Деятельность суфийских орденов на территории Тюменского и Сибирского ханств

Печатный аналог: Маслюженко Д.Н. Деятельность суфийских орденов на территории Тюменского и Сибирского ханств // Вестник Томского государственного университета. История. 2015. № 2 (34). С.5-9. PDF, 437 Кб.

В период позднего средневековья большинство тюрко-татарских групп на юге Западной Сибири приняли ислам. В значительной степени начало этому процессу было положено соответствующей религиозной практикой на территории Улуса Джучи (Золотой Орды), северо-восточной периферией которого была Сибирь, находившаяся под управлением потомков Шибана, младшего брата Бату. В XV-XVI вв. сибирские Шибаниды основали два государства — Тюменский (1429 — 1510-е гг.) и Сибирский (1563 — 1610-е гг.) юрты, которые в российской историографии традиционно называются ханствами. Исламизаторская деятельность на этой территории связывается с представителями суфийских орденов, среди которых главную роль играли сейиды из тарикатов Йасавийа и Накшбандийа [1. С.158].

Авторы исследований по истории сибирского ислама чаще всего опираются на комплекс сибирских манускриптов, в том числе на текст такого произведения как «О религиозных войнах учеников шейха Багауддина против инородцев Западной Сибири» и списки шаджара сибирских суфиев. Однако, по мысли А.К.Бустанова содержащаяся в них «легенда об исламизации Сибири — всего лишь образ того, как хотели видеть процесс распространения истинной веры мусульманские ученые XVII-XVIII вв.» [2. Т.11. С.225]. При всей распространенности этого сюжета на юге Западной Сибири датировка самого события похода 366 шейхов, как начальной даты исламизации населения региона, достаточно спорна. Попытка отсчитывать историю ислама в регионе от конкретной даты в этих текстах, как и построение строго логичного исторического рассказа об этом, в равной степени обречены, в частности по той причине, что они содержат абсолютно разновременные сюжеты. В тексте упоминаются одновременно представители двух орденов — Йасавийа и Накшбандийа, причем первые явно подчинены второму, что могло оформиться не ранее второй половины XVI века, а указанные в текстах как современники политические и религиозные деятели в реальности широко разбросаны по хронологии от середины XII до конца XIV веков. Часть событий могут относиться как к последней четверти XV века в контексте борьбы тюменского хана Ибрахима и узбекского оглана Мухаммеда Шейбани, так и даже к периоду исламизации при хане Кучуме [3. С.96-97]. Очевидно, что создатели шаджара творчески конструировали историческую действительность, вписывая в нее абсолютно разные по времени события.

Цель данной статьи — проанализировать имеющуюся в письменных источниках информацию, которая иногда носит косвенный характер, по вопросу хронологии присутствия конкретных представителей суфийских братств в окружение ханов из династии Шибанидов на территории Тюменского и Сибирского ханств.

При этом вопрос о времени формирования сибирской исламской уммы до сих пор не имеет точного ответа. На данный момент с определенной долей вероятности ее наиболее ранние следы вряд ли уходят далеко за пределы XII вв., когда группы кыпчаков и канглов, служившие в государстве Хорезм-шахов, принимают в Средней Азии ислам. Кочевья этих двух групп были расположены в Северном Казахстане и их отдельные роды заходили в западно-сибирские лесостепи [4. С.445-446]. В условиях начавшегося после 1206 года монгольского завоевания степной зоны они искали на бывшем крайнем севере своих владений убежище. По всей видимости, все они были суннитами и признавали ханафитский мазхаб, что способствовало сохранению местных традиций и обычаев в качестве адатов. При этом в Хорезме была чрезвычайно популярна поэзия одного из первых мусульманских мистиков, тюрка по происхождению, суфия Ходжи Йасави, основатели тариката Йасивийа [5. С.37]

Более активная политика в этом направлении связана уже с политикой сарайских правителей начала XIV века, в частности хана Узбека, принявшего в начале своего правления ислам. Его ближайшее окружение, следуя примеру хана, также начинает переходить в новую веру и распространять ее в своих улусах, как поступали и ордынские полководцы из династии Шибанидов. Так, Махмуд бен Вали в своем сочинении отмечает следующее:

«Когда круг вращения жизни Джочи-Бука замкнулся в центре кончины, старший из его сыновей Бадагул-оглан утвердился на троне правления. Холодной водой справедливости и правосудия он заставил осесть пламя смуты и волнений, разгоревшееся на той территории. Сверканием разящего меча, несущего огонь, он изгнал со всей территории страны мрак угнетения, сгустившийся в той области…(но) свеча жизни…была задута [взмахом] края вражеского рукава» [6. С.348].

