Рождение Временного Сибирского Правительства: из истории политической борьбы в лагере контрреволюции

Печатный аналог: Журавлев В.В. Рождение Временного Сибирского Правительства: из истории политической борьбы в лагере контрреволюции. // Гражданская война на востоке России. Проблемы истории.: Бахрушинские чтения 2001 г.; Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Шишкина; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2001 C. 26-47.

Антибольшевистскому движению на востоке страны было суждено сыграть особую роль в ходе гражданской войны. Именно в Сибири, в Омске, сформировался один из важнейших руководящих центров контрреволюции, чьи претензии на статус единственного законного правительства Российского государства были признаны всеми «белыми» регионами. Естественно, что история Омского правительства традиционно привлекала внимание исследователей, посвятивших ей немалое число публикаций. В работах В. В. Гармизы, Г. З. Иоффе, Н. С. Ларькова, С. Г. Лившица, А. Н. Никитина, М. Е. Плотниковой и других исследователей затрагивались проблемы состава правительства, политической ориентации ряда его членов, взаимосвязей между борьбой различных течений в сибирском антибольшевизме и политической эволюцией «омской власти». Ряд этих публикаций специально посвящен событиям января — июня 1918 г., когда в борьбе против советов закладывался фундамент «государственного здания» сибирской контрреволюции [1]. Однако сохраняющаяся недостаточная обеспеченность данной темы введенными в научный оборот источниками, а также чрезвычайная сложность и противоречивость исторических процессов, протекавших в Сибири в рассматриваемый период, привели к тому, что многие проблемы генезиса «омской власти» остаются малоизученными.

Сибирский антибольшевистский блок зародился зимой — весной 1918 г. Объединенный лишь общим врагом, он с самого начала не был однородным. Три политических течения были его основными составляющими. Левое «крыло» было представлено, прежде всего, Партией социалистов-революционеров (ПСР), игравшей ведущую роль, а также ее младшими союзниками — социал-демократами и национальными организациями нерусских народов Сибири. Центристское течение, относительно малочисленное, но весьма влиятельное, состояло из областников и народных социалистов, поддерживалось руководством кооперации. На правом фланге располагались кадеты, торгово-промышленные, офицерские, казачьи организации и слабо структурированная правая масса.

Организационным оформлением блока столь различных сил послужили нелегальные политические и военные структуры, созданные под знаменем «сибирской автономии».

6 декабря 1917 г. в Томске собрался чрезвычайный Сибирский областной съезд. На съезде были представлены «революционно-демократические» организации в диапазоне от левых эсеров до областников, но при безусловном преобладании ПСР. В своем воззвании съезд декларировал решение «приступить к организации временной всесибирской социалистической власти» [2]. 15 декабря 1917 г. съездом было принято «Положение о временных органах управления Сибири». Оно провозглашало «высшей в Сибири властью Сибирскую областную думу и избираемый ею Сибирский областной совет» [3]. Сибирский областной совет мыслился в качестве местного правительства, его члены получали права и обязанности министров. На срок до созыва Областной думы учреждался переходный орган — Временный Сибирский областной совет в составе председателя (Г. Н. Потанин), пяти членов (П. Я. Дербер, А. Е. Новоселов, Г. Б. Патушинский, М. Б. Шатилов, А. А. Ермеков) и управляющего делами (Е. В. Захаров). Большинство членов данного органа являлись эсерами; исключение составляли лишь энесы-областники Потанин и Патушинский.

В первых числах января 1918 г. в Томске начались предварительные частные совещания избранных членов Сибоблдумы. Были образованы четыре фракции: областников и беспартийных, национальностей, социал-демократов и эсеров. Необходимо отметить, что последние три фракции вне зависимости от формального партийного членства имели, по сути, общую политическую платформу, разделяя и поддерживая эсеровские позиции. Областники же олицетворяли собой более умеренный политический курс и, в отсутствие представителей «цензовых элементов», оказались на правом фланге Сибирской областной думы.

Внушительный перевес эсеров в составе думы (56 из 93 депутатов, прибывших на первую сессию [4]), их безусловное доминирование в руководящих органах «областного движения», надежная поддержка социал-демократов и националистов позволяли им составить фактически однородный кабинет, подобный тому, каким явился Временный Сибирский областной совет после отставки 1 января 1918 г. Г. Н. Потанина. Однако разгон Всероссийского учредительного собрания, укрепление советской власти в центре и на местах настоятельно подталкивали антибольшевистские силы к консолидации, указывали на необходимость для «областной власти» максимально широкой поддержки. Руководство левого фланга сибирского антибольшевизма пошло на блок с центристами-областниками, но не решилось пока привлечь не представленные в Областной думе «цензовые элементы». В 20-х числах января 1918 г. на частных совещаниях представителями фракций был составлен и согласован примерный список будущего Сибирского областного совета, включавший представителей всех фракций. Для того чтобы удовлетворить разноречивым требованиям, состав кабинета был расширен до 20 человек (специально «под людей» были учреждены посты министров туземных дел, экстерриториальных народностей, народного здравия, а также четырех «министров без портфеля») [5].

К 25 января 1918 г. необходимое для начала заседаний число членов Сибирской областной думы собралось в Томске. Однако Томский совдеп не позволил начать работу «контрреволюционной думы»: были произведены аресты части депутатов, в числе которых оказались двое из намеченных кандидатов в члены Сибирского областного совета (Патушинский и Шатилов) [6]. Несмотря на это 47 членов думы, нелегально собравшиеся вечером 28 января 1918 г. в помещении Томской продовольственной управы, объявили, что «дума вступает на путь верховной законодательной власти в свободной отныне автономной Сибирской республике», заменили прежнее относительно нейтральное наименование своего исполнительного органа («Сибирский областной совет») более определенным («Временное правительство автономной Сибири») и единогласно утвердили кабинет в составе, предложенном частными совещаниями [7].

Председателем правительства и временно министром земледелия был избран П. Я. Дербер, министром иностранных дел — П. В. Вологодский, военным — А. А. Краковецкий, внутренних дел — А. Е. Новоселов, туземных дел — В. Т. Тибер-Петров, экстерриториальных народностей — Д. Г. Сулим, юстиции — Г. Б. Патушинский, финансов — И. А. Михайлов, торговли и промышленности — М. А. Колобов, снабжения и продовольствия — И. И. Серебренников, путей сообщения — Л. А. Устругов, труда — И. С. Юдин, просвещения — Э. Д. Ринчино, народного здравия — В. М. Крутовский, государственным контролером — Н. Е. Жернаков, министрами без портфеля — Е. В. Захаров, С. А. Кудрявцев, Г. Ш. Неометуллов и М. Б. Шатилов, государственным секретарем — В. И. Моравский [8].

Восемь кандидатур (Дербер, Краковецкий, Новоселов, Жернаков, Моравский, Захаров, Кудрявцев, Шатилов) были выдвинуты эсеровской фракцией. Шесть (Вологодский, Крутовский, Патушинский, Серебренников, И. Михайлов, Устругов) — фракцией областников. Националисты получили четыре места (Тибер-Петров, Сулим, Ринчино, Неометуллов) и социал-демократы были представлены двумя фигурами (Юдин, Колобов) [9]. Несмотря на чрезвычайные условия формирования, состав кабинета, вопреки мнениям, высказывавшимся в отечественной историографии [10], не был случаен.

