Статья опубликована на немецком языке: Das Bild des absoluten Feindes. Angehorige der Freikirchen in der regionalen sibirischen Presse 1928–1930. In: Die Ruslanddeutschen in Rusland und Deutschland. Selbstbilder, Fremdbilder, Aspekte der Wirklichkeit (Forschungen zur Geschichte und Kultur der Ruslanddeutschen — 1999, №9, Sonderheft). Essen 1999, S. 50–72.

Введение

В революции образ врага всегда функционален. В течение 1920–1930-х годов в СССР был создан целый бестиарий образов врага: белогвардейцы, интервенты, помещики, капиталисты, кулаки, члены антисоветских политических партий, «церковники», нэпманы, специалисты-вредители, оппозиционеры-двурушники всех мастей. В зависимости от интересов партии участники этого ряда варьировались, теряли или приобретали накал «инфернальности», как это происходило с первыми «врагами народа» — кадетами или «польскими панами», колчаковцами или православными священниками.

Чем моложе революция, тем интенсивнее идет процесс «лепки» образа врагов. Эта закономерность действует также в моменты «омолаживания» революции, когда происходит новый выброс насилия, подогревающий общество, уже успевшее опуститься ниже «точки кипения». Классическим примером служит коллективизация, где главным врагом становится кулак. Его образ, пахнущий дымом сожженных колхозных хлебов и залитый кровью колхозных активистов, с обрезом и дубьем в руках, с лицом, пьяным и коварным, воистину вырастает до небес и надолго занимает главенствующее место в когорте врагов. В Западной Сибири властью был создан еще один образ врага — достойного помощника кулака. Речь идет об образе сектанта.

Представители свободных церквей ^* баптистов, евангельских христиан, меннонитов, адвентистов и др. были одной из составляющих потока колонизации Сибири в начале XX века. Совокупная численность зарегистрированных членов «сектантских» общин на начало 1925 г. составляла только в Омской губернии, являвшейся «колыбелью сектантства», 15 549 человек [1]. В Омском округе, по данным окружного совета Союза воинствующих безбожников (СВБ), в 1929 г. насчитывалось около 10,5 тыс. членов различных сект [2]. По данным А. Долотова, написавшего в 1930 г. с помощью чекистов книгу о сектах в Сибири, численность только зарегистрированных «сектантов» составила 29,5 тысяч [3].

Руководство Сибири традиционно рассматривало «сектантство» как одного из главных противников в деревне [4]. Пик «антисектантской» борьбы пришелся здесь на 1928–1930 гг., когда в процессе сталинской «революции сверху» по религиозным конфессиям был нанесен мощный удар. В качестве идеологического обеспечения репрессий в прессе была организована широкая кампания, направленная на создание образа врага — сектанта. Изучению механизма его формирования посвящена данная работа. В ходе исследования предполагается выявить и описать основные направления, по которым шла дискредитация верующих, раскрыть причины кампании, оценить ее эффективность.

В качестве источниковой базы исследования использованы газеты округов, являвшихся местами крупных компактных поселений «сектантов» — газета Славгородского окружного комитета ВКП(б) и окружного исполнительного комитета «Степная правда» ^**, орган Омского окружного комитета ВКП(б) и окружного исполнительного комитета «Рабочий путь», а также издание немецкой секции при Сибкрайкоме ВКП(б) «Der Landmann» и «главная» газета Сибирского края «Советская Сибирь». Всего в общей сложности нами было использовано около 300 публикаций о членах свободных церквей.

Газеты являлись в 1920–1930-е годы главным орудием пропаганды, далеко опережающим по массовости и степени воздействия радио и кино. Три особенности методики публикаций объясняют, с нашей точки зрения, успехи советской газетной пропаганды. С одной стороны, это «плакатный» язык публикаций, т.е. применение небольших по размеру заметок, с минимумом конкретной информации, образный и красочный текст, написанный на «новоязе». Вторая особенность логично продолжает первую — публикации построены по «черно-белому» признаку, где зло и добро всегда разделены четкой границей, а читателю резюмирующими фразами-предложениями типа «наказать, лишить, выселить, уволить, отдать под суд, расстрелять» предлагается сделать само собой разумеющийся выбор. В третьих, приводимая в газетах информация зачастую представляла из себя искусное смешение правды и обмана. Тенденциозность, смещение акцентов и ложь умолчанием были неотъемлемыми методами. Использованные нами публикации с полным правом относили сопротивление хлебозаготовкам и коллективизации на счет верующих. Другое дело, что далеко не все, что сообщалось о действиях «сектантов», соответствовало реальности.

Необходимо отметить еще несколько сопутствующих моментов, важных для правильной интерпретации изучаемого явления. Интересным является практическое отсутствие образа — антипода, образа героя, противостоявшего темной силе. Данное обстоятельство, отмеченное уже исследователями плакатов времен гражданской войны, было характерным и для 1920-х годов [5]. Место образа героя — борца, героя — победителя чаще всего занимает фигура деревенского активиста, погибшего от рук кулачества, т.е. образ «жертвы на алтаре революции». Складывается ощущение, что газеты апеллировали к «массовому герою», т.е. к непосредственному читателю. С большой долей вероятности можно предположить, что первым адресатом изучаемой кампании была молодежь, наиболее подверженная революционному левачеству.

Примечательным является и использование большевиками самого термина «сектантство». Без сомнения, речь шла, прежде всего, об эксплуатации наследия, созданного русской православной церковью. С 1827 г. «отпадение» в сектантство стало наказываться в России как уголовное преступление. Несмотря на исключительную популярность «сектантских» течений (по некоторым оценкам, численность сектантов составляла в начале XX века около 5 млн. человек [6]), идеологическая работа русской православной церкви не пропала втуне, особенно в отношении формирования образа сектанта — изувера и развратника. Благо налицо имелись секты скопцов и христововеров, более известных как «хлысты». Сама универсальность термина «сектанты», удобного и емкого, минимизирующего дифференциацию между конфессиями, была настоящей находкой для властей. Не случайно широко распропагандированные арест и разоблачение «кораблей» скопцов в Ленинграде и Урицком районе Ленинградской области ОГПУ произвело именно в 1929 г. Протестантские церкви, никогда сектантскими себя не считавшие, в полной мере испытали на себе силу стереотипа.

И третье, о чем следует помнить. Публикации в местных газетах узаконенным образом играли роль публичного доноса. Работники прокуратуры, административных отделов, окружных исполкомов, следователи — все они были обязаны отслеживать газетные заметки и статьи и принимать меры. Это добавляло остроты игре, «где мясом будет точно мясо, кровью будет кровь людская».

Прямая дискредитация — составляющие образа инфернального врага

В процессе работы над материалом удалось выделить восемь категорий, восемь направлений, по которым шла непосредственная дискредитация членов свободных церквей. Необходимо сразу же отметить, что данное деление достаточно условно, внутри системы эти категории работали по принципу сообщающихся сосудов. Так как при высоком уровне обобщения теряется своеобразность, пропадают детали и краски, каждая из восьми категорий кратко будет иллюстрироваться нами выдержками из публикаций.

Классовый враг

«Теперь недостаточно говорить о боге и попах — теперь нужно говорить о боге и религии в связи с конкретными носителями религиозности, их общественным и экономическим положением, их деятельностью»,— призывал II Всесоюзный съезд СВБ. Выполняя эту главную установку антирелигиозной борьбы образца 1928–1930 гг., сибирские газеты стремились доказать, что члены «сект» являются классовыми врагами, ведущими борьбу с советской властью именно в результате своего социального статуса.

