В 1926 году председатель Красноярского комитета содействия народам Севера Иннокентий Михайлович Суслов принял участие в экспедиции в Эвенкию. Он был командирован для организации собраний на Стрелке Чуни, в Байките и Полигусе с целью создания новых органов власти.
И.М.Суслов добровольно взял на себя ряд разносторонних научных задач. Основное внимание он уделял метеорологическим и фенологическим наблюдениям, изучению минерально-сырьевых ресурсов, флоры и фауны региона, социальной культуры и права, музыки и религии эвенков.
«Чуню до сих пор посетили лишь две экспедиции. В 1908 году заехал с устья этнограф А.А.Макаренко, пробравшись до притока Малая Чунка (60 верст от устья Чуни) и по тому же пути на 120 верст от устья в 1921 году поднималась экспедиция музея Приенисейского края с А.Я. Тугариновым во главе. Комитетом Севера на меня было возложено поручение провести ряд тунгусских съездов для организации родовых советов и родовых судов, а также обследовать работу торговых организаций и кооперации. Пользуясь случаем посещения неисследованного бассейна Чуни, я взял на себя инициативу провести и научную работу». [1]
Экспедиция отправилась из Красноярска в Тайшет поездом 29 марта 1926 года. От Тайшета до Кежмы санным путем проехали на лошадях. 15 апреля прибыли в Ванавару на Подкаменной Тунгуске.
В Ванаваре И.М.Суслов познакомился с эвенком по прозвищу Лючеткан. Лючеткан (Илья Потапович Мачакугир, сын шамана Потапа) согласился работать в экспедиции в качестве переводчика и проводника.
Экспедиция направилась из Ванавары по единственной дороге в вершину Чуни. Эту дорогу проложил в 1925 году Госторг для завоза товаров на факторию Стрелку Чуни, открытую в том же году. На факторию прибыли 19 апреля.
4-10 июня на горе Сырка (церковь) Стрелки Чуни состоялся суглан, который должен был послужить образцом советизации эвенков. Неожиданностью для И.М.Суслова стала предвыборная ночь шаманских камланий: «В результате скрытых от меня совещаний эвенки решили устроить накануне собрания большой шаманский обряд в разных местах для двух обособленных родовых групп, что и было осуществлено вблизи Стрелки Чуни. Возле фактории в лесу на северном берегу Чуни я слушал шаманство лишь одной (куркагырской) группы. Вторая же группа (панкагырская) шаманила где-то далеко» [2].
Первоначальные сообщения о суглане отличаются от более поздних мифологизированных версий. В этом районе необходимо было создать один родовой совет. После многодневных споров между собою эвенки категорически отказались создать один совет, а потребовали два — Куркагирский и Панкагирский. Председателем Панкагирского совета был избран шаман Чунго (Баркиуль — Михаил Иванович Шанягир), а один из бывших князей — Молок — председателем Куркагирского совета. «Эвенки дважды прекращали собрание и, наконец, решили разъехаться по своим стойбищам» [3].
В ряде ситуаций И.М.Суслов не отказывался от «помощи духов»:
«Я начал стыдить Чучанчу за обман и пригрозил наказать его при помощи духа Чуни главным образом за то, что он смутил с какой-то целью тунгусов» [4].
По старинной традиции съезд завершился общим хороводом во главе с шаманом: «Запел шаман. Отдыхавшие возле хоровода старики и бабы стремглав бросились в хоровод. Шаман Баркиуль зовет сюда всех своих духов-помощников. Он хочет, чтобы они посмотрели на радость своего народа и приняли участие в хороводе. Он рассказывает им все, что говорилось и решалось на суглане. Баркиуль настолько четко, подробно и мастерски красиво передает все это в своих песнях, что увлекает собою не только мистически уже настроенных тунгусов, но и русских. Баркиуль красивым венком из своих добрых духов и связанных с ними разных событий переплетает деловую оценку суглана» [5].
