Новая книга автора, стяжавшего известность в научном мире как автор нескольких работ по языку и устному творчеству эвенков, и в мире литературы — как писательница и автор стилизаций на темы эвенкийского фольклора — включает три очерка. Один из них освещает историю изучения эвенкийских эпических сказаний, второй рассказывает о самом эпосе эвенков — нимнгаканах, третий очерк посвящен обрядовому фольклору эвенков.
Автор рецензируемой работы всеми силами стремится показать, свою принадлежность к числу последних знатоков и носителей этнической культуры эвенков и обладание эксклюзивными знаниями в этой области. В действительности ж все обстоит диаметрально противоположным образом. Г. И. Варламова утверждает (с. 24), что в наши дни духовная культура эвенков намеренно изолировалась самими ее носителями от внешнего влияния, и сохраняется в этнически замкнутой среде, в которую не имеют доступа посторонние, «чужие». Однако каждый этнограф, а в особенности языковед, работавший в полевых условиях с носителями языка и традиционной культуры, хорошо знает, что тут все с точностью до наоборот. Если человек другой национальности владеет языком народов Севера, он для этого народа — самый дорогой гость, которому раскрываются все богатства его культуры, в которой традиционно не существовало никаких секретов и тайн — это показывают описания путешественников XVIII-начала XX веков. Как раз современные малокультурные обыватели и заезжие журналисты рассказывают, а иногда и пишут примерно то же, что наш автор преподносит нам. Как раз посторонние, «чужие» и стремятся как следует изучить и сохранить для потомков подлинные образцы духовной культуры эвенков и других народов Севера. К сожалению, фольклористы из числа самих народов Севера часто ищут в своей культуре то, чего там не было и не могло быть. В поисках «эпохальных» образцов фольклора, каких-то избранных и особо одаренных исполнителей несуществующих эпических произведений, способных удивить мир, Г. И. Варламова, Ж. К. Лебедева и другие полностью игнорируют живую фольклорную традицию, в какой бы «непрестижной» форме она ни существовала наши дни, и вследствие этого безвозвратно теряются те образцы устного творчества северных народов, которые еще можно записывать как массовый материал.
Надо заметить — когда нам столь активно преподносят нечто «овеянное пылью веков», то как-то сразу вспоминается «легенда озера Иссык-Куль» со страниц романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок», и поневоле закрадывается сомнение, а что если все эти стихотворные и прозаические отрывки «нимнгаканов» и заклинаний, все сказители и шаманы — то же самое, что и липовый старый «кара-колпак» Ухум Бухеев, сочиненный неталантливым борзописцем вместе с его легендами?
Если анализировать взгляд автора на традиционную культуру эвенков, то получается, что Г. И. Варламова, эвенкийка, смотрит на свой предмет, во-первых, очень отстраненно — глазами человека, который сознательно или неосознанно в максимальной мере дистанцировался от традиционной культуры эвенков. Во-вторых, автор-писательница уж если не воспринимает фольклор и культуру эвенков глазами дилетанта, то, во всяком случае, по-дилетантски преподносит этот материал читателям. На такую форму изложения накладывается своя система представлений о ценности — эпические сказания занимают в изложении центральное место, особо отмечается исключительность сказителей, в поисках которых Галина Кэптукэ облетала все районы, где живут эвенки. Такой же исключительностью обладала М. П. Кульбертинова, исполнявшая под звуко- и видеозапись шаманские обряды, о чем рассказывает автор. Одновременно тут же попросту отказано в праве на существование такой форме фольклора, как сказки и несказочная проза: о последней автор прямо говорит, что она еще не стала жанром фольклора (с. 89, 99) — и это в то время, когда речь ведется о рассказах-быличках, и из текста понятно, что именно о быличках (меморатах), а не о бывальщинах (фабулатах, по терминологии Э. В. Померанцевой) ведет речь автор. В изложении полностью стерта грань между эпическим сказанием и быличкой в содержательном отношении и содержание быличек, окрашиваемое в мифологические тона, попросту вписывается в эпос (с. 33–34). Почти четверть объема книги занимают фрагменты текстов эпических сказаний и образцов обрядовой поэзии эвенков — даваемые не только в русском переводе, но и на эвенкийском языке. Зачем это? Показать, что автор владеет родным эвенкийским языком? — было бы удивительно, если бы женщина-эвенкийка почти 50-летнего возраста с педагогическим образованием не владела бы этим языком. К этому стоит добавить, что, во-первых, владение эвенкийским языком в сочетании с проявленными писательскими склонностями побуждает взять рассматриваемые материалы под сомнение в плане аутентичности (в самом деле, сочинять нечто подобное может каждый петербургский эвенковед), во-вторых, лингвисты, занимающиеся эвенкийским языком, обнаружили в просмотренных ими эвенкийских текстах книги около десятка таких форм, которые существенно отклоняются от норм эвенкийской грамматики и отнюдь не являются диалектными. В итоге получается, что умение воспроизводить эвенкийские тексты служит Г. И. Варламовой плохую службу.
