Настоящая статья представляет собой продолжение работ «Отписка П. П. Головина и М. Б. Глебова из Тобольска в Сибирский приказ» и «Пребывание отряда П. Головина и М. Глебова в Енисейске», опубликованных в сборниках «Бахрушинских чтений»[1].
С выходом русских служилых людей на Енисей в начале XVII в. возникла неожиданная для правительства проблема — конкуренция между представителями различных гарнизонов, которая доходила порой до вооруженных столкновений. Причем чем дальше на восток, где контроль не только центральной власти, но и местной администрации был существенно слабее, тем ожесточеннее происходили эти столкновения[2] — служилые люди вели борьбу за пушные богатства вновь присоединенных к Русскому государству районов.
В Москве на основании поступавшей из Восточной Сибири документации (отписки воевод, расспросные речи сборщиков ясака, челобитные ясачных «инородцев» и т.д.) принимались решения по разграничению новых территорий недавно образованных уездов. Таким образом проводилась граница между Енисейским и Мангазейским уездами в районе Енисея[3], между Енисейским и Красноярским уездами на подступах к Байкалу[4].
Ситуация в бассейне р. Лены совершенно вышла из-под контроля и вынудила Сибирский приказ образовать новую административную единицу, выведенную из подчинения воевод, чьи гарнизоны претендовали на различные районы этого огромного региона. Видимо, поэтому вновь образованное воеводство сразу получило статус разряда[5], что давало в дальнейшем возможность, исходя из конкретной ситуации, разделить его на уезды.
Границы нового разряда-уезда определились по территориально-географическому принципу: бассейн р. Лены и «иные реки», т. е. ясачные волости, рациональность управления которыми из Ленского острога не вызывала сомнения, а также новые «землицы», еще неизвестные или находящиеся на стадии объясачивания их енисейскими казаками (которые еще не знали, что, отправившись из Енисейского острога несколько лет назад, будут навсегда оставлены якутскими воеводами в этом суровом краю).
Первоначально Якутский (или Ленский) уезд граничил с двумя уездами — Мангазейским и Енисейским. Мангазейский уезд к началу 30-х гг. XVII в. исчерпал потенциал своего расширения, что непосредственным образом связано с упадком самой Мангазеи. И хотя еще в середине 30-х гг. отдельные небольшие группы мангазейских служилых и промышленных людей доходили не только до рр. Вилюй и Оленек, но и до самой Лены, они уже не могли конкурировать с более многочисленными енисейцами, практически создавшими в бассейне великой реки сеть ясачных зимовий[6].
Граница между Якутским и Мангазейским уездами определилась по водоразделу бассейнов рр. Оленек — Анабар и Хатанга. На восток на огромном пространстве от Ледовитого океана до Амура границы нового уезда продолжали расширяться — формирование своего, якутского, гарнизона только способствовало этому процессу. А вот для определения границы с Енисейским уездом потребовалось вмешательство Сибирского приказа.
Первые якутские воеводы стольники Петр Петрович Головин и Матвей Богданович Глебов по прибытии в Енисейский острог в ноябре 1639 г., где пробыли до середины лета 1640 г., согласно государеву указу запросили у енисейского воеводы стольника Никифора Логиновича Веревкина ясачные книги «землиц», отошедших к Якутскому уезду (л. 434). Однако енисейский воевода, предварительно тоже получивший из Москвы грамоту соответствующего содержания (л. 224 — 230), поступил по-своему. Он прислал якутским воеводам копии ясачных книг всех «землиц» от р. Киренги до р. Яны, за исключением бассейна р. Илим, определив его как относящийся к Енисейскому уезду (л. 435).
Надо отметить, что формально Н. Веревкин был прав: в государевой грамоте шла речь о передаче якутским воеводам тех «новых землиц», которые «от Енисейского острогу удалены, а к Лене блиско», однако в грамоте эти «землицы» не перечислялись (л. 229), как например, при образовании Енисейского уезда. По-иному рассудили якутские воеводы и тут же обратились с жалобой в Москву.
Как писали П. Головин и М. Глебов на имя царя Михаила Федоровича из Енисейского острога, «с усть, государь, Илима реки и до вершины, что выше Илимского волока ясачным людем имянных платежных книг воивода Микифор Веревкин к нам, холопем твоим, не прислал, а писал к нам, холопем твоим, что де Илимская землица смежно с Чадобской землицею».