Провожая экспедицию, отправлявшуюся в трудный путь вниз по Чуне, Чунго шаманил с деревянным изображением тайменя (дельбона), чтобы разведать фарватер. Камлание происходило без бубна и без шаманского костюма. Шаман сидел в чуме на символическом плоту, держа в правой руке за хвост изображение дельбона, обращенного головою вниз. Находясь в таком положении, он раскачивался вправо и влево и пел, изображая диалоги с дельбоном. Ткнув дельбона головой в землю, приказал быстро плыть по течению реки Чуни, внимательно просмотреть дно реки, на каждом плесе и у каждого поворота реки докладывать шаману о результатах разведки [6].
Сплавляясь на илимке по Чуне, И.М.Суслов встречался с шаманом Пилей из рода Куркагир, о камлании которого записал: «Несмотря на сильную переутомленность от бессонных ночей, физического труда и нервных переживаний сегодняшнее шаманство доставило нам большое удовольствие. Пиля большой шаман. Подтверждает это и шаманский лекоптын возле чума, он имеет шонар с орлиным гнездом, где сидит душа орла и две шкурки с гагар, души которых всегда готовы к услугам шамана» [7].
Пиля позвал душу кукушки и при помощи услуг души орла отправил ее в Байкит, Полигус и Красноярск. Душа кукушки часто возвращалась и через орла сообщала шаману обо всем том, что она видела. Шаман предсказал экспедиции благополучную дорогу.
Далее И.М.Суслов путешествовал по Подкаменной Тунгуске, провел сугланы в Байките и Полигусе, а затем по Енисею вернулся в Красноярск.
Внимание И.М.Суслова привлекали шаманские сооружения эвенков. Одно из мольбищ находилось на месте, именовавшемся среди ангарцев «у церкви».
Судя по надписи на зарисованном плане постройки «тунгусская церковь» была расположена на дороге из Кежмы в Ванавару: «Шаманское мольбище, ныне заброшенное, находится в 40 верстах к югу от Катанги по дороге д. Соколова — Аян. Русские называют это место „у церкви“» [8].
Однако, по неясной причине, в другой записи место «у церкви» локализуется на водоразделе Чуни и Подкаменной Тунгуски:
«Некоторые исследователи называют шаманские чумы „мольбищами“, а ангарские крестьяне называют нымгандяк даже церковью. На водоразделе рек Чуни и Подкаменной Тунгуски находится полуразвалившийся нымгандяк шамана Потапа из рода Мачакугырь — это место ангарские охотники называют „у церкви“» [9].
Применение топонима «у церкви» для обозначения шаманского чума указывало как на тунгусские влияния в менталитете русских старожилов, так и на синкретизм верований крещеных эвенков.
В частности, эвенкийская традиция посвящать Богу деревянные кресты-лекоптыны с мехом животных являлась своеобразным отражением влияния миссионерской деятельности Русской Православной Церкви. По мнению Лючеткана в его сестру Марину Червак вселился дух их отца — шамана Потапа: «Марина три месяца шаманила день-ночь, ничего не ела, кроме земли и воды. Она просила Илью Потаповича молиться Богу, чтобы спасти ее от чертей, по ее просьбе он поставил деревянный крест и повесил мех двух молодых оленей на него» [10].
«Бывает обычно пушнина или оленина предназначена Богу — например, „Божья белка“ („Бошшай улюки“ или „церковнай улюки“). Если кто-либо заболел или есть какая иная просьба к Богу, эти предметы, предназначенные в церковь, вывешивают на шест, повыше. Через два-три дня берут обратно, когда Бог увидел, что помнят о нем, а то в чуму эти вещи не видно» [11].
27 мая 1926 года на Стрелке Чуни, уступив просьбам И.М.Суслова, Лючеткан сделал для Красноярского краеведческого музея модель шаманского чума по образцу чумов для камланий шамана Потапа. Объяснения давали Лючеткан, восьмидесятилетний старик Василий Охчён (он же Ивашка из рода Шанягир) и Шолекин, кузнец из рода Момоль. На основе их толкований И.М.Суслов составил описание устройства шаманского чума, типичного для бассейнов Подкаменной Тунгуски и Чуни.