Все это с точки зрения автора-мусульманина могло отражать роль этого оглана в исламизации той части Золотой Орды, которая была передана под управление потомкам младшего брата Бату Шибана, то есть территории юга Западной Сибири. Хотя датировка правления этого Шибанида весьма условна, по счету поколений ее можно отнести к концу XIII — началу XIV вв., то есть к периоду религиозной реформы Узбека. В силу самого характера религиозной политики постмонгольских государств, придерживающихся терпимости в этом вопросе в отношении своих подданных, сомнительно, чтобы принятие ислама приобрело массовый характер за пределами городских центров и ханских ставок, где непосредственно присутствовали сейиды, ходжи и иные представители суфийских братств.

Исламизация в Улусе Джучи при хане Узбеке традиционно связывается с деятельностью сейидов суфийского тариката Йасавийа из Средней Азии (центр в г.Туркестан). Одними из главных фигур в этом процессе были легендарные ходжи и накибы Сайид-Ата и Занги-Ата из Хорезма, наследника Ходжи Ахмада ал-Йасави [1. С.61-73; 7. P.101-102]. Сайид-Ата во многом выступает легендарным исламизатором всего Дешт-и Кыпчака. В Западной Сибири в свою очередь также хорошо известны мюрид основателя тариката Хаким-Ата (Сулейман Бакыргани из Ургенча) и его ученик Занги-Ата. С фигурой Хаким-Ата связана т.н. «Баишевская астана», а деятельность описана в «Грамоте хранителя Юрумской астаны», иных текстах о приходе в Сибирь из Бухары 366 шейхов, а также в агиографических легендах, записанных в юртах Баишевских [8. С.55-56]. Упоминание этих лиц в большинстве сибирских текстов явно свидетельствует о значительной роли шейхов и сейидов суфийского братства Йасавийа, хотя сама информация именно о золотоордынском этапе исламизации юга Западной Сибири носит лишь косвенный характер. На данный момент документы не дают четких оснований для реконструкции процесса исламизации региона именно в XIV веке, кроме соотнесения их с синхронными процессами в целом на территории Золотой Орды.

Более точные указания на конкретных сейидов имеются относительно времени правления ханов Тюменского и Сибирского юртов. Первым ханом, взошедшим на престол в Чимги-Туре, был Абу-л-Хайр, чье воцарение произошло в 1429 году при поддержке значительно числа племенных лидеров. Д.М.Исхаков указывает, что «Шибанидское государство с самого начала формирования было мусульманским ханством, а верховный правитель кочевых «узбеков» Абу-л-Хайр был настоящим мусульманином» [1. С. 150]. Эта позиция была поддержана и в недавней совместной работе А.Г. и И.А.Селезневых и И.В.Белича [8. С. 28-29]. Как правило, доказательства этого не приводится, факт воспринимается априори. В поддержку данной версии может быть указано присутствие при дворе хана сейидов, чтение хутбы на имя хана в Орду-Базаре. Хотя в период его правления сохранялось некоторое количество политических и повседневных кочевых тюрко-монгольских традиций, который, видимо, воспринимались как адаты. В ханском окружение значительным было число людей, имевших показательные приставки к именам типа «Суфи», «Дервиш» и «Шайх». Трое из них упоминаются в окружении Абу-л-Хайра еще периода его казачества (найманы Шайх-Суфи и Ак-Суфи, тубай Мумин-дервиш). Еще шестеро присоединились уже в период могущества хана, то есть после восшествия на престол, причем среди них было трое огланов, один которых имеет сложное имя Шайх-Суфи. По всей видимости, они были близки по смыслу и обозначали непосредственную принадлежность именно к суфийским братствам, скорее всего, с учетом популярности в степной зоне все они были представителями тариката Йасавийа [9. С.121-134].

