Поэт и власть: Г. А. Вяткин в годы Гражданской войны

Опубликовано: Вестник НГУ. Серия: История, филология. Т. 2, Вып. 2. Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (исследовательский проект № 01-01-00377а).

Быть интеллигентом вовсе не значит обязательно быть идиотом…
Михаил Булгаков

Тема «поэт и власть» является в мировой и отечественной историографии традиционной и, можно утверждать, не теряющей своей актуальности. Обращение к ней позволяет проследить судьбы мастеров поэтического жанра и их взаимоотношения с властью, через призму этих взаимоотношений дает возможность объективнее судить как о политических пристрастиях, гражданской позиции и человеческих качествах поэтов, так и о сущности современных им власти, общества и эпохи.

В этом контексте особо интересен и поучителен опыт взаимоотношений с различными властными структурами Георгия Андреевича Вяткина — одного из наиболее талантливых сибирских поэтов начала XX века — в драматические для России годы Гражданской войны. В публикациях, посвященных биографии и творческому наследию поэта [1], этот период почти не нашел отражения. Но, как справедливо заметила Е. И. Петрова, из-за конфискации при аресте в 1937 г. архива и библиотеки Г. А. Вяткина «восстановление его творческой биографии и жизненного пути — дело сложное и кропотливое» [2]. Поэтому данную публикацию нужно рассматривать как скромную попытку частично восполнить имеющийся пробел.

В апреле 1917 г. Г. А. Вяткину исполнилось 32 года. Георгий Андреевич находился в расцвете физических и творческих сил, располагал достаточным жизненным опытом. Он имел за плечами Томскую учительскую гимназию и год обучения в Казанском учительском институте, откуда был исключен за составление эпиграмм на местное начальство. Вернувшись из Казани в Томск, Г. А. Вяткин поступил на работу в самую респектабельную местную газету — издававшуюся областниками «Сибирскую жизнь», в которой трудился на разных должностях: был корректором, репортером, фельетонистом, рецензентом, секретарем редакции. Но наибольших успехов Г. А. Вяткин достиг не на журналистской стезе, а на поэтическом поприще. К Мировой войне он считался самым известным поэтом-сибиряком. Г. А. Вяткин являлся автором трех поэтических сборников, имел опыт сотрудничества со столичной прессой, был знаком и состоял в переписке с А. А. Блоком, В. Д. Бонч-Бруевичем, И. А. Буниным и А. М. Горьким. В основном Г. А. Вяткин писал лирику, но некоторые его стихи имели социально-политическое содержание и даже революционную направленность. За это он дважды подвергался обыскам, а в марте 1912 г. был арестован московской охранкой и около недели провел в заключении.

В 1915 г. Г. А. Вяткин был призван по мобилизации в армию как ратник 2-го разряда и стал служить во Всероссийском союзе городов: сначала на Юго-Западном фронте в должности помощника уполномоченного врачебно-питательного отряда, затем — временно заведующего санитарным транспортом. Февральскую революцию Георгий Андреевич встретил в Пскове в должности помощника уполномоченного по информационной части комитета Всероссийского союза городов при Северном фронте. Через некоторое время из Союза городов он был откомандирован на должность делопроизводителя управления комиссара Северного фронта, на которой его застал Октябрьский переворот. 13 ноября 1917 г. Г. А. Вяткин перешел на службу в культурно-просветительный отдел Союза городов при 12-й армии, но уже через месяц с небольшим в связи с приказом об увольнении бывших учителей с военной службы был демобилизован как окончивший учительскую семинарию. В начале 1918 г. он вернулся в Томск, где устроился на незначительную чиновничью должность — секретарем секции по внешкольному образованию при школьном отделе местной городской управы — и погрузился в культурно-просветительную работу [3]. Создается впечатление, что во время всеобщего «революционного угара» Георгий Андреевич сознательно избегал всякой политической деятельности. Как и большинство томских интеллигентов, он не принял Октябрьский переворот и советскую власть, но ни в защите местных органов власти Временного правительства, ни в сопротивлении большевикам не участвовал. Вместе с другими сотрудниками школьного отдела он безропотно перешел служить из городской управы в советский губернский отдел народного образования.

В конце мая — первой половине июня 1918 г. в Западной Сибири произошло свержение советов. Первоначально в качестве регионального органа новой, антибольшевистской власти здесь утвердился эсеровский по своему составу Западно-Сибирский комиссариат. И буквально через неделю после падения советов в Томской губернии на страницах возобновившей свой выход «Сибирской жизни», а также органа Всесибирского краевого комитета партии эсеров газеты «Голос народа» и издававшейся в Новониколаевске общественно-литературной газеты «Народная Сибирь» стали появляться статьи и заметки Г. А. Вяткина.

Их тематика была очень необычна для того жестокого времени, и она отчетливо выделяла Георгия Андреевича из круга людей, писавших историю тогдашней современности. Страницы большинства сибирских газет были переполнены информацией военно-политического характера. Что же касается публикаций Г. А. Вяткина, то они были посвящены другим вопросам: состоянию культуры и социальным последствиям происходивших событий. В своих статьях и заметках Георгий Андреевич призывал власть, общественность и особенно демократическую интеллигенцию в сфере культурничества «из области теорий и красивых слов перейти в область трезвой деловой работы», через увеличение сети школ для детей и взрослых заняться ликвидацией элементарной неграмотности. Важнейшей задачей общегосударственного масштаба Г. А. Вяткин считал смягчение нравов народа и очищение революции от разного рода «накипи». С этой целью он предлагал интеллигенции организовать «великий крестовый поход против той действительной контрреволюции, которая коренится в вековом невежестве несчастных масс». С особым волнением Георгий Андреевич писал о трагедии беспризорных детей и о деформации детской психики под влиянием разворачивавшейся на их глазах гражданской войны [4]. Без сомнения, обращение поэта к этим темам было обусловлено как его тонкой душевной организацией, так и глубокими размышлениями о происходившем, тревогой за судьбы родины и народа.

Заметным культурным событием тех дней стал выход в свет большой статьи Г. А. Вяткина «Сибирская художественная литература», опубликованной в двух номерах газеты «Сибирская жизнь». Статья явилась первым опытом обзора региональной беллетристики за вторую половину XIX — начало XX в. В ней Георгий Андреевич дал оригинальные характеристики творчеству таких известных сибирских писателей, как П. П. Ершов, И. А. Кущевский, В. М. Михееев, Н. И. Наумов, И. В. Федоров-Омулевский, попытался определить их роль и место в развитии русской литературы в Сибири. Поскольку высказанные им оценки неизвестны исследователям-литературоведам, но представляют несомненный интерес и сегодня, приведем некоторые из них. Например, по мнению Г. А. Вяткина, И. В. Федоров-Омулевский — это «родоначальник областной литературы в тесном смысле  [слова]», так как «он первый посмотрел на Сибирь глазами художника», П. П. Ершов — «первый и единственный романтик Сибири», И. А. Кущевский — «новый Диккенс», а Н. И. Наумов — «первый бытописатель сибирской деревни, ее знаток и доблестный защитник».

