В конце ноября 1639 года до Енисейска наконец-то добрались первые якутские воеводы стольники Петр Петрович Головин и Матвей Богданович Глебов, направлявшиеся к месту своей службы на р. Лену. Вместе с ними в Енисейский острог прибыли 300 человек казаков и стрельцов из Тобольска и Березова, к которым в Енисейске должна была присоединиться сотня енисейцев. Всем им предстояло составить первый якутский гарнизон. До этого времени в Якутском остроге, меняя друг друга через год-два, несли службу отряды из Енисейска.
Зиму 1639/1640 года якутские воеводы со своими людьми провели в Енисейске, занимаясь перевозкой хлебных запасов, рассчитанных на год жизни в Якутске и на дорогу до места службы из Маковского острожка, и решая с енисейским воеводой стольником Никифором Логиновичем Веревкиным некоторые организационные вопросы — о строительстве судов для дальнейшего пути из Енисейского острога на р.Илим к Ленскому волоку и о выделении из числа енисейского гарнизона сотни казаков для перевода их на постоянное жительство в Якутию.
Будучи расселенными по избам енисейцев [1], тобольские и березовские служилые люди в течение всей зимы, пока позволял санный путь, возили хлеб из Маковска в Енисейск. Интенсивность перевозки определялась количеством лошадей, которых смогла собрать енисейская администрация у жителей Енисейского острога и подгородних деревень.
Как тщательно не следили якутские воеводы и их «начальные» люди — дети боярские и казачьи пятидесятники — за порядком среди своих подчиненных, но некоторые служилые люди были все же уличены в тяжком преступлении — продаже и употреблении табака.
Впрочем, из двенадцати человек, замешанных в истории с табаком, было только три тобольчанина, в том числе двое — из отряда якутских воевод. Четверо «табатчиков» были проживавшими в Енисейске ссыльными и гулящими людьми, остальные пятеро замешанных в деле с табаком являлись енисейскими служилыми людьми: три казака, палач и тюремный сторож (л.579—590).
Делая отступление, отметим, что в Русское государство табак проник довольно поздно, в конце XVI века. В XVII веке сначала духовенство, а затем, по его настоянию, и правительство обратили внимание на распространение среди населения табака. Так как табак считался проклятым и богомерзким зельем, его употребление стало запрещаться правительством.
Первый известный указ царя Михаила Федоровича о запрете хранения, продажи, и курения табака относится к 1634 году. Сам текст указа не сохранился, но ссылка на него имеется в Соборном уложении 1649 года. Наказание за нарушение указа и для продавцов и для покупателей предусматривалось самое суровое — вплоть до смертной казни с конфискацией имущества.[2] Иное дело, как это происходило на практике: смертная казнь была крайней и редкой мерой наказания. Как правило, в период действия указа 1634 года и Соборного уложения 1649 года, до снятия запрета на употребление табака в 1697 году (одно из первых «революционных» деяний Петра I) , курильщиков и продавцов наказывали кнутом и батогами или денежным штрафом.[3]
По всей видимости, табакокурение имело в Енисейском остроге довольно прочные корни и не встречало особого противодействия со стороны воеводской администрации, которая не имела реальной возможности, да и, по всей видимости, особого желания, вести борьбу с этим пороком. Надо полагать, что такая ситуация существовала по всей Сибири. Не случайно, что в 1646–1648 годах правительство делало попытку ввести в Сибири государственную монополию на торговлю табаком. Незначительные финансовые поступления и сильное недовольство духовенства и основной массы русского населения вынудили правительство отказаться от этой затеи и подтвердить в Соборном уложении 1649 года прежний указ [4].
Возможно, что якутский воевода П.Головин проявил рвение в расследовании дела о табатчиках по той причине, что поначалу там фигурировали только енисейцы. Это была возможность для якутского воеводы, с одной стороны, подчеркнуть свое служебное рвение в выполнении государевых указов, с другой — предоставить в Сибирский приказ некоторый компромат на енисейского воеводу Н.Веревкина. Следует отметить, что П.Головин отличался довольно жестким характером, был весьма честолюбив и не склонен к компромиссам. Не случайно, что в последствии в Якутске он рассорился со своим помощником вторым воеводой М.Глебовым и вступил в конфликт с большинством якутского гарнизона.
Вести расследование среди енисейцев П.Головину позволял статус разрядного воеводы, в то время как енисейский воевода Н.Веревкин был уездным, т. е. на ранг ниже якутского, хотя и не находился в его подчинении: Енисейский уезд тогда входил в состав Томского разряда, и только в 1677 году был образован Енисейский разряд. Тем более, что по государеву указу все воеводы должны были оказывать П.Головину всяческое содействие во время его продвижения на Лену.