«Красному» обывателю из номера в номер внушалось, что сектантство превратилось в квинтэссенцию всех антисоветских сил. «Степная правда» утверждала: «сектанты не могут сочувствовать советской власти, потому что основное ядро их, руководящая верхушка — бывшие купцы, фабриканты, кулаки, жандармы, сановные царские чиновники, … двуногие вредители, которые хотят денег, власти, возможности эксплуатировать» [7]. Ей вторил «Рабочий путь»: «Если сосчитать в каком-нибудь районе, сколько верующих из тех, кто был бойкотирован во время хлебозаготовок, то получается такая картина — все бойкотируемые — все „богомольные люди“, а активисты — безбожники. Поджигающие хлеб бедняков и середняков, из-за угла стреляющие в активистов, общественных работников, в большинстве случаев тоже являются людьми верующими» [8]. Иногда газеты давали развернутый портрет проповедника или пресвитера, оказывавшегося непременно бывшим царским урядником, спекулянтом и купцом, как руководитель общины баптистов с. Богдановка Славгородского района Калиниченко [9], либо кулаком и владельцем мельницы, как проповедник баптистов, «кровосос» пресвитер Белоусов или евангельский христианин Илья Петренко [10]. Это про них писал вожак славгородских комсомольцев Лакомкин: «Трудно понять, где кончается кулак и начинается поп-сектант. Поэтому то комсомол … должен поставить работу так, чтобы одновременно бить и по кулаку, и по сектанту, и по попу» [11]. Другим любимым образом этого лубочного ряда злодеев был безжалостный эксплуататор, такой как члены Славгородского городского совета баптистов меннонит И. Пробст и баптист Руденко, «истязающие» сирот и батраков «во имя Христа Распятого» [12].

Характер деяний сектантов должен был подтвердить их контрреволюционную классовую сущность, поэтому сектантов целенаправленно выделяли, публикуя данные о злостных держателях хлеба, оказывавших сопротивление хлебозаготовкам. Только за период лета 1928 — лета 1929 гг. по омской и славгородской газетам нами выявлено около тридцати случаев, когда сектанты (в основном группы), упоминались как несдатчики хлеба в рубрике «На черную доску». Особенно колоритно выглядели баптисты г. Ново-Омска, имевшие большие запасы хлеба, и тем не менее грабившие, по мнению редакции, бедноту тем, что покупали хлеб в лавках Центррабкоопа [13], или баптисты с. Усово, «подкупавшие бедноту продавать на базарах кулацкий хлеб» [14]. Газеты также ставили в вину баптистам попытки сорвать самообложение, контрактацию молока, проведение займов, создание семенных фондов, как это было сделано в Славгородском округе в феврале 1930 г., когда план по созданию семенных фондов был выполнен только на три с небольшим процента [15].

Прерогативой сектантов становится и борьба против колхозов. 22 февраля 1929 г. «Рабочий путь» опубликовал передовую статью «Сектанты против мероприятий партии и правительства», в которой разоблачил махинации «разрозненных и разбитых остатков меннонитского кулачья», объединившихся после ликвидации Всероссийского меннонитского сельскохозяйственного общества в кооперативные объединения [16]. Наибольшее количество газетных сообщений о борьбе с колхозами приходится на два первых месяца 1930 г. Баптисты противостояли сплошной коллективизации в Новосибирском, Славгородском, Андреевском, Немецком и других районах [17]. «Злобная клевета» баптистов об «ужасах» в коммуне заключалась в рассказах о неминуемом голоде, рабстве, изъятиях хлеба.

Cовратитель молодежи

Революция побеждает, если дети и внуки, следующие за поколением революционеров, остаются верны ее идеалам. Эта азбучная истина хорошо осознавалась руководством партии, стремившимся устранить все препятствия, разделявшие государство и молодежь. Сектанты оказались неожиданно серьезной помехой на этом пути.

Тон кампании задал в мае 1928 г. признанный идеолог партии Н. И. Бухарин. Выступая на 8 Всесоюзном съезде ВЛКСМ, он уделил особое внимание сектантству, говорил о его перерождении, модернизации, росте числа его сторонников: «Мы полагали, что комсомол — единственная организация молодежи в нашей стране. Существует, однако, целый ряд сектантских организаций, которые объединяют в своих рядах примерно столько же, сколько комсомол» [18]. Сибирские газеты подхватили эти тезисы и взахлеб писали о модернизации работы сектантов во всем, что касается молодежи. Козырями злокозненных сектантов, особенно баптистов, признавалось проведение пропаганды «евангельских истин» молодыми, грамотными проповедниками, с использованием танцев, музыки, бесплатных угощений, приглашение специальных оркестров, оборудование спортплощадок с инвентарем, организация спортивных кружков и снабжение их участников спецодеждой, проведение бесед, лекций. «Всем известен их молитвенный дом на ул. Розы Люксембург. У них здесь и хоровые, и музыкальные кружки, открылись библейские регентские курсы, для чего выписали специалистов» — так описывала «Степная правда» молитвенный дом славгородской общины баптистов, который баптисты делили, начиная с июля 1919 г., с общиной меннонитов [19].

Ощущение реального соперника в борьбе за души не давало властям спокойно спать. На 4-й Славгородской партийной окружной конференции ВКП (б) в декабре 1928 г. утверждалось, что «в своей пропаганде баптисты перегнали нас, агитируя по существу не за бога, а против советской власти» [20]. Столь же критичен был секретарь ЦК ВЛКСМ Рахманов, присутствовавший в мае 1929 г. на Омской окружной конференция ВЛКСМ: «Там, где поставлены плохо наша работа и антирелигиозная пропаганда, а антирелигиозной работой похвалиться мы не можем, растет влияние сектантских организаций» [21]. Солидарны были с ним и местные работники: «Культурный поход остается позабытым… Сектанты не дремлют, они вербуют в свои ряды девушек и юношей только потому, что привлечь их не умеем» [22].

«Успех евангелистов в том, что они твердо усвоили — за кем молодежь, за тем и будущее», — писала славгородская газета, сообщая, что в с. Родино евангелисты приобрели фисгармонию, струнные музыкальные инструменты и устраивают каждый день вечера, а баптисты с. Хорошее Ново — Алексеевского района купили рояль [23]. В опасности оказался и пятитысячный отряд славгородских пионеров, из которого дети уходят и «идут под влияние сект, приманенные подарками баптистов» [24]. Исключительно ради того, чтобы «заполучить детей под свое влияние», баптисты были готовы, как утверждала газета, воспитывать детей — сирот, «готовя из беспризорников проповедников», как активист славгородской общины баптист Сахаров [25]. Требуя наказать «преступника», газета параллельно, из номера в номер, печатала статьи о нерешенной проблеме детской беспризорности и тяжелейшем положении детских домов.

Пытаясь представить дело так, что хитроумные «ловцы человеков» опережают комсомол в основном за счет разного рода приманок, авторы публикаций не видели или не хотели видеть главную причину успеха протестантских церквей. Позднее В. Шаламов напишет: «Религиозники, сектанты — вот кто, по моим наблюдениям, имели огонь душевной твердости. Тридцать восьмой год полностью подтвердил мою правоту» [26]. В тех условиях приверженцы протестантских церквей были едва ли не единственными, несшими мощнейший заряд гуманизма, который невозможно было не почувствовать и не оценить во все более радикализующемся обществе. Иногда это прорывалось и через призванную опорочить «сектантов» газетную писанину. Злопыхая на то, что «сектанты запели по-новому, делают ставку на культуру, которую так недавно считали исчадием ада», «Рабочий путь» опубликовал в октябре 1929 г. небольшой отрывок из проповеди баптистского проповедника «Души наших дев»: «Души наших дев завяли, надо окропить их божественной росой… Надо больше читать, любить музыку, культурно жить и обрабатывать землю» [27].

