К вопросу о роли Сибирского Крестьянского Союза в подготовке Западно-Сибирского мятежа 1921 года

Печатный аналог: Шишкин В.И. К вопросу о роли Сибирского Крестьянского Союза в подготовке Западно-Сибирского мятежа 1921 года // Сибирь на рубеже XIX — XX веков. Новосибирск, 1997. C.88-96

Почти все исследователи, занимавшиеся изучением истории Западно-Сибирского восстания 1921 года, в качестве одного из важнейших факторов его возникновения называли политическую и организационную деятельность контрреволюционного подполья, входившего в так называемый Сибирский крестьянский союз. Такие суждения не являлись плодом чисто теоретических спекуляций историков. Напротив, они опирались на достаточно широкую и, как ранее считалось, достоверную источниковую базу: документы местных партийных, советских и чекистских органов.

Приведем лишь некоторые дополнительные свидетельства в пользу решающей роли деятельности контрреволюционного подполья в подготовке Западно-Сибирского восстания, которые имеются в архивных и опубликованных источниках, но до сих пор не были введены в научный оборот. Например, уже 17 февраля 1921 г. президиум Тюменского губкома РКП(б), рассмотрев вопрос о политическом положении губернии, принял постановление считать, что «причины, вызвавшие восстание, кроются прежде всего в организованной работе контррев[олюционных] сил и активном противодействии советс[кой] власти кулацкого элемента».

«Недовольство продразверсткой и семенной разверсткой, а также слабость парт[ийно]-советского аппарата являлись, — по утверждению президиума губкома, — лишь почвой для восстания» [1].

В пространном докладе советского руководства Ишимского уезда, подготовленном в конце февраля — начале марта 1921 г. и содержащем анализ его начальной стадии, делалось заключение, что «восстания эти — не стихийные явления, а исполнение строго продуманного плана свержения соввласти, что это — проба разбитыми черносотенцами своих сил, что головка центра этой организации находится вне Ишимского уезда, что восстания эти имеют в себе общесибирский замысел» [2].

В циркулярном письме Тюменского губкома РКП(б) от 20 марта 1921 г., адресованном уездным комитетам партии, по поводу возникновения крестьянского восстания утверждалось, что в нем «организующая рука контррев[олюционных] сил налицо», а «идеологическим выразителем данных стремлений» назывался «Крестьянский союз, куда вошло большинство эсеров» [3]. Наконец, в отчете Тюменского губкома РКП(б) за февраль — март 1921 г. сообщалось о том, что в самой Тюмени «в наиболее тяжелый момент было предупреждено восстание сложившейся еще ранее контрреволюционной организации», «имевшей связь с чека, с воинскими частями и повстанцами». Деятельность этой подпольной организации называлась губкомом РКП(б) «первопричиной восстания». «Крестьянские союзы, — говорилось в отчете губкома, — реальный факт в некоторых районах Тюменской губернии» [4].

С оценкой партийно-советского руководства совпадало мнение председателя Тюменской губчека П. И. Студитов. В своем обширном докладе от 5 апреля 1921 г. он заявлял, что «причиной восстания послужила подготовка крестьян эсерами и другими контрреволюционными группами» [5]. Причем в качестве таковых в докладе П. И. Студитова называлась подпольная организация, руководимая корнетом С. Г. Лобановым, которая была раскрыта чекистами в Тюмени в ночь с 10 на 11 февраля 1921 г.

Достоверность всех этих утверждений подтверждал своим авторитетом руководитель полномочного представительства ВЧК по Сибири И. П. Павлуновский. В его книге «Обзор бандитского движения по Сибири с декабря 1920 г. по январь 1922 г.», опубликованной в Ново-Николаевске в 1922 г., была дана подробная характеристика сети ячеек Сибирского крестьянского союза, существовавших в Сибири и Зауралье. Относительно Тюменской губернии в книге И. П. Павлуновского говорилось следующее: «В Тюмени существовал губернский комитет Крестьянского союза. В распоряжение комитета Омским комитетом для работ были посланы два члена союза (офицеры): Новицкий — в самый город Тюмень в распоряжение военного отдела комитета и Зелим-хан — на ст. Вагай (Ялуторово-Ишимский район)» [6].

