Сегодня в условиях национального подъема в Республике Саха (Якутии) имя якутского тойона Тыгына у всех на слуху. Прославленный в легендах, удостоившийся особого упоминания в русских документальных источниках предводитель якутов Тыгын всегда вызывал живой интерес у исследователей [1]. Образ властного тойона попал на страницы публицистической и художественной литературы, стал источником вдохновения для деятелей изобразительного и театрального искусства. Тыгын как символическая фигура стал достоянием современной духовной и политической культуры якутского народа. Составить его жизнеописание актуально и вместе с тем необычайно сложно. В лице Тыгына перед нами предстает не просто конкретная личность, но и целая эпоха, феномен фольклорного и этнического сознания [2].
В огромном разнообразии легенд о Тыгыне чаще всего встречаются следующие мотивы: особые обстоятельства рождения, месть тунгусам за убийство родичей, истребление хоринцев и других древнеякутских уусов (кланов), нападения на прославленных богатырей Намского, Борогонского, Батурусского и других улусов, избиение своих сыновей Муос уола и Таас Уллунгаха, притеснения, чинимые брату Малльагару, изгнание многих якутов на р. Вилюй и р. Олекму. Кроме того, те же легенды наделяют Тыгына необычными качествами. Согласно некоторым из них, он обладал большой силой и мог переговариваться через Лену со своим братом Хара-Сырай-Джогудаем, а на громадного коня Тыгына можно было садиться только при помощи трех стремян. Таким грозным предстает Тыгын в фольклоре [3].
Кем же был на самом деле Тыгын? Дату его рождения установить невозможно, т. к. нет источников. По косвенным данным можно предположить, что родился он не позднее 1580-х гг., ибо старшие сыновья его с первых лет русской колонизации уже действуют как самостоятельные тойоны.
Его отец Мугджан-Мунньян (Мулзяк или Мындяк по русским документам), имел кроме Тыгына еще семь сыновей [4]. Свой род они вели от прародителя всех якутов Эллэя. По другой версии, Тыгын происходит от убитого тунгусами старшего сына Эллэя Хатан-Хангаласа [5]. В конце XVI — начале XVII в. ага ууса Тыгына переживал период подъема, возглавляя всех хангаласцев.
Согласно одной из легенд тунгусы истребили почти все потомство Эллэя. Уцелел только четырехлетний мальчик. Это был Тыгын. Когда ему исполнилось шесть лет, боги ниспослали знамение будущего величия Тыгына в виде сгустка крови на острие копья [6]. Достоверное зерно содержится в указании на контактную этническую зону между тунгусами и якутами на западной окраине Хангаласского улуса. В древности там вполне могли иметь место частые столкновения из-за богатых в то время промысловых угодий.
К тому моменту, когда на берегах Лены появились русские, Тыгын достиг наивысшего величия в качестве кланового главы хангаласцев. Например, в царском наказе первому якутскому воеводе Петру Головину от 6 августа 1638 г. Тыгын наравне с крупным мегинским тойоном Бодоем Борбоевым (Мегинский улус в то время был самым крупным по численности населения) назван «лутчим тайшей« [7], т. е. «лучшим князем» — отличным от остальных якутских тойонов-«князцов». Все легенды величают Тыгына не иначе как «саха мунгур ыраахтаагыта» — «якутским царем». Таковым он стал благодаря своему богатству, накопленному во время многочисленных походов на различные якутские уусы и улусы. Он имел обыкновение, услыхав о появлении где-нибудь сильных воинов, пытаться либо уничтожить таких людей, либо сделать послушными себе.
Лучший знаток и собиратель якутского фольклора С. И. Боло обобщил основные варианты преданий и легенд о Тыгыне, где говорится об его возвышении над другими якутскими уусами и улусами. Тыгын назван потомком Эр Соготох Эллэй Боотура в шестом колене. Его дед Тюсюлгэ Даххан (Дойдуса Даххан) жил в Немюгинской земле. В то время здесь обитало много тунгусов, которые убили Тюсюлгэ Даххана. Тыгын воюет с тунгусами и изгоняет их на запад и на север.
У Тыгына согласно легендам было шесть или восемь сыновей и дочь-удаганка (шаманка). Его окружали приглашённые им многочисленные боотуры и работники. Среди них такие известные фольклорные персонажи как батурусец Батас Мендюкээн и нахарец Бегюль Беге. Нахарцы, мальжегарцы, жемконцы были родственниками Тыгына.