Началось все с того, что в Енисейске был случайно обнаружен табак у ссыльного человека Тимошки Метелки, который привез его из Маковского острожка. Т.Метелка во всем повинился и без утайки сообщил, что купил этот табак (для собственного употребления или для продажи в документе не уточняется) в Маковском у енисейского казака Ивашки Володимерца — пол фунта на шесть рублей с полтиною. И.Володимерец, вернувшийся к тому времени в Енисейск, на допросе у П.Головина отрицать ничего не стал, сообщив, что табак он отнял в Тобольске ( где незадолго до этого находился, говоря современным языком, в служебной командировке) у конного казака Богдашки Выходцева. Якутский воевода решил не связываться с разбирательством в Тобольске и учинил следующее: полученные И.Володимерцем за табак деньги были изъяты в казну (Енисейска или Якутска? — А.Б.), а сам он и покупатель Т.Метелка приговорены к физическому наказанию — воевода их «велел бить кнутом по торгам до тюрьмы нещадно», т.е. протащить по самым людным местам Енисейска с публичным бичеванием. Табак же велел сжечь (л.580—581).
Некоторое время спустя (сколько дней или недель прошло источник не указывает) возникло еще одно дело о табаке. Тобольский пятидесятник из отряда П.Головина Богдашка Ленивцев совершал обход енисейских дворов, где была расквартирована его полусотня, «для выимки зерновые игры». Зерновая игра или зернь, что-то напоминающее игру в кости, была весьма распространена в XVII веке. Не редкими становились случаи, когда служилые люди проигрывали все свое имущество и оружие и были не в состоянии нести государеву службу. Поэтому начальные люди старались пресекать эту игру, что и делал Б.Ленивцев.
Надо отметить, что Б.Ленивцев был весьма авторитетной личностью в отряде П.Головина. В Тобольске он выступал в качестве лидера служилых людей во время их возмущения в конце мая — начале июня 1639 года: тобольчане и березовцы требовали от воевод выдачи государева жалованья на три года вперед, тогда как им выдали его только на один год. Несмотря на проявленное недовольство и открытый конфликт с воеводами, несколько дней спустя Б.Ленивцев, после избрания на «кругу» казаками, был утвержден ими в качестве пятидесятника. В Тобольске П.Головин принял под свое начало 250 тобольских казаков и стрельцов и 50 березовских казаков. При смотре выяснилось, что среди них десятников только 16, а пятидесятников нет совсем. П.Головин вынужден был дать служилым людям возможность самим выбрать из своей среды командный состав. Впрочем, это вполне соответствовало практике Сибири XVII века: воеводы учитывали мнение гарнизона при назначении на командные должности.
Во время своего обхода Б.Ленивцев зашел в избу к енисейскому палачу Ивашке Кулику, где и обнаружил курильщика. «…В той избе из бумашки пьет табак (т.е. курит) енисейский служилый человек Ондрюшка Котлов», — докладывал пятидесятник П.Головину.
Появление Б.Ленивцева было неожиданным для любителя табака, но он не растерялся «и тое бумашку с табаком вкинул в рот и проглотил». Так, во всяком случае, показалось Ленивцеву. На самом же деле А.Котлов просто попытался уничтожить улику — изжевал свой окурок и незаметно бросил его в печь — «в казенку в лагун». Однако Б.Ленивцев был полон решимости обнаружить улику и принялся за обыск. Окурок — «жваная бумашка» — вскоре был найден и доставлен к якутским воеводам в съезжую избу (расположились они в одном помещении с енисейским воеводой) вместе с курильщиком.
При допросе А.Котлов не стал отрицать факта курения и рассказал, что курил табак у хозяина избы енисейского палача И.Кулика, причем, делал это неоднократно. Заодно А.Котлов сообщил, что покупал табак у палача и у него же его «пил» гулящий человек Семейка Сулеш, да и сам продавец является курильщиком.
Приведенный к воеводам И.Кулик сознался в предъявленных ему обвинениях и, в свою очередь, указал источник поступления табака: дал ему тот табак, уже упоминавшийся, И.Володимерец «пяди з две сырцу» (примерно 150–160 граммов). Причем одну пядь И.Кулик купил у Володимерцева до наказания того кнутом, а другую — после. Так как в конце30-х — начале 40-х годов XVII века в Енисейске был только один палач И.Кулик [5], то именно он и должен был бичевать своего продавца. Хотя, функции палача по приказу якутского воеводы мог исполнять и кто-либо из его гарнизона.
В отличие от И.Володимерца, енисейский палач продавал табак уже не мелким оптом, а в розницу. Табак он тер и реализовывал разовыми порциями — «бумашками» — «по гривне бумашку». Покупателей было двое — А.Котлов и С.Сулеш. Причем С.Сулеш сознался, что одну «бумашку» он взял у И.Кулика даром (не совсем понятно — украл или палач его просто угостил) и «для бедности» своей продал ее А.Котлову.
