 г. принял крещение обдорский князь Василий Тайшин, но «язычество в обдорском крае цвело и укреплялось»[24].

Итак, первая четверть XVIII в. явилась начальным этапом последовательной христианизации Северо-Западной Сибири, что позволяет говорить о смене приоритетов в национальной политике России, явившейся закономерным продолжением реформ, начатых Петром I. Миссионерство стало мощным рычагом многонационального государства, позволившим вовлечь в сферу государственных интересов разноязычные народности, проживающие в самых отдаленных уголках империи. Личность Филофея (Лещинского), единомышленника и сподвижника Петра, стала ключевой в вопросе христианизации туземного населения Приобья и всей Сибири. После его смерти, (1727) в крае насчитывалось около сорока тысяч крещеных аборигенов, перешедших из язычества в православие. Методы, которые он использовал, легли в основу дальнейшей деятельности сибирских миссионеров и служили примером для подражания. Если оценивать деятельность самого митрополита Филофея, то нельзя не признать, что в целом она принесла ожидаемые как самим проповедником, так и российским монархом результаты. Собственно именно для миссионерской работы Петр I направил Лещинского на Сибирскую кафедру. Неудачи миссионерства на его начальном этапе объясняются грандиозностью замыслов и масштабами края. Вызывает удивление реальность полученных Лещинским результатов, но доказательствами, которые бы их опровергали, мы не располагаем. Христианизация края явилась первоначальным этапом приобщения северных народов к европейской культуре, без чего их дальнейшее существование было бы невозможно.

Хотелось бы отметить, что мы не согласны с мнением А. В. Головнева и Е. И. Переваловой по этому вопросу, которые крайне негативно оценивают процесс христианизации северных аборигенов (ханты, манси, ненцев), называя его «эпохой Филофея Лещинского», то есть периодом насильственной христианизации  туземцев Западной Сибири[25]. Вряд ли здесь стоит прибегать к подобному термину без его объяснения. Не подходит в данном случае и другая менее жесткая формулировка, как «принудительное крещение». На наш взгляд следует говорить о мотивах, которые побудили северных аборигенов решиться на довольно трудный для них шаг – к смене веры. Григорий Новицкий, единственный очевидец и сподвижник Филофея (Лещинского), оставивший письменное свидетельство происходящего, писал, что аборигены неоднократно ссылались на распоряжение царя о крещении. Большую роль здесь могла сыграть законопослушность аборигенов, для которых царский указ воспринимался как неукоснительное и обязательное требование. Моменты насилия или принуждения не зафиксированы ни в одном документе и противоречат самому обряду крещения, который производится лишь на добровольной основе. Следовательно, крещение туземного населения Приобья не было ни насильственным, ни принудительным. Скорее всего, аборигены не воспринимали его как нечто серьезное и окончательное, о чем говорят факты поклонения их своим прежним божествам. Христианство стало для них второй религией, к которой они прибегали в зависимости от обстоятельств. Крещение не сделало их истинно верующими христианами, но привело к более тесному сближению с православными сибирскими поселенцами.

Процесс крещения северных аборигенов продолжался на протяжении всей первой половины XVIII в. В него были вовлечены не только значительные силы православного духовенства, но и гражданские власти включая сибирских губернаторов. Их заинтересованность в этом вопросе заключалась в том, что подобным образом они могли добиться относительного спокойствия и мирного сосуществования различных родовых групп и внутриплеменных союзов, вражда меж которыми велась ни одно столетие. Наиболее нестабильную обстановку и заботу гражданским властям создавал род Тайшиных, представители которого пользовались значительным влиянием среди местных аборигенов. Ни один раз по их инициативе прокатывались кровавые рейды по сопредельным территориям с целью устрашения вновь окрещенных.