Вредитель и убийца

Эта характеристика давалась создателям образа с наибольшим трудом, и хотя на одной из карикатур 1929 г. в омской газете баптист изображен с крестом, как с винтовкой, наперевес, время поставленных на поток фальсифицированных «расстрельных» процессов еще не пришло. В Сибири сектантов будут целенаправленно отлавливать и расстреливать как шпионов, повстанцев, и заговорщиков в 1937–1938 гг. [28] В 1928–1930 гг. можно отметить несколько нашедших отражение в газетах процессов, близких по своему духу «Большому террору». Первым из них было дело группы 12 «кулаков-меннонитов» сел Петровка, Ореховка и Чунаевка Любинского района Омского округа, якобы организовавших 19–20 ноября 1928 г. массовую порку 15 батраков. То, что процесс был сфабрикован в интересах жесткого проведения в немецких селах хлебозаготовок, не вызывает сомнений. Практически сразу же после ареста обвиняемых заместитель Сибпрокурора И. А. Куприянов вопреки всем судебным нормам заявил, что это контрреволюционное преступление будет караться казнью «через расстрел» [29]. «Дело о порке» имело узнаваемые аналоги: прогремевшие в прессе Лудорвайское дело 1928 г., Розендамское дело 1929 г., а также дело группы патера И. Кельша 1929 г. [30]

В августе 1929 г. в Ново-Алексеевском районе прошел процесс над активистами баптистской общины, закончившийся вынесением непривычно больших для 1929 г. сроков. Организовавшие традиционную «женскую волынку» в знак протеста против создания коммуны, 6 баптистов и евангельских христиан из с. Хорошее во главе с председателем районного совета евангельских христиан В. И. Дегтяренко были осуждены на сроки от 5 до 6 лет лагерей с лишением избирательных прав на срок от 3 до 5 лет. После отбытия наказания сектанты подлежали высылке в Туруханский край [31]. Параллельно с ними в пос. Пленко Карасукского района к 8 годам лишения свободы с последующей высылкой на 5 лет в отдаленные районы Сибири был осужден баптистский проповедник И. Ф. Жуков. Последний призывал на поселковом собрании не вступать в колхозы, «повторение крепостного права», вел агитацию против коммунистов, «окрестные крестьяне Жукову верили и в колхоз не вступали» [32].

«Расстрельный» процесс над членами «Союза евангелистов» прошел под руководством прокурора Славгородского округа П. И. Цыганкова 16 ноября 1930 г. в с. Верх-Суетка Знаменского района. Протестанты агитировали против советской власти, за выезд в Америку, выпустили брошюру «Последний бой евгистов (евангелистов — А.С.) с сатаной», саботировали хлебозаготовки. После того, как 8 октября чекисты арестовали «головку» группы, был убит принявший особо активное участие в выявлении «контрреволюционной группы» председатель сельского совета Чернобровкин. Чекисты произвели дополнительные «изъятия», было арестовано еще 20 человек. Прошедшие собрания бедноты организованно потребовали расстрелять «сектантов-террористов» [33].

В конце 1929 — начале 1930 г. газеты стали публиковать сообщения о вредительских попытках сектантов развалить колхозы изнутри. Баптисты были уличены во вредительстве в колхозах «Им. Молотова», «III Интернационал», «Воля» Славгородского округа, где они «подкупали бедняков, чтобы они вступали в коммуну с целью разложения» [34]. Трудящиеся потребовали также прекратить «зловредную деятельность» меннонитских проповедников в коммунах «им. Буденного» и «им. Калинина» Немецкого района [35]. В январе 1930 г. «Советская Сибирь» и «Степная правда» нарисовали картины засилья баптистов в «Сибирском Гиганте» — одном из первых детищ сплошной коллективизации, созданном в с. Знаменское Славгородского района. В связи с попытками «взорвать колхозы изнутри и превратить лозунг коллективизации в лозунг эмиграции», в омской и славгородской газетах было опубликованно несколько статей об эмиграции немцев.

Для «Рабочего пути» характерным стало разоблачение вредительской деятельности сектантов на Омской железной дороге и предприятиях города. Заметки рисовали образ потенциальных вредителей, готовых в любой момент перейти от слов к делу. 1 марта 1929 г. газета призывала в связи с сезонным сокращением на железной дороге избавиться от «чуждых рабочему классу» белых офицеров, торговцев, проповедников разных сект, владельцев домов. По данным газеты, на железной дороге работало 8 баптистов и руководителей сект [36]. Двум из них, работавшему в правлении дороги, проповеднику баптистов Е. Ф. Мельников и проповеднику машинисту Рябоклячу «баптистскому попу на советском паровозе», газета уделила особое внимание. Травля последнего была вызвана логичным для газеты событием — Рябокляч был уволен за вредительство, т.к. во время поездки у паровоза испортился подшипник. «Гнать надо таких, как Рябокляч, из всех советских организаций, особенно из транспорта, главнейшего нерва пролетарского государства» — призывала газета [37].

Развратник, пьяница и сифилитик

Эта составляющая образа врага-сектанта должна была оказать непосредственное воздействие на женское население, прежде всего — на молодых девушек. В связи с половозрастными изменениями, вызванными войнами и революцией, роль женщин в жизни российской деревни значительно увеличилась. Власть пыталась использовать феминизацию в своих интересах. Если принять во внимание тот факт, что рост общин, ставший тенденцией двадцатых годов, шел в значительной степени за счет женского населения, то становится понятным стремление опорочить «сектантов» в глазах женщин, выставив их сладострастниками и пьяницами.

Задача облегчалась тем, что из всех составляющих образа врага данное направление дискредитации напрямую апеллировало к массовому сознанию, которое имело в изобилии примеры повседневной бытовой и сексуальной распущенности. Те, кто имели возможность ознакомиться с провинциальной прессой второй половины 1920-х годов, наверняка обратили внимание на большое количество публикаций об изнасилованиях в деревне, с одной стороны, и на рекламу различного рода лекций на сексуальные темы, лекарств, увеличивавших потенцию, услуг врачей-венерологов и т.д. — с другой. Среди наиболее эмансипированной части деревенской молодежи, прежде всего — комсомольцев, процветали пьянство и демонстративная сексуальная распущенность. На этом фоне резко выделялась «сектантская» молодежь, как правило не пившая, не курившая, строгая в вопросах морали, что также привлекало в ряды общин большое количество девушек и женщин. Вот как объясняли комсомольцам свое вступление в баптистскую общину девушки из с. Тополиное Ново-Алексеевского района Славгородского округа: «Зачем мы пойдем на ваши скучные собрания, в клуб или избу-читальню, когда у баптистов музыка, там хорошо играют, поют да и хулиганства там нет» [38].

Поэтому дискредитация была задана на самом высшем партийном уровне. Первомайские лозунги ЦК ВКП (б) и антипасхальные лозунги СВБ 1928–1929 гг. увязывали в массовом сознании верующих с пьянством и половой распущенностью: «Пьянство, хулиганство, религиозное мракобесие, половая распущенность пляшут в дружном хоре при смирении культурных сил деревни», «Разница между православием и сектантством подобна разнице между водкой и пивом!». 50 тысяч рабочих г. Новосибирска, поддерживая кампанию по закрытию сектантских молитвенных домов, демонстрировали в январе 1930 г. под лозунгом «Долой молитвенные дома и пивные!».