Правда, в той же книге И. П. Павлуновский утверждал, что Западно-Сибирское крестьянское восстание носило стихийный характер, что оно имело только военную организацию, тогда как в политическом отношении «было не организовано и распылено — во главе восставших не оказалось крупной и авторитетной организации». Противоречие между исходным тезисом о решающей роли Сибирского крестьянского союза в подготовке мятежа и заключительным утверждением об отсутствии у повстанцев авторитетного политического руководства И. П. Павлуновский объяснял результатами деятельности сибирских чекистов, сумевших, по его мнению, накануне и в первые же дни мятежа выявить и ликвидировать структуры Сибирского крестьянского союза везде, за исключением Тобольска. Однако, по утверждению И. П. Павлуновского, ячейка Сибирского крестьянского союза в Тобольске «была слишком оторвана от центра движения и не могла оказывать влияние на восставших» [7].

Долгое время исследователи находились в плену суждений, аналогичных только что процитированным, и не обращали внимания на два обстоятельства: во-первых, на то, что в них практически отсутствует конкретный эмпирический материал, подтверждающий достоверность принципиальных оценок; во-вторых, что этим выводам противоречат многие другие, не менее важные и более фундированные в фактическом отношении источники.

Обратимся в документам иного содержания. Они свидетельствуют о том, что в ноябре 1920 — январе 1921 г. в настроении населения Тюменской губернии произошли существенные изменения, приведшие к возникновению конфликтов крестьян с властями, в первую очередь с продовольственными органами. В ряде случаев, особенно в Ишимском уезде, эти конфликты вылились в столкновения с продотрядами и частями войск внутренней службы, которые иногда заканчивались вооруженными стычками и кровопролитием. Причины такого развития событий в Ишимском уезде стали предметом специального анализа со стороны местного партийного руководства. Так, 2 января 1921 г. вопрос о политическом состоянии уезда проанализировал съезд ответственных секретарей районных комитетов РКП(б) Ишимского уезда. Он пришел к выводу, что такое развитие событий было обусловлено главным образом бессистемной деятельностью партийных и продовольственных органов, а также нетактичным поведением продработников [8]. В середине января 1921 г. Ишимский уездный комитет партии пришел к мнению, что конфликты между населением и властями «являются результатом неумелого подхода к крестьянам, увлеченным контрреволюционной пропагандой сознательных врагов соввласти на почве продовольственной неурядицы и бесхозяйственности» [9].

Примерно такого же мнения вплоть до начала февраля 1921 г. было и руководство Тюменской губчека. Причины резкого ухудшения настроения крестьянства в конце 1920 — начале 1921 г. оно также связывало преимущественно с деятельностью продорганов и особенно с объявлением семенной разверстки. В информационной сводке Тюменской губчека за январь 1921 г. указывалось количество персонально взятых на учет кадетов, эсеров, меньшевиков, анархистов, но подчеркивалось, что никаких партийных организаций, политических групп или заговоров, имевших контрреволюционную направленность, обнаружено не было [10].

Да и в первые дни мятежа руководство Тюменской губчека считало, что он имеет стихийное происхождение и развитие. Весьма показательны оценки, которые дал разворачивавшимся событиям П. И. Студитов 8 февраля 1921 г. в доверительном разговоре по прямому проводу с председателем Екатеринбургской губчека А. Г. Тунгусковым. П. И. Студитов признал, что восстание в Тюменской губернии «носило все время чисто стихийный характер». Несколько иначе оценивал П. И. Студитов ситуацию в Тюкалинском уезде Омской губернии. С одной стороны, он утверждал, что здесь «был организованный вид движения», что здесь чекистам пришлось «иметь дело с определенной организованной контрреволюцией», с другой — лишь высказывал предположение о руководстве восстанием в Тюкалинском уезде со стороны контрреволюционного подполья («можно догадываться, что здесь не обходится дело без эсеров») [11].

Важное значение для нахождения верного ответа на обсуждаемый вопрос имеет точка зрения председателя Сибирского революционного комитета И. Н. Смирнова. И. Н. Смирнов не только осуществлял политическое руководство подавлением восстания и поэтому располагал о нем наиболее полной и достоверной информацией. Дело еще и в том, что он был одним из немногих партийно-советских руководителей, понимавших необходимость объективного анализа причин тех трагических событий, которые разворачивались в феврале 1921 г. в Зауралье и в западной части Сибири.