Стараниями властей Василий Мурзин Тайшин был окрещен в 1742 г. в Тобольске[26]. Его крестным отцом стал ни кто иной как Тобольский губернатор А. М. Сухарев. Князю подарили кафтан красного сукна, две рубахи. Свой переход в православие князь обязался закрепить постройкой в Обдорске церкви, куда просил направить священника «для наставления к вере христианской»[27]. Священник, тобольский протопоп Михайлов, был направлен вместе с князем на родину, где должен был окрестить его родственников и осуществлять негласный контроль за ситуацией в крае. Вслед за князем Василием перешли в «русскую веру» его мать и брат и обе его жены(!), а так же «дети мужска полу двое, женска трое»[28]. Но соплеменники с негодованием приняли переход своего родоначальника в иную веру и «чуть не убили как князя, так и протопопа с проводниками»[29].

О нестабильности обстановки в Обдорском крае стало известно в Тобольске, а вслед за тем и в Петербурге, откуда был получен в 1746 г. царский указ, предписывающий Сибирской губернской канцелярии навести порядок на севере губернии, которая незамедлительно издала предписание, которым требовала от обдорских остаков «отшатства своего и непокорства воздержались и приняли бы святое крещение без всякого опаства» [30]. К возмутителям спокойствия направили протопопа Михайлова, который должен был их увещевать и склонить к принятию крещения. Согласно донесению протопопа обдорские остяки святое крещение принять не пожелали, аргументировав это тем, что «православной христианской веры закона им не держать, ибо де кочуются они в тундре в отдаленных… местах, а в Обдорск приходят к ясаку на время, а летом де бывают в лесах… человека по два… и едят всякое нечистое и пропастину». Виновные же «за прежние их противности, учинения тому протопопу, князцу Тайшину за множеством людей наказывать себя не дались», а главный возмутитель их Григорий Едышка до прибытия пристава «уехал в отдаленные тундренные места»[31].

Но это не помешало произвести в Обдорске в 1746 г. закладку новой церкви во имя св. Василия Великого с приделом Николая Чудотворца, что было сделано по благословения сибирского митрополита Анатолия (Нарожницкого). На ее строительство выделялось 100 рублей, а так же необходимая церковная утварь[32]. О том, что вопрос решался на самом высоком государственном уровне говорит Указ Ее Императорского Величества, согласно которому годовщику Обдорский острога Лихачеву повелевалось:

«Сего июня… 1747 году отправлена из Березова вниз по Обе реке с березовскими казаками Осипом Редозубовым с товарищи с шести человеки покупная здесь к строению в Обдорску, где новокрещеный князец Василий Тайшин жительство имеет, церкови во имя святого Василия Великого; того ради по приплаве оной барки под городок велеть тебе, определенными при тебе казаками, оную барку изломать и втаскать на гору безоговорочно (а ежели которые в Обдорске имеются снасти пеньковые и мочальные прислать сюда немедленно), а годовщику Лихачеву о вышеписанном чинить по сему…»[33]. В довольно короткий срок храм был построен и освящен в 1751 г.

Процесс христианизации в Приобье получил дальнейшее развитие и во второй половине XVIII столетия, что было отмечено П. А. Словцовым, который писал «такого благоволения к новокрещеным не бывало и во времена митрополита-схимонаха» [34]. Для привлечения аборигенов к обряду крещения, согласно указа императрицы Елизаветы, (1751 г.), «велено выдавать на пару каждому окрестившемуся остяку сукна светлоголубого и василькового по 8 аршин, на подкладку крашенины по 22», «остячке же на сарафан по 2 кумача, на подкладку крашенины 20, холста на рубахи 16 аршин».