Списки министров, выдвинутых эсеровской, меньшевистской и национальной фракциями состояли из деятелей «областного движения», фигур, заметных на политическом небосклоне Сибири 1917 г. Близкий к эсеровским кругам мемуарист так характеризовал этих людей: «Из Сибдумы было выделено так называемое Сибирское правительство — группа лиц, наиболее активных» [11].

Особенно выделялись: Дербер (один из лидеров сибирских эсеров, председатель Акмолинского областного земельного комитета, член Западно-Сибирского областного совета крестьянских депутатов, сменивший Г. Н. Потанина на посту председателя Временного Сибирского областного совета), Краковецкий (бывший командующий войсками Иркутского военного округа, член Всероссийского учредительного собрания, в то время работавший на Украине над формированием из сибиряков-военнослужащих Румынского фронта «Сибирской армии»), Новоселов (крупный сибирский писатель, член Западно-Сибирского областного совета крестьянских депутатов), Шатилов (постоянный участник всех руководящих органов «областного движения», член Всероссийского учредительного собрания от алтайских инородцев), Кудрявцев (член ВЦИК первого созыва и Предпарламента).

Областнический список также содержал известные фамилии. Активное участие в деятельности «областного движения» и событиях 1917 г. принимали Крутовский (председатель органов, избранных I Сибирским областным съездом — Сибирского областного совета и Сибирского областного исполнительного комитета, енисейский губернский комиссар Временного Российского правительства), Патушинский (прокурор Иркутского губернского суда, секретарь чрезвычайного Сибирского областного съезда, член Временного Сибирского областного совета), Вологодский (в первые месяцы после февраля 1917 г. — член комитета по управлению Томской губернией, затем — председатель Омской судебной палаты) и Серебренников (товарищ председателя иркутского комитета Союза городов, член Заводского совещания Сибирского района от Земгора, докладчик на I Сибирском областном съезде по вопросам экономического положения). Все они обладали значительной известностью в общественных кругах Сибири уже в дореволюционный период.

Наконец, именно областники выдвинули в состав правительства столь необходимые ему «столичные имена»: Устругова (товарищ министра путей сообщения Временного Российского правительства) и Михайлова (управляющий делами Экономического совета при Временном Российском правительстве).

Из 20 членов правительства лишь шестеро (Дербер, Моравский, Тибер-Петров, Юдин, Неометуллов и Колобов) точно знали о своем избрании, так как принимали участие в нелегальном заседании Сибирской областной думы. Несколько позднее узнали об этом Кудрявцев и Жернаков, а также освобожденный из-под ареста Шатилов. Еще в декабре 1917 г. по поручению Временного Сибирского областного совета выехали на Дальний Восток Устругов и Захаров, а в Киев — Краковецкий и Новоселов. Сулим находился на Алтае, Ринчино — в Забайкалье, Крутовский — в Красноярске, а Михайлов — в Петрограде.

Особо следует остановится на фигуре И. А. Михайлова. Его роль в истории «белой» Сибири трудно переоценить. Однако само появление этой во многом ключевой фигуры на сибирской политической сцене до сих пор не освещалось. Г. К. Гинс в своих воспоминаниях представлял дело так, что Михайлов попал в состав дерберовского кабинета в результате череды непреднамеренных совпадений: дескать, во время нелегального заседания Сибоблдумы он, «случайное и незнакомое лицо», был предложен в качестве министра финансов «одним случайным участником из состава „аппарата“» [12]. Это маловразумительное «объяснение» — один из ярких примеров той ретуши, которую наводил Гинс на историю внутренней борьбы в среде руководства сибирского антибольшевизма.

Во-первых, для участников «ночного заседания» имя Михайлова не было незнакомым. Сын известного деятеля «Земли и воли» А. Ф. Михайлова, родившийся и выросший в Сибири, молодой преподаватель Петроградского университета, в годы войны он возглавил столичное отделение экономического отдела Всероссийского земского союза, тесно сотрудничая, в частности, с П. Б. Струве. После февральской революции Михайлов оказался в «обойме» земских деятелей, призванных на службу в центральные структуры Временного Российского правительства. Начав свою карьеру в министерстве земледелия, он становится секретарем и одним из наиболее близких сотрудников возглавлявшего это ведомство известного кадетского лидера А. И. Шингарёва. Затем Михайлов занимает должности секретаря Государственного продовольственного комитета, начальника департамента министерства продовольствия, управляющего делами Экономического совета при Временном Российском правительстве. В этот период он сблизился с министром торговли и промышленности, «беспартийным социалистом» С. Н. Прокоповичем.

Во-вторых, Михайлов был «своим» для эсеро-областнической Сибирской думы с политической и организационной точкек зрения. Известно, что он активно работал в Петроградском союзе сибиряков-областников, был избран его вице-председателем. Кроме того, в 1917 г. Михайлов состоял в ПСР и высказывался в ортодоксально-эсеровском духе. Поэтому Дербер имел основания заверять эсеровскую фракцию думы в том, что Михайлов — «правоверный социалист-революционер» [13].

Таким образом, утверждение думцами кандидатуры Михайлова выглядит вполне обоснованным. Еще менее случайным было ее выдвижение.

Гинс не назвал имени аппаратчика, «предложившего в министры» Михайлова. Нам неизвестен полный список тех, кто участвовал в заседании членов Сибоблдумы в ночь с 28 на 29 января 1918 г. Но со значительной степенью вероятности можно предположить, что безымянным «случайным участником», достаточно авторитетным для того, чтобы называть кандидатов в правительство, был секретарь Временного Сибирского областного совета Т. В. Бутов. С одной стороны, Бутов был «добрым знакомым» И. А. Михайлова, с другой — исполнял функции секретаря на «ночной сессии». Впоследствии он входил в ближайшее окружение министра финансов, принимая активное, хотя и не броское участие практически во всех важнейших событиях политической борьбы в высших кругах «белой» Сибири.

Если данное предположение верно, то этот эпизод можно считать точкой отсчета в истории так называемой «михайловской группы». Бутов, сам придерживавшийся взглядов «не левее кадетских», видимо, знал внутренние убеждения своего «доброго знакомого» лучше, чем ручавшийся за «эсеровское правоверие» Михайлова П. Я. Дербер. Вместе с кадетом Уструговым и экс-эсерами Вологодским и Серебренниковым Михайлов оказался на правом фланге социалистического правительства Дербера.

В конце февраля 1918 г. шестеро министров (Дербер, Моравский, Тибер-Петров, Юдин, Колобов, Жернаков), составлявшие костяк Временного правительства автономной Сибири, выехали в Читу, где еще не установилась советская власть, чтобы оттуда руководить антибольшевистским подпольем. Позднее на Дальний Восток прибыли Краковецкий, Новоселов, Кудрявцев, Неометуллов. Дальнейшая судьба «группы Дербера» не раз становилась предметом внимания отечественных историков [14].