Фотография модели использовалась в качестве иллюстрации к материалам по шаманизму: «Настоящий фотоснимок сделан с модели тунгусского нымгандяка (без галерей), подаренной мною Красноярскому краеведческом музею в 1927 году. Автор модели Лючеткан из рода Мачакугырь. Лючеткан был моим переводчиком, а впоследствии его имя было связано с работами по тунгусскому метеориту. Портреты Лючеткана печатались во многих зарубежных странах» [12].
И.М.Суслов сообщал, что видел несколько чумов Потапа: «Построенные для шаманства Потапа чумы я встречал на водоразделе Подкаменной Тунгуски и Чуни (два), на водоразделе Подкаменной Тунгуски и Ангары (один) и в верховьях Чуни (два)» [13].
В дневнике чунской экспедиции есть лишь одна запись об осмотре шаманского чума: «Лючеткан опытным взглядом заметил на вершине верхнего конца обнажения шаманский лекоптын, возле которого оказался нымгандяк (храм) какого-то большого шамана, покинутый, по-видимому, в минувшем году. Нымгандяк свидетельствует о том, что здесь происходило очень крупное шаманство с изгнанием духов от больных. Такой храм, к тому же прекрасно сохранившийся, встретить удается сравнительно редко, а потому мы решили здесь задержаться и через Лючеткана выяснить значение некоторых неизвестных мне до сих пор предметов. Полученные здесь сведения имеют научное значение» [14].
Начатые в 1926 году исследования продолжились летом следующего года. 26 мая 1927 года из Красноярска в Эвенкию направился пароход «Кооператор», на борту которого находилась экспедиция во главе И.М.Сусловым. В состав экспедиции Иннокентий Михайлович включил своих отца М.М.Суслова (переводчик эвенкийского языка) и супругу В.А.Клафтон (краевед на общественных началах). Лоцманом «Кооператора» был ангарец П.Т.Воронов — опытный проводник, работавший с А.А.Макаренко и А.Я.Тугариновым.
По пути на север «Кооператор» заходил в Подкаменную Тунгуску — до устья реки Вельмо. В июне пароход совершил рейс из Туруханска по Нижней Тунгуске. Одолев пороги, 20 июня «Кооператор» доставил пассажиров и товары на устье реки Кочумдек. С устья Кочумдека до Туры отправился караван, состоявший из двух катеров и трех илимок.
24 июня во время остановки на левом берегу Нижней Тунгуски недалеко от порога Виви и острова Заячий И.М.Суслов посетил заброшенное мольбище, где камлал шаман Тырынчан (он же Филипп Доколок — хромой) из рода Панкагир. Шаманство происходило, когда у председателя Байкитского родового совета Коморника (Михаил Акимович Гаиуль) умер новорожденный ребенок. Коморник боялся, чтобы не умерли остальные дети, а потому обратился к Тырынчану помочь спасти детей.
В апогее ритуала Тырынчан лег под голову изображения тайменя из лиственницы, держа в руках лопаточку от бубна. Участников камлания он заставил по старшинству пройти по очереди от вершины до комля лиственницы и соскочить вниз. При соскакивании шаман бил каждого из них лопаточкой по ногам с криком «хок!». Всех бегущих по деревянному тайменю помощники шамана поддерживали за руку, чтобы они не свалились. Ребенок же в зыбке был одним из помощников пронесен над лиственницей.
«Как раз против нашей стоянки на левом берегу есть мольбище шамана Тырынчана, которое мне посчастливилось сегодня посмотреть.
К сожалению, чум и все птицы упали, но все же можно было понять, что шаманство было „на воде“, то есть то же самое, что и по Чуне, откуда вывезено мною в прошлом году мольбище.
