Сибирская симфония: государство и церковь как союзники в процессе освоения Сибири

В мировой истории сложилась множество форм взаимодействия христианской церкви и государства, среди которых выделяются такие:

1. превращение верховной государственной власти в центр религии (цезоропапизм);
2. подчинение государства религиозным учреждением (папоцезаризм);
3. союз церкви и государства, в основе которого лежит идея гармонии и согласия (симфония властей), где под «симфонией» подразумевается созвучие в деятельности двух ветвей власти.

Доктрина «симфонии властей»[1] была заимствована в свое время Русской церковью у Византии. Нужно отметить, что эта доктрина выражает идеальное взаимоотношения между государством и церковью, что на практике, на наш взгляд, осуществлено не было за все время совместного существования государственных и церковных структур. В своем сообщении мы попытаемся выявить факты взаимодействия в дореволюционный период властей гражданских и церковных на примере Сибири и показать, были ли реальные предпосылки для созвучия в деятельности двух ветвей власти.

С самого начала присоединение территории Сибири к Русскому государству новые земли воспринимались православными людьми того времени, как территория «неосвященная светом христовым», о чем сообщается в Сибирских летописи, где цель похода Ермака определяется, как «очистити место святыни», а затем на месте этом должны будут «соделашася святыя божия церкви в прибежище православным христианом, а во славословие Отцу и Сыну и Духу Святому»[2]. Как писал П. А. Словцов: «Политическое возобладание русскими Сибирью равномерно совершалось и в христианском разуме, через сооружение часовен, церквей, монастырей и соборных храмов. Общее правило тогдашних русских: где зимовье ясачное, там и крест или впоследствии часовня»[3].

После того, как за Уралом стали появляться первые русские города с церквями и часовнями, непременными атрибутами повседневной православной жизни, встал вопрос о единоначалии сибирского церковного управления, которое первоначально осуществлялось духовенством Казанской, Ростовской или Вологодской епархий, что по ряду причин не давало положительных результатов.

В связи с этим во время царствования Михаила Федоровича, при патриархе Филарете было принято решение об открытии самостоятельной Сибирской епархии с размещением архиерейской кафедры в Тобольске, куда 8 сентября 1620 года для архиерейского служения был назначен архиепископ Киприан (Старорусенин).

На наш взгляд, это решение хоть и было принято своевременно, но без подготовки его претворения: отсутствовала материальная база, не был подготовлен соответствующий штат церковнослужителей, свое решение царь и патриарх не согласовали с местной администрацией, которая практически была поставлена перед фактом образования епархии как таковой. И сама отправка первого сибирского архиерея очень напоминала, выражаясь современным языком, десантирование служителей церкви на вражескую территорию, то не замедлило сказаться с самых первых шагов пребывания архиепископа на сибирской земле. В исторической литературе, особенно дореволюционного периода, этому событию уделяется довольно значительное внимание и мы не будем останавливаться с чем пришлось столкнуться архиепископу во время своей поездки и на месте его дислокации. Важно другое: гражданские власти не были заинтересованы в присутствии на вновь обживаемых территориях иных не подчиненных им властных структур.

А потому уже с первых дней пребывания владыки Киприана в Сибири наблюдается противостояние, переросшее затем в длительный конфликт, между ним и сибирскими воеводами. Начался он с вопроса расселения архиепископа и его свиты. Как сообщает на этот счет П. Н. Буцинский, тобольскому воеводе Матфею Годунову и его товарищу Волконскому, царем Михаилом Федоровичем было направлено послание, согласно которому предписывалось к приезду архиепископа построить соборную церковь, архиепископский дом, а также поварню, избу для певчих дьяконов, конюшню, погреб с ледником и другие постройки. Для этих целей в Тобольск была послана довольно значительная по тому времени сумма в 1094 руб. В то же время Михаил Федорович приказал тобольскому воеводе: «Как архиепископ приедет в Тобольск и ты бы тот двор, на котором ныне стоишь, очистить для архиепископа, а сам съехал бы на другой двор до тех пор, пока в городе поставят архиепископский двор»[4].