Для координации деятельности подполья «на месте» Дербером был образован специальный орган — Западно-Сибирскй комиссариат (ЗСК), состоявший из четырех уполномоченных правительства. На эти посты были назначены П. Я. Михайлов, Б. Д. Марков, М. Я. Линдберг, В. О. Сидоров. Все они были активистами эсеровской партии, «черновцами», в прошлом подвергавшимися репрессиям со стороны царского правительства, по крайней мере двое из них до революции принимали участие в террористической деятельности. П. Михайлов, Марков и Линдберг были избраны членами Всероссийского учредительного собрания, Сидоров возглавлял Томскую уездную земскую управу. Именно на них легла основная тяжесть организационной работы в сибирском подполье. «Члены комиссариата не могли надолго оставаться на одном месте, они все время находились в разъездах, занимаясь организационной работой»,— вспоминал позднее В. О. Сидоров [15].

Под их началом действовали уполномоченные более низкого уровня, но также называвшихся «уполномоченными правительства»: среди них наиболее важную роль играли видный сибирский эсер, депутат Учредительного собрания Н. В. Фомин и один из лидеров кооперации, бывший член Предпарламента А. В. Сазонов.

Кроме того, на территории Западной Сибири находились пятеро членов избранного Сибирской областной думой правительства: Вологодский, Крутовский, И. Михайлов, Патушинский и Шатилов. Все они не присутствовали на заседании думы 28 января 1918 г. и, по крайней мере первоначально, не были осведомлены о своем избрании. Никакой единой группы ни идейно, ни организационно «пятерка» в рассматриваемый период не представляла. Прежде всего различными были политические взгляды министров. Наиболее левые позиции занимали эсер Шатилов и народный социалист Патушинский. Фигурами, представлявшими центр, были беспартийные социалисты Вологодский и Крутовский. На правом фланге находился И. Михайлов, не порывавший, впрочем, в это время своих эсеровских связей.

Позднее видный деятель ПСР А. А. Аргунов полемически отрицал «руководство или даже участие» большинства вышеупомянутых министров в работе подполья: «Все они, может быть за исключением одного-двух, стояли в стороне от этой борьбы» [16]. Это утверждение не вполне соответствует истине, причем характерно, что Аргунов не назвал несомненно хорошо известные ему имена «одного-двух», участвовавших в деятельности подполья.

Так как Шатилов и Патушинский еще 26 января 1918 г. были арестованы за подготовку созыва Сибирской областной думы, в дальнейшем они были лишены возможности принимать участие в нелегальной работе, и упрекать их за это бессмысленно. Шатилов после освобождения был вынужден, опасаясь нового ареста, скрываться от большевистских властей [17], а Патушинский вышел из красноярской тюрьмы лишь после переворота [18].

Однако трое других министров имели самое непосредственное отношение к нелегальной антибольшевистской организации. Крутовский вошел в руководство красноярского подполья, сыграв в нем одну из центральных ролей [19]. Вологодский после установления советской власти был избран председателем Сибирского казачьего войскового суда, организованного руководством Сибирского казачьего войска в противовес советским народным судам. Одновременно он возглавлял кооперативную газету «Заря» и журнал «Трудовая Сибирь», орган крупнейшего сибирского союза кооперативов «Центросибирь», являвшегося легальным прикрытием и одновременно главным источником финансирования антибольшевистской организации [20]. Кроме того, он поддерживал контакты с П. Я. Дербером, хотя и отказался, по не вполне ясным причинам, в апреле 1918 г. выехать в Харбин для участия в деятельности Временного правительства автономной Сибири [21]. Но в наиболее тесной связи с подпольем находился И. Михайлов, который после приезда в Сибирь заведовал финансовым отделом союза кооперативов «Центросибирь» и вместе с кооперативным лидером А. В. Сазоновым курировал деятельность по финансированию антибольшевистского подполья [22].

Усилия руководства сибирского подполья были направлены прежде всего на создание нелегальных вооруженных организаций, налаживание связей и объединение уже существующих местных формирований, финансирование их деятельности. Почти повсеместно в рассматриваемый период сложились военные организации двух типов.

Одни, правые по политической окраске, и офицерские и казачьи по своему составу, возникли и действовали самостоятельно. Другие же, созданные по инициативе эсеровских активистов, изначально подчинялись Временному правительству автономной Сибири. Причем состав «эсеровских» организаций отнюдь не был однородно-партийным. П. С. Парфёнов отмечал: «в боевые дружины сначала постановлено было принимать исключительно членов партии с.-р. или ею рекомендованных, но затем стали принимать всех, убежденных в необходимости вооруженного свержения советской власти; больше же и охотнее всего в них принимались бывшие офицеры, так что местами дружины составлялись почти из одних офицеров» [23]. По данным известного доклада генерала В. Е. Флуга, «большинство офицеров эсеровской организации вовсе не являлись правоверными социалистами, а в организацию попали случайно, ища какой-нибудь точки опоры» [24].

Постепенно среди военных выдвинулась фигура полковника А. Н. Гришина (псевдоним — Алмазов). Именно он встал во главе центрального военного штаба подполья в Ново-Николаевске [25]. Человек правых взглядов, он не только умел хорошо ладить с эсерами, но даже, по некоторым сведениям, объявил себя социалистом [26]. В рассматриваемый период он активно выступал за объединение всех антибольшевистских сил, в частности «белогвардейских» и «эсеровских» военных организаций, за признание Временного правительства автономной Сибири в качестве «идеи власти, имеющей хоть какие-то признаки законности» [27]. В течение апреля — мая 1918 г. ему в целом удалось решить эти задачи, объединив «под знаменем сибирского правительства» (и своим руководством) все боевые контрреволюционные организации от Байкала до Приуралья.

Таким образом, к маю 1918 г. руководство западносибирского подполья состояло прежде всего из представителей левого фланга сибирской контрреволюции, но включало в свой состав и значительно более правых деятелей, впрочем формально являвшихся социалистами. Это отражало существовавшее соотношение сил в контрреволюционном лагере и одновременно закладывало основу для будущих конфликтов.

25 мая 1918 г. внезапно как для большевистских властей, так и в значительной степени для антибольшевистского подполья началось выступление Чехословацкого корпуса. На момент переворота политическое руководство западносибирского подполья оказалось разделено. П. Я. Михайлов, Б. Д. Марков и В. О. Сидоров находились в Томске. В Ново-Николаевске, где советская власть была свергнута уже 26 мая, из уполномоченных правительства оказался лишь М. Я. Линдберг. Однако 30 мая 1918 г. на совещании руководства восставших (участвовали Н. В. Фомин, И. А. Михайлов, Е. Н. Пославский и др.) было принято решение «Западно-Сибирский комиссариат учредить с соответствующими отделами по отраслям деятельности» [28].