Птицы и хомоконы сохранились хорошо, но упали вместе с чумом. Лекоптынов было четыре, но материя почти вся изгнила. Плот „тому“ оказался не в чуме, а под головой тайменя. На этом плоту лежал Тырынчан с колотушкой и бил по ногам всех бегущих по тайменю.
В нескольких шагах от мольбища находится свежая могила с новым православным крестом; возле нее насыпана целая куча свежего древесного угля; на могиле стоит ведро и в нем также несколько угольков. Больше на самой могиле нет ничего. Но вблизи могилы стоит небольшой поломанный лабаз, на котором небрежно висят парка, шапка, одеяло и возле лабаза разбросаны разные тряпки. Между кольями лабаза лежит разобранным громадный „тому“, деревянная гагара, шаманские щипцы для извлечения бутыля — все эти вещи старые. Вполне возможно, что тряпье это есть имущество покойника, повешенное на шаманский лабаз.
Саженях в 100 от мольбища находится целая деревня из свежих юртовищ и голомо, в котором оставлено много разных предметов домашнего обихода — по-видимому здесь живут каждую зиму.
Возле юртовища поставлены четыре прочных новых прекрасно сделанных лекоптына, причем три из них белые, а один из красивого ситцевого головного платка с расщепленным внизу древком. Можно предположить, что перед смертью больного, могилу которого только что пришлось увидеть, происходило здесь шаманство, во время которого больной пролезал через расщепленное древко этого лекоптына, что бывает часто. Наверху у каждого лекоптына, выше материи, имеется маленькая перекладинка наподобие креста, что не оставляет сомнения, что все лекоптыны шаманские» [15].
30 июня путешественники прибыли в Туру. В июле-августе И.М.Суслов, В.А.Клафтон, проводник эвенк Тыёрча (Михаил Алексеевич Мирошколь-Чапогир) и рабочий Павел Муравьев на лодке исследовали реки Кочечумо и Тембенчи.
Являясь племянником двух шаманов чапогирского рода (Чипечи и Хинкорчи), Тыёрча хорошо разбирался религиозных традициях своего народа:
В августе И.М.Суслов совершил путешествие на реки Кукухында (Кукуингда) и Гулями. В 8 км выше устья Кукухынды находились скалы, где эвенки добывали краску изумрудного цвета, которой раскрашивали приклады ружей, днища сумок, луки седел, нарты и т.д. Это отмеченное лекоптынами место считалось святилищем «хозяина земли» — окуня Некорана. Некоран прятал в скалах кристаллы и краску «кукухын», служившие божеству Ховаки для сохранения красоты небес. Эвенки говорили, что ружье, покрашенное такой краской, стреляет без промаха, окраска днищ у дорожных сумок приносит удачу при перекочевках, а оленья упряжь или часть нарты, покрашенные «кукухын», предохраняют оленей от болезней.
Как выяснилось, Тыёрча помнил песнь уже умершего шамана Чипечи об окуне Некоране, запись которой И.М.Суслов хранил с 1912 года:
В окрестностях реки Кукухынды И.М.Суслов сфотографировал и зарисовал два культовых сооружения — шаманский чум Хинкорчи с галереями дарпэ и онанг, а также шаманский чум Бетурмана:
В 1927 году в августе, в сопровождении тунгусов Иктауля и Герасима (оба из рода Чапогырь) я отправился на реку Кукухында. По дороге мы встретили старый нымгандяк, принадлежавший молодому шаману из рода Хирогырь Бетурману (Петрован, Петр)» [18].
Сотрудничество с Тыёрчей дало И.М.Суслову возможность записать новые сведения о шаманских постройках.
Первый пункт отчета о результатах исследований 1927 года информировал: «установлены родовые божества, названия небес и царств подземного мира; записаны шаманские мелодии с текстами в разных кровных родах; исследовано, зарисовано и определено назначение трех тунгусских мольбищ» [19].
Упомянутые в отчете три тунгусских мольбища — это шаманские чумы Тырынчана, Хинкорчи и Бетурмана.
