Сокровища Некорана: И.М.Суслов о культе окуня на реке Кукухынде

«20 августа 1927 г. Николай Хонгольдыча предлагает услуги проводить меня на р. Кукухингда, где есть какой-то «зеленый карандаш» в 4 верстах от устья этой речки. Я согласился. Николай просит взять с собою бисеру или «торга», ибо обычай велит заплатить Дунда Мухунын за каждый взятый камень одной штукой бисера или особым лекоптыном. Если этой платы не дать, то Некоран непременно накажет осмелившихся взять его собственность, а тем более цветные камни. Месть его выражается всегда в посылке болезни. Только при этих условиях Николай согласен показать мне залегание «зеленого карандаша».

22-25 августа 1927 г. Рассказы о «зеленом карандаше» настолько увлекательны, что я решил заехать на р. Кукухынду, для осмотра этой «ценности». Два молодых тунгуса взялись быть проводниками до «карандаша».

До устья Кукухынды (от слова кукухын — зеленый) от культбазы 25 километров. Оставив на устье палатку и лодку, отправились пешком по реке, вооружившись ломом, лопатой, сухарями и прочим таежным снаряжением.

Река представляет собою небольшой ручей, текущий довольно быстро между крупных валунов из горошчатовидного траппа.

Здесь мы взяли красивый грот или вернее пещерку, украшенную крупными кристаллами горного хрусталя. Любопытно отметить то, что внутри хрустальной пещерки, находившейся в горошчатовидном траппе, оказался зарытым в мельчайшие глинистые пылинки огромный кристалл исландского шпата весом около 1,5 пудов.

В двух сфероидах оказались пещеры глубиною около метра. В этих-то пещерах и оказался тот самый «зеленый карандаш», о котором так много рассказов тунгусов. «Зеленый карандаш» — это не что иное, как жирная глина, окрашенная в светло-зеленый цвет, залегающая прожилочками толщиною в спичку между мелкими сфероидами.

Тунгусы охотно собирают здесь эту глину и, смочив ее водою, красят иногда ложи у ружей, луки у седел и пр. Обе пещеры вырыты тунгусами за несколько лет. Каждый тунгус, который берет этот «зеленый карандаш», обязательно ставит цветной лекоптын (торга) хозяину земли Некорану, как плату за взятую его собственность. Потребовали тунгусы и от меня лекоптын. Я пообещал и забыл. Поэтому лекоптын был заменен мною папироской и спичкой, которые принесены в жертву духу земли. Тунгусы спустили в пещеру папироску за камень и тщательно засыпали ее сухим песком. Теперь квиты. Некоран не пошлет на них никакой напасти» [10].

«Занимаясь исследованиями генезиса минералов в изверженных породах района Нижней Тунгуски, я особенно интересовался вопросом происхождения окраски исландского шпата (оптический кальцит), которая портила этот ценнейший минерал, столь необходимый для молодой оптической промышленности СССР. В семье Николая Хонгольдыча я обратил внимание на некоторые предметы, покрашенные зеленой краской, близкой по тону к окраске исландского шпата. Этой краской были покрашены ложа ружья и днища у потакуев («инмок» — вьючная сума). Мне дали объяснения, что эта краска называется кукухын, ее берут эвенки на одной речке, находящейся где-то далеко. Это объяснение оказалось неверным, так как эвенки посчитали необходимым скрыть от меня действительное месторождение зеленой краски — кукухын.

Когда мы с Николаем были только вдвоем, я спросил его почему находящаяся в 25 километрах от нас речка называется «Кукухында». Тут Николай поведал мне эвенкийский секрет. Он рассказал, что главное месторождение краски Кукухын находится в скалах именно на этой речке, почему она и носит название Кукухында. После долгих уговоров Николай согласился показать мне месторождение кукухын, но лишь при условии, что я поставлю на скале лекоптын (полотнище белой материи, подвешенное к шесту наподобие церковной хоругви) — жертву хозяину скалы, если я возьму хотя бы немного краски. Согласие было дано.