Наиболее важным аргументом исламизации являются не столько имена представителей племенной аристократии, сколько присутствие в окружении Абу-л-Хайра Кара-сейида и Кул-Мухаммед-сейида, которые выполняли как религиозные, так и консультативные и даже военные функции, в том числе непосредственно участвуя в отдельных походах хана. По мнению известного специалиста по истории ислама Девина Де Виса, они принадлежали именно к тарикату Йасавийа. При этом представители этого ордена часто занимали пост накиба, особенно в Ургенче, что подчеркивало их военный функционал [10. P.619-620]. В историографии указывается, что эти сейиды были еще участниками курултая по выборам хана в 1429 г., однако это подтверждается лишь одним поздним источником «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани» Кухистани (1540-е гг.). В более ранних сочинениях («Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме» (1502-1504 гг.) и «Шейбани-наме» (1504-1510 гг.) среди участников данного мероприятия не указываются. Список Кухистани был сконструирован автором на основании перечней сподвижников хана Абу-л-Хайра в дальнейших событиях. Резонно предположить, что оба сейида могли присоединиться к хану уже в ходе расширения его среднеазиатских интересов и походов на Хорезм в 1430-е гг. [9. С.123-124]. Для Кухистани поддержка сейидов в процедуре выборов хана необходима была в рамках сакрализации этого процесса и могла рассматриваться как обязательная в силу переноса на нее правил аналогичных церемоний его времени.

Однако, Мухаммад Юсуф Мунши в сочинении «Муким-ханская история» указывает на то, что после подчинения Хорезма этому хану покровительствует Маулан-Хусейн-и Хорезми, потомок Наджм-ад-Дина Кубрави, основателя тариката Кубравийа [11. С.48]. Упоминание о представителях этого влиятельного в Средней Азии братства в окружении хана Абу-л-Хайра с осторожностью позволяет предположить возможное участие его представителей в процессе исламизации населения юга Западной Сибири. Это не противоречит и имеющимся указаниям на участие шейхов этого тариката в целом в процессе исламизации территории Улуса Джучи в предшествующее время.

Очевидно, что эта деятельность к последней четверти XV века привела к закреплению ислама в среде местной аристократии, что видно, например, по именам представителей династии сибирских беков Тайбугидов (Ходжа, Мар или Умар, Адер, Мамет). Хотя степень принятия ислама рядовыми группами местного населения, которое было сибирским аналогам «безмолвствующего большинства» Западной Европы, фактически не может быть уточнена без поиска и изучения мусульманских кладбищ этого времени. Напрямую подчеркивал свою принадлежность к исламу и один из противников Абу-л-Хайра тюменский хан Ибрахим (1467-1495), который в переписке с Москвой называл себя «бесерменским царем» [12. С.18]. В период конца 1480-х — начала 1490-х гг. в окружении этого хана упоминаются представители казанской знати. Наиболее подробный их перечень содержится в одном из писем Ибрахиму от московского князя Ивана III в 1490 г.:

«нашего недруга Алегамовы люди царевы, которые от нас бегают, Алказый, да Тевекел Сеит, да Касым Сеит, да Багиш с сыном с Утешом и иные их товарищи и тех людей Ивак царь да и мырзы у себя держат» [Там же. С. 21].

Косвенные данные позволили Д.М.Исхакову предположить, что казанские сейиды также были в основном из тариката Йасавийа [1. С.92-94]. При всех известных торговых контактах сибирских государств с Казанским ханством и возможным влиянием именно местных мусульман на принятие ислама в Сибири, источники показывают присутствие казанских сейидов лишь при дворе тюменского хана Ибрахима, а также возможно при его брате хане Мамуке, то есть лишь в период 1480-1490-х годы. При этом их присутствие было вынужденным под влиянием активизации русского влияния на казанские дела.