Н. Веревкин имел в виду, что с Илимской «землицы» смогут собирать ясак енисейские казаки, отправлявшиеся в Чадобскую волость. Надо отметить, что такая «смежность» двух районов была весьма условной, что, впрочем, в масштабах Сибири было явлением обычным. «Близость» их заключалась только в том, что между ними не было каких-либо других «землиц». Хотя реальное расстояние от среднего течения р. Чадобец до устья р. Илим, находившихся по разные стороны излучины Ангары, можно определить в 250 — 300 км.
С тунгусов-лапогиров, проживавших по р. Чадобец, енисейские казаки стали собирать ясак с середины 20-х гг. XVII в., а через несколько лет — и с ичерельцев, кочевавших от Ангары до Илима и Кута[7]. Во всяком случае, к 1629 г. эти районы прочно вошли в состав Енисейского уезда как ясачные «землицы». Казалось бы, исторически район р. Илим неоспоримо должен относиться к Енисейскому острогу. Но якутские воеводы были с этим не согласны и срочным образом принялись искать аргументы, чтобы доказать обратное. 6 июня 1640 г. они на правах разрядных воевод (в то время как енисейский воевода Н. Веревкин был лишь уездным) вызвали к себе трех служилых людей енисейского гарнизона, собиравших последний ясак с Чадобской волости и чадобского ясачного тунгуса, привезенного казаками в Енисейск «для ясачной справки».
Расспросив четверых непосредственных участников ясачного сбора с Чадобской волости, якутские воеводы выяснили, что сбор ясака в ней в последние годы производился не регулярно, что в общем-то можно было расценивать как «нерадение» государеву интересу со стороны енисейской администрации. В 148 г. (1639/1640 г.) посланный из Енисейского острога на Илим атаман Осип Галкин с чадобских тунгусов ясак «не имал», а посланные годом ранее в Чадобшу участники воеводского расспроса не собирали ясак с илимских тунгусов, и вообще ясак на р. Илим всегда собирали казаки, проходившие через волок на р. Лену (л. 436, 456).
Ссылка на традицию была сильным аргументом в пользу якутских воевод. Сильным, но не исчерпывающим, поэтому П. Головин и М. Глебов продолжили в своей отписке перечисление выгодных им обстоятельств. Во-первых, они указали на отдаленность р. Илим от Енисейского острога и близость к Лене: «А Илим, государь, река от Енисейского острога далече, а к Лене блиско, а с усть, государь, Илима реки до Ленского волоку судового ходу вверх десять ден, а сухим путем — четыре дни и к Лене, государь, волок с Ылима ж реки» (л. 436 — 437). Правда, от Ленского (или Илимского) волока до Енисейского острога было вдвое ближе, чем до Якутского, но это единственное обстоятельство не могло быть определяющим.
Во-вторых, проживавшие по берегам Илима ясачные тунгусы во время своих кочевых переходов уходили не только на р. Кут, но и на саму Лену, где их находить чадобским ясачным сборщикам было весьма затруднительно. Видимо, по этой причине ясак с илимских тунгусов собирали служилые люди, направлявшиеся в Якутию (л. 437, 457).
Но главным аргументом в пользу якутских воевод было то, что для всего нового разряда и для будущих «новых землиц» Ленский волок носил стратегический характер: это был не только самый короткий и удобный путь на Лену — там складировались между навигациями хлебные запасы для якутских служилых людей, там осуществлялось строительство судов для перевозки этих запасов от волока до Якутского острога, наконец там находилась таможня, контролировавшая основной поток пушнины со всей территории нового уезда. Все вышеперечисленное якутские воеводы не могли не отметить в своей отписке:
«На Ленском волоку твоя государева казна, и хлебные всякие запасы, и судовое дело учнет быть по вся годы безперерывно … а таможенного збору твою государеву десятую соболиную казну и пошлинные денги збирали на Илимском волоку ленского таможенного головы целовалники и … отсылали … в Ленской острог к таможенному голове» (л. 437 — 438).