В. И. Анучина, Г. Д. Гребенщикова, И. Г. Гольдберга, А. Е. Новоселова, Н. Ф. Олигера (Николая Степняка) и В. Я. Шишкова Г. А. Вяткин относил к новой волне сибирских писателей, вошедших в литературу в 1900-е годы. Здесь его оценка носила более обобщенный и менее конкретный характер. «Одни из них, — писал Георгий Андреевич, — еще не сказали своего последнего слова, у других весь их расцвет еще впереди, третьи только недавно дебютировали, поэтому и настоящее слово о них принадлежит будущему» [5].

Судя по всему, к тому времени в среде томских «культурников» Г. А. Вяткин имел довольно высокий авторитет. Достаточно сказать, что на состоявшемся в середине июня 1918 г. губернском собрании внешкольных работников он был намечен одним из кандидатов — наряду с Б. М. Ганом, В. К. Гоштовтом и С. Ф. Анучиным — в члены комиссии по разработке законопроектов о народном образовании в Сибири для последующего их внесения в Сибирскую областную думу [6]. Тогда же ему было предложено возглавить Томскую городскую секцию по внешкольному образованию; однако Г. А Вяткин эту должность занять отказался [7]. Не исключено, что к тому времени у него уже были иные планы, связанные с переездом в Омск.

Дело в том, что как Западно-Сибирский комиссариат, избравший местом своего пребывания Омск, так и пришедшее ему на смену 30 июня 1918 г. Временное Сибирское правительство остро нуждались в опытных кадрах, способных работать в правительственных органах новой власти. Свою основную опору они видели в томской интеллигенции. Для занятия руководящих должностей в июне — июле 1918 г. в Омск были приглашены и переехали многие видные томские ученые и общественные деятели: М. С. Виттенберг, В. П. Головачев, А. А. Грацианов, П. П. Гудков, Н. Я. Новомбергский, Л. Н. Перелешин, В. Н. Саввин, В. В. Сапожников, В. С. Сизиков, М. Б. Шатилов, Н. Н. Щукин и др. В числе перебравшихся в Омск томичей вскоре оказался и Г. А. Вяткин, не скрывавший своего сочувствия к новой власти.

Работу себе Георгий Андреевич нашел в информационном бюро при управлении делами Совета министров. Оно было учреждено в составе 9 человек еще при Западно-Сибирском комиссариате в начале июня 1918 г. Поскольку после перехода власти к Временному Сибирскому правительству масштаб работы информационного бюро резко возрос, в его структуре было создано три отдела: телеграфное агентство, бюро обзоров печати и правительственная газета. Возникла необходимость в увеличении штатов информационного бюро и в подборе квалифицированного руководства. Г. А. Вяткин, который имел большой опыт работы в журналистике и являлся историком комитета Всероссийского союза городов при Северном фронте, как нельзя лучше подходил для этой деятельности. Поэтому указом Временного Сибирского правительства от 15 июля 1918 г. он был назначен помощником управляющего информационным бюро [8]. На Г. А. Вяткина была возложена обязанность непосредственно руководить бюро обзоров печати.

Деятельность бюро обзоров печати Временного Сибирского правительства во многом носила аналитический характер: его сотрудники осуществляли просмотр всех издававшихся на подконтрольной правительству территории русских газет и журналов; затем на основе выявленной информации составляли обзоры как о правительственной политике в целом, так и о деятельности отдельных ведомств; кроме того, они делали газетные вырезки по отдельным темам и из этих вырезок формировали так называемые «альбомы», которые использовались для подготовки деловых справок и выполнения текущих научных исследований. Предполагалось, что в последующем эти «альбомы» будут переданы в Академию наук или в Центральное российское книгохранилище в качестве источников информации о событиях Гражданской войны в Сибири.

О принципах, на которых строилась во второй половине 1918 г. работа бюро обзоров печати, в отчете информационного бюро говорится следующее: «Все обзоры печати ведутся на основах полной объективности с одинаковым отражением взглядов всех партийных и общественных кругов, дабы правительство всегда имело возможность быть в курсе всех течений общественной мысли» [9]. Однако наличие объективной и полной информации не гарантировало правительственные круги от изменений и потрясений.

Осень 1918 г. в Омске выдалась особенно богатой на крупные политические события. 9 октября сюда прибыло Временное Всероссийское правительство (Директория), которое было создано на Уфимском государственном совещании. Юрисдикция Временного Всероссийского правительства распространялась на все освобожденные от большевиков территории России. В начале ноября 1918 г. завершилось формирование его Совета министров, основу которого составил Совет министров добровольно прекратившего свое существование Временного Сибирского правительства. Постановлением Временного Всероссийского правительства информационное бюро Временного Сибирского правительства было упразднено, а вместо него при управлении делами Временного Всероссийского правительства учрежден отдел печати в составе трех подотделов: Всероссийского телеграфного агенства, бюро печати и бюро по обзору печати [10].

Но Временное Всероссийское правительство просуществовало недолго. В ночь с 17 на 18 ноября 1918 г. в Омске произошел государственный переворот, в результате которого оно было свергнуто и власть перешла к адмиралу А. В. Колчаку, избранному Верховным правителем России. А. В. Колчак сохранил практически без изменений весь состав Совета министров свергнутого Временного Всероссийского правительства, ограничившись его переименованием в Совет министров Российского правительства.

Как и большинство правительственных служащих, во время ноябрьских правительственных пертурбаций Г. А. Вяткин сохранил занимаемый им пост. Более того, в начале марта 1919 г. произошло повышение его должностного статуса: Георгий Андреевич получил самостоятельный пост директора бюро обзоров повременной печати [11].

К началу 1920 г. руководимое Г. А. Вяткиным бюро обзоров повременной печати скомплектовало 75 «альбомов», включавших в себя вырезки из газет и журналов за июль 1918 — декабрь 1919 г. по важнейшим проблемам внутренней и внешней политики России. Принципы, которыми бюро руководствовалось в своей деятельности во время правления А. В. Колчака, по свидетельству являвшегося заместителем Георгия Андреевича А. А. Суханова, оставались неизменными: «полная объективность и беспристрастие в отражении и фиксировании взглядов прессы от крайне правых до крайне левых включительно» [12].