Владения кангаласского тойона простирались от Намского улуса до мальжегарцев. Местожительством Тыгына являлись озера Сахсары, Ытык, Юрюнг-кюель, Кытаанах Кырдал. Для расширения своего могущества и увеличения богатства Тыгын совершал многочисленные поход на соседние уусы и улусы. Особо неприязненные отношения сложились у него с потомками Омогой Баай«я — с уусами Вилюя, Нама, Хоро, Баягантайя. Отдельные кровнородственные группы во главе с такими известными родоначальниками как Кээрэкээн ойуун и Легей Тойон отошли от Тыгына и расселились на востоке от Лены. Уходили от Тыгына и некоторые его боотуры, например, Чоллооной, Нам огуса, Бекель Беге. На новых местах они дали начало целым уусам. Это дьохсогонцы, борогонцы, бахсытцы. Батас Мендюкээн, которого Тыгын согласно преданию увёз ещё мальчиком из родной Амги, возмужав, бежит на родину и от него впоследствии произошли хатылинцы.
Таким образом, заключает С. И. Боло, влияние Тыгына постепенно слабеет из-за отпадения от него подчиненных ранее ему людей, положивших начало своим собственным уусам. К приходу русских Тыгын был уже дряхлым стариком. Умер он в Немюгюнцах [8].
К сожалению, мы не имеем возможности сопоставить фольклорные данные с другими источниками. Именно от фольклорной традиции идет тенденция оценивать легендарные походы Тыгына как политику объединения якутского народа. Но если попытаться поискать в преданиях и легендах ее побудительные мотивы, то их практически нет в наличии. Как правило, консолидация в любом обществе будь то традиционное или современное происходит в силу экономических причин (производственная интеграция, торговля) или внешней угрозы (давление со стороны сильного внешнего противника). Наконец, объединительным фактором выступает государство. В якутском обществе в эпоху Тыгына государства не существовало.
Клан Тыгына выделялся по сравнению с другими прежде всего своей многочисленностью, богатством скотом, его люди занимали лучшие земли. Из восьми сыновей Мугджана к приходу русских в документальных источниках упоминаются пять. Кроме Тыгына известны имена Ники (Семена), Сергуя Старого, Чегуная-шамана и Гадакая. Каждый возглавлял свое многочисленное семейство. Например, у Ники родилось шесть сыновей: Оттуй, Одукей, Еюк, Тогокта, Булканей, Оргузей. Сам же Тыгын имел 11 сыновей: Бозеко, Откурай, Кузагай, Чабда, Ивак, Етеня, Челяй, Чомчо, Тюсюк, Тесен, Куржегас [9]. Всего по ранним русским источникам восстанавливаются имена более 90 взрослых мужчин в трех поколениях от Мугджана по нисходящей линии. Это про них казачий атаман И. Галкин писал в 1634 г.: «кангаласские князцы людны и всею землею владеют, и иные многие князцы их боятца» [10].
Численность хангаласцев можно установить по документам ясачного сбора. В одной из первых ясачных книг за 1641 г. было записано 35 кангаласцев, давших ясак. В 1648/49 г. стало 111 ясакоплательщиков, в 1656 г. — 328, в 1662 г. — 545, в 1700 г. — 738, в 1708 г. — 837 [11]. В число ясакоплательщиков включали взрослых мужчин примерно от 16–18 лет. Значит где-то в середине XVII в., когда относительное большинство якутского населения было объясачено и ясачные списки стали более или менее отражать действительное народонаселение, хангаласцев было около 2,7 тыс. чел. Таким образом, по мнению советских историков, улус входил в число шести крупнейших улусов, насчитывавших по 2–5 тыс. чел. каждый.
Из десяти крупнейших семейно-родственных групп хангаласцев потомство Мугджана отличалось тем, что владело самым большим количеством скота — не менее 1600 голов [12]. В других улусах никто не мог с ними сравниться по этому показателю. Две из трех великих долин Лены (Туймаада, Эркээни, кроме Энгсиэли) находились под властью Тыгына. Также в число владений его клана входили земли на правом берегу Лены (современные Жемконские наслега, например). Не случайно память о богатстве Тыгына сохранилась в легендах.
Такая экономическая мощь позволяла, по-видимому, иметь достаточно большое количество воинов. В легендах говорится, что в дружине Тыгына было до 200 боотуров [13]. Фольклорные источники косвенно подкрепляются письменными. Так, например, в середине 1636 г. сыновьям Тыгына — Откурай и Бозеко удалось для нападения на Ленский острог собрать 4-х-сотенное хангаласское ополчения. После неудачного столкновения с казаками хангаласские тойоны вновь организовали войско, причем «иных сторонних речных князцов собрали и с Мотмы (Ботомы?) и с Сини и с Лены рек, и нюрюптейского князца Киринея со всеми улусными людьми, сот с шесть и больше» [14]. Если даже сыновьям Тыгына удавалось собирать столь значительные по тем временам вооруженные силы, то что говорить о военных мероприятиях их отца — прославленного воителя?