Однако Годунов не счел нужным выполнить царское предписание и направил навстречу архиепископу послание следующего содержания: «По указу Государя велено мне очистить тебе тот двор, на котором я теперь стою, а самому переехать в другой двор в городе, но другого двора в городе нет и съехать мне некуда, а потому тебе господине отписать, где велишь в Тобольске себе дворы очистить»[5]. Оказавшись в безвыходном положении, Киприан вынужден был пожаловаться патриарху, а тот, в свою очередь, царю. Следствием этого стал новое довольно жесткое по содержанию царское послание к воеводе о неукоснительном исполнении предписанного ранее. На сей раз Годунову пришлось повиноваться и на какой-то срок освободить занимаемые им воеводские палаты.

Но архиепископ Киприан, не желая обострять отношений с воеводой, лишь на непродолжительный срок остановился в предложенном ему месте и вскоре переехал на «старое городище», оставленное гражданскими властями после пожара, где принялся за возведение соборной церкви, архиерейского дома и других служебных помещений. Но имевший прочные связи при дворе и к тому же обиженный подобной бесцеремонностью воевода не желал устанавливать дружеские отношения с владыкой, и неприятие это вылилось в довольно мелочные поступки с его стороны: церковнослужителям отказывали в обеспечении их дровами, солью, рабочими подводами и пр., о чем Киприан аккуратно сообщал в Москву.

Как видим «сибирская симфония», иначе говоря, созвучие во взаимоотношениях первого сибирского архиепископа с гражданскими властями не заладились с самого начала, чему немало способствовала непредусмотрительность центральной власти и желание облагодетельствовать одну из сторон за счет другой.

Совсем не желая обвинить царя и его отца, патриарха Филарета, в разжигании конфликта позволим себе взглянуть на возникшую ситуацию с позиций дня сегодняшнего. Как ни парадоксально это звучит, но московским властям подобное положение дел оказалось на руку, поскольку благодаря тому они стали получать регулярную информацию каждой из конфликтующих сторон о происходящих событиях в своей отдаленной вотчине. Если до открытия епархии московские власти вынуждены были полагаться на доклады гражданских властей, которые далеко не всегда вызывали у них доверие, то теперь они имели сведения, что называется из первых рук. Наши предположения подтверждает и грамота Михаила Федоровича, направленная непосредственно сибирскому владыке 20 февраля 1621 года. В ней в частности говорится: «Тебе б, богомольцу нашему, в Тобольске и тобольском уезде велеть порасмотреть над нашими служивыми и торговыми людьми, на нашими посопными и пашеннами крестьянами – кто сколько пашни пашет на себя и на нас, какими угодьями владеют и какими торгами торговые люди промышляют и что с торгов и пашен каких податей платять…». Далее предписывалось узнать как потратил тобольский воевода 500 рублей денег, направленных ему на устройство сибирских христианских хозяйств с целью покупки инвентаря и семян для посева, а также «не заставляют ли их воеводы на себя пашни пахать или делать какие изделия…». И обо всем этом архиепископ должен был немедленно сообщать непосредственно в Москву. Кроме того, в других царских грамотах Киприану предлагалось принять участие в переписи жильцов сибирских городов, описание вновь приобретенных земель и сделать это тайно, посредством опроса «русских и инородцев, ясачных татар, остяков, вогулов и пашенных крестьян».

Как видим, кроме основных своих обязанностей по совершению церковных обрядов и миссионерской деятельности среди сибирского населения архиепископ должен был выступать в роли ревизора и контролировать действия гражданских властей, которым центральная власть, судя по всему, далеко не во всем доверяла. Михаил Федорович по достоинству оценил эти внецерковные заслуги сибирского владыки, о чем и сообщил ему в одном из посланий и: «ты, богомолец наш, то учинил гораздо, что о нашем деле радеешь и всяких людей нужду рассматриваешь и нам о том ведомо чинишь…». Так что говорить о каком-либо единстве действий между властью гражданской и духовной на первом этапе их совместного руководства Сибирью не приходится. И в этом в первую очередь нужно винить самого царя, патриарха и подведомственный им аппарат, для которых объединение и сплоченность их сибирских наместников была попросту невыгодна.