Нами обнаружены шесть телеграфных донесений И. Н. Смирнова, отправленных им В. И. Ленину (первое из них адресовано также Л. Д. Троцкому и Ф. Э. Дзержинскому) на протяжении 1 — 20 февраля 1921 г. В них И. Н. Смирнов информирует председателя Совнаркома о политическом положении Сибири, в том числе о раскрытии чекистами Сибирского крестьянского союза и развитии Западно-Сибирского восстания. По данным И. Н. Смирнова, переданным 20 февраля, ячейки Сибирского крестьянского союза имелись только в Алтайской, Омской и Томской губерниях [12]. Что же касается причин возникновения и характера мятежа, то по этим вопросам И. Н. Смирнов довольно определенно высказывался дважды, 9 и 14 февраля: «Восстание [в] Тюменской губернии носит стихийный характер, вызвано тяжестью продразверстки и гужевой повинности» (в первом случае) и «Крестьянское движение в Тобольской губернии, возникшее на почве продразверстки и гужевой повинности, носит стихийный и неорганизованный характер» (во втором случае) [13].

Имеются еще две группы источников, проливающих дополнительный свет на данную проблему. Одна из них — это документы повстанческих органов гражданского и военного управления, а также обзоры повстанческого движения, составленные на их основе разведывательными органами Красной Армии. В совокупности они составляют внушительный по объему и — самое главное — достоверный массив источников, дающий довольно полное представление о наиболее существенных сторонах Западно-Сибирского мятежа. Достаточно сказать, что сохранился весь комплект газеты «Голос Народной армии», издававшейся повстанцами в захваченном ими Тобольске с 27 февраля по 7 апреля 1921 г.

Другая группа источников — это следственные материалы органов ВЧК -ГПУ-ОГПУ по делам арестованных, сдавшихся и взятых в плен мятежников, а также заключительные акты и приговоры революционных и военно-революционных трибуналов, судивших мятежников в начале 1920-х годов. Обе эти группы источников не содержат даже намека на какое-либоидейное влияние или, тем более, организационное участие Сибирского крестьянского союза в подготовке и руководстве мятежом. Несомненно, что если бы Сибирский крестьянский союз имел хотя бы косвенное отношение к восстанию, и руководители мятежников и лидеры Сибирского крестьянского союза не преминули бы публично сообщить об этом в целях поднятия своего авторитета и влияния среди населения.

Чтобы разобраться в противоречиях, выявленных в приведенных источниках, и, как говорится, окончательно расставить точки над «i» в данном вопросе, необходимо прибегнуть к самому надежному варианту: обратиться к анализу архивно-следственных и судебных дел на людей, которые в феврале 1921 г. были арестованы органами ВЧК Тюменской губернии по подозрению в контрреволюции, а затем расстреляны по обвинению в заговоре и организации восстания. Речь идет о трех организациях (заговорах), руководителями которых чекисты называли С. Г. Лобанова в Тюмени, С. Долганева в Тобольске и И. К. Селиверстова в Ишиме.

О первых двух делах исследователи А. А. Петрушин, К. Я. Лагунов и Н. Г. Третьяков, получившие доступ к документам предварительного следствия, уже писали. Вот точка зрения А. А. Петрушина о первом из них. «Изучение архивных материалов, — утверждал он в 1991 г., — выявило обилие фальсификаций. Никакой подпольной организации и ееглаваря-корнета не было. Лобанов был студентом строительного техникума, и в ту пору ему исполнилось 19 лет, в армии он никогда и нигде не служил. Его вместе с 17 — 18-летнимисверстниками чекисты обманом заманили в одну из квартир и арестовали» [14]. На наш взгляд, ближе к истине в оценке этого дела К. Я. Лагунов и Н. Г. Третьяков. Они считают, что «организация Лобанова» существовала в зачаточном виде, и связывают ее возникновение с провокацией тюменских чекистов [15].

Анализ материалов так называемого «Тобольского повстанческого центра», проделанный Н. Г. Третьяковым, привел его к выводу о том, что нет никаких фактических данных считать группу (кружок) тобольских гимназистов во главе с С. Долганевым «серьезной организованной, тем более, террористической силой» [16]. Основания для такого заключения у Н. Г. Третьякова имелись, поскольку выяснилось, что за время своего существования эта группа попыталась осуществить единственную акцию: похитить оружие из гарнизонного клуба, во время проведения которой участники похищения и были арестованы. Реально никакой контрреволюционной работы среди населения группа С. Долганева не вела и связей с какими-либо другими антисоветскими организациями не имела.