В объемной библиографии к книге почему-то не нашлось места сборникам эвенкийских сказок «Человек сильнее всех», «Борболен», «Танчами», изданным в Красноярске во второй половине 80-х годов и содержащих материал, иллюстрирующий сказочную традицию эвенков в ее живом бытовании. Говоря об эпических сказаниях, бытующих у восточных эвенков (в зоне интенсивных эвенкийско-якутских этнокультурных контактов), Г. И. Варламова рассматривает их как некий изначально исходный фольклорный материал, появившийся в этнической традиции эвенков в едва ли не в общалтайские времена и отражающий древнюю этнографическую реальность. При этом вопрос о типологической близости тунгусского эпоса — конкретно эпоса восточных эвенков и культурно близких к ним охотских эвенов — к якутским олонхо, и в частности, проблема прямого заимствования якутских олонхо, этой в высшей степени своеобразной фольклорной формы тунгусоязычными этническими группами от якутов в недавнее время вместе со специфически фольклорным миром олонхо вообще не обсуждается, как будто бы он и не существовал вовсе. Работы И. В. Пухова, указывавшего на это, как будто бы вовсе неизвестны автору.
Обсуждая мифологические элементы эвенкийской эпики и приводя примеры мифологических текстов, ГИ.Варламова не считает нужным отметить, что по содержанию рассматриваемые отрывки текстам полностью аналогичны апокрифическим легендам о создании мира, широко бытующим в русском фольклоре, в частности, в сибирском регионе, и подобные легенды получили распространение у тех народов Сибири, кто номинально принял христианство: словом Сэвэки эвенки называют христианского бога. Смешение исконных мифологических рассказов с апокрифическими легендами — на наш взгляд, крайняя степень дилетантства в тунгусо-маньчжурской и северной фольклористике вообще.
В книге можно заметить такие странности, которые в принципе исключают данный труд из числа научных исследований по фольклору и культуре эвенков и в целом подрывают его роль как источника позитивной информации. На с.25 описываются действия девочки-эвенкийки — литературной героини повести автора «Имеющая свое имя Джелтула-река». Приводить отрывки собственного литературного сочинения и ссылаться на него как на этнографический источник — что-то очень странное в науке, это примерно то же самое, что изучать события кавказской войны или этнографию народов Кавказа прошлого века по такому документу, как записки офицера Печорина Г. А. безотносительно к авторству литературного источника.
Получается, что под видом обстоятельного научного исследования читатели встретились с феноменом, который пока еще не поддавался должному осмыслению как одно из любопытных явлений постсоветской культуры малочисленных народов Севера. Сочинение Галины Кэптукэ — Г. И. Варламовой — новая этнокультурная реалия сегодняшнего дня. Данное сочинение стоит вне филологической или этнографической науки о народах Севера, превратить которое в научный труд изначально невозможно — для этого его пришлось бы полностью переписать и главное — заменить многое из изложенного на его прямую противоположность. Изданная книга представляет собой лишь весьма любопытный объект для исследователей современной этнополитической и этнокультурной ситуации у малочисленных народов Севера.