И дальнейшие шаги первого сибирского епископа были направлены на приобретение им лично и вверенным ему клиром материальной независимости от светской власти. Для этих целей с ведома Москвы к Софийскому дому были приписаны многочисленные сельскохозяйственные угодья и рыбные промыслы, что позволило деятельному владыке в короткий срок заложить ряд деревень и заимок, крестьянство которых занималось обеспечением нужд и потребностей сибирских церковнослужителей. И уже через довольно незначительный срок преемники Киприана смогли довести производство сельхозпродуктов до объемов, во многом превышающим государственные поставки и перейти на самообеспечение.

После смещения со своего поста воеводы Годунова, в чему, несомненно, приложил руку владыка Киприан, в 1623 году в Тобольск прибыл новый воевода боярин Ю. Я. Сулешов, который современниками характеризуется как человек прогрессивных взглядов и исключительной честности, у которого установились деловые и дружеские отношения с архиепископом и есть основания говорить о зарождении заявленной православными идеологами «симфонии». Но исполнение ее продолжалось недолго, поскольку уже через год Сулешев получил другое назначение, а вслед за ним и архиепископ Киприан отбыл из Тобольска.

Покровительство царя сибирским владыкам не могло остаться незамеченным для сибирских воевод. Не думается, что они поменяли свое отношение к ним, но сделали для себя определенные выводы на этот счет. Тем более, что в царских именных наказах вновь назначаемым на сибирскую кафедру архиереям довольно определенно говорилось об их надзирательных функция, о чем воеводы наверняка были поставлены в известность.

Так, когда получил назначение на сибирскую архиерейскую кафедру второй архиепископ Макарий (Кучин), то в наказе, присланном ему в 1625 г., предписывалось, как и его предшественнику, заниматься делами не только церковными, но и гражданскими. В «Наказе» в частности говорилось: «А услышит архиепископ, какое бесчинство в сибирских людях в детях боярских и посадских во всяких людях, или в самих боярине и воеводах и в дьяках…», то он должен был их первоначально увещевать, а если данная мера не поможет, то сообщать о том царю и патриарху самолично. Кроме того, архиепископ должен был наблюдать за поведением гражданских чинов: не бражничают ли, как берегут ли государево добро, не вводят ли дополнительные налоги с крестьян и посадских и т. п.

Такая широта полномочий позволяла сибирским архиепископам чувствовать себя не только независимыми от гражданских властей, но и осознавать в известной мере свое превосходство над ними. Об этом говорит донесение архиепископу Макарию, присланное от верхотурских воевод в 1627 г. о «росписи служб своих и прибылей, какие они учинили государю», сопровождающееся нижайшей просьбой довести их до сведения царя Михаила Федоровича. Факт, говорящий о многом.

И все же царское расположение к «сибирским богомольцам» не давало им полной свободы действий, особенно если это касалось внутренних церковных распорядков и участия в конфликтах между власть имущими. Многое зависело от конкретной ситуации и личных качеств епархиального архиерея. Так, архиепископу Нектарию пришлось в полной мере испытать на себе неприятие сибиряками строгостей, которые он, выходец из Ниловой пустыни, и как писали о нем «постник и пустынник», попытался ввести в епархии. С самого начала владыка запретил клирикам употребление казенного вина, причитающегося согласно устава, монастырским и церковным служителям. Положенные на эти цели около 100 ведер в год он велел заменить медом, что сразу же повлекло массу жалоб на архипастыря в Москву. К тому же вольно или невольно он оказался вовлечен в затяжной конфликт между старшим тобольским воеводой М. М. Темкиным-Ростовским и его «товарищем» А. В. Волынским. Приняв сторону одного, он оказался подвержен критике другого, что опять же выявилось в многочисленных жалобах и доносах к царю.    По этому поводу Нектарий писал царю: «я человек пустынный и всякия мирские дела мне не за обычай» и просил разрешения вернуться обратно в Нилову пустынь, что в конечном итоге и было ему разрешено. В бытность управления сибирской епархией архиепископом Нектарием следует отметить факт передачи гражданским властям для последующей раздачи населению двух тысяч четвертей хлебных запасов во время неурожая 1639 года[6]