В 1631 г. атаман И. Галкин с отрядом выдержал бой с Тыгыном и князцом Бойдоном, которые, как он сообщал в своей челобитной грамоте царю, «с нами, холопами твоими, дрались по вся дни и твоего, государева, ясаку нам не дали и нас, государь, холопей твоих, не хотели ис своей земли выпустить» [15]. Таким образом, Тыгын был главой самого крупного кланового объединения не только среди хангаласцев, но и по сравнению с ага уустара из других якутских улусов.
Более того, образ Тыгына несет в себе очень древние черты, относящиеся к дорусской эпохе. Они доказываются его неразрывной связью с образом богатыря-одиночки, самым ярким примером которого выступает Бэрт-Хара. В каждом улусе, кроме, естественно, Кангаласского, отчасти, Мегинского, есть свои легендарные богатыри-одиночки. Например, в бывшем Батурусском улусе это Батас Мэндюкээн и Ураанай-боотур, в бывшем Баягантайском — Тисикээн Бєгє и Модьукаан Бєгє, в Намском — Чорбогор-баатыр, Кююстээх Саалаах Кюсэнгэй-баатыр и т. д. При всей условности термина «богатырь-одиночка», есть общие черты, точнее целый набор фольклорных моментов, объединяющих перечисленные выше персонажи: главное занятие — охота, обладание сверхестественными личными качествами, состязание и победа на ысыахе, устрашение своих противников, например, мотив исполинского лука, который никто не может натянуть и т. д. Эти богатыри противостоят Тыгыну-захватчику, защищают свою землю, свой уус. В тех локальных устных традициях, где мы не наблюдаем образа богатыря-одиночки, также присутствует мотив борьбы против посягательств Тыгына, но герои этих легенд и преданий заметно отличаются от Бэрт Хара. Это мальжегарские герои Соххор-Дуурай, богатыри Хабар и Джапсар, бетюнские братья-«волки», амгинский Омоллоон, родоначальники многочисленных наслегов Мегинского улуса, например, Тєнгюлгэ ойуун, Согоруу Даары, Идельги боотур, отважные ходоринские витязи и др. В образах некоторых можно увидеть черты, сближающие их с образом Тыгына. Например, Омоллоон, подобно своему кангаласскому прототипу стремился расправиться с другими богатырями и захватить их жён, скот, земли.
Таким образом, вычерчиваются два больших ареала. В одном господствует образ богатыря-одиночки, в другом воспевается властный Тыгын. Это результат сложных этнических процессов, протекавших на Средней Лене задолго до прихода русских. Такие критические периоды всегда рождают яркие образы в этническом самосознании, проявлением которого и являются так называемые исторические легенды и предания [16]. Это время запечатлелось в легендарной эпохе «кыргыс юйэтэ» («век войн»), когда господствовал принцип: «кто сильный, тот выживал». Яркую картину этого воинственного времени представил в своей книге якутский этнограф Ф. Ф. Васильев [17]. Та жестокость, с которой уничтожались целые уусы не может быть объяснена с морально-этических позиций. Так могли поступать только с иноплеменниками. Якутские легенды и предания запечатлели то отдалённое время, когда на Средней Лене происходило становление якутского этноса.
К приходу русских Тыгын действительно выделялся своей экономической мощью и влиятельностью в качестве кланового главы среди других якутских тойонов. Об этом свидетельствуют и письменные, и фольклорные источники. В легендах очень подробно описывается первая встреча Тыгына с русскими [18]. Фольклор приписывает Тыгыну вначале благосклонную встречу двух самых первых русских пришельцев, которые понравились ему своей трудолюбивостью. Он даже взял их к себе в работники. Через некоторое время прибыли другие более многочисленные «люди с длинными носами». Они построили крепость, которую Тыгын и его воины пытались уничтожить. В одном из боев Тыгын погиб. Так говорят многие предания, помимо вышеприведенной версии С. Боло о смерти от старости.