В тех чрезвычайных условиях это решение носило несколько декларативный характер. Не были определены не только кандидатуры руководителей отделов, но даже состав самого комиссариата. Не случайно первые акты новой власти — воззвания «Граждане-крестьяне!» и «Всем самоуправлениям» от 31 мая 1918 г. — с уведомлением о переходе власти «в руки уполномоченных Временного Сибирского правительства, избранного Сибирской областной думой», были подписаны А. В. Сазоновым, М. Я. Линдбергом и Е. Н. Пославским [29]. Это было вызвано тем обстоятельством, что 27 мая 1918 г. П. Я. Михайлов, Б. Д. Марков и В. О. Сидоров были арестованы томскими большевистскими властями и их судьба оставалась неизвестной [30]. Лишь после эвакуации сил красных из Томска, когда арестованные вышли на свободу, состав комиссариата был обнародован. В первых числах июня 1918 г. была восстановлена связь между Ново-Николаевском и Томском. Акты комиссариата начали издаваться за подписями всех четырех уполномоченных, хотя их деятельность в основном протекала раздельно.

Перед сибирским антибольшевизмом встала задача организации собственного центрального государственного аппарата. Одним из важнейших был вопрос о выборе места размещения центральных учреждений новой власти. Губернский и университетский Томск располагал необходимыми для организации государственного аппарата кадровыми ресурсами. Здесь еще со времен подполья работала канцелярия Западно-Сибирского комиссариата, находилось большинство его членов, а после переворота были образованы новые органы (отделы — по формированию Народной армии и административный, финансовая комиссия). Однако существенным минусом являлось то, что город располагался в стороне от главной транспортной артерии региона — Транссибирской магистрали.

Уездный город Ново-Николаевск, расположенный на железнодорожной линии, играл роль прежде всего военного центра. Так, в воззвании комиссариата «Всем самоуправлениям» от 31 мая 1918 г. предлагалось «за руководством в случае надобности вооруженной силы обращаться в Ново-Николаевск к уполномоченным Временного Сибирского правительства» [31]. Здесь, так же как и в Томске, стали создаваться органы новой власти. 2 июня 1918 г. ново-николаевская «Народная Сибирь» сообщила под заголовком «При Временном Сибирском правительстве», что «в настоящее время сформированы и приступили к работам следующие отделы: военный, административный, финансовый, снабжения, почт и телеграфов, юстиции» [32]. Это заявление скорее выдавало желаемое за действительное: до нормальной работы органов центрального управления было еще далеко. Более или менее активно работали два отдела: финансовый во главе с И. А. Михайловым [33] и военный (его главой не позже 2 июня 1918 г. был назначен Н. В. Фомин) [34].

Именно нахождение в Ново-Николаевске руководства вооруженных сил повстанцев и стратегически выгодное расположение города склонило членов комиссариата перенести сюда свою штаб-квартиру. Окончательное решение «резиденцией Западно-Сибирского комиссариата избрать город Ново-Николаевск» было принято на последнем заседании комиссариата в Томске, состоявшемся 4 июня 1918 г. Тогда же были определены сроки выезда из Томска членов комиссариата (Марков — 5 июня, Сидоров — 8 июня, П. Михайлов — 10 июня).

На этом же заседании было решено «для развития деятельности Западно-Сибирского комиссариата» образовать при нем 11 отделов: административный, военный, юстиции, финансов, земледелия, предприятий, продовольствия, труда, путей сообщения, почт и телеграфов, народного просвещения. Были названы следующие имена руководителей ведомств: Н. В. Фомин (военный отдел), В. С. Сизиков (административный), В. Б. Скворцов (юстиции), И. А. Михайлов (финансов), П. П. Гудков (предприятий), И. А. Козловский (продовольствия). Вопрос о назначении остальных заведующих было решено «отложить до следующего заседания» [35]. Несколько позднее пост управляющего делами комиссариата был предложен томскому уездному комиссару Б. М. Михайловскому [36].

Однако, прибыв в Ново-Николаевск, члены комиссариата столкнулись с острым дефицитом управленческих и технических кадров, необходимых для налаживания работы центрального аппарата в стремительно растущих масштабах [37]. Очень скоро стало ясно, что наладить деятельность западносибирских ведомств в Ново-Николаевске не представляется возможным. Выбор у комиссариата был невелик. Из старых административных центров, находившихся под его контролем и расположенных на Транссибирской магистрали, реально роль «столицы» мог играть только Омск. Омск был до революции центром не только области, но и генерал-губернаторства, а также военного, судебного, железнодорожного и почтово-телеграфного округов. Наличие в городе значительного по сибирским масштабам количества кадров бюрократии, а также необходимых общественных зданий и решило вопрос о размещении центральных органов управления освобожденной от большевиков территории.

Одновременно встал вопрос о политических принципах формирования новой власти. В кругах, близких к эсеровскому руководству сибирского антибольшевизма, были сформулированы три подхода к этой проблеме. Одни подчеркивали, что правительство Дербера, именем которого действуют новые сибирские власти, есть правительство социалистическое, а не буржуазное: «Дербер, эсер, пользующийся широкой популярностью, не вошел бы в предательское буржуазное правительство» [38]. В итоге выдвигалась «мысль об однородно-социалистической власти в Сибири» [39]. Другие считали, что «все классы должны принять органическое участие в возрождении нации, а это возможно только в том случае, когда у власти будут стоять люди всех классов сибирского населения…», и, следовательно, «нужна Сибири в настоящий момент именно коалиционная власть» [40].

Компромиссная точка зрения состояла в предложении привлечь к участию в управлении цензовые элементы, но не в качестве партнеров по коалиции, а как «технических исполнителей». Активно отстаивая эту идею, И. А. Михайлов говорил в те дни, что цензовики привлекаются в качестве «делового народа и на политическую роль они не могут иметь претензии» [41].

Членам комиссариата, с одной стороны, хорошо понимавшим, что ПСР в Сибири не располагает кадровым потенциалом, достаточным для формирования всесибирского управленческого аппарата, а с другой — не желавшим делиться только что приобретенной властью, эта последняя точка зрения показалась удачной находкой.

12 июня 1918 г. из Ново-Николаевска в Омск прибыла делегация комиссариата в составе П. Я. Михайлова, Н. В. Фомина и И. А. Михайлова. Перед ней стояла задача организации здесь центрального аппарата, определение кандидатур на должности руководителей ведомств комиссариата.

Сразу по прибытии П. Я. Михайлов, в качестве уполномоченного Временного Сибирского правительства [42] и члена Западно-Сибирского комиссариата, созвал совещание местных общественных деятелей. Кроме него самого в совещании приняли участие И. А. Михайлов и Н. В. Фомин, представители «политических кругов» (в том числе министр П. В. Вологодский и бывший секретарь Временного Сибирского областного совета Т. В. Бутов), председатель Омского военно-промышленного комитета Н. П. Двинаренко, а также деятели кооперации и частного капитала Н. Д. Буяновский, Н. С. Зефиров, Г. М. Степаненко, А. П. Мальцев, Н. И. Петров, Г. К. Гинс и др. Официально совещание было посвящено «выяснению местных нужд и срочных мероприятий». На деле же оно носило характер политических консультаций по вопросу о формировании при комиссариате «кабинета» [43].

В этот момент произошли события, оставшиеся почти незамеченными как современниками, так и последующими исследователями, и тем не менее оказавшими значительное влияние на всю дальнейшую историю «омской власти».