Следующее по времени упоминание о присутствии сейидов из суфийских орденов на юге Западной Сибири имеются лишь для 1570-х гг., то есть времени правления в Сибирском ханстве двух братьев Кучума и Ахмед-Гирея. К этому времени влияние суфиев здесь было достаточно велико. Например, жена Бекбулата, брата искерского бека Едигера Тайбугида, родила сына Сейдяка в Бухаре в доме местного сейида [13. Т.1. С.192], где она оказалась после восхождения на сибирский престол Кучума. В 1572 и 1574 гг. этот правитель дважды обращался к своему родственнику и союзнику бухарскому хану Абдулле II с просьбой организовать мусульманские миссии в Сибирь. Мотивация этого была в желании Кучума получить наставников в вере, хотя миссионерская деятельность и женитьба одного из лидеров второй миссии свадьба Дин-Али-ходжи на дочери Кучума говорит о создании на основе ислама идеологии этого государства. При этом, хотя послы Кучума обратились непосредственно в Бухару, но миссия собиралась в Ургенче, подчиненном на тот момент Хиве. По всей видимости, согласование миссии шло не по линии светской власти, а именно через суфийские братства. Бухарский хаким Ходжа-Якуб по просьбе хана обратился к своему родственнику ургенчскому хакиму Хан-сайиду-ходже. Возможно, что уже первую миссию сопровождал (или, по крайней мере, участвовал в подготовке) старший брат Кучума Ахмед-Гирей, который в прочем здесь пробыл не более года, уехав обратно причине необходимости принять юрт из рук умершего отца [Там же. С.195]. Спустя два года после начала миссии приехавший хаким Ярым-сеййид умер, а Шербати-шейх вернулся в Ургенч. В результате этого Кучум обратился в 1574 году в Бухару с новым письмом с аналогичной просьбой. В Ургенче вновь собрали миссию во главе с тем же Шербати-шейхом и Дин-Али-ходжой, младшего брата Ярым-сейида. В Бухаре они для защиты в связи с опасной дорогой получили в помощь 100 человек во главе с Ахмед-Гиреем [14. С.51-60].

Сам бухарский хан Абдулла пришел к власти в 1557 году при прямой поддержке лидера суфийского тариката Накшбандийя Мухаммада Ислама, известного также как Ходжа Джуйбари [11. С.59]. По всей видимости, именно об этом шейхе пишет Э.Дженкинсон, побывавший в Бухаре 23 декабря 1558 — 8 марта 1559 г.:

«В Бухаре есть духовный глава (metropolitane), который наблюдает за столь строгим исполнением этого закона Его больше слушают, чем короля; он может сместить короля и посадить другого по своей воле я желанию, как он и поступил относительно того короля, который царствовал во время нашего пребывания, в относительно его предшественника, смещенного его же стараниями: он предал его и приказал убить его ночью в его спальне; а это был государь, хорошо относившийся ко всем христианам» [15. С.182].

Резонно предположить, что в таком случае и мусульманские проповедники, посланные в Сибирь, должны были происходить из этого тариката, который был основан Мухаммедом Бахауддином Накшбанди аль-Бухари в конце XIV века под значительным влиянием идей братства Йасавийа [2. Т.11. С.214].

Такому выводу о происхождении не противоречат и данные трактата «О религиозных войнах учеников шейха Багауддина против инородцев Западной Сибири», где поход был организован именно основателем этого тариката. По всей видимости, в середине XVI века связь между этими братствами была достаточно тесной, хотя накшбандийа постепенно оказывало все большее влияние на своего предшественника, в том числе и благодаря поддержке среднеазиатских Шейбанидов. При этом среди участников похода значительным было числа учеников Занги-бабы и Сайид-Ата из братства Йасавийа. При этом относительно Дин-Али-ходжи и Ярым-сейида в трактате «Шаджара Рисаласи» однозначно указывается на их происхождение от Сейида-Ата, то есть относит их к тарикату Йасавийа. А.К.Бустанов предположил, что они могли бежать в Сибирь к Кучуму именно в связи с конфликтом и расширением сферы влияния своих конкурентов [16. С.59]. Однако, источник не дает основания для подобного вывода, а напротив говорит о согласованной позиции двух орденов по отношению к процессу исламизации населения Сибирского ханства в правление Кучума. К тому же по данным Девина Де Виса, после смерти Ходжи Джуйбари накибом и шейх аль-исламом при хане Абдулле был наследник именно Сейида-Ата Хасан Ходжа [10. P.622]. Так же, как при Ибрахиме, при Кучуме могли находиться и абызы, то есть мусульманские священники, из Казани, о чем сообщает «Ремезовская летопись», хотя Г.Ф.Миллер считает это сообщение сомнительным [13. Т.1. С.195]. Если признать это сообщение хотя бы частично отвечающим действительности, то следует предположить, что при дворе Кучума могли оказаться представители мусульман, бежавшие от русских.

