Детерминанты полицейской преступности на территории Восточной Сибири в начале XX столетия

Кризисное состояние российской государственности в начале XX столетия находило свое непосредственное отражение в деятельности правоохранительных структур. Наиболее остро это ощущалось на Восточных окраинах Империи. Полицейские чиновники Восточной Сибири, исполнявшие свои служебные обязанности в тяжелейших условиях, не получали ни требуемых социальных гарантий, ни должного денежного вознаграждения, ни общественной поддержки. Единственным, хотя и достаточно ощутимым, противовесом всем лишениям и невзгодам, связанным со службой, являлась практически неограниченная полицейская власть.

Закрепленная посредством особых узаконений и распоряжений правительства в XIX столетии [1], к началу XX она была лишь несколько ограничена введением на сибирских территориях новых судебных установлений. Поэтому, именно здесь, в Сибири российские правоохранители получали наиболее обширные и полновластные полномочия.

Иркутский полицейский
Источник:  Иркипедия

Вместе с тем, трудности полицейской службы в «крае каторги и ссылки» были так же чрезмерными. В значительной мере ситуация усугублялась малочисленностью полицейских штатов. Недостаточное количество полицейских чиновников исключало возможность эффективного обеспечения правопорядка в уездах региона, поскольку средняя площадь только одного стана в Иркутской губернии (29685 кв. версты) превышала размеры всей Московской губернии (29263 кв. версты) [2]. А такие факторы, как ссылка в Восточную Сибирь уголовных преступников и их массовое бегство с мест заключения делали полицейскую службу не только тяжелым, но и крайне опасным занятием. Ведь только к началу XX столетия из 71800 ссыльных, находившихся на территории Иркутской губернии, 40% числилось в «безвестной отлучке» [3].

Тяжелые условия труда, его низкая оплата и постоянный риск превращали полицейскую службу в малопривлекательное занятие и обуславливали крайне низкий профессиональный уровень тех, кто на нее поступал. Среди полицейских встречались и бывшие крестьяне и вышедшие в отставку солдаты, имевшие лишь начальные навыки чтения и письма. Общий же уровень грамотности сибиряков был вдвое ниже, чем у жителей центральных районов страны [4].

По этой причине подавляющее большинство служащих полиции отличалось правовой безграмотностью и не владело даже обязательным минимумом специальных знаний. В результате, применяя огнестрельное оружие, полицейские зачастую нарушали закон [5].

Показательной в этом отношении являлась служебная деятельность чиновников Красноярского сыскного отделения полицейского надзирателя Неверовского и городового Егорова.

Вечером 1 июня 1913 г. полицейские увидели близ Николаевской слободы неизвестных им людей. Услышав требование оставаться на местах, один из них (ссыльнопоселенец Анциферовской волости Аркадий Степанов – авт.) попытался скрыться. Последствие этого необдуманного шага едва не стоили ему жизни. Пуля, выпущенная сыщиками, попала в фуражку Степанова [6].

Более драматичными оказались события 1916 г., когда городовым Читинской полиции Ковалевым был убит проезжавший мимо него на телеге и не остановившийся по первому требованию Иван Милосердов [7].

Очень смутными были представления служащих полиции и о пределах физического воздействия на правонарушителей. В результате их действия отличались не столько использованием физической силы, сколько применением физического насилия [8].

Систематические и вопиющие случаи превышения служебных полномочий послужили основанием для серьезной озабоченности Департамента полиции. В связи с этим министр внутренних дел Маклаков строго указывал всем подведомственным ему чиновникам: «Такие приемы, как при производстве розыска, так и при охранении общественного порядка представляются совершенно не терпимыми и должны быть преследуемы и искореняемы самыми решительными мерами» [9].

Вместе с тем, благодаря особым узаконениям и распоряжениям правительства и как следствие «всевластию» местной полиции, жестокое обращение с гражданами не прекращалось, а жертвами «полицейского произвола» становились не только представители криминального мира, но и вполне законопослушные обыватели [10].

В большинстве случаев правовой нигилизм, сопровождался попытками получения незаконной прибыли. Отсутствие должной социальной и финансовой поддержки предопределяло не только кадровый дефицит, обуславливавший низкий уровень профессионализма служащих полиции, но и их «деловую» активность. В немалой степени этому способствовала повышенная динамика профессионализации местных криминальных структур, стремившихся к взаимовыгодному сотрудничеству с полицией.

К началу XX столетия использование служебного положения в интересах наживы получило в полицейской среде повсеместное и широкое распространение.

В зависимости от региональных особенностей и уровня своего служебного положения полицейские чиновники практиковали различные методы получения незаконной прибыли. Однако основной принцип незаконного обогащения оставался неизменным.