В провинциальной прессе указания сверху конкретизировались следующим образом. Ряд выявленных нами публикаций обвинял сектантов в изнасилованиях: «Были случаи, что в с. Богдановка [Славгородского округа] баптисты насиловали женщин прямо в здании молитвенного дома» [39]. «Der Landmann» и «Степная правда» нередко обвиняли проповедников в изнасилованиях наемных работниц и воспитанниц. Так, 10 ноября 1928 г. проповедник меннонитов Иван Классен из с. Редко-Дубровка Немецкого района был обвинен в изнасиловании работницы Елены Кооп [40]. Сектанты развратничали и пьянствовали якобы и на своих молитвенных собраниях. «Рабочий путь», описывая обряды «христиан евангельской веры» г. Ленинска-Омского, утверждал: «Водка и поцелуи — программа новой секты… Сектанты моют друг другу ноги, целуются и переходят к возлияниям, причем в кровь Христову у них может обращаться обыкновенная русская горькая. После выпивки братское целование продолжается, но оно имеет несколько иной характер — »братья» целуются исключительно с «сестрами» [41].

Половой распущенности логично должны были сопутствовать венерические болезни. И славгородская газета совершает летом 1929 г. открытие: «Баптисты плодят венериков». По ее утверждению, во время собраний баптистской общины с. Орлово, когда больные баптисты и здоровые пользуются одной кружкой для питья воды, происходит массовое распространение венерических болезней «через баптистскую общину» [42]. Такие «открытия» совершались не только в Славгороде. В декабре 1928 г. бдительные органы изобличили баптистскую артель в Борисоглебском округе, где «святые отцы предавались разврату и пьянству». Медицинским освидетельствованием якобы было обнаружено, что они «поголовно сифилитики» [43]. Власти явно валили с больной головы на здоровую. По информации, опубликованной летом 1928 г. в «Степной правде», в некоторых районах Славгородского округа сифилисом болело до 90% населения. С декабря 1927 г. по апрель 1928 г. в венерических пунктах округа было зафиксировано 8.060 больных сифилисом [44].

Злокозненные сектанты использовали силу эроса также для вербовки новых членов. Девушки-баптистки славгородской общины наряжались как можно лучше, «чтобы заманить ребят в баптистский дом» [45]. В с. Усово, «баптистском логове» Омского округа, дочка пресвитера «обработала» секретаря комсомольской ячейки и нестойкий комсомолец влюбился «по шейку» [46]. На баптистских богослужениях в Одесском районе непременным атрибутом был «хор юных девушек, в весьма прозрачных платьицах, с распущенными волосами, возносивший хвалу богу» [47].

Мракобес и фанатик

Как ни странно, но данная составляющая оказалась наименее разработанной. На то было несколько причин. С одной стороны, религия априори рассматривалась как мракобесие, а верующий по определению был фанатиком, стоящим на пути прогресса. Сюжет, над которым хорошо потрудились еще французские просветители, с трудом поддавался коррекции. С другой стороны, после разглагольствований о модернизации сектантства проблематично было использовать наиболее черные краски. Но в свете все тех же самых нововведений, предпринятых «хитрыми и изворотливыми сектантами», необходимо было продемонстрировать, что сущность их остается прежней.

Наиболее убедительными и имеющими действительную реальную основу, стали взаимоотношения сектантов-отцов и детей. «Бродячим» сюжетом были притеснения, которым подвергалось юношество, стремящееся вырваться из-под опеки старших. «Рабочий путь» писал о том, что баптисты «муштруют свою молодежь, запрещают ей ходить в клуб». Классическим мракобесом выступал пресвитер Усовской общины Шулькин, который «порет своих дочерей за тягу к клубу» [48]. В схожих интонациях писали о баптистах и меннонитах «Степная правда» и «Der Landmann». В январе 1930 г. «Советская Сибирь» сообщила о «фарисействующих» баптистах сел Тихоново и Еремино Новосибирского округа, организовавших для надзора за молодежью милицию нравов [49].

Другим распространенным сюжетом стали сочиненные баптистами божественные «письма из Иерусалима», которые распространялись под угрозой божьей кары «суеверными людьми в Борисовском, Москаленском и Одесском районах» Омского округа в начале 1929 г. [50] Появление «писем от бога» отметила и «Степная правда» летом 1929 г.

К классическому арсеналу доказательств мракобесия сектантов относились сообщения о том, что в Ленинске-Омском баптисты агитируют среди рабочих против ликвидации безграмотности [51], про слухи, «распускаемые сектантами» о наложении антихристова клейма всем работающим в МТС (Калачинский район Омского округа) [52], об открытии сектантами «святой пещеры» в Покровском районе Рубцовского округа, где под видом душеспасительных бесед ведется антисоветская агитация [53].

В сравнении с этими заметками некоторые относительно безобидные на первый взгляд публикации носили куда более глубокий, знаковый характер. К таким можно отнести сообщение о публичном отказе проповедника баптистов Дерксена (пос. Хороший Славгородского района) покупать в лавке сахарницу с надписью «Кооперация — столбовой путь к социализму» [54] или описание обряда крещения, совершенного баптистами 23 июня 1929 г. в с. Желанное, центре баптистских организации Омского района. Параллельно проводившей антирелигиозный диспут бригаде омского горсовета СВБ «пришлось наблюдать весьма интересную картину — крещение взрослых баптистов в местном болоте. Баптистский священнослужитель лезет по колено в воду, к нему идут жертвы религиозного дурмана… Жертва отвечает „верую“, тогда крещаемый погружается в грязное болото, где только до этого бултыхались свиньи, коровы, гуси» [55].

Прокаженный

Здесь речь пойдет о формировании очередной составляющей с ярко выраженной угрожающей окраской, адресованной потенциальным «сектантам». Необходимы были публикации, которые подчеркивали бы ярко выраженную опасность «сектантского бытия» и отторжение свободных церквей от социального организма. Одной из его основных характеристик, вполне сложившейся к концу 1920-х годов, была крайняя милитаризованность общества, все время возраставшая по экспоненте. Пацифизм большинства приверженцев свободных церквей, продолжавших отказываться от военной службы с оружием в руках, несмотря на то, что руководящие органы большинства конфессий заявили под давлением репрессивной кампании 1922–1923 гг. о признании военной службы, расценивался властью как опасное антисоветское явление.

В результате произошло ужесточение административных мер по линии НКВД в отношении «сектантов», получивших освобождение по решению суда и усилились репрессии в отношении «отказников», что нашло заметное отражение в газетах. В соответствии с приказом наркома внутренних дел В. Н. Толмачева №108 от 31 мая 1929 г. «Об использовании труда граждан, освобожденных от воинской службы по религиозным убеждениям», все верующие, освобожденные от призыва в 1924–1928 гг., мобилизовывались на 3 месяца для работы на лесных промыслах государственного треста «Лесохим». Помимо создания контингента дешевой и бесправной рабочей силы для лесоразработок, власти преследовали еще одну цель. Избегнуть работы, бывшей приоритетом заключенных, верующие могли только путем отречения от убеждений [56].

«Рабочий путь» сообщил летом 1929 г., что во время призыва 1907 года рождения «религиозники», освобожденные от военной службы, после призыва будут использоваться на общественно-полезных работах в течение 2 лет, а «лишенцы» (в т.ч. служители религиозных культов) зачисляются в тыловое ополчение и по окончанию призыва будут обложены специальным военным налогом» [57]. В середине августа 1929 г. вышло постановления Омского окружного исполнительного комитета, в соответствии с которым освобожденные от службы «религиозники» подлежали использованию на земледельческих работах в совхозах, начиная с 20 августа 1929 г. На работу отправлялись все освобожденные за последние 5 лет [58]. Порядок использования верующих был согласован с НКВД. Из дальнейших публикаций выяснилось, что более 200 «религиозников» должны были в течение 5 лет с перерывами отбывать повинность в совхозе омского исправтруддома, т.е. тюрьмы.