Что же касается политических взглядов самого Г. А. Вяткина, то он все больше проникался антибольшевистскими настроениями, от симпатий к эсерам и областникам эволюционировал в сторону прямой поддержки режима А. В. Колчака. Свой новый политический выбор Г. А. Вяткин объяснял тем, что видел в Верховном правителе человека и государственного деятеля, способного решить национальные задачи, возродить былую мощь и славу России. Причем свою политическую позицию поэт не только не скрывал, а, напротив, открыто афишировал, выделяясь определенностью взглядов в среде сибирских журналистов и литераторов. Так, Г. А. Вяткин активно разоблачал царившие в советской России порядки, участвовал в подготовке антибольшевистских агитационных материалов. 6 июля 1919 г. он опубликовал в «Правительственном вестнике» статью «Памяти славных», посвященную двум уничтоженным в чекистских застенках генералам: бывшему командующему 12-й русской армией Р. Д. Радко-Дмитриеву и главнокомандующему Северным фронтом Н. В. Рузскому. Большим тиражом были опубликованы подготовленные Георгием Андреевичем листовка «Что большевики обещали народу и что дали» и брошюра «Раненая Россия», за что он получил денежную премию в размере 2 тысяч рублей.

Свое политическое кредо того времени Г. А. Вяткин сформулировал в статье «К культурному возрождению», вышедшей в свет в середине лета 1919 г. Поводом для ее написания послужило постановление Совета министров от 24 июня 1919 г., утвердившего «Положение о совещании по объединению культурно-просветительной деятельности правительственных и общественных организаций». Это совещание первоначально намечалось созвать в Омске 20 июля 1919 г. в составе 150 человек на срок до двух недель. Для предварительной разработки вопросов, подлежавших разрешению совещания, была образована подготовительная комиссия из представителей министерств и общественных организаций под председательством управляющего министерством народного просвещения профессора П. И. Преображенского. 1 июля 1919 г. по представлению министерства народного просвещения Совет министров утвердил председателем совещания князя И. А. Куракина [13].

Г. А. Вяткин, давно ратовавший за широкую постановку культурно-просветительной работы среди населения Сибири и за ее поддержку со стороны государства, оценил правительственное постановление как «акт большой государственной мудрости». «Поистине манифестом следовало бы назвать это постановление, — писал он, — настолько прекрасна и значительна его внутренняя ценность, отвечающая давно назревшей потребности. Ради этого акта правительству простятся многие ошибки, и можно пожелать лишь одного: чтобы он воплотился в жизнь возможно полнее и ярче» [14].

Масштаб и содержание предстоявшей культурно-просветительной работы Г. А. Вяткин прямо связывал с пережитыми Россией революционными потрясениями. «Взлет и падение русской революции, безоблачность ее первых дней, трагическое бессилие ее второго периода и кошмар октябрьских событий с последовавшим за ним самодержавием большевиков, — писал он, — не имеют себе примеров в истории…». Поэтому в борьбе против большевиков за восстановление российской государственности Георгий Андреевич считал нужным использовать два вида оружия: «оружие материальное, которым борются на фронте, и оружие духовное — оздоровляющее дыхание культуры, которую мы должны нести во все уголки необъятной России».

В своей статье Г. А. Вяткин подверг критическому разбору деятельность различных политических партий после Февральской революции на культурном поприще и пришел к выводу, что все социалистические партии грешили одним и тем же: они подчинили культурно-просветительную работу решению политических задач. В результате, по выражению Георгия Андреевича, «культура разбилась у нас о политику». Ситуацию усугубили захватившие власть большевики, превратившие государственное дело народного образования «в средство для своей партийной агитации». Их политика, по мнению Г. А. Вяткина, довела страну «до брестского позорища с одной стороны и до массового истребления интеллигенции — с другой».

Выход из создавшегося положения Г. А. Вяткин видел в том, чтобы последовать примеру французов, которые сумели «слить в одно целое интересы революции и отечества, политики и культуры, экономики и искусства». России, полагал Георгий Андреевич, необходимо взнуздать «революционного коня уздою культуры». Для этого он предлагал пересмотреть принципы культурной деятельности, взяв за основу культурно-просветительной работы ее полную аполитичность и независимость от любых политических и социальных организаций [15].

Видимо, активная антибольшевистская позиция Г. А. Вяткина была замечена в окружении А. В. Колчака. Во всяком случае в начале октября 1919 г. во время поездки Верховного правителя на Тобольский фронт Г. А. Вяткин был включен в состав сопровождавших А. В. Колчака лиц. Предполагалось, что в ходе пребывания Верховного правителя на фронте северная группа белогвардейских войск, руководимая генералом М. Е. Редько, разовьет успех начатого наступления и освободит от красных Тюмень. Как писал находившийся вместе с А. В. Колчаком главноуправляющий делами Верховного правителя и Совета министров Г. К. Гинс, отправлявшийся на фронт «адмирал явно предвкушал удовольствие удачной и верной операции».

Однако суровая действительность опрокинула эти радужные прогнозы. «Адмирал, рассчитывавший, по-видимому, доехать до Тюмени, — писал Г. К. Гинс, — попал в действительности только в Тобольск, да и то находившийся в ненадежном положении. Мы подходили к самой линии огня под охраной блиндированного и вооруженного артиллерией буксира, но нигде не чувствовалось особого подъема, и не похоже было на победное настроение». Что же касается фронта, то он, по оценке Г. К. Гинса, «производил впечатление какой-то безалаберщины и пассивности командования». По итогам неформального общения с А. В. Колчаком и наблюдения за его поведением на фронте Г. К. Гинс сделал для себя совершенно неожиданное открытие: «…я понял, что Верховного главнокомандующего  [у нас] нет» [16].

В отличие от Г. К. Гинса Г. А. Вяткин имел возможность наблюдать А. В. Колчака и его участие в военных делах только строго формально. Результатом его десятидневной командировки стала подготовка нескольких статей под общим названием «Поездка на Тобольский фронт», увидевших свет в середине октября 1919 г. на страницах омских газет «Заря» и «Русь». Эти статьи носили преимущественно информационный характер. Они рассказывали о положении «белых» войск на фронте и в ближайшем тылу, а также о деятельности Верховного главнокомандующего, которая заключалась в основном в смотре воинских частей, в произнесении нескольких речей перед солдатами, раздаче наград да присвоении воинских званий.