Архивные документы 1920-х годов свидетельствуют о многочисленных контактах И.М.Суслова с шаманами енисейских эвенков. Одна из последних записей беседы с шаманом датируется 2 сентября 1930 года — на съемках фильма «Мститель» в Ленинграде И.М.Суслов общался с Иваном Ивановичем Ивигиным.
В «Мстителе» сымские эвенки снимались в костюмах праздника оживления и обновления жизни «Иконипко». Жанр «Мстителя» можно назвать «советской киноверсией праздника Иконипко». Ритуалы весеннего праздника символизировали путешествие вниз и вверх по космической реке, соединявшей миры и времена. Для фильма была написана песня в эвенкийском стиле «Вверх по реке, вниз по реке». Годы шли, время шло, вверх по реке — вниз по реке. Там, где раньше была страна эвенков, горели и умирали леса. От русских купцов не стало житья, уходили эвенки. Но сгорело старое время, советская власть воскресила эвенкийский мир. Русский рабочий протянул руку эвенку, дал бумагу ему — закон. Вверх по реке иди — вниз по реке иди, говори о новом законе. По разливу весенних рек шла весть о переменах, бывшие купцы и князья убегали вместе с тающими льдинами.
«Вверх по реке — вниз по реке (12 раз),
И вверх по реке — и вниз по реке (5 раз)» [20].
Подлинный текст на «хойонском наречии» песни сымских эвенков «С верховьев реки, с низовьев реки» И.Е. Максимова (Томский государственный университет) обнаружила в дореволюционных дневниках К.М.Рычкова:
«С верховьев реки — йaхор-йa!
С низовьев реки — йaхор-йa!» [21].
Тема шаманской реки присутствовала в разговорах И.М.Суслова с И.И.Ивигиным:
Шаман Майели (Иван Иванович Ивигин) на реке Сым слово „унтуун“ не употребляет, он называет свой бубен только термином „томур“. Колотушка к бубну называется преимущественно „гишшу“ (перевода нет) и реже „улиун“ (весло)» [22].
Сообщение земли „дулю“ с „хэргу“ и этой последней с „хаман хэргу“ не всегда и не во всех случаях осуществляется по рекам. Глубокие трещины в скалах, например, рассматриваются как пути сообщения шаманов с „хэргу“, что подтверждается наличием иногда лекоптынов или ленточек из ситца, висящих на ветвях деревьев вблизи трещин в скалах. Подземные каменноугольные пожары также считаются пунктами, через которые шаманы сообщаются с „хэргу“. Один такой потухший пожар расположен на левом берегу Чуни, в четырех километрах ниже нынешнего поселка „Стрелка“. Когда в 1926 году я намеревался отправиться туда для исследования, то старик эвенк Василий Шанягирь (Иван Панкагырь, он же Охчён) убеждал меня не делать этого.
— Шаманы, говорил Охчён, ходят через это место на „хэргу“, к покойникам. Там же живет „харги“. Он затащит тебя в самую большую яму и провалит вниз, где ты и умрешь. Но если ты и не провалишься, то непременно захвораешь, так как „харги“ не любит, когда на него смотрят, и он пошлет в тебя болезнь» [24].
И.М.Суслов предлагал использовать материалы поездок в Эвенкию в кинокартинах, этнографических концертах, музейных экспозициях, лекциях, публикациях и даже в рассказах для детей. Часть работ удалось опубликовать в обрамлении идеологических штампов советской системы:
Наименее востребованными оказались ноты и тексты шаманских песнопений. В 1969 году в письме к И.М.Суслову ученый-музыковед А.М.Айзенштадт, доцент Новосибирской консерватории, сообщал: «По материалам нашей встречи я пишу для журнала „Сибирские огни“ статью с условным названием „И.М.Суслов и шаманы“. Здесь будет рассказано о Вас, об эвенках и основное внимание уделено эвенкийскому шаманизму. „Сибирские огни“ очень заинтересованы» [26].