При архиепископе Герасиме (Кремлеве) (1640-1650) хозяйственная деятельность Софийского дома достигла наибольшего расцвета, что позволило московским властям часть приписанных к архиерейскому дому крестьян перевести в подчинение непосредственно царю, но это мало сказалось на обеспечение сибирского клира сельхозпродуктами, а так же поставляемыми в церковные закрома рыбными, охотничьими и иными припасами. Ряд исследователей отмечают, что хозяйственная деятельность Софийского дома развивалось более интенсивно, чем воеводская. В результате на этом поприще начались разногласия между властью духовной и светской, заключавшиеся во взаимных претензиях на наиболее продуктивные земельные угодья, что отнюдь не способствовало единению между властными структурами. К тому же личность владыки Герасима, человека властного и деспотичного, о чем можно судить по многочисленным жалобам сибиряков на своего архипастыря, не дает оснований видеть хотя бы зачатки совместных действий на сибирском управленческом поприще.

Последовавший за ним архиепископ Симеон много сил потратил на строительство новых монастырей, в том числе Якутского Спасского, Туруханского Троицкого, Томского Алексеевского, Кондинского Свято-Троицкого, Тобольского Иоанновского и др., чем внес немалый вклад в распространение православной культуры в Сибири, но деятельность эта осуществлялась практически без участия гражданских властей, а в основном за счет епархиальных средств и отчасти денег и стройматериалов, присылаемых непосредственно из Москвы.

Святые ворота Софийского двора в Тобольске. Фото с сайта vtobolsk.ru

В 1668 г. для поднятия статуса сибирской церкви была учреждена Сибирская митрополия самая обширная в России по занимаемой ей территории. Примечательно, что в конце XVII века каменное строительство в Сибири началось с возведения зданий на Софийском дворе. На тот же период пришлось появление за Уралом первой волны приверженцев старообрядчества. Как ни парадоксально, но именно на волне борьбы с церковной оппозицией произошло практическое объединение сил государства и церкви. Впервые властные структуры столкнулись с реальной надвигающейся на страну опасностью гражданской войны, а потому внутренние раздоры и обиды были на время забыты. Но и в этой сложной обстановке не обошлось без конфликта митрополита Павла с воеводой Михаилом Приклонским, которого владыка вынужден был «за презорство, гордость, неистовое житие, блудодеяние, непристойные и порочные слова» отлучить от церкви. По просьбе митрополита царь отозвал Приклонского из Тобольска и подверг опале[7].

Когда по воле Петра I был упразднен институт патриаршества и учреждено синодальное правление, то духовенство оказалось в полном подчинении у государственных структур, что, казалось бы должно было способствовать его сближению со светскими властями, но этого не случилось. Если можно говорить о некотором объединении усилий и проявлению доброй воли между губернатором М. П. Гагариным и митрополитом Филофеем (Лещинским) в период миссионерских поездок сибирского просветителя в отдаленные уголки Сибири, то другие аналогичные примеры подыскать трудно. Как ни вспомнить практически открытое противостояние екатерининского вельможи Д. И. Чичерина и митрополита Павла (Конюскевича), после отстранения которого от Сибирской кафедры прекратила свое существование и Сибирская митрополия. Были и иные случаи, но не столь яркие и заметные. В большинстве своем гражданская власть не проявляла интереса к делам духовным, а церковный клир платил ей той же монетой. Были и редкие исключения, среди которых можно привести пример деятельности первого генерал-губернатора Западной Сибири Петра Михайловича Капцевича, который проявлял личную инициативу по многим вопросам духовного ведомства, вникал в состояние епархиальных дел, ратовал за открытие в Тобольской духовной семинарии госпиталя, татарского класса и пр., но это всего лишь исключение.