Многочисленные источники оперативной информации и высокие властные полномочия позволяли служащим полиции последовательно выявлять, а затем за определенное вознаграждение скрывать противоправные деяния.

Материалы, собранные следователем Иркутского окружного суда П. Вырским в течении 1907-1909 г. в следственном деле «О деятельности в г. Иркутске шайки аферистов, занимавшихся при содействии городской полиции обманным похищением денег», наглядно демонстрируют деятельное участие чинов Иркутской городской полиции как в выявлении крупной шайки аферистов, так и в последующем оперативном и силовом сопровождении их преступной деятельности с целью получения денежного вознаграждения.

О том, что мошенники «действовали с ведения некоторых как высших, так и низших чинов полиции, которые в большинстве случаев сами принимали участие в делах», впервые сообщили агенты Иркутского охранного отделения.

По мнению сыщиков политической полиции, «деятельность шайки никогда не могла бы принять таких широких размеров, какие она приняла в действительности, если бы мошенники не были так уверенны в своей безнаказанности» [11].

Задержанные в результате розыскных мероприятий Иркутского охранного отделения преступники так же не отрицали своих связей с местной полицией. В одних случаях они утверждали, «что полиция у них куплена». В других, «что чины полиции берут слишком большие взятки, что всю жизнь приходится работать на полицию».

Общим же в показаниях аферистов являлось их «категорическое заявление, что если бы не покровительство и пособничество со стороны полиции, то шайка не могла бы так успешно вести свои дела» [12].

Между тем, оперативные источники иркутской охранки сообщали, что помимо систематических поборов с пойманных преступников, «в некоторых случаях [полицейские] сами являлись поставщиками фальшивых кредитных билетов, давая их подставным лицам, с целью приобрести покупателей на более, или менее крупную сумму» [13].

Изымая поддельные деньги у мошенников, правоохранители не сообщали об этом судебным властям. Задерживаемые на месте преступления аферисты выкупались из полицейских отделений своими соучастниками, а фальшивые банкноты оставались у блюстителей правопорядка и впоследствии сбывались.

В случаях же когда скрыть происшествие не удавалось, изъятые при обыске у преступников деньги «терялись». Именно таким образом в 1907 г. помощнику полицейского пристава Мотивилову удалось приобрести 5050 фальшивых рублей.

29 ноября в квартире ссыльнопоселенца Тутурской волости Шулема Элиашевича Розенрота Мотовиловым был произведен обыск, и как следовало из материалов официального делопроизводства, «в письменном столе оказалось найдено грифованных [отпечатанных – авт.] кредитных билетов двадцати пяти и рублевого достоинства на сумму 5353 рубля». Однако судебному следователю помощник полицейского пристава вручил лишь 303 руб. Оставшиеся фальшивые деньги, по словам Мотовилова, «оказались потеряны по дороге» [14].

Со временем преступная деятельность служащих полиции приобретала все больший размах. При этом изменялись не только ее масштабы. Значительно возрос уровень, на котором она осуществлялась и координировалась. В полицейской среде выработались более эффективные способы получения прибыли, позволявшие не только увеличивать доходы правоохранителей, но и полностью контролировать деятельность мошенников.

Обладая по долгу службы достоверной информацией о перемещениях и местах постоянного пребывания наиболее состоятельных жителей губернии и всецело контролируя преступников, правоохранители организовывали и направляли деятельность мошенников в наиболее выгодном для себя русле.

В новой реальности многочисленные аферы с подделкой денег совершались уже не столько с одобрения полицейских чиновников, сколько под их непосредственным руководством. Организованные группы иркутских мошенников превратились для местной полиции в один из инструментов обогащения.

Со всей очевидностью это подтверждали негласные источники Иркутского губернского жандармского управления. По сведениям жандармов, «участие чинов полиции в аферах носило технический термин «приезда на разгон» и заключалось в том, что в то время, когда аферисты сдавали покупателю пресс с якобы заложенными в него кредитными билетами, внезапно являлись чины полиции и, заявляя, что они давно уже следят за аферистами, известными как изготовители фальшивых денег, производили в квартире обыск, отбирали в качестве поличного [вещественных доказательств – авт.] пресс и инструменты и арестовывали аферистов». Покупатель, испуганный появлением полиции либо спешил скрыться, не возбуждая преследование за похищенные у него деньги, либо освобождался самими полицейскими, «якобы из сострадания, на условии, что он никому не будет рассказывать о случившемся» [15].