С точки зрения П.Головина главным виновником всего происшедшего был И.Володимерец, как доставивший табак в Енисейск. На этот раз его подвергли пытке. И.Володимерец сознался, что после наказания кнутом у него оставалось еще с полторы пяди табаку (примерно 120 граммов), который он и отдал палачу (л.581—583).
Вскоре якутскому воеводе поступило еще одно сообщение: проживавший в Енисейске ссыльный человек Сенька Волк доложил, что тобольский казак Наумка Спорыш ходит по енисейским подгородним деревням и продает табак. Причем, одним из покупателей являлся сам доносчик — «купил у Наумки Спорыша в Енисейском гривенную бумашку».
На поиск Наумки и табака П.Головин тут же отправил пятидесятника Ваську Витезева. Встретить Н.Спорыша В.Витезеву не удалось, но пятидесятник добросовестно прошелся по окрестностям Енисейска, где мог побывать его подчиненный, и выяснил, что тот «ходя по деревням продавал табак многим людям». Когда В.Витезев возвратился к воеводе, Спорыш был уже в съезжей избе на допросе.
В отличае от всех предыдущих нарушителей-табатчиков, Н.Спорыш все отрицал. Устроенная очная ставка с С.Волком тоже ничего не дала. Пришлось прибегнуть к пытке, в результате чего Наумка «в табаке повинился», но привел оправдание: занял у него гулящий человек Мишка Шадра четыре гривны денег и, не имея возможности их вернуть, предложил за них две порции табака из расчета «за 2 гривны бумашку». (Таким образом, на свое годовое денежное жалованье в 5 рублей рядовой енисейский казак мог покурить 25 раз). Из них одну «бумашку» он продал С.Волку, а другую «выпил» сам.
Такой ответ ни в коей мере не удовлетворил воеводу и пытка продолжилась. П.Головина интересовали два вопроса — есть ли еще у Спорыша табак и «у кого табак ведает». На повторной пытке Наумка подтвердил сказанное ранее. Пытку на время приостановили, занявшись розыском упомянутого выше гулящего М.Шадры, который вскоре был доставлен к П.Головину.
Естественно, что первым вопросом воеводы был — где М.Шадра взял табак. Все оказалось очень просто — М.Шадра заходил в избу к И.Кулику и каким-то образом смог украсть у него спрятанные «в избе под постелею» четыре приготовленные для курения порции — «бумашки». Две из них Шадра отдал Наумке (но по гривне, а не по две гривны, как говорил Н.Спорыш), третью «выпил» сам, а четвертую — бросил.
Вызванный на очную ставку палач И.Кулик не стал отрицать сказанного М.Шадрой, лишь добавил некоторые подробности. Тер он дома табак для курения, заготовил пять бумажек. В это время к его сеням подошел Шадра со своими приятелями (сколько человек — не уточняется) и стал стучать. Кулик испугался и, с испугу, «от них» одну бумажку «выпил», а остальные «схоронил под постелю». Как сказал И.Кулик, о том, что эти четыре бумажки у него украл М.Шадра, он узнал только сейчас.
Воеводу рассказы Шадры и Кулика не удовлетворили и для выяснения прежних вопросов — есть ли у них еще табак и про кого знают, оба курильщика были подвергнуты пытке. В результате пытки от Шадры чего-либо нового добиться не удалось. Он продолжал утверждать, что ранее табака у него не бывало и кто торгует табаком в Енисейске он не знает.
Совершенно иной результат был получен при пытке И.Кулика. Палач признался, что дважды брал табак у енисейского тюремного сторожа Кудри — пяди по две-три и тертого — бумажки по две-три.
Вызванный к П.Головину Кудря поспешил переложить ответственность на енисейского служилого человека Семейку Чюхчерема (в отписке П. П. Головина в Сибирский приказ именно так, через «ю» — л.581), у которого он покупал весь табак. Таким образом, Кудря попросту занимался перепродажей запрещенного, а, следовательно, дорогого товара. Покупателем у него пока был только Кулик. Возможно, сторож тюремный только начал заниматься табачным бизнесом, но сразу же попался.
Кудря больше не вызывал интереса у воеводы, а вот Кулика решили пытать еще раз. Новая пытка принесла некоторый результат: Кулик назвал еще один источник поступления табака — слышал он от С.Чюхчерема, что тот берет табак у тобольского служилого человека Андрюшки Булдакова. Последний не состоял в отряде П.Головина, а прибыл в Енисейск с группой тобольчан во главе с сыном боярским Филиппом Обольяниновым, сопровождавшей хлебные запасы.