Прежде всего, лидерам левого фланга сибирского антибольшевизма впервые пришлось столкнуться с новым, неожиданным и сильным противником. Им стал И. А. Михайлов, молодой экономист, своим политическим талантом стяжавший впоследствии неоднозначную славу «сибирского Макиавелли». Он, член ПСР, министр социалистического правительства Дербера и участник подполья, неожиданно для своих эсеровских коллег резко повернул вправо и выступил в качестве проводника идей и стремлений самых консервативных элементов сибирской контрреволюции. В этом он получил поддержку Омского военно-промышленного комитета во главе с Н. П. Двинаренко и руководства Сибирской армии в лице ее командующего А. Н. Гришина-Алмазова. По сути дела, фигура И. А. Михайлова послужила точкой кристаллизации нового «центра силы» в руководстве сибирского антибольшевизма, конечной целью которого, говоря словами В. М. Крутовского, была организация «попытки генерала Гришина-Алмазова разыграть роль сибирского Наполеона» [44].

М. П. Головачёв в своих воспоминаниях писал, что «переворот в пользу михайловской группы» согласно «первоначальному плану» должен был принести А. Н. Гришину-Алмазову пост Верховного правителя, а И. А. Михайлову — премьер-министра [45]. Факт политического союза этих двух лиц подтверждает и В. М. Крутовский: «генерал Алмазов был не одинок, а за ним стояла целая группа лиц и, среди последних — министр финансов Михайлов» [46].

Когда сложился «тандем» Гришина и Михайлова, сказать трудно. Возможно, они сблизились еще во время совместной нелегальной работы в Ново-Николаевске, но, может быть, их политический союз оформился только после переворота. По крайней мере, к 12 июня 1918 г. Михайлов и Гришин уже выступали с общей политической позицией.

Важным фактором, усилившим влияние этого «тандема», было формирование той «целой группы лиц», о которой говорил В. М. Крутовский. Речь идет о группировке деятелей, вошедшей в историю омской власти как «группа Михайлова». Ее костяк составили Т. В. Бутов, Г. К. Гинс, Н. С. Зефиров и Н. И. Петров. В то время ее поддерживал и П. В. Вологодский. Гинс впоследствии вспоминал: «Каждый из нас, естественно, поддерживал другого, не только питая друг к другу чувства взаимного доверия и уважения, основанные на прежней совместной работе, но и стремясь образовать солидарную, сплоченную группу. На нашем назначении настаивали присутствовавшие тут же наши добрые знакомые: Вологодский, Бутов, Ив. Михайлов… Всех нас поддерживали отдельные группы, преимущественно кооператоры» [47].

Первой «пробой сил» во внутренней политике для Гришина, Михайлова и «михайловской группы» стали омские консультации по формированию «кабинета» 12–14 июня 1918 г. «Группа» сосредоточила свои усилия на том, чтобы провести на ключевые посты создаваемого управленческого аппарата максимальное число «цензовых» специалистов. В. М. Крутовский свидетельствовал, что «министр Михайлов с первых дней организации Временного Сибирского правительства взял на себя роль фактора насаждения управляющих министерствами, товарищей министров и даже чинов канцелярии» [48]. Благодаря солидарным действиям, необходимые кандидатуры легко прошли в состав «делового управления» комиссариата.

Напряженность возникла лишь вокруг вопроса о фигуре заведующего военным отделом. Напомним, что на этот пост уже был назначен член Учредительного собрания эсер Н. В. Фомин. В этом качестве с самых первых дней переворота он давал интервью прессе, издавал обращения и небезуспешно вел организационную работу, проявляя, по свидетельству Г. К. Гинса, «большую распорядительность и такт» [49]. Гришин-Алмазов еще в подполье был назначен на должность командующего войсками Западно-Сибирского военного округа. Таким образом, функции военного командования и военного управления были разделены, обеспечивая определенный контроль политической власти над создаваемой армией.

Однако, когда в Омске началось обсуждение состава кабинета, Гришин ультимативно потребовал объединения в своих руках командования армией и заведования военным отделом. Рупором его точки зрения стал И. А. Михайлов, настойчиво отстаивавший совмещение постов. Этот первый конфликт в истории еще только зарождавшейся «омской власти» был разрешен мирно и быстро — эсеровское руководство комиссариата уступило. Н. В. Фомин снял свою кандидатуру и поддержал идею совмещения постов. Гришин-Алмазов был назначен командующим новоучрежденной Западно-Сибирской отдельной армией и заведующим военным отделом, сосредоточив таким образом в своих руках всю военную власть [50].

К 14 июня 1918 г. кандидаты на должности заведующих отделами были окончательно определены. Вместо первоначально намечавшегося членами комиссариата поручика Б. М. Михайловского (члена ПСР) управляющим делами ЗСК стал профессиональный юрист Г. К. Гинс [51]. Министр И. А. Михайлов отказался занять должность заведующего отделом финансов, так как это принижало его статус. Впрочем, он согласился курировать работу отдела, руководителем которого стал член Омского военно-промышленного комитета А. П. Мальцев [52]. Другие ведомства возглавили: отдел юстиции — А. Н. Морозов, торговли и промышленности — П. П. Гудков [53], продовольствия — Н. С. Зефиров, административный — В. С. Сизиков, труда — Л. И. Шумиловский, земледелия и колонизации — Н. И. Петров, путей сообщения — Г. М. Степаненко, народного просвещения — В. В. Сапожников [54]. Несколько позднее, 19 июня 1918 г., главой новоучрежденного отдела иностранных сношений был назначен М. П. Головачев [55]. Хотя отдел туземных дел был учрежден, заведующий его, судя по всему, назначен не был.

Чтобы верно очертить круг лиц, возглавивших центральные ведомства ЗСК, необходимо учесть тот факт, что уже с середины июня в деятельности «омской власти» вполне официально принимали участие сибирские министры. Вскоре после формирования «делового управления» было принято положение, согласно которому находящимся в Омске министрам передавалось высшее руководство теми отделами, круг ведения которых соответствовал функциям их министерств. Так, И. А. Михайлов курировал деятельность отдела финансов, П. В. Вологодский (юрист по профессии) — отдела юстиции, а М. Б. Шатилов фактически возглавил работу отдела туземных дел, пост заведующего которым был вакантен [56]. Кроме того, министры имели право участвовать в заседаниях ЗСК, причем без их ведома не должен был решаться ни один принципиальный вопрос. Однако это «участие» носило исключительно совещательный характер и не влияло на полноту власти комиссариата.

Таким образом, первое омское правительство было сформировано. Естественно, что, возникнув в принципиально иных политических условиях, чем Западно-Сибирский комиссариат, кабинет существенно отличался от «верховной коллегии» по своей политической окраске.

«Черновские» взгляды членов комиссариата среди заведующих отделами разделял лишь один глава ведомства внутренних дел В. С. Сизиков, в 1917 г. занимавший пост инспектора томской губернской милиции [57]. Чрезвычайно характерным был выбор его заместителя. Им стал И. В. Павлов, в прошлом — чиновник Акмолинского областного правления, человек правых взглядов [58].