В тех же случаях, когда потерпевшие пытались обратиться к судебным властям, полицейские чиновники, пользуясь правом административного принуждения, высылали их в отдаленные местности.

Несколько иная ситуация сложилась в Читинском городском полицейском управлении, где под руководством полицмейстера титулярного советника Николая Ивановича Балкашина и его помощника губернского секретаря Грудинского практиковалась торговля «живым» товаром. Для этого чиновники городской полиции с особым рвением проверяли пассажиров железнодорожных составов и посетителей публичных мест.

Выявляемые при проверках молодые девушки, не имевшие письменных видов (паспортов – авт.), высаживались с поезда и препровождались в полицейскую часть. Туда же доставлялись все женщины, задержанные в пивных лавках, на рынках и в гостиницах.

«Затем, – вспоминал бывший полицейский надзиратель Скаржинский – появлялись содержатели домов терпимости и осматривали женщин и, убедившись в пригодности, покупали их у полицмейстера Балкашина и полицейского надзирателя Семова, причем последние, в случае нежелания женщин поступать в дома терпимости угрожали им высылкой по этапу и тюрьмой» [16].

В ходе проверки, проведенной чиновником особых поручений при Военном губернаторе Забайкальской области Саврасовым, было установлено, что в течение 1903 г. полицейские арестовали 201 женщину. 46 из них за год препровождались в арестантское помещение при городской полиции от 3 до 5 раз. Причем практически все женщины задерживались полицейским надзирателем Семовым. Последний по воспоминаниям очевидцев тех событий, «был с женщинами груб до невероятности и смотрел на всех как на бессловесных животных» [17].

Соответствующими являлись и «цены». Одна живая женщина продавалась содержателям домов терпимости за 50 рублей.

Надлежащую стоимость имели и сами чиновники полиции. Достаточно высокая возможность реализации властных полномочий в целях собственного обогащения привела к появлению рынка полицейских должностей. Так в 1914 г. помощником полицейского пристава Иркутской городской полиции Абловым было установлено, что его подчиненный старший городовой Ретивый получал своеобразную ренту с 59 ночных караульных. В случае отказа платить городовой грозил караульным, «убрать их с места» [18].

Подобные условия выдвигал для своих подчиненных начальник Харбинского сыскного отделения Флор Коваленко, требуя за место околоточного надзирателя с Ивана Шумейко по 200 руб. ежемесячно [19].

Наиболее же скандальным случаем оказалось замещение с ведома полицмейстера Читы Антонова должности полицейского служителя беглым ссыльнопоселенцем Городецким. Показательна и «тяга» беглого ссыльнопоселенца к полицейской службе. Получив предупреждение от полицмейстера Антонова о предстоящем аресте, Городецкий успел скрыться и еще около года служил урядником в Московской губернии [20].

Между тем значимость прибыли, получаемой профессиональными преступниками, вела к тому, что правоохранители пытались либо всецело координировать преступную деятельность, либо полностью вытесняли своих оппонентов из криминального промысла.

Именно в такой последовательности развивались отношения Иркутской полиции и местного преступного сообщества. Попытка установления полного контроля над организацией аферистов была впервые предпринята Иркутским полицмейстером капитаном А.Н Никольскими.

Свидетельствуя об этом, бывший урядник с. Листвиничного Иннокентий Артемьевич Петров вспоминал, что летом 1905 г. к нему обратился подрядчик Иван Василенко с просьбой о содействии в задержании лиц, причастных в торговле фальшивыми золотыми монетами.

Заявив уряднику, «что он станет покупать эти деньги, что бы изловить продавцов», Иван Василенко рассказал о месте и времени встречи с фальшивомонетчиками.

В назначенный день И. Василенко отправился к номерам «Новый Свет», где и должна была произойти сделка.

«Я, желая задержать сбытчиков, – рассказывал впоследствии И. А. Петров, ходил по противоположной стороне 3-й Солдатской и поджидал, когда продавцы фальшивых денег выйдут из гостиницы вместе с Василенко, который должен был указать мне продавца при посредстве носового платка».

Однако, к удивлению урядника, из гостиницы подрядчик вышел уже в сопровождении полицейского надзирателя Мартынова, ответившего на расспросы И. А. Петрова, что ни какой аферы в «Новом Свете» не было.

Не доверяя словам своего коллеги, урядник допросил служащих гостиницы. Из показаний прислуги Иннокентию Артемьевичу удалось узнать, «что в то время, когда Василенко с двумя неизвестными лицами был в одном номере, полицейский надзиратель Мартынов и помощник пристава Шлякевич находились в соседнем … что в то время когда происходила купля-продажа фальшивых денег Шлякевич явился в номер и арестовал продавцов фальшивых денег и взял бывший у них чемодан с деньгами» [21].