Что же касается эмоционального заряда вяткинских публикаций, то он оказался слабым. Трогательное отношение автора к личности Верховного правителя, описанные им с натуры сцены коленопреклонения перед А. В. Колчаком поручика и старого солдата-воткинца не брали за душу, не будили высоких патриотических чувств. Неутешительным был и единственный претендовавший на мораль вывод, которые Георгий Андреевич смог сделать по итогам командировки с А. В. Колчаком. Он рекомендовал читателям принять к сведению и руководству слова безымянного фронтового поручика: «Дайте солдату заботу и ласку, а победу он вам даст» [17].

Находясь в Омске, помимо своих прямых служебных обязанностей Г. А. Вяткин тесно сотрудничал с общественно-политической и литературной газетой «Заря», в которой официально вел литературно-художественный отдел. Но ряд его публикаций в «Заре» носил откровенно пропагандистский характер. В них Г. А. Вяткин утверждал, что в России идет не Гражданская война, а ведется борьба между большинством народа и ничтожной частью совдепии в лице комиссаров и коммунистов; призывал всю ненависть и энергию сосредоточить на борьбе с комиссарами и коммунистами и поддерживавшими их китайцами и мадьярами; восхвалял «белую» армию как главного спасителя в борьбе против комиссародержавия и призывал оказывать ей всемерную помощь.

В то же время Георгий Андреевич много занимался разного рода общественной деятельностью. Особенно большое внимание он уделял работе в местном отделении «Архива войны». Оно было создано в конце 1914 г. при Западно-Сибирском отделе Императорского русского географического общества для сбора документов и материалов о Мировой войне. Через два года в фондах Омского отделения «Архива войны» имелось несколько сотен писем с фронта, образцы оружия, предметы военного обихода и т. п. После Февральской революции он был преобразован в «Архив войны и революции». Но в связи с политической нестабильностью работа Омского отделения по сбору и систематизации материалов в 1917 г. почти прекратилась. Георгий Андреевич был в числе тех, кто проявил беспокойство состоянием местного отделения «Архива войны и революции» и, добровольно взяв на себя тяжелую обязанность его секретаря, способствовал активизации его деятельности [18].

В результате к осени 1919 г. в отделении был собран уникальный исторический материал, около 80 пудов которого при оставлении Омска Российским правительством были даже намечены для эвакуации в Иркутск. Вклад Г. А. Вяткина в деятельность Омского отделения «Архива войны и революции» и Западно-Сибирского отдела Русского географического общества получил высокое общественное признание: 14 марта 1919 г. он был избран действительным членом Западно-Сибирского отдела общества, а 30 апреля — кандидатом в члены Временного совета Русского географического общества [19].

В Омск, ставший в середине июня 1918 г. официальной столицей антибольшевистского лагеря, с началом полномасштабной Гражданской войны потянулись не только политические деятели, но и мастера культуры, оказавшиеся на востоке России. Волею судеб здесь во второй половине 1918 — 1919 г. нашли свой временный приют такие известные литераторы, исповедовавшие разные политические и художественные взгляды, как С. А. Ауслендер, Д. Д. Бурлюк, Г. Д. Гребенщиков, В. Н. Иванов, С. С. Кундурушкин, Л. Н. Мартынов, Г. В. Маслов, А. Е. Новоселов, А. П. Оленич-Гнененко, Н. Ф. Олигер, А. М. Ремизов, Ю. И. Сопов, А. С. Сорокин, А. Н. Толстой, К. Н. Урманов. Потребность в интеллектуальном и профессиональном общении, которую они испытывали, вылилась в организацию кружка литературы и искусства. Г. А. Вяткин стал одним из его активнейших членов. На третьем заседании кружка он выступил с докладом «Художественная литература Сибири», в котором дал характеристику творчества Г. Д. Гребенщикова, П. П. Ершова, И. А. Кущевского, В. М. Михеева, А. Е. Новоселова, Н. Ф. Олигера, В. Я. Шишкова. «Очень интересны, — по мнению одного из слушателей, — были замечания  [Г. А. Вяткина] о сибирском народном творчестве и о поэзии инородцев». «Доклад, — заключал он, — был заслушан с большим вниманием и собрал значительное количество интересующихся» [20].

За государственной службой и общественной работой Г. А. Вяткин не переставал писать стихи, которые публиковал на страницах местных газет и журналов: барнаульского «Сибирского рассвета», иркутского «Дела», красноярских «Сибирских записок», новониколаевской «Народной Сибири» и омской «Зари». Наиболее значимой вехой в его творчестве стал выход в начале осени 1918 г. в омском издательстве «Сибирское солнце» небольшого сборника лирических стихов под названием «Алтай». Сборник, составленный из 17 стихотворений и насчитывавший всего 23 страницы, явился тем не менее заметным событием в литературной жизни Сибири. Свидетельством этого были рецензии и отклики, появившиеся в октябре — ноябре 1918 г. в газетах и журналах Бийска («Думы Алтая»), Екатеринбурга («Уральский край» и «Уральское хозяйство»), Красноярска («Вольная Сибирь» и «Свободная Сибирь»), Кургана («Земля и труд»), Новониколаевска («Народная Сибирь») и Омска («Заря»).

Рецензенты, идентифицировать которых в большинстве случаев не представляется возможным из-за отсутствия фамилий авторов, принципиально разошлись в оценке художественных достоинств отдельных стихотворений и всего сборника в целом. Если одни из критиков восхищались опубликованным, считали, что стихи Г. А. Вяткина «дают впечатление хорошего, строгого вкуса, художественной выдержки, столь редкой, особенно в наше время всяческого безвкусия», восторгались «поэтической грамотностью и звучностью стихотворений», отмечали наличие в палитре поэта многочисленных «ясных, светлых, весенних и нежных красок», подчеркивали легкость, ритмичность, музыкальность и даже образность и глубину отдельных стихов, называли Г. А. Вяткина «тонким и изящним лириком», то другие писали о традиционности поэтических форм, о бледности красок и образов, недостаточности глубины и одухотворенности при изображении богатой природы Алтая. Особенно строг и категоричен был критик из «Уральского края». По его мнению, Г. А. Вяткин — это «отлившийся в определенные рамки и находящийся уже в периоде угасания поэт старой школы, чуждой исканий, для которой ясно все, как аксиомы математики» [21]. В то же время большинство рецензентов было единодушно во мнении, что книжка Георгия Андреевича является заметным вкладом в бедную сокровищницу сибирской литературы.