Казалось бы, все очевидно: для якутской администрации и гарнизона Илимский волок и р. Илим от устья до волока — жизненно важные районы, а для енисейского воеводы и служилых людей — только ясачная «землица», причем не очень доходная. Но простая и очевидная логика уступала экономическому интересу: поток пушнины из Якутии резко возрастал, и совершенно ясно, что для Енисейска главный интерес представляла илимская таможня. Она-то и явилась яблоком раздора между администрацией двух уездов.
Прибытие П. Головина и М. Глебова в Маковский острожек 1 октября 1639 г., где они оставались до конца ноября (л. 577–578), не должно было быть неожиданностью для енисейского воеводы: полученная им грамота из Сибирского приказа датирована 31 августа 1638 г. (л. 224) и получить он ее мог в январе — феврале 1639 г. Таким образом, Н. Веревкин имел возможность заранее обдумать свои действия по разграничению уездов. Тем не менее можно отметить некоторую непродуманность в его действиях.
В конце весны — начале лета 1639 г. Н. Веревкин отправляет из Енисейска на Лену очередного таможенного голову Дружину Трубникова (л. 438). Главная якутская таможня находилась в Усть-Олекминском острожке. Там Д. Трубников должен был сменить предыдущего таможенного голову Елисея Турунтаева. Каждый голова отправлялся к месту службы с группой таможенных целовальников, которые разъезжались по таможенным пунктам. На Илимской таможне Д. Трубников оставил Распутку Потапова, сменившего прежнего целовальника Онцифорка Ужаса (л. 440). То есть енисейский воевода, зная о скором приезде П. Головина и М. Глебова, все же продолжает действовать по существовавшей ранее схеме: назначает ленского таможенного голову и отдает ему в подчинение илимского таможенного целовальника, тем самым отдавая якутским воеводам илимскую таможню.
Остается предполагать, что Н. Веревкин рассчитывал на еще не скорый приезд якутских воевод и не счел нужным заранее побеспокоиться о разделе территории между уездами. Происшедшее в Тобольске в мае — июне 1639 г. волнение служилых людей, поступивших в распоряжение П. Головина и М. Глебова, не могло остаться для енисейского воеводы неизвестным, но, вероятно, лишь упрочило его мнение, что в навигацию 1639 г. до Енисейска они не доберутся. Поэтому прибытие якутского отряда в Маковский острожек заставило Н. Веревкина действовать спешным образом: в ноябре 1639 г. он отправляет в Илимск нового таможенного целовальника енисейского посадского человека Некраска Жаркова для замены прослужившего лишь не более трех месяцев Р. Потапова.
На этот раз илимский таможенный целовальник должен был подчиняться не ленскому таможенному голове, а енисейскому — Никифору Комлеву, который и дал Н. Жаркову наказную память, одним из главных пунктов которой было отправлять собранную на илимской таможне пушнину в Енисейский острог (л. 439). Однако Р. Потапов, основываясь на традиции, подкрепленной дополнительным распоряжением его непосредственного начальника Д. Трубникова, не счел необходимым подчиняться такому нововведению и продолжал таможенный сбор, не допустив к этому занятию целовальника из Енисейского острога.
«И он де Роспутка Потапов тому целовалнику Некраску на Ленском волоку твоего государева таможенного и десятинного збору соболиной казны збирать не дал потому, что ленской таможенной голова Дружинка Трубников велел ему, Роспутке, на Ленском волоку твою государеву таможенную и десятинного збору соболиную казну збирать и присылать собе в Ленской», — писали якутские воеводы в Сибирский приказ, обжалуя действия Н. Веревкина (л. 439 — 440).
Спорить было из-за чего. Если за 1638/1639 г. на илимской таможне целовальник А. Ужас собрал 9 сороков соболей, то Р. Потапов к 29 апреля 1640 г. собрал 40 сороков соболей и 30 сороков «пупков» собольих, не считая таможенной пошлины, собранной деньгами (л. 440 — 441). Естественно, что собранную пушнину целовальник Потапов отослал своему таможенному голове. В Енисейск же он отправил отписку якутским воеводам, которую те могли получить уже в середине июня[8]. П. Головин и М. Глебов уяснили остроту проблемы и тут же отправили в Москву свою отписку: 14 октября 1640 г. ее доставил в Сибирский приказ красноярский пятидесятник Савостьянко Самсонов, о чем есть запись на документе (л. 434 об.). Якутские воеводы к этому времени были уже на Илимском волоке, где провели зиму 1640/1641 гг.