9 апреля 1930 г. «Колхозная правда» опубликовала очередной приказ НКВД №180 от 12 марта 1930 г. Согласно нему граждане, призывавшиеся в 1925–1929 гг., но освобожденные от военной службы по религиозным убеждениям привлекались «для работы на лесных разработках государственного треста “Лесохим” в пределах Сибирского производственного района с 20 апреля по 20 октября 1930 г.». По сравнению с приказом годичной давности условия этого документа были жестче: в 1930 г. «отказники» мобилизовывались уже не на 3 месяца, а на полгода. «Сектанты», отказавшиеся от своих убеждений, подлежали теперь передаче в армию только после отбытия срока работ [59]. От мобилизации освобождались «лица, привлекавшиеся в течение 2 лет». Тенденция принудительной эксплуатации пацифистов нашла свое логичное развитие в призыве «религиозников» на службу в части тылового ополчения [60].

Параллельно с этой информацией газеты исправно публиковали как сообщения о судах над «отказниками», так и публичные письма-отречения от веры призывников-сектантов. В течение 1929 г. в газетах было опубликовано несколько заметок о проведении показательных ревтрибунальских процессов над «отказниками»: субботником Тевсом (жителем с. Марковка Ключевского района Славгородского округа, отказывавшегося по религиозным убеждениям исполнять служебные обязанности в субботние дни [61]), евангельским христианином Г. Моторенко (жителем д. Щегловка, Полтавского района Омского округа [62]) и другими. Все они были осуждены на срок от одного до двух лет принудительных работ. Летом-осенью 1929 г. также появляются публикации, призывающие «не пускать классового врага в Красную Армию», а особенно сектантов, ведущих в воинских частях, базировавшихся в Славгородском округе, «явно контрреволюционную работу, пользуясь поддержкой местных сектантских общин» [63].

Унизительные и близкие к лагерным формы квазиальтернативной военной службы, показательные суды над «отказниками», с одной стороны, и героизация службы в армии, которая для многих становилась необходимой ступенью в карьере, а зачастую и гарантом спасения собственной жизни — с другой, вырабатывали у молодежи стойкое чувство опасности перед всем, связанным с «сектантством».

Другим направлением стала демонстрация неполноценности сектантства в сфере семьи. Известные более по 1937–1938 гг. публичные отречения от родных и близких проявились в отношении семей сектантов уже в полной мере в 1929–1930 гг. Типичным является заявление некоего И. Фогта: «Я отказываюсь иметь всякую связь со своим отцом Фогт Францем в виду того, что он является проповедником баптистов. Я не хочу иметь такого отца и навсегда отрекаюсь от него» [64]. Варианты давления на верующих посредством близких варьировались — от полного разрыва до благожелательного: «Отец, ты заблудился». Именно так называлась публикация обращения красноармейца Т. Малышева к своему отцу, крестьянину поселка Ново-Андреевский Славгородского района, который в 1929 г. вступил в баптистскую общину [65].

Вездесущий враг

Поток заметок 1929–1930 гг. демонстрировал также одно из качеств, необходимых для создания образа врага — враг должен был «невесть как расплодиться». Публикации показывали, что враги стремятся противостоять социалистическому строительству не только на стратегических направлениях, но и на всех остальных, проявляя свою активность повсеместно, зачастую в совершенно неожиданных сферах деятельности.

Школы

Уже в 1928 г. стало ясно, что враги тянут свои щупальца к школам. Визитной карточкой меннонитов стало создание «тайных школ». В пос. Сергиевка Ключевского района была раскрыта тайная школа под руководством жены меннонитского проповедника Фризена, закрыта баптистская школа в Славгородском районе. В феврале 1929 г., благодаря бдительности родителей-коммунистов Шульц, была вскрыта тайная организация воскресных школ по обучению детей Закону Божьему в селах Пучковского сельского совета Исиль-кульского района [66]. Нападкам регулярно подвергалась и Маргенаусская школа 2-й ступени.

В Славгороде баптисты проникли в педагогический техникум и городскую школу, завербовав несколько учащихся в общину. В пос. Лозовом Славгородского округа баптисты «напичкивали своих детей религиозным дурманом, заставляя их этот дурман рассказывать детям, не зараженным предрассудками» [67]. Дети баптистов и адвентистов публично отказывались в школах петь «Интерационал», «громко отвечая, что вера и их родители не позволяют этого петь». Выступая в январе 1930 г. на пленум Славгородского окрисполкома, некто Штейнберг предложил создать курсы с антирелигиозным уклоном для учителей — нацмен, так как «почти в каждом поселке имеется по три проповедника разных религиозных общин» [68].

Выборы

«Бродячим» сюжетом стало извращение сектантами демократической процедуры перевыборов местных советов. «Так, у сектантов водится обычай в дни перевыборов устраивать свои молитвенные собрания, чтобы отвлечь верующих от перевыборов и навязать им своих кандидатов», — это утверждение «Рабочего пути» с незначительными изменениями было дежурным для темы «Выборы и сектанты». Скандальный, с точки зрения газеты, случай произошел в январе 1929 г. в с. Гаркушино Москаленского района, когда на избирательное собрание «явились 10 кулаков и 15 недолишенных права голоса, главным образом иждивенцы-кулаки и баптистские проповедники. Все кандидаты от партии были провалены, прошли кулацкие кандидаты» [69] «Гаркушинская» история имела свое продолжение: чтобы кулаки-сектанты почувствовали «силу стальных удил пролетарской законности», на проведение работы по организации бедноты округа были брошены 100 рабочих г. Омска.

Экзотика повседневности

Большинство заметок, названных здесь «экзотическими», были написаны на темы, которые практически никогда не имели аналогов или повторений в последующих публикациях, но были также весьма функциональны в свете вышеприведенных соображений. Так, летом 1929 г. выяснилось, что «сектанты-духоборы» захватили руководство над футбольным кружком при Омской городской бойне, «вытеснив рабочих» [70]. Чистка омских вузов в мае 1929 г. прошла под лозунгом «Кулак и нэпман, буржуазный профессор, поп и сектант, выстраиваются единым фронтом, чтобы сорвать рост социализма» [71]. Правда, привести примеры проникновения сектантов в вузы оказалось трудно. Только в Омском мединституте был найден студент И. Борисов, освобожденный от военной службы по религиозным убеждениям [72]. Показательной является небольшая заметка в омской газете в феврале 1929 г., которая повествовала об удалении милицией баптисток-портних, «хитростью проникших» на семейный вечер, устроенный профсоюзами в Исиль-куле [73]. Сектанты «пролезали» в партию, пресвитер баптистов занимался рабселькоровской деятельностью, баптистки Ленинска-Омска в 1928–1929 гг. регулярно «просачивались» в женотделы, сектанты-меннониты «пробрались» летом 1929 г. на краевые курсы по переподготовке учителей, баптисты с. Желанное Одесского района замахнулись на прерогативы партии, приняв по халатности райкома участие в чистке партии. Столь необходимая для революционных преобразований истеричность массы нарастала, и вполне оправданным выглядел в декабре 1929 г. вопль-требование рабочих омских пекарен: «Уберите баптистов!» [74].