В конце октября 1919 г. ввиду угрозы захвата Омска красными войсками началась эвакуация колчаковских правительственных учреждений в Иркутск. В их числе оказалось и бюро обзоров повременной печати со всеми его немногочисленными сотрудниками. Но передислокация правительства на восток не спасла белый режим. В конце декабря 1919 — начале января 1920 г. в Иркутске произошло вооруженное восстание, в результате которого местные колчаковцы потерпели поражение, а к власти пришел руководимый эсерами и меньшевиками Политический центр. 5 января 1920 г. Политцентр принял решение создать свой собственный информационный отдел (бюро). Ввиду того что результаты деятельности руководимого Г. А. Вяткиным бюро обзоров повременной печати отличались непредвзятостью, руководство Политцентра сочло возможным предложить Г. А. Вяткину и его сотрудникам продолжить работу в составе создаваемого им информационного отдела (бюро) [22].

Однако иркутский Политический центр оказался структурой слабой и недолговечной. Он продержался у власти немногим более двух недель. 21 января 1920 г. Политцентр был вынужден уступить место военно-революционному комитету, состоявшему из большевиков и левых эсеров. В отличие от многих высших чиновников колчаковской администрации, искавших спасение от установившихся коммунистических «порядков» на Дальнем Востоке или за границей, Г. А. Вяткин остался в Иркутске. О причинах такого выбора можно только догадываться, поскольку никаких объяснений самого Георгия Андреевича не сохранилось. Судя по всему, он либо совершенно искренне не чувствовал себя виновным перед большевиками и советской властью, либо надеялся приспособиться к новому режиму и загладить свою вину. К тому же было еще одно обстоятельство морального плана: в Томске остались мать и три младшие сестры, нуждавшиеся в его помощи.

После восстановления в Иркутске советской власти Г. А. Вяткин не сразу, но все же довольно быстро смог найти работу по специальности журналиста. 29 января 1920 г. он стал сотрудником редакции газеты «Красная армия», 13 февраля — газеты «Наше дело», 17 февраля — газеты «Знамя борьбы» [23]. Первую из них издавал политический отдел созданной иркутскими большевиками Восточно-Сибирской советской армии, вторую — местные кооператоры-социалисты, третью — Сибирская автономная группа левых эсеров. Тогда же публикации Георгия Андреевича стали появляться на страницах газеты иркутских большевиков «Сибирская правда».

В «Красной армии» Г. А. Вяткин печатал в основном фельетоны, которые подписывал псевдонимом «Красная шапочка». Все его фельетоны были, как тогда говорили, «на злобу дня». В них Георгий Андреевич прославлял революцию («Детство русской революции»), клеймил Всероссийское учредительное собрание («Учредительное»), разоблачал контрреволюционную пропаганду («Лидочка и большевики»). Написанные для малограмотных красноармейцев, фельетоны Г. А. Вяткина отличались крайней примитивностью содержания и формы, но оказались хорошо востребованными в солдатской среде.

Иные темы и, соответственно, литературные жанры использовал Г. А. Вяткин для более серьезных, партийных изданий. Так, в левоэсеровском «Знамени борьбы» он опубликовал статью «Пионер русского социализма», посвященную 20-летию со дня смерти П. Л. Лаврова — одного из идеологов революционного народничества, а в большевистской «Сибирской правде» — рецензию под названием «Надо убить войну» на роман Анри Барбюса «В огне».

Журналистский заработок Г. А. Вяткина был невелик и нестабилен. Ситуация усугублялась тем, что сначала по политическим мотивам советские органы прикрыли «Наше дело», а затем по причине «бумажного кризиса» приказало долго жить «Знамя борьбы». Поэтому когда в начале марта 1920 г. Георгий Андреевич получил приглашение коммуниста Шехина возглавить информационный подотдел Иркутского губернского продовольственного комитета, он без колебаний согласился занять это в буквальном смысле «хлебное место».

Надо признать, что в губпродкоме Георгий Андреевич работал на совесть. При необходимости он оставался трудиться даже во внеурочное время, по вечерам, и, судя по всему, смог быстро зарекомендовать себя с положительной стороны. Во всяком случае, когда 27 марта 1920 г. руководство другого важного советского органа — президиум Иркутского губернского совета народного хозяйства — запросило откомандировать его в свое распоряжение для организации издания журнала «Народное хозяйство», то коллегия губпродкома на это ходатайство ответил решительным отказом [24].

Однако Г. А. Вяткин не оставлял и журналистскую деятельность. Работу в губпродкоме он стал совмещать с литературными занятиями в органе политического отдела 30-й стрелковой дивизии 5-й советской армии газете «Красноармейская правда». Здесь за подписью «Красной шапочки» в марте — апреле 1920 г. появились написанные им политические стихи, посвященные революционной законности («Буржуазная птичка»), борьбе со вшами («Новые контрреволюционеры») и «неделе чистоты» («По поводу недели чистоты»), строчки, обличавшие обывателей («Господа обыватели») и прославлявшие первомайский праздник («Пролетарский май»).

«Верхом» политико-поэтического мастерства, проявленного Г. А. Вяткиным во время его сотрудничества с «Красноармейской правдой», и одновременно свидетельством его глубокого нравственного падения стали стихи, посвященные политработникам Красной армии и IX съезду РКП(б). Вот начальные строки первого из них:

Политические работники,
Вам хвала и привет!
Это ваши ячейки, читальни, субботники
Сеют правду и свет.
Вы идете вперед пионерами,
Не щадя своих сил молодых,
И живыми примерами
Увлекая других…

Второе стихотворение, которое — возможно, чтобы избежать нареканий за его примитивизм, — Г. А. Вяткин выдавал за экспромт, носило название «9 строчек о 9-м съезде». Весь его текст был таков:

9-й съезд
Поставит крест
Над нашим разгильдяйством!
Как дым, как тень,
Да сгинет лень,
А с ней и шалопайство!
9-й съезд
Разруху съест
И возродит хозяйство!

На страницах «Красноармейской правды» печатались также рассказы Г. А. Вяткина на революционную тематику. Один из них, «На заре», был даже удостоен второй премии на первомайском конкурсе, объявленном редакцией газеты.

В результате в редакционном коллективе «Красноармейской правды» Г. А. Вяткин вскоре стал не просто своим человеком, а самым настоящим «товарищем» в коммунистическом понимании этого слова. Редактор газеты член РКП(б) И. Воронин высоко ценил талант Георгия Андреевича, относился к нему с большим уважением и просил чаще писать в газету, особенно рассказы. О степени доверия, которое завоевал Г. А. Вяткин у этого ответственного армейского политработника, свидетельствует тот факт, что первый гонорар в 595 рублей за публикации в «Красноармейской правде» И. Воронин выдал ему из партийной кассы без расписки в их получении [25].