Между тем, в 3-й полицейской части, где служил помощник пристава Шлякевич, ни фальшивомонетчиков, ни чемодана с деньгами не оказалось. Не было их и в других полицейских частях Иркутска. Найти же самого Шлякевича, Петров и Василенко смогли лишь поздно ночью.

Поясняя обстоятельства задержания преступников, Шлякевич заявил, «что фальшивомонетчики отправлены им в 1-ю полицейскую часть, чемодан же с отобранными деньгами передан полицмейстеру Никольскому» [22].

Утром следующего дня все участники происшествия были неожиданно вызваны к полицмейстеру. На просьбу Василенко вернуть 5 тыс. руб. капитан Никольский ответил, «что ни какого чемоданчика от Шлякевича он не получал» [23]. Помощнику пристава Шлякевичу было объявлено устное замечание, и он еще долгое время оставался на службе. А полицейскому уряднику И.А. Петрову вскоре предложили … уйти из полицейского ведомства.

Через год оставил свое место и сам полицмейстер А.Н. Никольский. В агентурных сводках охранного отделения имелось достаточно указаний на его руководящую роль в организации наиболее крупных афер. Однако … следователям Иркутской судебной палаты так и не удалось доказать сопричастность капитана А.Н. Никольского ни к преступной деятельности подведомственных ему чинов, ни к аферам иркутских мошенников.

Примечательно и то, что с уходом полицмейстера А.Н. Никольского деятельность иркутской полиции не претерпела каких либо изменений. Скорее наоборот, стремясь получить максимальные прибыли, правоохранители еще более активизировали свое влияние на криминальный мир.

Устойчивая и, как показала практика, самоорганизующаяся система получения незаконных доходов функционировала в структуре иркутской полиции вне зависимости от личных качеств отдельных ее руководителей. С годами происходила естественная смена фигурантов криминальной деятельности, однако принципы на которых она осуществлялась оставались неизменными.

Новый иркутский полицмейстер Николай Андрианович Баранов уже не только руководил «разгонами», но и принимал в них самое непосредственное участие. Сообщая об этом, негласные источники Иркутского охранного отделения свидетельствовали, что во время аферы с купцом Колченоговым, когда сумма сделки достигла 20 тыс. руб., «на разгон явился сам полицмейстер Баранов с казаками» [24].

24 июня 1909 г. против полицмейстера Н.А. Баранова было возбуждено уголовное преследование. Начальника городской полиции обвиняли в том, «что, зная о существовании в Иркутске шайки аферистов, совершавших обманные похищения денег при содействии чинов полиции, [он] не принял лично ни каких мер к изобличению членов шайки и содействовавших им чинов полиции» [25].

Между тем, уже через несколько лет после ухода полицмейстера Н.А. Баранова в Иркутске разразился очередной «полицейский» скандал. Чиновники Иркутского сыскного отделения были изобличены не только в контроле за подпольной торговлей опиумом, но и в личном участии в таковой.

Преступная схема, разработанная полицейскими сыщиками и раскрытая агентами Иркутского губернского жандармского управления, включала в себя «сопровождение» транзитных поставок опиума из Средней Азии в Китай, «оказание помощи» распространителям наркотика на местах и ….подделкой такового на основе незаконно изъятого сырья серы. Очевидцы тех событий утверждали, что подобная схема приносила полицейским чиновникам «громадные барыши» [26].

Уверенные в своей безнаказанности, чиновники Иркутского сыскного отделения даже не потрудились, куда-либо спрятать поддельный опиум и устроили его склад в служебных помещениях, предназначенных для хранения вещественных доказательств.

Проведенные в ночь на 23 апреля 1915 г., обыски и аресты полностью подтвердили агентурную информацию жандармов. Чиновники сыскного отделения попытались получить более высокие доходы, и перешли от возмездного контроля противоправной деятельности к ее непосредственному исполнению.

Неограниченный доступ к криминальному рынку позволил полицейским потеснить профессиональных преступников в сделках по сбыту наркотических веществ. Высокие властные полномочия и широкие оперативные возможности гарантировали им относительную безопасность. Все вместе взятое привело к образованию в структуре Иркутской полиции хорошо отлаженной и исправно функционировавшей преступной организации.

Таким образом, к указанному времени преступность в полицейской среде на территории Восточной Сибири получила достаточно широкое распространение и затрагивала практически весь спектр правоохранительной деятельности ее чиновников. Повсеместность распространения полицейской преступности свидетельствует о системности и постоянстве факторов, влиявших на ее развитие.