Все остальные заведующие отделами вне зависимости от своей формальной партийной принадлежности придерживались взглядов правее эсеровских. Военный отдел возглавил командующий Сибирской армией полковник А. Н. Гришин-Алмазов (беспартийный, правый), отдел юстиции — А. П. Морозов (кадет), продовольствия — Н. С. Зефиров (народный социалист), земледелия — Н. П. Петров (социал-демократ, правый), финансов — А. П. Мальцев (о партийности данных нет, правый), торговли и промышленности — П. П. Гудков (социал-демократ, левоцентрист), иностранных сношений — М. П. Головачев (сибирский областник, человек левых симпатий), народного просвещения — В. В. Сапожников (беспартийный, центрист), труда — Л. И. Шумиловский (беспартийный социал-демократ, центрист), путей сообщения — Г. М. Степаненко (беспартийный), управляющим делами комиссариата стал Г. К. Гинс (беспартийный, правый).

К сожалению, мы располагаем относительно подробными биографическими данными лишь части руководителей ведомств комиссариата. По имеющимся у нас данным, профессиональный уровень «делового управления» был очень высок. Девять из двенадцати человек — 75 % его состава имели высшее образование, причем шестеро носили ученое звание, были преподавателями высших учебных заведений, ранее занимали высокие управленческие посты [59].

Оценивая состав «делового управления» в целом, необходимо еще раз отметить существенное отличие его политической окраски по сравнению с комиссариатом. Это не могло не вызвать внутренних коллизий в «омском руководстве». «Почти с первых же шагов политической и административной работы, — писал Г. К. Гинс,— выяснилось расхождение делового аппарата с Западно-Сибирским комиссариатом» [60].

Вынужденные пойти на уступки в вопросе о кадровом составе «делового управления», члены комиссариата постарались максимально ограничить влияние заведующих. Они отказались конституировать Совещание заведующих отделами в качестве коллегиального органа центрального управления. Всячески подчеркивалось, что главы западносибирских ведомств являются лишь чиновниками-исполнителями, приглашенными для проведения в жизнь принятых ЗСК решений. Такое положение, безусловно, не устраивало руководителей ведомств и прежде всего — «михайловскую группу».

26 июня 1918 г. все заведующие отделами собрались на неофициальное совещание под председательством В. В. Сапожникова. На нем был составлен законопроект, предварительно подготовленный Г. К. Гинсом, об объединении руководителей ведомств в специальном органе — Административном совете Западной Сибири. Согласно этому проекту учреждаемый совет должен был получить право предварительного рассмотрения и внесения поправок во все постановления ЗСК, а руководители ведомств — полную самостоятельность в деле управления [61]. Важно отметить, что в требовании перераспределения властных полномочий все заведующие оказались единодушны. Инициаторы проекта сумели заручиться поддержкой даже самого левого завотделом эсера В. С. Сизикова. В рассматриваемый период существенных внутренних противоречий в составе «делового управления» не было.

Планы «растворения» комиссариата в «деловом управлении» вызвали нешуточную тревогу среди левой части сибирского антибольшевизма. Последовала суровая отповедь Акмолинского губкома ПСР. «Мы, Акмолинский губернский комитет партии социалистов-революционеров, всемерно протестуем против попыток введения бюрократического строя в пределах свободной Сибири… Мы знаем лишь коллегию уполномоченных Сибирского временного правительства, охраняющую полное народоправство и имеющую аппарат, восстанавливающий и укрепляющий народоправство, а не умаляющий его авторитета и власти» [62], — говорилось в этом документе.

Возможно, что именно дефицит легитимности «делового управления», на который указывалось в письме омских эсеров, послужил причиной корректировки планов отстранения от власти членов ЗСК, вынашиваемых «михайловской группой». На роль «наследника» власти комиссариата вместо Административного совета было предложено выдвинуть орган, объединивший членов дерберовского кабинета, которые находились на контролируемой «омской властью» территории. Новый орган предложено было назвать «Совет министров Временного Сибирского правительства». Эти планы нашли активного сторонника в лице Г. Б. Патушинского. Более пассивно держались П. В. Вологодский и М. Б. Шатилов, а В. М. Крутовский занял выжидательную позицию [63].

Истинным вдохновителем этих инициатив, их «мотором» выступал, безусловно, И. Михайлов. Однако в планировавшемся кабинете роль председателя отводилась не ему, а «пассивному» П. В. Вологодскому. Это требует определенного разъяснения — ведь «премьерские» амбиции Михайлова были более чем очевидны.

Несмотря на то, что Михайлов сделал более чем успешную петроградскую карьеру, активно участвовал в работе подполья, пользовался твердой поддержкой торгово-промышленных кругов, он имел один существеннейший недостаток — его имя было малоизвестно даже в относительно узких общественных кругах Омска. «Михайлов был homo novus, о котором не знали ни доброго, ни злого», — вспоминал Г. К. Гинс64. Ему было трудно, даже невозможно «мериться честью» с такими крупными фигурами общественного движения, как Вологодский или Крутовский, людьми, чьи имена были широко известны всей образованной Сибири задолго до 1917 г.

Кроме того, в российской бюрократической системе существовала традиционная иерархия министерских постов. Согласно ей непосредственно за должностью председателя Совета министров следовала должность министра иностранных дел, который по традиции выступал в роли вице-председателя правительства.

Возможно также, что многократно описанная в литературе «вялость», «пассивность» Вологодского позволяла И. Михайлову надеяться на то, что тот станет послушным инструментом в его руках, а на следующем этапе легко позволит сместить себя. В то же время сам Вологодский, несмотря на свое всегдашнее стремление предстать в образе «жертвы „стихии событий“, волны которой… влекли его в политическую пучину» [65], был мастером политической интриги и, блокируясь на данном этапе с «михайловской группой», несомненно вынашивал планы собственной политической игры.

Наконец, отношения И. Михайлова с членами комиссариата к данному моменту уже были обострены до такой степени, его правая политическая ориентация была настолько очевидна, что выдвижение его кандидатуры на председательский пост могло затруднить процесс передачи власти [66].

Так или иначе, в 20-х числах июня 1918 г. четверо министров во главе с Вологодским выдвинули свои притязания на верховную власть. Это обозначило непростую правовую коллизию: имеют ли право пять министров требовать присвоения им прав, принадлежащих двадцати избранникам думы и кто обладает большими полномочиями — несколько министров или уполномоченные, назначенные всеми министрами? [67] Так как однозначного ответа на этот вопрос не существовало, очень многое зависело от позиции органа, избравшего сибирское правительство,— Сибирской областной думы.

Еще 3 июня ЗСК обратился к членам думы с предложением возобновить свои работы в Томске [68]. Но в то же время правые круги видели источник легитимности «омской власти» не в социалистической думе, разогнанной большевистским совдепом, а в status quo, сложившемся после переворота.

Таким образом, с самого начала переворота необходимость существования Сибоблдумы подвергалась сомнению со стороны влиятельной части общества. Руководство думы, и прежде всего ее председатель И. А. Якушев, главной своей задачей считали «закрепление» участия думы в «послепереворотном» политическом процессе. Поэтому, когда 23 июня 1918 г. сибирские министры обратились к думским лидерам с предложением поддержать идею передачи власти и оформить ее грамотой председателя думы, они получили согласие [69].