В 1753 г. по доношению Обдорской волости священника Алексея Наркова было возбуждено дело «о покупке обдорского городка остяками у новокрещеных Подгородной волости Чалкиных юрт двух жеребят для приношения в жертву». За продажу «заведомо на убиение в жертву сатане двух жеребцов» над новокрещеными есаулом Алексеем Игнашкиным с детьми и Никитой Легомовым с детьми «на страх другим» было учинено «при собрании прочих новокрещеных остяков» «публичное жестокое с барабанным боем гражданское наказание». Подгородной волости остяки были биты плетьми «нещадно». Некрещеных обдорских остяков Егорку Абакова и Севоеву Зайкина «обязали крепкими подписками» и отпустили. Но во время положения ясака «при собрании Обдорской волости князца» их жестоко наказали плетьми «на страх другим, чтоб вперед того чинить и другим было неповадно» и «под страхом смертной казни» взяли подписку — без ведома в Березов и Подгородной волости юрты не являться. Священникам было «велено тайным и явным образом наведываться между крещеными», где будут найдены «у новокрещеных шайтаны или шайтанские кумиры и богомерзкие чтилища оное со всеми прикладами сжеч», а отступивших «в прежнее злочестие и суеверия» жестоко наказывать кнутом. В Нагакарском и Шоркальском городках Березовского ведомства были привлечены к ответственности более 60 крещеных остяков[35].

В юрты Обдорской, Куноватской, Казымской, Ляпинской, Сосьвинской, Подгородной волостей был отправлен отряд казаков во главе с пятидесятником Иваном Усковым, которому предписывалось «в каждой юрте, где новокрещеные остяки живут, осмотреть самолично, не имеют ли те у себя богомерзких идолов и шайтанов», а «в тех юртах, где они жительствуют с некрещеными, то велено запретить, чтоб они при них не жили». Однако, опасаясь «побегу… за Камень, как то учинили самоеды,» Ускову строжайше повелевалось «ясашным обид и притеснений не чинить», «никаких подарков и взятков» не брать[36].

В конце XVIII в. среди туземцев восточной части Европейской России начались волнения в связи с распространением слухов о предполагающейся насильственной  христианизации, и постановлением Сената (1789-1799 гг.) дальнейшие действия проповедников на севере были приостановлены[37]. Но к тому времени практически все аборигены, проживавшие на территории Березовского и Сургутского уездов, были крещены, где к концу XVIII в. на территории Березовского уезда функционировало 4, а в Сургутском – 7 приходов[38].

Итак, начало XVIII в. на Северо-Западе Сибири ознаменовалось активной христианизацией автохтонного населения, позволившего окрестить значительную его часть. Но ряд аборигенов не пожелали расставаться с «верой отцов» и всеми возможными способами оказывали сопротивление властям и с оружием в руках мстили принявшим крещение соплеменникам.  Процесс христианизации в Приобье продолжился и во второй половине XVIII столетия, когда для привлечения аборигенов к обряду крещения, согласно указу императрицы Елизаветы, им стали выдавать небольшие подарки, освобождать на определенный срок от уплаты ясака, что дало положительные результаты. Но при этом многие из окрещенных не отказывались от старых верований, продолжая приносить жертвы своим божествам, что говорит о синкретизме их мышления. Но в конце XVIII в. в связи с распространением слухов о предполагающейся насильственной  христианизации туземцев дальнейшие действия проповедников на севере Сибири были приостановлены.

Попытки миссионеров  XVIII в. провести всеобщую христианизацию аборигенов Приобья показали неготовность к тому не только предполагаемых христиан, но и самих крестителей, которые пытались как можно быстрей совершить обряд крещения, не особо заботясь о дальнейшей судьбе своих адептов. Но нельзя не признать осуществление ими значительного прорыва в этом направлении первых православных проповедников, что позволило в дальнейшем изменить пути подхода в деятельности вновь открываемых сибирских миссий.