Г. В. Ксенофонтов, как и многие другие старые исследователи, рассматривая Тыгына в качестве верховного правителя саха, способного передать свою власть русскому царю. Быстрый успех небольшого отряда Бекетова (30 человек), подчинившего за один год 31 якутскую волость Ксенофонтов объясняет именно данным обстоятельством. Причём атаман попытался скрыть эту передачу власти, приписав покорение обширного края своей храбрости и деловитости. Смерть «виновника торжества Бекетова», который не успел «пожать плода своей дальновидной дипломатии», также способствовала завуалированию данного исторического факта. «Добровольное принятие Тыгыном подданства далёкого московского царя нельзя не рассматривать как акт зрелого размышления, а не минутного страха или старческого слабоумия. В легендах якутов Кангаласского улуса проскальзывает мотив о слишком большой дряхлости и отупении их Тыгына. Это несомненно результат обработки общественного мнения повстанческих отрядов, которым было необходимо аннулировать распоряжение своего умершего Тыгына. Последний по своему положению должен был получить подробную информацию о надвигающейся с запада казачьей опасности с того самого момента, когда казаки появились в верховьях Нижней Тунгуски и донесли в Москву о новом народе «якольцах», населяющих великую реку Лену, а это имело место ещё в 1620 г. В 1630 г. мангазейские казаки впервые поплыли вниз по Вилюю и добрались до устья Вилюя, повторив этот опыт и в следующее лето. Следовательно, якутский Тыгын прекрасно знал с каким народом имеет дело, каковы должны быть его силы и технические приёмы. Он должен был жить настороже, что казаки вот-вот появятся и вниз по Лене. И единственный путь спасения он мог видеть лишь в добровольном данничестве и в возможности сговориться с верхними слоями пришлых завоевателей. Переселиться со своим народом на другие места он не мог. дать вооружённый отпор, но как с луками итти против огнедышащего вооружения страшных пришельцев? Да и его люди давным давно перестали вести серьёзные войны, о чём рассказывается только в богатырских былинах» [19]. Если идея о природе политической власти Тыгына в трактовке Г. В. Ксенофонтова выглядит небесспорно, то в идее о причинах удивительно быстрого замирения якутов, по-видимому, есть рациональное зерно. Действительно, пример действий крупного и авторитетного тойона мог сильно повлиять на поведение других не столь сильных тойонов.
В отличие от исследователей, относивших время «кыргыс юйэтэ» (эпоха легендарного Тыгына), к XVI — началу XVII в., мы считаем, что легендарное ядро фольклорного цикла сложилось в более древнее время. Возникшие после XVII в. исторические предания о временах близких к приходу русских оказали на него непосредственное воздействие. Первоначально во второй половине XVII в. возникает родовое предание об одном из реальных родоначальников кангаласских саха, оказавшем достойное сопротивление казаками и попавшем в русские документальные источники. Уважение, которое снискал этот воинственный кангаласский князец, было перенесено на весь род Тынины. Его сыновья в русских документах величаются не иначе как «Тыниненки» («Тыгыновичи») [20].
В формировании ореола величия вокруг имени Тыгына важную роль сыграло то обстоятельство, что хангаласцы были сильнейшим подразделением древних саха и занимали самые лучшие земли в центре Якутии. В дальнейшем в связи с широкой хангаласской колонизацией (под давлением ясачного режима многие кланы и отдельные группы переселялись со Средней Лены на окраины) образ Тыгына стал приобретать всё большую известность. Рост политического самосознания якутских тойонов в XVII–XIX вв. также оказал воздействие на структуру предания. Происходит окончательное сращивание древней легенды о Тыгыне с историческими преданиями, отражающих событиях XVII в. Фольклорное произведение идеологизируется. Проводится мысль о Тыгыне — собирателе якутских земель. Легендарным набегам на другие улусы и уусы придаётся значение объединительных походов. Сильное развитие получает последняя часть предания, в которой говорится о приходе русских. В лице Тыгына стали видеть символ освободительной борьбы. В некоторых преданиях проскальзывает мысль, что с гибелью Тыгына земля саха поддалась русским. Личность этого деятеля содержит в себе все устремления предков саха, связанные с борьбой с иноземцами. Несколько странно, что имена других активных борцов с казачьими отрядами в фольклоре не упоминаются, например, бетунских князцов Камыка, Мазея, батулинского князца Ногуя, нерюктейского князца Киринея и многих других. В целом исторические события начала колонизации Якутии Русским государством концентрируются вокруг имени Тыгына. Процессу становления якутской нации, таким образом, как в случае и с другими этносами сопутствует формирование в этносознании народа определённого символа, воплощенного в идее единого правителя. Вот почему образ Тыгына — национального героя живёт в современном этническом и общественном сознании якутского народа, в его духовной культуре.