Для подтверждения сказанного И.Куликом воеводе пришлось проводить допрос с пристрастием по новому кругу с очными ставками. Упорным оказался Чюхчерем. Пытка, проводившаяся в присутствии Кулика и Кудри, не заставила его сознаться, Семейка продолжал утверждать, что Кудре он никогда табак не давал и Кулику ничего не говорил.
В результате упорства Чюхчерема следующим на дыбе оказался Кудря, подтвердивший свою прежнюю версию о покупке табака у Семейки. Дело затягивалось. Метод допроса в XVII веке основывался на том, что пытка, пусть даже с перерывами, должна была длиться до тех пор, пока показания разных лиц не станут более или менее одинаковыми. Причем пытке подвергались и обвиняемые, и обвинители, и, если возникала необходимость, свидетели.
Пришлось вновь пытать Чюхчерема. Так как пытка с каждым разом ужесточалась, на сей раз Семейка повинился: табак он действительно купил у А.Булдакова — две пяди за полтора рубля, а Кудре он давал табак даром.
Доставленный в съезжую избу Булдаков, как выяснилось, был главным продавцом табака. По его рассказу, он купил два фунта табака в Вологде и основную его часть продал на Верхотурье, а остаток привез в Тобольск, но продавать побоялся и решил взять с собой в Енисейск. В Енисейске А.Булдаков и продал свой табак С.Чюхчерему: две пяди за полтора рубля, как и говорил Семейка. На момент допроса у А.Булдакова еще оставалось с четверть фунта табака.
Кудря, Кулик и Чюхчерем, а за одно и Булдаков по приказу П.Головина были пытаны еще раз все по прежнему вопросу о наличии табака, но нового ничего не сказали. Повторной пытке подвергли С.Сулеша — добавилось одно небольшое дополнение. Сулеш сказал, что у него было три бумажки табака, а купил он их у тобольского служивого человека Мартынка Кислокваса по гривне за бумажку. «Пил» он табак этот дома сам.
Вновь выявленный табатчик М.Кислоквас тут же был доставлен в съезжую избу и сразу под пыткой подтвердил слова Сулеша, добавив, что купил тот табак в Тобольске у татарина на два рубля для собственного употребления и на продажу. Сулешу он продал уже остаток. Для уверенности в правдивости последних двух курильщиков их вновь пытали, но все сказанное ранее подтвердилось.
Следствие по делу о табатчиках на этом закончилось. По решению воеводы П.Головина изъятый у А.Булдакова табак был сожжен на торговой площади Енисейска. Все виновные оштрафованы на два рубля четыре алтына и полторы деньги (два рубля тринадцать с половиной копеек), а И.Володимерец и И.Кулик оштрафованы в двойном размере. Кроме того, с них взяли поручные записи, что им «впредь не воровать — табаку самим не пить и никому не продавать» (л.589).
Таким образом, в результате проведенного якутскими воеводами П.Головиным и М.Глебовым расследования было выявлено сразу двенадцать человек занимавшихся потреблением и распространением табака и путь его проникновения в Енисейский острог. В процессе расследования практически все обвиняемые притерпели физическое воздействие — побывали на дыбе, причем, трое — И.Кулик, С.Сулеш и С.Чухчерем — не менее трех раз. О пытке А.Котлова и С.Волка источник напрямую не упоминает, но, принимая во внимание методы допроса в XVII веке, не приходится сомневаться, что они смогли ее избежать. Возможно, хотя и сомнительно, что без пытки были допрошены первые упоминаемые в расследовании табатчики Т.Метелка и И. Володимерец, но их наказали кнутом. Казна же (не известно — Енисейская или Якутская) пополнилась на 32 рубля 12 копеек — штраф и конфискованая «выручка».
Что касается состава табатчиков, то обращает на себя внимание, что енисейские казаки составляли лишь одну четвертую из их числа (три человека, в то время как в енисейском гарнизоне в это время насчитывалось более трехсот человек [6], столько же, сколько и тобольчане, причем один из енисейцев привез табак из Тобольска. Двое — гулящие люди, о характере деятельности которых ничего не известно, и двое ссыльных. Оставшиеся двое — палач и тюремный сторож — категории служилых людей, в которые, чаще всего, попадали лица с соответствующей характеристикой.
ПРИМЕЧАНИЯ
- РГАДА, ф.214, оп.3, стб.75, л.581. Далее, при ссылке на документы этого столбца в тексте в круглых скобках указываются номера листов.
- Соборное Уложение 1649 года. Л.,: Наука, 1987. С.134, 394, 397.
- Там же. С.399.
- Там же. С.134, 397–398.
- РГАДА, ф.214, оп.1, кн.70, л.117 об.; кн.153, л.150 об.
- Там же, кн.70, лл.117 об.; кн.153, лл.150 об.