Временный, ограниченный и подчиненный по отношению к отсутствующему правительству характер власти комиссариата, декларировавшийся им с самых первых дней своего существования, также играл на руку сибирским министрам. Кроме того, было очевидным исчерпанность задач, объявленных комиссариатом при принятии на себя функций верховной власти на освобожденной от большевиков территории. Восстание было подготовлено, вооруженные силы сформированы, местные самоуправления повсеместно восстанавливались. Воинские силы белых и чехословаков давно уже вышли за пределы Западной Сибири, и региональная ограниченность полномочий комиссариата создавала определенные трудности для местной администрации, действовавшей именем «омской власти». В результате позиции у претендовавших на власть министров выглядели сильнее, чем у располагавших властью членов ЗСК.

Вечером 30 июня 1918 г. состоялось заседание под председательством В. О. Сидорова, посвященное вопросу о передаче власти. В нем участвовали четверо членов комиссариата, четверо министров (без находившегося в Красноярске В. М. Крутовского), управляющий делами комиссариата Г. К. Гинс и председатель Сибоблдумы И. А. Якушев. Обстановка была весьма напряженной. Сидоров потребовал прежде подписания документов о передаче власти ознакомить членов ЗСК с политической программой будущего Совета министров. И. А. Михайлов осведомился: «Это любознательность или условие?» Атмосфера накалялась. В завуалированной форме со стороны Г. К. Гинса прозвучали угрозы применения вооруженной силы: надо понимать, что «Сибирскому правительству, а не отдельным лицам, присягали войска», что «за комиссариатом никто не пойдет» [70]. Действительно, А. Н. Гришин-Алмазов поддерживал отстранение комиссариата, гарантируя офицерству «правильный» политический курс будущего Совета министров [71].

В результате, члены комиссариата пошли на передачу власти сибирским министрам. В телеграмме Совета министров на имя Дербера это решение обосновывалось аргументами «о подымавшей голову реакции, об авантюристах, в смелых головах которых бессилие и неавторитетность комиссариата прождали замыслы захвата власти» [72]. Г. К. Гинс, комментируя этот текст, отрицает наличие в тот период «таких замыслов». Однако, через несколько страниц он сам же «проговаривается» о возможности переворота в случае отказа ЗСК добровольно сойти со сцены [73].

Оценивая события 30 июня 1918 г., эмигрантский историк Н. Н. Головин писал, что «происшедшая в Омске смена власти представляла собою мирно совершившийся переворот» [74].

Однако поскольку передача власти совершилась мирно, министры пошли на ряд различной значимости уступок: В. О. Сидоров получил право совещательного голоса в заседаниях Совета министров «в целях преемственности»; П. Я. Михайлов был назначен товарищем министра внутренних дел; все члены комиссариата сохраняли звание уполномоченных правительства; издавалась специальная грамота, отмечавшая заслуги членов ЗСК в деле возрождения государственности. Принципиальным было то, что Совет министров признавал свое происхождение от Областной думы и декларировал необходимость ее скорейшего созыва.

Итак, 30 июня 1918 г. всю полноту государственной власти приняла на себя новообразованная директория — Совет министров Временного Сибирского правительства. Пятеро ее членов в совокупности обладали правами верховной власти, одновременно сохраняя права руководителей соответствующих ведомств. Михайлов и Патушинский сохранили свои портфели министров финансов и юстиции, врученные им «ночной сессией» Сибоблдумы. Вологодский, приняв обязанности премьера, освободил пост министра иностранных дел. Шатилов, не имевший в кабинете Дербера «своего» министерства, получил не особенно важный пост министра туземных дел, соответствовавший, впрочем, его интересам и склонностям. Крутовский, министр народного здравия в дерберовском кабинете, считавший большим одолжением со своей стороны согласие на участие в работах Совета министров, получил во многом ключевой пост министра внутренних дел. Заведующие отделами комиссариата, как правило, сохранили свои посты, став называться «управляющими министерствами» или «товарищами министров». Исключение составили только заведующий административным отделом эсер-черновец В. С. Сизиков и глава финансового отдела А. П. Мальцев, креатура Омского военно-промышленного комитета, освободивший место для И. А. Михайлова. В целом генезис «омской власти» завершился. На арену сибирской истории выступило Временное Сибирское правительство, которому суждено было сыграть ключевую роль в событиях гражданской войны на востоке России во второй половине 1918 г.

Итогом развития событий в конце июня 1918 г. для левого фланга антибольшевизма стала утрата им доминирующего положения в общей системе сибирской контрреволюции. Но влияние эсеров было еще достаточным для того, чтобы несмотря на ликвидацию Западно-Сибирского комиссариата сохранить другой «центр силы» в лице Сибирской областной думы. Для правых кругов этот период стал временем становления собственного «центра силы» в лице тандема А. Н. Гришина-Алмазова и И. А. Михайлова и их «солидарной группы». Однако расстановка политических сил была такова, что правые не решились на открытый переворот и на установление военной диктатуры. Более того, они даже не смогли провести свою кандидатуру на пост руководителя правительства. Логика политического процесса неизбежно выдвигала на первый план центристский сектор сибирской контрреволюции, олицетворением которого стала фигура П. В. Вологодского.