Насколько серьезно к возникшей проблеме подошли чиновники Сибирского приказа, можно судить по тому, что уже через неделю, 21 октября, по тексту отписки было вынесено царское решение:
«И октября в 21 день государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии сее отписки слушал и указал: илимской ясак, что збирал преж сего на Илиме реке служилые люди тот илимской ясак с ленским ясаком вместе ведать к Лене, а к Енисейскому острогу того илимского ясаку вперед ведать не велеть, потому что от Енисейского острогу та Елим река далече, а к Лене блиско и ясачным илимским людем книги имянные списав велеть из Енисейского воеводе Микифору Веревкину отослать к Ленским воеводам и вперед того илимского ясаку Енисейскому острогу ничем не ведать» (л. 434 об.).
Таким образом, спор об Илимской «землице» и таможне решился в пользу Якутского уезда. Однако грамота из Сибирского приказа о царском решении могла прибыть в Енисейск в лучшем случае в феврале — марте 1641 г. Разумеется, Н. Веревкин не стал дожидаться указа из Москвы. Возможно, что он и не знал об отписке своих оппонентов, и по осени отправил на Илим очередных ясачных сборщиков: не вышло с таможней — попытался продолжить с ясаком. Если в предыдущие годы о сборе ясака на Илиме можно было особенно не беспокоиться — ходившие на Лену енисейские казаки всегда имели возможность собрать пушнину с местных тунгусов, то теперь, когда на него стали претендовать служилые нового гарнизона, надо было отправлять специальную группу ясачных сборщиков.
Отправив в октябре 1640 г. для сбора ясака в Чадобскую волость енисейского сына боярского Павла Бибицкого (встречается в енисейском гарнизоне с 1637 г.[9]), воевода Н. Веревкин дал ему задание собрать заодно ясак и с илимских тунгусов, о чем передал с ним отписку П. Головину и М. Глебову. Но и якутские воеводы, хотя и не получили еще из Москвы ответ на отписку, действовали по собственному усмотрению: по прибытии на волок сразу отправили к илимским «инородцам» ясачных сборщиков (т.е. действовали опять же «как раньше»), причем велели собирать ясак не только по Илиму, но и до самой Ангары — от устья Илима до Братского острога (л. 457 — 458).
Когда П. Бибицкий добрался до Ленского волока, ясак с Илимской волости был уже собран. Заниматься повторным сбором пушнины ему якутские воеводы запретили и отправили с ним отписку в Енисейск, дав понять, что теперь этими «землицами» ведают они: «Ленского волоку ясаку збирать не велели и в Енисейской … к воеводе к Микифору Веревкину … писали, чтоб он в те ясачные волости, с которых преж сего ясак имывал на Ленской волок, из Енисейского острогу ясачных зборщиков служилых людей не посылал» (л. 458).
Однако П. Головин и М. Глебов сочли все же разумным подстраховаться и отправили в Москву очередную отписку о проблеме ясачного сбора с Илимской волости, в которой уже не аргументировали целесообразность ясачного сбора с этого района якутскими служилыми людьми, а просто объясняли свои действия территориальной близостью Илима к Лене. В отписке обещалось и впредь собирать ясак с этих мест, а заодно и защищать ясачных сборщиков и промышленных людей, занимавшихся охотой в илимской тайге, от иноземцев» (л. 459).
Таким образом, якутские воеводы, не дождавшись указа из Москвы, заявили о своих правах не только на бассейн р. Илим и волок, но и на часть правого берега Ангары протяженностью до 300 км. Уже не сомневаясь в своих правах на эту территорию, они тем не менее сочли необходимым соблюсти формальности, чем и явилась отправленная ими отписка. В Сибирский приказ она попала только 10 декабря 1641 г. («подал ленской казак Суханко Ермолин»). В Москве к содержанию отписки отнеслись более чем спокойно — короткая резолюция гласила: «Роспросить служилых людей, что бывали, где ясак ближе и пристойнее на Ленском волоке или в Енисейском остроге» (л. 455 об.).
Таким образом, проблема разграничения территорий Енисейского и Якутского уездов была решена только в 1641 г. И хотя формально решение о передаче бассейна р. Илим Ленскому разряду было принято самим царем Михаилом Федоровичем, фактически ко времени получения указа из Москвы этот район уже находился в управлении якутских воевод. Как можно предположить, стратегическое значение Илимского волока для Ленского разряда было важным, но не определяющим фактором.