Кучум обсуждает с мурзами чудесное видение (Ремезовская летопись)

Таким образом, на протяжении XV-XVI вв., то есть времени исламизации тюрко-татарских групп юга Западной Сибири, присутствие сейидов в окружении местных правителей позволяет говорить о наибольшей активности деятельности представителей тариката Йасавийа. Они фиксируется в Тюменском и Сибирском юрте на протяжении всего указанного периода, а по косвенным данным и в XIV веке. В отдельные периоды в этом процессе могли принимать участие шейхи и сейиды из братств Кубравийа (при тюменском и узбекском хане Абу-л-Хайре в 1430-е гг.) и Накшбандийа (в период правления хана Кучума и его брата Ахмед-Гирея в 1470-1480-е гг.). В большинстве случае все известные сейиды в окружении ханов происходили из городов Средней Азии, наличие казанских мусульман при Ибрахиме и возможно Кучуме фиксируется лишь как вынужденные случаи бегства от русской власти.

ЛИТЕРАТУРА

1. Исхаков Д.М. Институт сеййидов в Улусе Джучи и позднезолотоордынских тюрко-татарских государствах. Казань, 2011.
2. Бустанов А.К. Манускрипты суфийских шайхов: туркестанская традиция на берегах Иртыша // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума. Омск, 2009. Т.11.
3. Маслюженко Д.Н. Этнополитическая история лесостепного Притоболья в средние века. Курган, 2008.
4. Костюков В.П. Культурные трансформации в урало-казахстанской степи в первой половине II тыс.н.э. // Археология Южного Урала. Степь (проблемы культурогенеза). Челябинск, 2006.
5. Белоглазов А.В. Влияние ислама на политические процессы в Центральной Азии. Учебное пособие. Казань, 2013.
6. Материалы по истории Казахских ханств XV-XVIII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений) / Сост. С.К. Ибрагимов и др. Алма-Ата, 1969.
7. DeWeese D. Islamization and Native Religion in the Golden Horde: Baba Tukles and Conversion to Islam in Historical and Epic Tradition. Pennsylvania, 1994.
8. Селезнев А.Г., Селезнева И.А., Белич И.В. Культ святых в сибирском исламе: специфика универсального. М., 2009.
9. Маслюженко Д.Н. Тюрко-монгольские традиции в «государстве кочевых узбеков» хана Абу-л-Хайра // Золотоордынское обозрение. № 3 (5). 2014.
10. DeWeese D. The Descendants of Sayyid Ata and the Rank of Naqib in Central Asia // Journal of the American Oriental Society. 115. 4 (1995).
11. Мунши Мухаммед Юсуф Муким-ханская история / перевод и прим. А.А.Семенова. Ташкент, 1956.
12. Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой 1489-1508 гг. М., 1984.
13. Миллер Г.Ф. История Сибири. Т.I. М., 2005.
14. Катанов Н.Ф. Предания тобольских татар о прибытии в 1572 году мухаммеданских проповедников в г. Искер // Ежегодник Тобольского губернского музея. Тобольск, 1897. Вып.8.
15. Дженкинсон Э. Путешествие в Среднюю Азию. 1558-1560 гг. // Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. М., 1937.
16. Бустанов А.К. Суфийские легенды об исламизации Сибири // Тюркологический сборник. 2009-2010. Тюркские народы Евразии в древности и средневековье. М., 2011.