На наш взгляд подобная картина сложилась в силу давней традиции разделения сфер влияния между этими двумя структурами, которые искали взаимоподдержки друг у друга лишь в экстраординарных случаях. Общего поля деятельности для них просто не существовало. Картина несколько изменилась, когда во второй половине XIX века в России и в том числе в Сибири стали возникать общественные церковные объединения, получившие названия «братств». В них могли входить как светские так и духовные лица, исповедующие православную веру и объединенные идеей расспространения Христовых заповедей во всех слоях населения. Возглавляли церковные братства обычно епархиальные архиереи, а в состав почетных членов избирались губернаторы или их помощники. Волей или неволей они для поддержания собственного престижа должны были встречаться на собраниях братств или иных общественных объединений, участвовать в совместных мероприятиях, делать совместные заявления и пр. Именно на неформальной основе мы можем наблюдать ту самую «симфонию властей», добиться которой не представлялось возможным за весь предыдущий период совместной деятельности в Сибири двух властных структур.

Итак, церковь и государство, действуя чаще всего независимо друг от друга, сумели после присоединения Сибири к России за три с небольшим столетия создать на ее территории полноправный регион Российской империи. За счет этого страна значительно увеличивала людской ресурс, экономический и сырьевой потенциал, получила выход к океанскому побережью, к границам многих государств, с которыми вела взаимовыгодную торговлю. Но если мы попытаемся ответить на вопрос: можно ли было сделать это с меньшими потерями и затратами, то напрашивается вполне очевидный ответ – да, если бы действия всех ветвей власти были согласованы. И на современном этапе перед государством и церковью стоят те же самые проблемы, хотя роль православной церкви в настоящее время во многом отличается от ее дореволюционного прообраза. По словам Патриарха Алексея II: «О симфонии в византийско-древнерусском смысле сегодня говорить не приходится. Однако это не значит, что Церковь и государство не должны искать согласия, партнерства, то есть, опять же, «симфонии», в новых условиях»[8].

И подводя окончательный итог рассматриваемому нами вопросу, позволим себе закончить краткий обзор его в форме литературного пассажа и заявить, что симфоническое звучание не может быть осуществимо, если исполнители играют по различным партитурам и тем более без единого дирижера. Нет, дирижерская палочка, в руках царственных особ, конечно же, существовала, но находилась не всегда в умелых руках и исполнители не всегда и не во всем понимали своего дирижера. К тому же не все из них обладали отменным слухом, чтоб провести всю партию до конца и без фальшивых нот. И все же… Попытки по созданию и исполнению «сибирской симфонии» были, но слушатели, которые слишком долго ждали ее качественного исполнения, в конечном итоге предпочли симфонии революционные гимны, чем все и закончилось на известном временном этапе. Сегодня мы можем вновь наблюдать очередную попытку по созданию и исполнению нового музыкального произведения, названия которому пока еще не придумано.

Примечания:

1. Кондаков Ю.Е. «Русская симфония» – четыре века испытания на прочность. СПб, 2006. С.6; Шапошник В.В. Церковно-государственные отношения в России в 30-80-е годы XVI века. СПб., 2002. С. 448.
2. Полное собрание русских летописей. Т. 36. Сибирские летописи. Ч.1. М., 1987. С. 380, 48-50, 53, 55-56.
3. Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. Кн.1. М., 1836. С. 36.
4. Буцынский П.Н. Открытие Тобольской епархии и первый тобольский архиепископ Киприан. Харьков, 1891. С. 16-17.
5. Там же.
6. Буцинский П. Н. Сибирские архиепископы: Макарий, Нектарий, Герасим. Харьков, 1891. С. 51.
7. Софронов В. Ю. Светочи земли сибирской. Екатеринбург, 1998. С. 69.
8. Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В поисках симфонии (интервью). // Русский дом № 6, 2004.