Быстро адаптировавшись к советским условиям, Г. А. Вяткин стал активно действовать и на общественном поприще. В середине февраля 1920 г. он вместе с известными местными меньшевиками В. А. Анисимовым, Ю. И. Вайнбергом, В. П. Денике и К. Дубровским вошел в состав комиссии по выработке устава профсоюза работников литературы и периодической печати [26]. Правда, вышло ли что-нибудь из этой затеи — установить не удалось.

Зато признание местных коммунистических властей и, соответственно, широкую общественную известность принесло Георгию Андреевичу участие в другом мероприятии. В конце марта 1920 г. политический отдел Забайкальской железной дороги принял решение провести 14 — 21 апреля «неделю транспорта». Для достижения большего успеха мероприятия был объявлен конкурс на написание текста «Гимн армии труда». В конкурсе приняли участие все лучшие поэты Иркутска. 7 апреля 1920 г. состоялось рассмотрение представленных на конкурс сочинений. Политотдел принял решение присудить первую премию тексту Г. А. Вяткина, призывавшему к решительной борьбе с голодом, холодом и разрухой и заканчивавшемуся таким бодрым призывом:

Выше голову, товарищ!
Нам великий жребий дан:
Свет и волю
Несть на долю
Пролетариям всех стран.

Вскоре сочиненный Г. А. Вяткиным текст был полностью опубликован в местной газете «Власть труда», являвшейся органом Иркутского губернского ревкома и комитета РКП(б), а информация о его победе в поэтическом конкурсе попала даже на страницы издававшейся в Омске газеты «Советская Сибирь» [27]. Предполагалось, что к тексту композиторы сочинят музыку и «Гимн армии труда» будет исполняться местными хоровыми коллективами на открытии «недели транспорта». А в качестве премии за первое место в конкурсе Георгий Андреевич получил 10 фунтов крупчатки, 4 фунта сахара и 2 фунта мяса.

Тогда же в жизни Г. А. Вяткина произошли еще два важных события. Сначала 31 марта 1920 г. он благополучно прошел аттестационную и медицинскую комиссии при Иркутском губернском военном комиссариате и был признан негодным к военной службе по состоянию здоровья. А месяц спустя ликвидационная комиссия особого отделения ВЧК выдала ему удостоверение о том, что никаких препятствий для его поступления на службу в гражданские советские учреждения не имеется [28]. Иначе говоря, органы ВЧК выдали ему своеобразную политическую индульгенцию. Казалось, с этого момента все страхи быть наказанным за службу в контрреволюционных правительственных учреждениях и за написание антикоммунистических статей должны были остаться позади.

Судьбе, однако, было угодно распорядиться иначе. Еще 15 апреля 1920 г. на имя начальника первого отделения особого отдела ВЧК при 5-й армии поступило заявление. Доносчик сообщал, что проживающий в доме №26 по Саламатовской улице Г. А. Вяткин — «бывший военный чиновник колчаковской армии, служил при Ставке Колчака, был близок к высшим кругам колчаковского правительства, принимал деятельное участие в издании газеты „Заря“, на страницах которой призывал к войне с большевиками „до победного конца“ и организовал подписку в пользу белогвардейцев» [29]. Не исключено, что в данном случае плохую службу сыграла публикаторская активность Георгия Андреевича, привлекшая к нему внимание недоброжелателя.

Непонятно почему, но армейские чекисты действовали крайне неоперативно. Лишь 7 мая 1920 г. начальник особого отдела ВЧК при 5-й армии выдал ордер на производство обыска, выемку документов и арест Г. А. Вяткина. На следующий день на его квартире появились армейские чекисты, произвели обыск и арестовали Георгия Андреевича. Как рапортовал руководивший акцией чекист, Г. А. Вяткин «при аресте был спокоен» [30].

22 мая 1920 г. состоялся первый и, судя по всему, единственный допрос Георгия Андреевича, который был сделан в Иркутске. На допросе, который вел военный следователь особого отделения И. Сивоков, Г. А. Вяткин отрицал свою службу в колчаковской Ставке, но признался, что сотрудничал с газетой «Заря». «О большевиках, — показал он, — писал в „Заре“ очень редко, поместив всего лишь несколько статей, призывавших к идейной борьбе с большевизмом или носящих научно-критический характер, как, например, статья „Проблема большевизма в романах Лескова“. Призывов же к борьбе оружием в статьях не было» [31].

В тот же день следователь И. Сивоков подготовил заключение по делу. Он пришел к выводу, что дело требует дополнительного расследования по месту деятельности Г. А. Вяткина, и предложил передать его в Омскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией. Руководство особого отдела ВЧК при 5-й армии согласилось с заключением следователя и приняло соответствующее постановление [32].

10 июня 1920 г. Г. А. Вяткин был доставлен в распоряжение Омской губчека и как обвинявшийся в контрреволюционной деятельности по указанию ее руководства заключен в местный дом лишения свободы. 29 июня состоялся допрос Георгия Андреевича, который вел один из помощников уполномоченного губчека. В своих показаниях Г. А. Вяткин старался максимально оправдать собственное поведение, зачастую давая чекисту одностороннюю и даже неверную информацию о своих взглядах и поведении, что по-человечески вполне понятно. Так, причины поступления на службу во Временное Сибирское правительство он объяснил стремлением уклониться от мобилизации в «белую» армию, а деятельность на посту руководителя бюро обзоров повременной печати в период колчаковского правления охарактеризовал как в высшей степени объективную: «Работа моя была настолько беспристрастна, что вызвала недовольство министра внутренних дел  [В.Н.] Пепеляева, который был недоволен обилием отрицательных отзывов о правительстве Колчака». «В своих статьях, — утверждал Георгий Андреевич, — к вооруженной борьбе с большевиками  [я] не призывал, а говорил о необходимости идейной борьбы с крайностями большевизма». Причем даже написание статей, содержавших призывы к идейной борьбе с большевиками, Г. А. Вяткин объяснял незнанием «действительного положения советской России». Он заявлял о своем чистосердечном раскаянии за литературную агитацию против большевиков и просил предоставить ему возможность загладить вину работой в советской печати, что он уже начал делать в Иркутске. В заключение Георгий Андреевич напомнил чекисту о своем близком знакомстве с управляющим делами Совета народных комиссаров В. Д. Бонч-Бруевичем и А. М. Горьким [33].