Пожалуй, еще большую роль здесь сыграла психология самих енисейских служилых людей — делать «как раньше», «по старине», что, впрочем, было присуще всему населению России того времени. Поэтому претензии якутских воевод на илимскую «землицу» были понятны и енисейским ясачным сборщикам и таможенным целовальникам, знавшим, что на волоке управляли всегда назначавшиеся на Лену начальные люди. Но если в прежние годы они назначались енисейскими воеводами, то теперь на Лену приехали назначенные государем воеводы чей ранг (разрядные) был выше, чем у енисейского воеводы. Поэтому попытка Н. Веревкина отстоять для своего уезда район Илима не нашел активной поддержки со стороны его же подчиненных: и целовальник Н. Жарков, и сын боярский П. Бибицкий отправились исполнять приказ своего воеводы, но не проявили особой активности и тем более не вступили в конфликт с противоположной стороной.
Тем не менее, как оказалось впоследствии, эта территория не тяготела и к Якутску, так как была экономически самостоятельной. Поэтому через несколько лет возникла необходимость выделить из состава Якутского уезда самостоятельный Илимский уезд, поначалу остававшийся в составе Ленского разряда, а чуть позже, ближе к концу столетия, перешедший в состав Енисейского разряда[10].
ПРИМЕЧАНИЯ
- Бродников А. А. Отписка П. П. Головина и М. Б. Глебова из Тобольска в Сибирский приказ (к вопросу об образовании Якутского воеводства) // Социально-политические проблемы истории Сибири XVII — XX вв. Новосибирск, 1994. С. 3–10; Он же. Пребывание отряда П. Головина и М. Глебова в Енисейске (к вопросу об образовании Якутского воеводства) // Социально-демографические проблемы истории Сибири XVII — XX вв. Новосибирск, 1996. С. 3–7.
- РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 12, л. 160–162; Якутия в XVII в., Якутск, 1953. С. 43–45; Бахрушин С. В. Исторические судьбы Якутии // Науч. тр. М., 1955. Т. III. Ч. 2. С. 14; История Якутской АССР. М., 1957. Т. 2. С. 35;Сафронов Ф. Г. Русские на северо-востоке Азии в XVII — середине XIX в. М., 1978. С. 16; Бродников А. А. Алданские события 1639 г. // Казаки Урала и Сибири в XVII — XX вв. Екатеринбург, 1993. С. 46 — 51.
- Собственно говоря, была установлена граница между Мангазейским и Кетским уездами, но через несколько лет после основания Енисейского острога, эти спорные волости отошли к Енисейскому уезду, а разграничение осталось прежним. См.: Миллер Г. Ф. История Сибири. М., Л., 1941. Т. 2. С. 216–217, 219–220, 222–223, 231, 241–242.
- Там же. С. 351, 355–356, 377–378; Окладников А. П. Очерки из истории западных бурят-монголов. Л., 1937. С. 92—95.
- РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 75, л. 63. Далее в тексте в скобках указываются листы этого столбца.
- История Якутской АССР. Т. II. С. 29–34; Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. М., 1960. С. 379–383, 442–443; История Сибири. Л., 1968, Т. 2. С. 46–49.
- Окладников А. П. Указ. соч. С. 30; Долгих Б. О. Указ. соч. С. 197; Александров В. А. Русское население Сибири XVII — начала XVIII в. М., 1964. С. 39.
- Отправить отписку по водному пути Р. Потапов мог только после ледохода, т. е. не ранее конца мая. Согласно Г. Н. Спасскому, путь от Илимского волока до Якутского острога занимал по р. Лене две недели (см.: Список чертежа Сибирской земли, заимствованный из рукописного сборника XVII в. и объясненный примечаниями. М., 1849. С. 7). От Илимска до Енисейска расстояние по реке гораздо меньше, а течение Ангары гораздо сильнее, чем Лены.
- РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 70, л. 186.
- О времени образования Илимского уезда и перехода его из Ленского разряда в Енисейский у историков нет единой точки зрения. См., например: Долгих Б. О. Указ. соч. С. 276; История Сибири. Т. 2. С. 126.