ПРИМЕЧАНИЯ
- Бахрушин С. В. Исторические судьбы Якутии. Л., 1927. С. 17; Березкин Г. И. По следам наших предков и современников. Якутск, 1987. С. 35–40; Васильев В. Дыгын // Живая старина. 1909. Вып. 1. С. 96–100; Гамов И. И. Очерки далёкой Сибири. Гомель, 1894. С. 24–25; Ионова О. В. Из истории якутского народа (первая половина XVII века). Якутск, 1945. С. 19–21; Ксенофонтов Г. В. Ураангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов. Т. 1. Кн. 1. Якутск, 1992. С. 190–204; Левенталь Л. Г. Подати, повинности и земля у якутов // Материалы по обычному праву и общественному быту якутов. Л., 1929. С. 243; Линденау Я. И. Описание народов Сибири: (первая пол. XVIII в.). Магадан, 1983. С. 19–21; Майнов И. И. Русские крестьяне и осёдлые инородцы Якутской области // Записки РГО. Т. XII. СПб., 1912. С. 80–81; Никифоров В. М. Якутские народные предания: Художественные особенности и историческое развитие жанра. Новосибирск, 1994. С. 49–61; Окладников А. П. Из истории общественных отношений у якутов в XVII веке: (Легенды о Тыгыне и историческая действительность) // Советская этнография. 1949. № 2. С. 98–118; Окладников А. П. Якутия до присоединения к Русскому государству. М.;Л., 1955. С. 400–428 (История Якутской АССР. Т. 1. — М.;Л., 1955); Окладников А. П. Якутский «царь» Тыгын: Легенды и действительность // Открытие Сибири. М., 1979. С. 188–210; Серошевский В. Л. Якуты. Опыт этнографического исследования. СПб., 1896. С .467; Токарев С. А. Очерк истории якутского народа. М., 1940. С. 18–19, 41 и др. Определились две основные точки зрения. Одни (В. Л. Серошевский, Г. В. Ксенофонтов, А. П. Окладников и др.) считают Тыгына личностью нарицательной, наделяют его статусом военного вождя, наследного правителя якутов. Другие (С. В. Бахрушин, С. А. Токарев, О. В. Ионова и др.) рассматривают его прежде всего как представителя нарождавшегося патриархально-феодального или рабовладельческого класса, распространившего влияние на Хангаласский улус, но не достигшего общеякутской власти в силу отсутствия условий для возникновения государства.
- Борисов А. А. Тыгын: человек, легенда, символ // Илин. 1998. № 2–3. С. 40–49.
- См. например: Ксенофонтов Г. В. Эллэйада: материалы по мифологии и легендарной истории якутов. М., 1977. С. 57–103, 106–109, 11, 112, 116–125, 130–132, 144, 164, 168, 172, 174, 176, 177, 179, 194, 195, 198, 199, 202, 206–208, 211–214, 217, 219, 220, 222, 228, 229; Боло С. И. Прошлое якутов до прихода русских на Лену: (По преданиям якутов бывшего Якутского округа). Якутск, 1994. С.144–162 и др.
- Элерт А. Х. Народы Сибири в трудах Г. Ф. Миллера. Новосибирск, 1999. С. 175.
- Ксенофонтов Г. В. Указ. соч. С. 66.
- Там же. С. 57.
- Русская историческая библиотека. СПб., 1875. С. 965.
- Боло С. И. Указ. соч. С. 144–161.
- Токарев С. А. Общественный строй якутов в XVII–XVIII вв. Якутск, 1945. Приложение, табл. 5-а.
- Там же. С. 43; Ионова О. В. Указ. соч. Якутск, 1945. С. 20.
- Материалы по истории Якутии XVII в. (Документы ясачного сбора) в 3`х частях. М., 1970, табл.
- Оценка произведена нами на основании данных ясачных книг.
- Ксенофонтов Г. В. Указ соч. С. 87.
- Токарев С. А. Очерк истории… С. 48.
- Материалы по истории Якутии… С. 1070.
- Борисов А. А. Образы Тыгына и богатыря-одиночки в этносознании саха // Наука и образование. 1996. № 2. С. 88–92; Он же. Якутские улусы в эпоху Тыгына. Якутск, 1997. С. 69–70; Он же. Тыгын: человек, легенда, символ… С.40–49.
- Васильев Ф. Ф. Военное дело якутов. Якутск, 1995. С. 48–50, 52–53.
- Пекарский Э. К. Из преданий о жизни якутов до встречи их с русскими // Записки ИРГО по отделению этнографии. Т. XXXIV. СПб., 1909. С.147, 151–158; Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 1. Д. 121, Лл. 175, 188–191, 344; Д. 20. Лл.161–164 и др.
- Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 1, Д. 30, Лл.70–73.
- РГАДА. Ф. 1177. Оп.3. Д. 434. Л. 42.