Молитвенные дома — штаб-квартира контрреволюции

Кампания по закрытию молитвенных домов сектантов, развернутая во второй половине 1929 — начале 1930 гг. в г. Славгороде и г. Новосибирске, явилась логичным завершающим этапом в формировании образа врага, демонстрируя одновременно всходы разбросанных зерен ненависти и страха ^***.

Революции стремятся изменить социокультурную кодировку действительности, привычное «чужое» или «старое» неожиданно становится «контрреволюционным». Закрытие молитвенных домов стало продолжением символического порыва к перечеркиванию проклятого прошлого, явлением одного порядка с требованиями о введения летоисчисления не с Рождества Христова, а с первого дня Октябрьской революции, проведении реформы календаря и введении пятидневной недели с днями Маркса, Ленина, Звезды, Серпа, Молота [75]. Переворот на ментальном, психологическом уровне, сочетавшийся со все чаще провоцируемым сверху впадением в массовую истерию, продолжался.

Сигнал к началу травли в Славгороде дало опубликованное 10 июля 1929 г. в «Степной правде» постановление служащих окрисполкома, горсовета и окрсобеса «покончить с центром реакции, докатывающимся иногда до контрреволюции». В качестве основного контрреволюционного деяния баптистов назывались их собрания: «баптисты за последнее время доходят до того, что поздним вечером собираются и без света о чем-то говорят. О чем они могут говорить в темном помещении? О всем, только не о боге, которым прикрывают свои сборища».

Еще более «преступным» было объявлено увеличение числа посетителей молитвенного дома. «Учитывая явно контрреволюционную деятельность» баптистов и возмущенные «безобразнейшим, доходящим до наглости, поведением баптистов, целиком направленным на подрыв мероприятий советской власти», советские служащие потребовали расторгнуть договор с баптистами по аренде дома [76]. Судьба дома молитвы, имевшего несчастье символически находиться на стыке улиц «Розы Люксембург» и «Зиновьева», была решена. В этой статье и последующих публикациях авторы газеты создавали мрачный образ молитвенного дома, схожий с избушкой бабы-яги и логовом страшного сказочного людоеда, который наделялся черными сверхъестественными силами: «огромное здание, явно вредное», «паутина, в которую заманиваются простаки», «ловушка капиталистов», «универсальная ловушка для темных и несознательных людей» и т.д. Ряд статей, появившихся в последующие июльские дни, отражал и одновременно раскручивал маховик массовой истерии. После сообщений о прошедшем 9 июля 1929 г. суде над руководителями славгородской баптистской общины [77], из номера в номер публиковались порции «ярости трудящихся», их протесты и требования. Одно перечисление коллективов, вынесших требование закрыть молитвенный дом, могло бы занять страницу.

Продолжавшаяся неполных три недели кампания прекратилась, как по мановению волшебной палочки, в конце июля 1929 г. Решение должно было пройти по бюрократической лестнице, вершиной которой было бы постановление Сибкрайисполкома, или, в случае протестов баптистов и меннонитов, постановление ВЦИК.

Дальнейшие публикации «Степной правды» дают основание утверждать, что в сентябре 1929 г. дом молитвы еще не был закрыт. 6 сентября 1929 г. собрания рабочих г. Славгорода требовали «ликвидировать баптистский молитвенный дом», так как в условиях военного конфликта на советско-китайской границей было необходимо разгромить пятую колонну в лице баптистов [78]. Не закрыли его и вплоть до начала 1930 г. — 30 и 31 декабря 1929 г. общие собрания коллективов Славгорода вновь возбудили ходатайство перед городским советом о закрытии молитвенного дома [79]. Назвать конечную дату ликвидации не представляется пока возможным, но закрытие молитвенных домов в Новосибирске в марте 1930 г. подтверждает, что его постигла аналогичная судьба.

Кампания в Новосибирске как две капли воды похожа на славгородскую. Существовавшие в Новосибирске общины христиан-баптистов, евангельских христиан и адвентистов седьмого дня оказались перед лицом разворачивавшейся против них кампании в середине августа 1929 г. 15 августа горсовет принял решение о расторжении договоров на пользование зданиями с протестантскими конфессиями. В начале января 1930 г. процесс ликвидации получил поддержку «организованных низов» — трудящихся Новосибирска. С 3 по 22 января 1930 г. «Советская Сибирь» публиковала требования рабочих и служащих закрыть в городе все церкви, молитвенные дома и, на волне революционного сознания, пивные. Трудящиеся неожиданно осознали крайнюю несовместимость «нового» и «старого»: Старокладбищенской церкви и сада совторгслужащих, баптистского и адвентистского молельного домов со штабом СибВО и домом Красной Армии. Это «чудовищное соседство» добавляло пыла в их требования.

7 февраля 1930 г. Сибкрайисполком постановил, «учитывая массовое ходатайство граждан Новосибирска …не менее 50.000 человек, а также крайний недостаток помещений для культурно — просветительной работы», ликвидировать молитвенные здания «сектантских» общин, передав их горсовету. В тот же день Новосибирским окрисполкомом было одобрено решение горсовета о сносе часовни на Красном проспекте.

Причины кампании

Произведенный анализ публикаций с полным основанием позволяет утверждать, что в основе «антисектантской» кампании конца 1920-х годов лежали, по меньшей мере, три главные причины. Во-первых, в 1928–1929 гг. у руководства партии сформировалось убеждение, что русская православная церковь более не является, не смотря на значительное число сохранившихся приходов и верующих, серьезным противником «новой революции». Отсюда в газеты перекочевал ряд стандартных утверждений: православные священники ленивы, неизобретательны, безнадежно проигрывают состязание в идеологической борьбе. Совсем иное — сектантство. Сектант более гибок, опытен, хитер, популярен. В возродившихся в конце 1920-х годов диспутах православные священники всегда — в изложении авторов репортажей — были беспомощны, зато «куда мудрее, подготовленней и слащавее были оппоненты-баптисты». Соответственно и «сектантские организации» расценивались как более гибкие, изворотливые в сравнению с русской православной церковью [80].

В выдвижении «сектантов» на первый план сыграло свою роль и то, что большинство антирелигиозных мероприятий периода нэпа, за исключением административных, давали минимальный эффект. Для оживления антирелигиозной борьбы нужен был сильный стимул — такой, как образ злобного врага. Православные священники, по мнению кукловодов кампании, на эту роль в своей массе уже не годились.

Во-вторых, «сектантство» фундировало сталинский тезис об усилении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. В соответствии с марксистской ортодоксией усиление активности классового врага должно было сопровождаться и активизацией идеологического наступления на социализм. «Сектанты» как нельзя лучше подходили на роль идеологов кулачества, «рупора классового врага». «Безбожникам» была поставлена задача увязать антирелигиозную пропаганду с политикой и показать, «чьи классовые интересы обслуживают в СССР религиозные организации» [81]. То, что в «религиозные организации» вкладывалась прежде всего «сектантская» начинка, хорошо демонстрирует майское 1929 г. постановление ЦК ВКП (б) об укреплении партийного руководства культурной работой профсоюзов, которые ЦК пыталось использовать в качестве одного из рычагов антирелигиозной борьбы. Его 4-й пункт гласил: «В связи с обострением классовой борьбы и активными попытками кулацко-нэпмановских элементов профсоюзы должны развернуть усиленную борьбу с религиозными течениями, в частности, с сектантством» [82].

В третьих, «сектантство» расценивалось как носитель альтернативы строительству социализма. «Под религиозным флагом преподносится программа, отвечающая на все вопросы современности, но программа не наша, программа капиталистических, реставраторских групп», — писал в мае 1929 г. «Рабочий путь» [83]. «Сектанты» выступали в глазах большевиков в роли извратителей, а, как известно, еретик более опасен.