Примечания

1. ПСЗ. Т. VI. 1018, 1382, 4123.- Т. XI. 8349, 8792.
2. ПСЗ. СПб., 1885. Т. XV. С. 189.
3. РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 2499. Л. 7-7 об; Абрамов Н. А. Филофей Лещинский, митрополит тобольский и сибирский // Журнал министерства народного просвещения.  1846, № 12.  С. 3.
4. Иринарх (Шемановский И. С. )  Хронологический обзор // Православный благовестник. 1912, №2. С.87.
5. Герасимов В. Н. Обдорск (исторический очерк). Тюмень.1909.  С. 30.
6. Сулоцкий А. Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского, просветителя сибирских инородцев. М., 1915. С. 30.
7. Памятники Сибирской истории XVIII века. Кн. I, II. СПб., 1882. С. 413-414.
8. Сулоцкий А. Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского, просветителя сибирских инородцев. М., 1915. С. 32-33.
9. Памятники Сибирской истории XVIII века. Кн.II. СПб. 1885. С. 22-23
10. Абрамов Н. А. О введении христианства у березовских остяков // Журнал министерства народного просвещения. Ч. 72. 1951, № 10-12. С.15-16.
11. Абрамов Н. А. Указ. соч. С. 8; Сулоцкий А. Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского, просветителя сибирских инородцев. 1915. С. 38-42.
12. Абрамов Н. А. Указ. соч. С. 15; Он же. Описание Березовского края // Зап. РГО. СПб. Кн. 12.1957. С. 336; ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 144. Оп. 1. Д. 48. Л. 23об.
13. Сулоцкий А. Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского, просветителя сибирских инородцев. 1915.  С. 49.
14. Аблажей А. Н. История распространения христианства // Ямал – знакомый и неизвестный. Тюмень, 1995. С. 56.
15. Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири.  М., 1836. Кн. 1. С. 36.
16. Огрызко И. И. Христианизация народов Тобольского Севера в 18 в. Л., 1941.  С. 48; Миненко Н. А. Северо-Западная Сибирь в XVIII — первой половине XX в. Новосибирск, 1975.  С. 265.
17. Памятники Сибирской истории XVIII века. Кн. II. СПб., 1885. С.179-180.
18. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 144. Оп. 1. Д. 45-а. Л. 1. об.-2.
19. Памятники Сибирской истории XVIII века. Кн.II. СПб., 1885. С.181-182; Головнев А. В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатеринбург, 1995. С. 104-105
20. Абрамов Н.А. О введении христианства у березовских остяков // Журнал министерства народного просвещения. Ч. 72. 1851.  № 10-12. С. 20; ГУТО ГА В ТОБОЛЬСКЕ. Ф. 144. Оп. 1. Д. 48. Л. 37-37об.
21. Герасимов В. Н. Обдорск (исторический очерк). Тюмень, 1909. С. 32-33.
22. Абрамов Н. А. Филофей Лещинский, митрополит тобольский и сибирский // Журнал министерстванародного просвещения. № 12, 1946. С. 16; ГУТО ГА В ТОБОЛЬСКЕ. Ф. 144. Оп. 1. Д. 48. Л. 37об.].
23. Герасимов В. Н. Обдорск (исторический очерк). Тюмень, 1909.  С. 32-33.
24. Иринарх (Шемановский И. С. ) История Обдорской духовной миссии. 1854-1904 гг. М., 1906.  С. 3-4.
25. Головнев А. В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатеринбург,  1995.  С. 90; Перевалова Е. П. Обдорские князья Тайшины // Древности Ямала. Екатеринбург-Салехард, 2000.
26. Абрамов Н. А. Описание Березовского края // Зап. РГО. СПб. Кн. 12. 1857.  С. 336
27. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 144. Оп. 1. Д. 43. Л. 28-28об.
28. РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 2499. Л. 1-4.
29. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 144. Оп.1. Д. 43. Л. 28-28об.
30. Абрамов Н. А. Антоний Нарожницкий, митрополит Тобольский и Сибирский (1742-1748) // Город Тюмень. Из истории Тобольской епархии. Тюмень, 1998. С. 213.
31. РГАДА. Ф. 462. Оп. 1. Д. 1. Л.401
32. РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 2499. Л. 4-6.
33. НА ТГИАМЗ. №84:2].
34. Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири (1742-1823). Кн. 2. СПб, 1844. С. 94
35. РГАДА. Ф. 462. Оп. 1. Д. 42. Л. 1-11.
36. РГАДА. Ф. 462. Оп. 1. Д. 2. Л. 76-91об.
37. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 144. Д. 45а. Л. 2об.-3.
38. Зольникова Н. Д. Сельская приходская община в XVIII в. Новосибирск, 1990. С. 25.