Столь же незатейлива фабула третьего дела — И. К. Селиверстова и его сотоварищей о контрреволюционном заговоре в Ишимском уезде. Чекисты и с их подачи военный следователь ревтрибунала Сибири инкриминировали Селиверстову прибытие в Ишим по заданию руководства мятежников Больше-Сорокинской волости с целью «поднять восстание против советской власти в г. Ишиме путем распространения прокламаций, а также для приобретения и доставления повстанцам оружия» [17].

По данным предварительного и судебного расследования, вся деятельность Селиверстова по выполнению этого задания свелась к беседам с пятью жителями Ишима о необходимости свержения советской власти и оказания помощи повстанцам оружием, к передаче письма начальника повстанцев Готопутовской волости Иноземцева служащему уездного военкомата В. М. Новожилову и распространению 13 рукописных воззваний к населению Ишима о поддержке восставших крестьян. За все это Селиверстов и пятеро контактировавших с ним жителей Ишима были обвинены «в участии в тайной организации, поставившей себе целью свержение советской власти в гор. Ишиме и его уезде», и приговорены к расстрелу. Причем одному из подсудимых — С. И. Кравчинскому — было официально предъявлено обвинение только в том, что он предоставил Селиверстову «принадлежности для бритья бороды», чтобы изменить свою внешность [18].

Следовательно, никакой контрреволюционной организации (заговора) в Ишиме не было. Возникновение таковой в Тюмени есть ничто иное, как результат чекистской провокации. И лишь в Тобольске имелась малочисленная и пассивная группа, состоявшая из контрреволюционно настроенных местных гимназистов, которая провалилась, едва начав свою деятельность. Но и она не имела абсолютно никакого отношения к Сибирскому крестьянскому союзу.

Тем самым можно категорически утверждать, что Сибирский крестьянский союз не принимал никакого участия в подготовке Западно-Сибирского восстания, и оно явилось результатом массового стихийного взрыва недовольства крестьян. Утверждения партийно-советского руководства Тюменской губернии о решающей роли контрреволюционных организаций в подготовке мятежа являлись ничем иным, как попыткой самооправдания, стремления отвести от себя упреки в некомпетентности. Что же касается позиции руководства Тюменской губчека и полномочного представительства ВЧК по Сибири, то здесь мы сталкиваемся сначала с прямой провокацией, а затем с осознанной, целенаправленной фальсификацией событий.

Последнее обстоятельство ставит перед историками еще одну важную задачу: выяснить, существовал ли в принципе Сибирский крестьянский союз и не является ли он еще одним историческим фантомом, порожденным чекистским беспределом?

1. Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО), ф.1494, оп.1, д.50, л.10.
2. Государственный архив Тюменской области (ГАТО), ф.р.2, оп.1, д.231, л.26.
3. Тюменский областной центр документации новейшей истории (ТОЦДНИ), ф.1, оп.1, д.276, л.23.
4. ЦДООСО, ф.1494, оп.1, д.41, лл.16-23.
5. ТОЦДНИ, ф.1, оп.1, д.269, л.17; ЦДООСО, ф.41, оп.1, д.141, л.15 об.
6. Павлуновский И. Обзор бандитского движения по Сибири с декабря 1920 г. по январь 1922 г. Ново-Николаевск, 1922. C. 13.
7. Там же. C. 23.
8. ТОЦДНИ, ф.1, оп.1, д.236, л.2.
9. Там же, д.278, л.3
10. ТОЦДНИ, ф.1, оп.1, д.277, лл.24-28.
11. Государственный архив Свердловской области (ГАСО), ф.р.88, оп.1, д.21, лл.1-2.
12. ГАНО, ф.р.1, оп.2а, д.24, л.31.
13. Там же, лл.22, 27.
14. Труд (Москва), 7 февраля 1991 г.
15. Лагунов К. И сильно падает снег … Тюмень, 1994. C.73-76; Третьяков Н. Г. К вопросу о возникновении Западно-Сибирского восстания 1921 г. // Роль Сибири в истории России. Бахрушинские чтения 1993 г. Новосибирск, 1993. C. 86-87.
16. Третьяков Н. Г. Указ. соч., с.87.
17. Государственный архив Омской области (ГАОО), ф.р.1374, оп.1, д.112, л.27.
18. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО), ф.п.1, оп.9, д.15а, л.66.