Не последнюю роль сыграли «сектантские» кооперативы и артели, выступавшие убедительным доказательством, в том числе и для части большевиков во главе с В.Д. Бонч-Бруевичем, «что к коммунизму можно прийти разными путями» [84]. Неприемлемым было и исповедание «сектантами» гуманизма. «По учению Евангелия есть только две заповеди Любви. Все, что не согласуется с этими заповедями — грех … Баптисты придерживаются признания верховной ценности и достоинства всякой человеческой личности», — утверждал «Баптист», центральный орган Всероссийского союза баптистов [85]. «Все зло не в капитализме, не в экономическом неравенстве, а в испорченном человеческом сердце»,— вторил «Голос истины» адвентистов [86].

Контрреволюцией чистой воды выглядели моления баптистов за «пострадавших за слово Божие», «за заключенных в темницы» (как это делало руководители сибирских баптистов Ананьев и Куксенко [87]), отказ делить «божьих детей» на кулаков, середняков и бедняков [88], пользоваться в колхозах имуществом раскулаченных, так как это «воровство», заявления о том, «без Христа идти некуда, что без религии люди становятся зверям подобны», утверждения, что «пролетариат ведет борьбу с воображаемым врагом» [89].

Без понимания того, что большевики разглядели в «сектантах» серьезного конкурента, непонятна постоянная тема антисектантских публикаций, живописующая якобы «аналогичные» партийным методы «сектантской» работы. Параллели проводились везде: баптистские «агитпропы», сектантские «социалистические» соревнования (немало перьев было сломано на тему соревнования баптистов Омска и Северного Кавказа), баптисткие чистки, циркулярные письма, «религиозные клубы» среди рабочих, празднование вместо 8 марта праздника «жен-мироносиц», пение вместо «Интернационала» — «Никто не даст нам избавленья, лишь бог спасет своей рукой», «Христомолы» вместо комсомола, изучение Маркса-Ленина, «чтобы бить нас нашим же оружием», евангелизация СССР в противовес коллективизации и индустриализации, вместо социалистических городов — город Евангельск и.т.д. Только этой своеобразной «ревностью» может быть объяснена рьяность, с которой громились меннонитские кооперативы или коммуны толстовцев.

Как это заметно из резко сократившихся антирелигиозных публикаций в газетах, а также согласно партийным документам и документам Сибирского краевого совета СВБ, во второй половине 1930 г. в Сибири «антирелигиозная работа ослабла и организация безбожников была в состоянии развала» [90]. Эта пертурбация поддается только одному объяснению: массовое закрытие молитвенных домов и церквей, репрессии над «церковниками» (по данным крайсовета СВБ, к июню 1930 г. было привлечено к судебной ответственности около 50% «всех попов» [91]) и сворачивание активности общин расценивались на местах «как сигнал к демобилизации на антирелигиозном фронте». Идеологическая кампания по созданию образа врага была закончена. Логично встает вопрос о том, насколько данный образ был внедрен в массовое сознание.

Один из российских историков предложил оценивать долгосрочные последствия русской революции по наличию в обществе «бацилл» революционаризма, подразумевая под ними склонность решать все проблемы насилием, а также заряд демагогии и ортодоксии [92]. В этом отношении плоды, привнесенные долгосрочной политикой ненависти в отношении свободных церквей, оказались в российском обществе чрезвычайно живучими. В массовом сознании движение протестантских церквей по-прежнему оценивается достаточно негативно, причем преобладают стереотипы образца 1920-х — 1930-х годов. Можно говорить о сложившейся парадоксальной ситуации, когда русская православная церковь в ходе конкуренции, развернувшейся между ней и протестантскими конфессиями, с успехом использует наработки большевиков.

ПРИМЕЧАНИЯ

^* В отечественной историографии для обозначения совокупности протестантских церквей традиционно используется носящий негативную смысловую нагрузку термин «сектантство» и его производные. Применяемое нами понятие «свободные церкви» является калькой с используемого в немецкой историографии термина «Freikirchen». К этому термину близка дефиниция, которую в 1920-е годы использовали сами верующие: «свободоверческие общины».

^** С 25 января 1930 г. — «Колхозная правда».

^*** Омск, третий центр «сектантства», остался вне кампании, т.к. омское руководство опередило события — без пропагандистской шумихи в марте 1928 г. был расторгнут договор омского горсовета с баптисткой общиной, якобы нарушавшей порядок пользования молитвенным домом, 11 июля 1929 г. президиум Сибирского крайисполкома принял решение о закрытии молитвенного дома баптистов в с. Усово Омского округа. Зато аналогичная акция была предпринята в январе 1930 г. в г. Щегловске (Кемерово).