Помощник уполномоченного посчитал предварительное расследование дела Г. А. Вяткина завершенным, подготовил по нему заключение и направил его на рассмотрение коллегии Омской губчека. 5 июля 1920 г. коллегия губчека рассмотрела дело по обвинению Г. А. Вяткина в контрреволюционной деятельности и постановила передать его в Омский губернский революционный трибунал [34].

Однако передача дела из губчека в губревтрибунал вовсе не означала, что события стали развиваться в благоприятном для Георгия Андреевича направлении. «Ревтрибунал — кратчайший мост от чрезвычайки на погост», — так в народе понимали значение этого судебного органа советской власти. В Омском губревтрибунале дело Г. А. Вяткина попало к заместителю следователя-докладчика А. Климовскому, который, судя по всему, даже не проводя дополнительного допроса, к 23 июля 1920 г. подготовил заключительное постановление. Его содержание позволяет утверждать, что А. Климовский проанализировал материалы предварительного следствия глубоко, но далеко не полно. С одной стороны, он вполне обоснованно квалифицировал объяснения Г. А. Вяткина, характеризовавшие мотивы и содержание его антисоветской деятельности, как неудовлетворительные. «Показания обвиняемого, — констатировал А. Климовский в заключительном постановлении, — до некоторой степени обесцениваются той беспринципностью и политическим легкомыслием, которые замечаются во всей его литературной деятельности. Сравнивая два периода литературной деятельности гр. Вяткина, т. е. во время господства Колчака и при восстановлении советской власти в Сибири, нельзя не заметить диаметрально противоположный характер направления мыслей гр. Вяткина. Если несколько месяцев тому назад гр. Вяткин был горячим апологетом военно-буржуазной диктатуры Колчака, то теперь он не менее горячий защитник торжества пролетарских идей, пролетарской культуры и пролетарской диктатуры».

Отсюда А. Климовский сделал вполне резонный вывод: «Если действительно под влиянием блестящих побед Красной армии, под влиянием порыва и перехода от грубого произвола военщины к господству рабочих и крестьян гр. Вяткин в корне изменил свои убеждения, то ведь нет никаких гарантий, что при других обстоятельствах гр. Вяткин опять в корне не изменит свои убеждения и опять  [не] будет говорить о необходимости борьбы с крайностями большевизма. Та резкая противоположность взглядов, которая заметна в статьях и стихотворениях гр. Вяткина, небезосновательно возбуждает сомнения в его искренности».

Попытку Г. А. Вяткина оправдать свою антибольшевистскую позицию незнанием реальной действительности советской России А. Климовский счел несостоятельной и типично обывательской. Мотивировать таким образом политическое поведение, полагал А. Климовский, — «это значит подводить себя под категорию „лидочек“ и „кумушек“, которых, по собственным словам гр. Вяткина, нужно „всех собрать, руки-ноги им связать и… публично высечь!“».

С другой стороны, заместитель следователя-докладчика А. Климовский не выявил и даже откровенно проигнорировал факты публикации Г. А. Вяткиным антисоветских сочинений в других печатных изданиях. В результате А. Климовский предъявил Г. А. Вяткину обвинение только в том, что последний, «сотрудничая в период власти Колчака в газете „Заря“ и призывая к вооруженной борьбе против большевиков, вел литературную агитацию против советской власти» [35].

Такая формулировка обвинения, данного в заключительном постановлении следователем-докладчиком губревтрибунала, обнаружившим способность к тонкому психологическому анализу поведения подследственного, вызывает удивление в двух отношениях. Во-первых, конечно, обращает на себя внимание его неполнота, поскольку А. Климовский прекрасно знал о том, что антикоммунистические сочинения Г. А. Вяткин публиковал не только на страницах «Зари», но и в газете «Русь». Во-вторых, очень странно были расставлены акценты, в результате чего главным оказалось обвинение Г. А. Вяткина не в призывах к вооруженной борьбе против большевиков, а в контрреволюционной агитации в прессе.

Заключение А. Климовского самым непосредственным образом сказалось на ходе и результатах судебного процесса над Георгием Андреевичем, который состоялся 5 августа 1920 г. На заседании Омского губернского революционного трибунала, проходившего в открытом заседании, но без свидетелей, Г. А. Вяткину было предъявлено обвинение только «в литературной агитации против советской власти», что явно не соответствовало ни формулировке заключительного постановления, ни тем более материалам предварительного следствия по делу.

Разумеется, Георгий Андреевич предъявленное ему обвинение признал, пояснив при этом, что «им статьи действительно писались вымышленные по отношению к советской России, не из проверенных данных, а из оперативной сводки Колчака». Что касается зверств, чинимых белогвардейцами, то Г. А. Вяткин заявил, что он о них «знал, но не смел писать». В своем последнем слове Г. А. Вяткин обратил внимание членов губревтрибунала также на то, что проводимая им «агитация была не систематическая, а случайная». Он еще раз «чистосердечно» заверил губревтрибунал, что сознает свою вину, и просил «дать возможность ему работать как журналисту-литератору при нынешнем строительстве власти советов».

Омский губревтрибунал, принимая во внимание «чистосердечное сознание и публичное раскаяние обвиняемого», а также применив к нему первомайскую амнистию, постановил приговорить Г. А. Вяткина к лишению избирательных прав на трехлетний срок и «выразить ему за его прошлую работу общественное презрение» [36]. 10 августа 1920 г. через местную газету «Советская Сибирь» информация о приговоре, вынесенным губревтрибуналом Г. А. Вяткину, была доведена до сведения населения.

Таким образом, с формальной точки зрения «хождение» Г. А. Вяткина во власть окончилось для него относительно благополучно. Однако мягкость вынесенного ему приговора губревтрибунала нуждается в дополнительном объяснении. Совершенно очевидно, что большое влияние на приговор оказала позиция заместителя следователя-докладчика А. Климовского, неполно осуществившего предварительное расследование и невнятно квалифицировавшего суть совершенного Г. А. Вяткиным деяния. Можно предположить, хотя такое допущение маловероятно, что поведение сотрудника губревтрибунала было проявлением его личной симпатии к Георгию Андреевичу.

Но скорее всего дело было совсем в другом. В конце мая 1920 г. в Омске состоялся десятидневный политический процесс примерно над двумя десятками бывших руководящих деятелей сибирской контрреволюции. Четверо из них были приговорены к высшей мере наказания, а остальные — к большим срокам лишения свободы [37].