В тихую светлую августовскую ночь 1927 года, когда все эвенки спали, мы тайком в берестянках направились по Тунгуске к устью речки Кукухында. Но мы были не вдвоем. Николай почему-то пригласил с собою юношу Герасима. В двух километрах вверх по горной речке Кукухында мы достигли большого скалистого обнажения. Больше десятка старых и свежих лекоптынов, шесты которых торчали из щелей скалы, свидетельствовали о том, что скала является для эвенков действительно священной. Это был своеобразный жертвенник. Оба молодых человека проявляли заметное беспокойство. Наконец Николай, разговаривавший вполголоса, почти шепотом, показал мне небольшую пустоту в скале, заполненную маслянистой зеленой глиной. Таких пустот было много. Все они были заполнены такой же глиной, которая и представляла собою краску кукухын.

В одной из пустот палагонитового туфа, залегающего среди траппов, удалось обнаружить весьма интересное минералогическое образование. Стенки небольшой пещерки и дно ее были покрыты сплошными друзами горного хрусталя, а на дне пещеры, среди хрусталя был полный кристалл (скаленоэдр) исландского шпата, неравномерно окрашенный в зеленый цвет. На дне пещерки были видны остатки зеленой глины. В расщелине скалы возле пещерки торчал шест старого лекоптына, что говорило за то, что зеленая глина из этой пещерки изъята эвенками, а грани красивых кристаллов обмыты впоследствии струями от дождей, проникавших в эту пещерку. Обнаруженные у подножия скалы глыбы трапповых пород с вкрапленными в них полиметаллическими рудными образованиями, несомненно содержащими соли никеля и меди, позволили сделать предварительное заключение, что в окраске исландского шпата участвуют соли никеля и меди, а зеленая глина является вероятно вторичным продуктом распада исландского шпата.

Наблюдая мои исследовательские процессы, Николай и Герасим следовали за мною вначале молча, но затем начали задавать вопросы, как я представляю себе появление здесь этих камней, из которых сделано небо. Предельная ясность с моей точки зрения данных им объяснений по-видимому осталась для них непонятной.

Некоторые из найденных здесь минералов, в том числе и зеленая глина, были мною упакованы и сложены в вещевой мешок. Настал момент расплаты с «хозяином» скалы.

— Надо, друг, лекоптын ставить, робко и нервно заявил Николай, — а то нам худо будет, промысел худой будет, люди хворать будут.

Теперь уже настало мое беспокойство. Упаковывая минералы, я обнаружил, что белая материя, приготовленная мною для этой цели, осталась забытой в палатке на культбазе. Я искал выход из этого неудобного положения, а нарушить обещание я не мог, так как это отрезало бы мне дальнейший путь глубокого исследования элементов шаманизма. Скрывая о том, что у меня нет лекоптына, я попытался выяснить, что представляет собою «хозяин» этой скалы и каковы его бытовые привычки. Николай довольно охотно рассказал:

— Хозяин этой скалы «Некоран» (окунь) живет в реке, которая находится под дном речки Кукухында (русло речки загромождено трапповыми валунами, под которыми течет мелководная летом Кукухында). Некоран очень большой. Но иногда он превращается в маленького зверька хиняки, лазит по камням и свистит (Николай имел в виду сеноставца, а сеноставцы действительно живут в районе Нижней и Подкаменной Тунгусок преимущественно в россыпях трапповых скал). Некоран может превратиться и в человека, которого может увидеть только шаман.