1. ЦДНИОО, ф.19, оп.1, д.49, л.21. В докладе «О развитии сектантства и состоянии антирелигиозной пропаганды в Омской губернии» по состоянию на 7 мая 1925 г. приводится более высокая совокупная численность баптистов, евангельских христиан, меннонитов, адвентистов седьмого дня и молокан — 16 931 человек. // ГАНО, ф.п.2, оп.1, д.948, л.32 
2. Рабочий путь, 1929, 11 августа, №181
3. Долотов А. Сектантство в Сибири // Критика религиозного сектантства (опыт изучения религиозного сектантства в 20-х — начале 30-х годов). М, 1974, с.104; Аналогичную цифру по состоянию на 1929 г. — «свыше 30 тыс. сектантов» — приводит и И. Д. Эйнгорн. См. Очерки истории религии и атеизма в Сибири. 1917–1937. Томск, С.127.
4. См. Савин А. И. Советская власть и христианские секты: к истории одной антирелигиозной кампании в Сибири в 1922–1923 гг. // Социокультурное развитие Сибири XVII–XX вв. Бахрушинские чтения 1996 г. Новосибирск, 1998, С.91–100. Он же. К вопросу о политике сибирских властей в отношении сектантов в начале 1920-х гг. // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI — начала XX веков. Материалы четвертой региональной научной конференции 11–12 ноября 1999 г. Новосибирск, 1999, С.274–278.
5. Plaggenborg Stefan. Revolutionskultur. Beitrage zur Geschichte Osteuropas, Bohlau, 1996, Band 21, S.173 
6. Булдаков В. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М, 1997, с.25 
7. Поповские и сектантские обители наполняют вредители // Степная правда, 1928, 22 декабря, №265 
8. Рабочий путь, 1929, 19 ноября, №264 
9. Что прикрывается религиозной проповедью // Степная правда, 1928, 23 октября, №216 
10. Как сектанты поддерживают кулачество // Степная правда, 1928, 16 сентября, №185 
11. Комсомол объявил хозяйственно-культурный поход в деревню // Степная правда, 1928, 7 октября, №203.
12. Во имя Христа Распятого // Степная правда, 1928, 22 ноября, №239; На штурм классового врага, прикрывающегося крестом и евангелием // Степная правда, 1928, 12 сентября, №181 
13. Ново-Омские спекулянты хлебом // Рабочий путь, 1929, 14 апреля, №84 
14. Усовские кулаки — крупные держатели хлеба // Рабочий путь, 1929, 28 июня, №144 
15. Создание семфондов — это сейчас самое важное // Колхозная правда, 1930, 11 февраля, №40 
16. Рабочий путь, 1929, 22 февраля, №44 
17. См. к примеру: в «Советской Сибири» за 1930 год — 10 января, №8; 24 января №19; 4 февраля; 21 февраля; 27 февраля. В «Степной правде» за 1930 г. — 1 февраля, №31; 11 февраля №40; 11 марта №64; 25 марта №74; 11 апреля №86; 12 апреля №87; 18 апреля №94.
18. Бухарин Н. И. Текущие задачи комсомола. Доклад на VIII Всесоюзном съезде ВЛКСМ, 6 мая 1928 г. // Бухарин Н. И. Путь к социализму. Новосибирск, 1990, С.302 
19. На штурм классового … // Степная правда, 1928, 12 сентября, №181 
20. Степная правда, 1928, 14 декабря, №258 
21. Рабочий путь, 1929, 28 мая, №119; 31 мая, №121 
22. Там же, 31 мая, №121 
23. Неугомонный не дремлет враг // Степная правда, 1928, 10 октября, №205 
24. Степная правда, 1929, 1 июня, №125 
25. Там же, 10 августа, №181 
26. Шаламов В. Колымские рассказы. М., 1989, с.325 
27. Ловцы душ// Рабочий путь, 1929, 5 октября, №228 
28. Cм. Самосудов В. М. Большой террор в Омском Прииртышье. 1937–1938. Омск, 1998; Папков С. А. Сталинский террор в Сибири в 1928–1941 гг. Новосибирск, 1997, С. 221 
29. Der Landmann, 1928, 1 декабря, №94 
30. В с. Лудорвае, недалеко от г.Ижевска (Вотская автономная область) «по почину кулаков» были якобы выпороты 300 крестьян-бедняков. См. к примеру: Степная правда, 1928, №206, 11 октября. В Розендаме, Немецкая АССР, в 1929 г. прошел процесс над группой из 12 кулаков, якобы перепоровших 85 человек, несколько из которых было запорото насмерть. См. Степная правда, 1929, №186, 16 августа. Группа кулаков под руководством патера Иосифа Кельша якобы все 1920-е годы терроризировала бедноту сел Погрелово, Ней-Мариновка, Ясная Поляна и Андреасфельд Донецкого округа. См. Рейнмарус А., Фризен Г. Под гнетом религии. Немцы-колонисты в СССР и их религиозные организации. М-Л, 1931, С. 113–114.
31. Крест и евангелие — очаг контрреволюции // Степная правда, 1929, 22 августа, №191 
32. Там же.
33. Нет пощады кулакам-террористам // Степная правда, 1929, 5 ноября, №256 
34. Черные рясы в союзе с кулачеством ведут борьбу против коллективизации//Колхозная правда, 1930, 21 февраля, №49 
35. Трудящиеся не потерпят зловредной деятельности проповедников // Степная правда, 1929, 31 декабря, №310.
36. Рабочий путь, 1929, 10 марта, №58 
37. Баптистский поп на советском паровозе // Рабочий путь, 1929, 27 октября, №247 
38. Там, где зевает комсомол // Степная правда, 1928, 17 октября, №211 
39. Возлюбим друг друга // Степная правда, 1928, 23 октября, №216.
40. Степная правда, 1928, 10 ноября, №229 
41. Ловцы душ // Рабочий путь, 1929, 5 октября, №228 
42. Баптисты плодят венериков // Степная правда, 1929, 10 августа, №181 
43. Поповские и сектантские обители…
44. Степная правда, 1928, 23 августа, №160 
45. На штурм классового…
46. В баптистском логове // Рабочий путь, 1929, 18 мая, №111 
47. Нахлебники господа бога // Рабочий путь, 1929, 14 апреля, №84 
48. В баптистском логове…
49. Советская Сибирь, 1930, 14 января, №11 
50. Нахлебники господа бога…
51. Воинствующие бездействовали // Рабочий путь, 1929, 5 ноября, №254 
52. Рабочий путь, 1929, 22 ноября, №267 
53. Критика П. Майского на книгу В.Д. Бонч-Бруевича «Кривое зеркало сектантства», издательство «Безбожник», 1929 // Советская Сибирь, 1930, 30 января, №24 
54. Баптисты за работой // Степная правда, 1928, 8 июля, №126 
55. Антирелигиозники в баптистской деревне // Рабочий путь, 1929, 17 июля, №160 
56. Степная правда, 1929, 26 июля, №170 
57. Кулакам и спекулянтам нет места в Красной армии // Рабочий путь, 1929, 10 июля, №154.
58. Рабочий путь, 1929, 17 августа, №186 
59. Колхозная правда, 1930, №87, 9 апреля
60. См. Сектанты в трудчастях. Сборник. M. 1930; Красильников С. А. На изломах социальной структуры. Маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917&nbsp— конец 1930-х годов). Учебное пособие, Новосибирск, 1998.
61. Религиозные убеждения не могут служить оправданием дезертирства // Степная правда, 1929, 4 июля, №.151 
62. За что судят Моторенко // Рабочий путь, 1929, 9 июня, №130 
63. Не пускать классового врага в Красную Армию // Степная правда, 1929, 25 августа, №194 
64. Степная правда, 1929, 25 декабря, №204 
65. Там же, 24 декабря, №203 
66. Сектанты против мероприятий партии и правительства // Рабочий путь, 1929, 22 февраля, №44 
67. Баптизм просачивается в школы // Степная правда, 1928, 17 ноября, №235 
68. Степная правда, 1929, 11 января, №11 
69. Неслыханный случай срыва избирательного собрания кулаками // Рабочий путь, 1929, 27 января, №22 
70. Рабочий путь, 1929, 2 июля, №147 
71. Там же, 19 мая, №112 
72. Лишенцев вон // Рабочий путь, 1929, 7 февраля, №31 
73. Не по адресу // Рабочий путь, 1929, 14 февраля, №37 
74. Рабочий путь, 1929, 1 декабря, №275 
75. Советская Сибирь, 1930, 4 января, №4, 18 января, №15 
76. Долой молитвенные дома баптистов // Степная правда, 1929, 10 июля, №156; Не допустим разгула сектантства // 11 июля, №157; Классовый враг под прикрытие креста // 18 июля, №163; Ждем решения горсовета // 19 июля, №164; Закрыть все молитвенные дома // 24 июля №168 
77. Степная правда, 1929, 11 июля, №157 
78. Степная правда, 1929, 6 сентября, №203 
79. Месяцем ранее Славгородский горсовет расторгнул договоры на пользование молельными домами с общинами евангельских христиан и католиков. См.: Белковец Л. П. Большой террор и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920-х — 1930-е годы). Москва, 1995, С.35.
80. Как сектанты поддерживают кулачество // Степная правда, 1928, 16 сентября, №185 
81. Об одном слабом участке работы // Рабочий путь, 1929, 13 июня, №133 
82. Рабочий путь, 1929, 24 мая, №116 
83. Морда классового врага смотрит из-за кулис церкви // Рабочий путь, 1929, 26 мая, №118 
84. Эткинд А. Русские секты и советский коммунизм: проект Владимира Бонч-Бруевича // Минувшее. Т. 2 0. Цит. по: Булдаков В. Красная… С.265 
85. Баптист, 1928, №2. С.27; №12. C.5 
86. Голос истины, 1928, №1, С.16 
87. Молчание золото // Степная правда, 1928, 27 ноября, №243 
88. Баптисты в Колбасино выработали свой план перевыборов в советы // Степная правда, 1928, 8 декабря, №253 
89. Диспут в Украинке // Рабочий путь, 1929, 7 февраля, №31.
90. ГАНО, ф.п.3, оп.3, д.332, л.21 
91. Там же, л.30. Информационная записка №5 Крайсовета СВБ в Сибкрайком ЦК ВКП (б), 25.06.1930 г., автор — инструктор Явельберг.
92. Булдаков В. Красная…, С.257.