На этом фоне совершенные Г. А. Вяткиным против советской власти преступления выглядели детской шалостью, не представлявшей для Омского губревтрибунала сколько-нибудь значительного интереса. Поэтому предварительное следствие было решено провести по минимуму, а приговор вынести с учетом текущего политического момента.

Активное участие в период гражданской войны на стороне контрреволюции стало переломным событием в судьбе Г. А. Вяткина и повлияло на всю его последующую жизнь. Георгий Андреевич, не имевший не только устойчивых политических взглядов, но и твердого характера, был морально раздавлен, публично опозорен и смертельно запуган. Чтобы искупить свою вину перед советской властью и обезопасить себя от новых преследований с ее стороны, он пошел по пути безоговорочного служения коммунистическому режиму, что нашло отражение в его дальнейшей организационной деятельности и литературном творчестве.

Еще осенью 1918 г. Г. А. Вяткин опубликовал две газетные статьи, посвященные памяти незадолго до того подло убитого белыми офицерами А. Е. Новоселова, с которым он дружил и творчество которого высоко ценил. Вторая из этих публикаций завершалась таким «уроком» для истории: «Литература и искусство — ценности вечные и непререкаемые, и да будет отвергнуто все, что мешает их расцвету, в том числе и политика!» [38] Однако несколько месяцев спустя сам Георгий Андреевич поступил вопреки сформулированному им принципу. Видимо, ответить на вопрос о том, почему он так себя повел, сегодня невозможно. Но жизненный путь поэта позволяет сделать вывод о том, как было трудно в России неравнодушному к судьбам страны и народа человеку остаться вне политики, особенно во время гражданской войны.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Беленький Е. И. Георгий Вяткин // Сибирские огни. Новосибирск, 1964, №5, С. 171–178; Очерки русской литературы Сибири. Новосибирск, 1982, т. 1 (дореволюционный период)), С. 551–555; Сердюк В. М. «Влюбленный в жизнь, я вновь воспламенею…» // Вяткин Г. А. Книга настроений. Томск, 1991, С. 205–215; Шоломова С. Скорбная житейская дорога. Харьковские страницы творческой биографии Георгия Вяткина // Сибирские огни. Новосибирск, 1991, №2, С.158–162; Пугачева Н. М. Вяткин Георгий Андреевич // Вибе П. П., Михеев А. П., Пугачева Н. М. Омский историко-краеведческий словарь. М., 1994, С.54–55; Петрова Е. И. Г. А. Вяткин в деле ТКП // Писатель. Общество. Власть. Омск, 1995, С.97–110; Яновский Н. Н. Русские писатели Сибири XX века. Материалы к словарю. Новосибирск, 1997, С. 43.
2. Петрова Е. И. Г. А. Вяткин в деле ТКП… С. 98.
3. ГАОО, ф.р-239, оп. 1, д. 654, лл. 19, 28, 100–101, 113 
4. См.: Вяткин Г. О внешкольном образовании в Томске // Сибирская жизнь (Томск), 1918, 6 июня; Он же. К культурному оздоровлению // Голос народа (Томск), 1918, 7 июня; Он же. Как они играют // Сибирская жизнь, 1918, 9 июня; Он же. К культуре // Народная Сибирь (Новониколаевск), 1918, 13 июня; Он же. Жертвы улицы // Сибирская жизнь, 1918, 19 июня
5. Г. Вяткин. Сибирская художественная литература // Сибирская жизнь, 1918, 6 и 7 июня.
6. Народная Сибирь, 1918, 14 июня; Голос народа, 1918, 18 июня
7. Сибирская жизнь, 1918, 15 июня
8. Сибирский вестник (Омск), 1918, 17 августа
9. Правительственный вестник (Омск), 1918, 25 декабря
10. Вестник Временного Всероссийского правительства (Омск), 1918, 6 ноября
11. Правительственный вестник, 1919, 18 марта
12. ГАОО, ф.р-239, оп. 1, д. 654, л. 47 
13. ГАРФ, ф. 176, оп. 5, д. 91, лл. 187–188; д. 245, л. 95.
14. Пожеланию Г. А. Вяткина не суждено было осуществиться. Первоначально 8 июля 1919 г. по предложению управляющего министерством народного просвещения П. И. Преображенского Совет министров принял постановление увеличить состав совещания на 30 человек за счет представителей уездного земства и о переносе открытия его работы на 15 августа. Но 25 июля Совет министров признал невозможным созвать совещание в Омске и отложил его проведение на неопределенное время. (См.: ГАРФ, ф. 176, оп. 5, д. 245, лл. 110, 113)
15. Русь (Омск), 1919, 11 июля
16. Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории (1918–1920 гг.). Впечатления и мысли члена Омского правительства. Пекин, 1921, т. 2, С. 361, 368 
17. Русь, 1919, 23 октября
18. Сибирский вестник, 1918, 3 ноября; Правительственный вестник, 1919, 16 января
19. ГАОО, ф.р-239, оп. 1, д. 654, л. 27; Правительственный вестник, 1919, 1 мая
20. Правительственный вестник, 1919, 7 января
21. ГАОО, ф.р-239, оп. 1, д. 654, лл. 7, 15, 17–18, 22, 92–95; Народная Сибирь, 1918, 1 октября; Свободная Сибирь (Красноярск), 1918, 13 октября
22. АНО, ф.р-867, оп. 1, д. 1, л. 6; ГАОО, ф.р-239, оп. 1. д. 654, л. 99 
23. ГАОО, ф.р-239, оп. 1. д. 654, л. 98, 122, 124 
24. ГАОО, ф.р-239, оп. 1. д. 654, лл. 105, 120 
25. ГАОО, ф.р-239, оп. 1. д. 654, лл. 116–117 
26. Знамя борьбы (Иркутск), 1920, 19 февраля
27. Власть труда (Иркутск), 1920, 11 и 20 апреля; Советская Сибирь (Омск), 1920, 24 апреля
28. ГАОО, ф.р-239, оп.1, д.654, лл.106, 123 
29. Там же, л.14 
30. Там же, лл.5, 11–12 
31. ГАОО, ф.р-239, оп. 1, д. 654, л.1 
32. Там же, лл.2, 4 
33. ам же, лл. 129, 132–133 
34. Там же, лл.144–145 
35. ГАОО, ф.р-239, оп. 1, д. 654, лл. 147–148 
36. ГАОО, ф.р-239, оп. 1, д. 654, лл.150–153 
37. Процесс над колчаковскими министрами (май 1920 года). М., 2003, С.431–432 
38. Народная Сибирь, 1918, 7 ноября