Этот рассказ вызвал много вопросов с моей стороны. Николай отвечал на них уже сбивчиво, неясно. Было несомненным, что знания его в этом вопросе ограничены, и он не понимает. Но все же по итогам дальнейших его разъяснений можно было установить, что «хозяин» этих скал, имеющий образ окуня, является одной из крупных фигур эвенкийского анимистического пантеона. Одной из функций Некорана является охрана небесных светлых камней. Николай утверждает, что когда отваливаются от неба кусочки прозрачного камня, то дыры необходимо чинить. В этих случаях Некоран помогает хозяину неба «дулю Ховаки» разыскать на земле «дулю» светлые камни и глину кукухын, при помощи которых и производится починка неба. Некоран дает камни и нижнему «хергу Ховаки» для починки хергу-неба, но хотя эти камни прозрачные, цвет у них темный.

Превращаясь в сеноставца и пробегая по россыпям развалившихся скал, Некоран проверяет целость светлых камней и глины-краски кукухын. Брать светлые камни эвенкам запрещено (религиозный запрет). Пользоваться краской кукухын они имеют право, но лишь при условии выкупа, то есть жертвы или подарка Некорану в форме лекоптына. Ружье, покрашенное такой краской, по словам Николая стреляет без промаха. Окраска днищ у потакуев приносит удачу при перекочевках. Оленья упряжь или часть нарты, покрашенные кукухын, предохраняют оленей от болезней.

Когда речь зашла о выкупе Некорану с моей стороны уже не только за кукухын, но и за другие минералы, я задал Николаю вопрос:

— А когда Некоран превращается в человека, он курит?

— Как же, говорит Николай, конечно, курит и любит курить, как и все люди.

— Так вот, я считаю подходящим подарком Некорану с моей стороны — дать ему покурить. Лекоптыны ставят эвенки, а я русский, у меня есть хорошие папиросы. Вот и угостим Некорана.

К немалому моему удивлению Николай и Герасим обрадовались такому предложению. Тогда я взял одну папиросу, одну спичку, кусочек спичечной коробки и поместил все это в пещерку, откуда были изъяты хрусталь и кальцит. Николай и Герасим вынули из соседнего углубления скалы зеленую глину и замазали ею пещерку с «подарком». Так закончилось наше путешествие к священным сокровищам, охраняемым Некораном.

Представления эвенков о земле, связанное с образом рыбы — окуня, широко распространено. В песнях шаманов можно слышать строфу «Aне Дунда Некоран» (то есть наша мать земля — окунь). Но в рассказах эвенков это сравнение весьма туманно и порою совершенно нелогично. Прозрачные кальциты и силикаты содержатся в трапповых породах в различных районах правобережья Енисея. Николаю такие месторождения известны не только на одной речке Кукухында. Но когда ему был задан вопрос, один ли Некоран охраняет все светлые камни или несколько Некоранов выполняют на разных реках такие обязанности, он с трудом даже понял о чем его спрашивают, по-видимому, он никогда не задумывался над этим. Из неопределенного ответа его на такой вопрос можно было понять, что Некоран есть только один, в то же время он может быть одновременно в нескольких скалах, в разных местах, у Некорана много детей. По словам Николая «может быть это и дети Некорана живут в других скалах и в других реках». Остается предположить, что связь земли, связь скалы с окунем теряет свои корни в каких-то древних верованиях эвенков.

Скала, содержащая упомянутые минералы, почитается сама собою. Она — жертвенник, наполненный божественными сокровищами. Она — священное место. Обилие лекоптынов характеризует степень устойчивости такого общественного представления. Эта скала, как и подобные ей скалы, характеризуются как фетиши и притом первоначальные, древние фетиши. Животное сеноставец есть символ божества, которое в свою очередь является матерью земли. Скала служит временным вместилищем божества, которому присвоена функция охраны сокровищ (минералов). Сокровище (краска кукухын) в свою очередь является несомненно фетишем, приносящим, подобно амулету, счастье в охоте, охраняющим человека и оленя от болезней. Связь краски с минералами, составляющими вещество неба, где обитает высшее божество Ховаки, делает понятным сакраментальное значение этих фетишей» [11].