Объединение в антибольшевистском движении самых разнородных политических сил, с одной стороны, потенциально усиливало совокупную мощь сибирской контрреволюции, с другой — приводило к ожесточенной внутренней борьбе за политическое лидерство. В конечном счете эта борьба, проявившаяся в череде политических кризисов, сотрясавших государственную машину сибирской контрреволюции на протяжении всего ее существования, послужила одной из главных причин ее исторического поражения.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Белоусов Г. М. Эсеровское вооруженное подполье в Сибири (1918 г.) // Сибирский исторический сборник. Иркутск, 1974, вып. 2; Лившиц С. Г. К истории Западно-Сибирского комиссариата // Вопросы истории СССР. Барнаул, 1974; Ларьков Н. С. Антисоветский переворот в Сибири и проблема власти в конце весны — летом 1918 г. // Гуманитарные науки в Сибири, 1996, № 2, с. 24–30; Шиловский М. В. Новониколаевск как столица «белой» Сибири (К истории Западно-Сибирского комиссариата) // Вопросы краеведения Новосибирска и Новосибирской области. Новосибирск, 1997, с. 103–105.
2. ГАТО, ф. Р-578, оп. 1, д. 3, л. 43.
3. ГАТО, ф. Р-72, оп. 1, д. 18, л. 23-24.
4. Шиловский М. В. Сибирский представительный орган: от замыслов к трагическому финалу (январь — ноябрь 1918 г.) // Сибирь в период гражданской войны. Кемерово, 1995, с. 6.
5. Как возникла Временная областная Сибирская дума и Временное правительство автономной Сибири. Б.м., б.г., с. 11; Якушев И. А. Очерки областного движения в Сибири // Вольная Сибирь, 1928, № 3, с. 25; Серебренников И. И. Мои воспоминания. Тяньцзин, 1937, т. 1: В революции (1917–1919), с. 80.
6. Борьба за власть советов в Томской губернии. Томск, 1959, с. 218.
7. Якушев И. А. Очерки… с. 25;
8. Серебренников И. И. Мои воспоминания… с.79–80.
9. Данные реконструированы на основании анкет делегатов Чрезвычайного Сибирского областного съезда (ГАТО, ф. Р-578, оп. 1, д. 1), а также других источников.
10. Плотникова М. Е. Роль Временного Сибирского правительства в подготовке контрреволюционного колчаковского переворота в Сибири // Труды Томск. ун-та, 1964, т. 167, с. 55; Гармиза В. В. Крушение эсеровских правительств. М., 1970, с. 72.
11. ГАНО, ф. П-5, оп. 2, д. 1494, л. 1.
12. Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Пекин, 1921, т. 1, с. 76.
13. Соловейчик А. С. Борьба за возрождение России на Востоке. Ростов/Д., 1919, с. 22; Гинс Г. К. Сибирь… с. 78, 111–112.
14. Назимок В. Н. К истории так называемого «Временного правительства автономной Сибири» // Вопросы истории Сибири. Томск, вып. 5, 1970; Лившиц С. Г. Крах Временного правительства автономной Сибири // Вопросы истории, 1974, №8; Лившиц С. Г. Временное правительство автономной Сибири // Алтай, 1979, № 4.
15. Народная Сибирь, 1918, 16 (3) июня, № 14.
16. Аргунов А. А. Между двумя большевизмами. Париж, 1919, с. 10
17. Вибе П. П. , Михеев А. П. , Пугачева Н. М. Омский историко-краеведческий словарь. М., 1994, с. 297.
18. Революционная мысль, 1918, № 26, 17 февраля; Гинс Г. К. Сибирь… с. 111.
19. ГАКК, ф. 1800, оп. 2, д. 18, л. 16.
20. Гинс Г. К. Сибирь… с. 105; Якушев И. А. Памяти Анатолия Владимировича Сазонова // Вольная Сибирь, № 2, с. 173–174.
21. Максаков В. В. Временное правительство автономной Сибири // Красный архив, 1928, № 4(29), с. 130.
22. Соловейчик А. С. Борьба… с. 22
23. Парфёнов П. С. Гражданская война в Сибири в 1918–1919 гг. М., 1925, с. 19.
24.  [Флуг В. Е.] Отчет о командировке из Добровольческой армии в Сибирь в 1918 г. // Архив русской революции. М., 1991, кн. 5, т. 9, с. 259.
25. Белоусов Г. М. Эсеровское вооруженное подполье… с. 136.
26. Глос И. Чехословаки и Сибирская областная дума // Вольная Сибирь. № 4, с. 29; Владимирова В. Год службы «социалистов» капиталистам: Очерки по истории контрреволюции в 1918 г. М. — Л., 1927, с. 347.
27. Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Париж, 1937, кн. 8, с. 7.
28. Ларьков Н. С. Антисоветский переворот в Сибири и проблема власти в конце весны — летом 1918 г. // Гуманитарные науки в Сибири. Сер. Отечественная история. № 2, 1996, с. 26.
29. Народная Сибирь, 1918, 31 (18) мая, № 1.
30. Ларьков Н. С. Падение советской власти в Томске в 1918 г. // Октябрь и гражданская война в Сибири: История. Историография. Источниковедение. Томск, 1993, с. 123.
31. Народная Сибирь, 1918, 31 (18) мая, № 1.
32. Народная Сибирь, 1918, 2 июня (20 мая), № 3.
33. ГАРФ, ф. 151, оп. 1, д. 7, л. 157.
34. Народная Сибирь, 1918, 2 июня (20 мая), № 3; 12 июня (30 мая), № 11.
35. ГАРФ, ф. 151, оп. 1, д. 11, л. 4.
36. Сибирская жизнь, 1918, 20 июня, № 40.
37. Лившиц С. Г. К истории… с. 84.
38. Переворот // Народная Сибирь, 1918, 31 (18) мая, № 1.
39.  [Шишканов] В. Г. Временная власть в Сибири // Народная Сибирь, 1918, 12 июня (30 мая), № 11.
40. Там же.
41. К [рутовский] В. К событиям в Омске 20 сентября // Воля Сибири (Красноярск), 1918, 27 сентября, № 76.
42. Так называли в Сибири кабинет Дербера.
43. ГАРФ, ф. 193, оп. 1, д. 19, л. 1–5об; Гинс Г. К. Сибирь… с. 87.
44. К [рутовский] В. К событиям…
45. Цит. по: Шиловский М. В. Временное всероссийское правительство (Директория): 23 сентября — 18 ноября 1918 г. // Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII–XX вв.). Новосибирск, 2001, с. 82–83.
46. К [рутовский] В. К событиям…
47. Гинс Г. К. Сибирь… с. 89–90.
48. К [рутовский] В. К событиям…
49. Народная Сибирь, 1918, 2 июня (20 мая), № 3; 12 июня (30 мая), № 11; Гинс Г. К. Сибирь… с. 89.
50. Гинс Г. К. Сибирь… с. 89.
51. Сибирский вестник, 1918, № 21.
52. ГАРФ, ф. 151, оп. 1, д. 11, л. 4.
53. У В. В. Гармизы и А. В. Добровольского его фамилия дана неверно — Чудаков. См. Гармиза В. В. Крушение… с.93; Добровольский А. В. Всесибирский краевой комитет партии эсеров в период «демократической» контрреволюции (июнь — октябрь 1918 г.) // Исторический ежегодник, 1998 г. Омск, 1999, с.78.
54. ГАРФ, ф. 151, оп. 1, д. 11, л 62, 65–66; д. 12, л. 17.
55. Гинс Г. К. Сибирь… с. 90.
56. ГАРФ, ф. 151, оп. 1, д. 7, л. 86.
57. Бабикова Е. Н. К истории создания народных собраний Томской губернии в 1917 г. // Революционное движение в Сибири и на Дальнем Востоке. Томск, 1970, вып. 6, с. 146–149.
58. Собрание узаконений и распоряжений Временного Сибирского правительства. Омск, 1918, № 1, ст. 8; ГАРФ, ф. 176, оп. 3, д. 9, л. 16;
59. Сибирский вестник, 1918, № 8, 2 июля.
60. Гинс Г. К. Сибирь… с. 93.
61. ГАРФ, ф. 151, оп. 1, д. 5, л. 11.
62. Гинс Г. К. Сибирь… с. 95.
63. Там же, с. 97.
64. Там же, с. 105.
65. Иоффе Г. З. Колчаковская авантюра и ее крах. М, 1983, с. 69.
66. Гинс Г. К. Сибирь… с. 98.
67. Гинс Г. К. Сибирь… с. 101.
68. ГАРФ, ф. 151, оп. 1, д. 5, л. 51.
69. Владимирова В. Год… с. 354.
70. Гинс Г. К. Сибирь… с. 101.
71. Ларьков Н. С. Антисоветский переворот… с. 30; Звягин С. П. Министр юстиции Г. Б. Патушинский: Биографический очерк. Красноярск, 2001, с. 18.
72. Гинс Г. К. Сибирь… с. 97.
73. Гинс Г. К. Сибирь… с. 101.
74. Головин Н. Н. Российская контрреволюция… с. 12.