Публикация записей И.М.Суслова по музыкальной культуре эвенкийских шаманов входила в планы А.М.Айзенштадта, но это намерение удалось осуществить лишь фрагментарно:
Благодаря полевым работам И.М.Суслова и других исследователей российские музеи и архивы располагают уникальными данными о религии, культовых постройках и музыке эвенков. Это наследие нуждается в систематизации и научном осмыслении.
ПРИМЕЧАНИЯ
- Суслов И.М. Поездка на реку Чуню (правый приток Подкаменной Тунгуски) в 1926 году. ККМ 10994/1Д 8215. С. 27-28
- Суслов И.М. Эвенкийская религиозно-шаманская музыка. ККМ пи (р) 8471/441. C. 14
- Там же. C. 14-15
- Суслов И.М. Шаманизм. Подлинные полевые записи. ККМ пи (р) 8392/373. Л. 6об
- Суслов И.М. Поездка на реку Чуню (правый приток Подкаменной Тунгуски) в 1926 году. ККМ 10994/1Д 8215. C. 30-31
- Суслов И.М. Реплики из обряда шамана Чунго (Баркиуль). ККМ пи(р) 8119-1/351-4
- Суслов И.М. Путевой дневник по р. Чуне (подлинник), ККМ пи (р) 8392/387. Л. 48-52
- Суслов И.М. Шаманизм. Подлинные полевые записи, ККМ пи (р) 8392/373. Л. 16
- Суслов И.М. Материалы к книге «Шаманство», ККМ пи (р) 8392/379. С. 239
- Cуслов И.М. Шаманизм. Подлинные полевые записи, ККМ 8392/пи (р) 373. Л. 18
- Там же. Л. 17, 87
- Надпись на фото. ККМ 4460-10
- Суслов И.М. Материалы к книге «Шаманство». ККМ пи (р) 8392/379. Л. 39 об
- Суслов И.М. Экспедиция на реку Чуню (правый приток Подкаменной Тунгуски) в 1926 году. ККМ пи (р) 8471/437. С. 41
- Cуслов И.М. Дневник экспедиции на реки Кочечумо, Тура и Тембенчи. ККМ 10994/2Д8216. С. 53-54
- Там же. С. 98-99
- Суслов И.М. Песни из обрядов шамана Чипеча. ККМ пи (р) 8119-1/351-1
- Суслов И.М. Материалы по изучению анимистических представлений и шаманской магии у тунгусов. ККМ пи (р) 8471/ 443. С. 53, 56
- Обследовательские работы, произведенные в районе Приенисейского Севера Красноярским Комитетом Содействия Народностям Северных Окраин или при его участии. ГАКК Ф. Р-1845 Оп.1 Д.133 Л.28
- Монтажные листы фильма «Мститель». ЦГАЛИ Ф. 168 О. 1 Д. 11 Л. 176-178, 182об, 184об
- Рычков К.М. Материалы по изучению тунгусского языка, фольклора и этнологии племени (xойонское наречие). АВ ИВР РАН Ф.49 Оп.1 Д.6-б С.72
- Суслов И.М. Фетишизм: Характеристика одного из религиозных явлений в тунгусском шаманизме. ККМ пи (р) 8392/375. C. 24
- Суслов И.М. Шаманизм. Подлинные полевые записи. ККМ пи (р) 8392/374. Л. 63-64
- Суслов И.М. Фетишизм: Характеристика одного из религиозных явлений в тунгусском шаманизме. ККМ пи (р) 8392/375. C. 24-26
- Суслов И.М. Опись фотоотпечатков, посланных Туринскому музею Эвенкийского национального округа в дар, архив музея Туры. Л. 3
- Письмо А.М.Айзенштадта, посланное И.М.Суслову из Новосибирска в 1969 году. ККМ в/ф 7474/3
- Айзенштадт А.М. Песенная культура эвенков. Красноярск, 1995. C. 61, 66-67