Недостаточное социальное обеспечение служащих полиции в отдаленных местностях Империи вело к кадровому кризису. Последний обуславливал правовой нигилизм полицейских, вследствие которого возникали многочисленные случаи превышениями служебных полномочий в отношении подозреваемых. В некоторых эпизодах наблюдались и необоснованные акты физического насилия над местным населением.

В новой реальности существенная часть полицейских чиновников уже не столько предотвращала противоправную деятельность, сколько организовывала и направляла ее, принимая в исполнении преступлений самое непосредственное участи. Решающее влияние на это оказывала значительная концентрация на территории региона профессиональных преступников и их стремление к легализации своей деятельности путем сближения с полицейскими структурами.

Осознание высоких полномочий и желание обрести выгоду вело к изменению приоритетов правоохранительной деятельности, осуществляемой не столько в интересах общества и государства, сколько в целях собственного обогащения.

Наличие служебной иерархии и практика единоначалия сделали возможным организацию преступных групп, состоящих из служащих полиции. Единичные случаи «деловой активности» отдельных чиновников перерастали в систематические «деловые отношения» полицейских структур и криминальных сообществ. Преступные деяния, совершаемые полицейскими чиновниками, стали носить организованный характер. Призванная к охранению спокойствия и благочиния, полиция Восточной Сибири к началу XX столетия превращалась в руках ее руководителей в действенный инструмент получения незаконной прибыли.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См.: Учреждения управления Сибирских губерний и областей // Свод Законов Российской Империи. СПб., 1857. Т. 2. № 74, 78,  С. 109-112, C. 136-139; О преобразовании полиции в Сибири // Полное собрание законов Российской Империи: Собр. 2-е.  СПб., 1863.  Т. 42.  №44681; Устав о ссыльных // СЗРИ.  СПб., 1890. Т. 14. №.471; Учреждение Сибирское // СЗРИ.  СПб.,1892.  Т. 2. №.45, 47, 52, 53, 65, 66, 68, 287, 339.
2. Брокгауз Ф. А., Ефрон И.Е. Иркутская губерния // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т.25. С. 320; Брокгауз Ф. А., Ефрон И.Е. Московская губерния // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 38. С. 950.
3. Марголис А.Д. О численности и размещении ссыльных в Сибири в конце XIX в. // Ссылка и каторга в Сибири XVIII начала XX вв. Сборник статей под ред. А.М. Горюшкина. Новосибирск: Наука, 1975. С. 225; Учреждения управления Сибирских губерний и областей // Свод Законов Российской Империи. СПб., 1857. Т. 2. № 74, 78, 109-112, 136-139; О преобразовании полиции в Сибири // Полное собрание законов Российской Империи: Собр. 2-е. СПб., 1863. Т. 42. №44681; Устав о ссыльных // СЗРИ. СПб.,1890. Т. 14. №.471; Учреждение Сибирское // СЗРИ. СПб.,1892. Т. 2. №.45, 47, 52, 53, 65, 66, 68, 287, 339.; Брокгауз Ф. А., Ефрон И.Е. Иркутская губерния // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 25. С. 320; Брокгауз Ф. А., Ефрон И.Е. Московская губерния // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 38. С. 950.
4. См.: Грамотность в Сибири по переписи 28 января 1897 г. // Сибирские вопросы. 1907. №17. С. 15.
5. См.: Инструкция об употреблении оружия полицейскими и жандармскими командами // Собрании узаконений и распоряжений Правительства Российской Империи. 1908. №86. Cт. 607.
6. Государственный архив Красноярского края (далее – ГАКК). ф. 827. Оп. 1. Д. 1467. Л. 511.
7. Государственный архив Забайкальского края (далее – ГАЗК). ф. 26. Оп. 2. Д. 34. Л. 76.
8. Рубцов С.Н., Сысоев А.А. Уголовный сыск российской полиции на территории Восточной Сибири: монография. – 2-е изд., испр., доп. / С.Н. Рубцов, А.А. Сысоев. Красноярск: Институт естественных и гуманитарных наук Сибирского федерального университета, 2007. С. 117, 118.
9. ГАЗК. Ф. 26. Оп. 2. Д. 34. Л. 2.
10. Рубцов С.Н., Сысоев А.А. Указ. соч. С. 119, 120.
11. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 474. Л. 106.
12. Там же. Л. 107, 187.
13. Там же. Л. 109.
14. Там же. Л. 111.
15. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 176 . Л. 2. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 474. Л. 189.
16. ГАИО. Ф. 242. Оп. 1. Д. 20. Л. 2.
17. Там же, л.4.
18. Караульные // Иркутская жизнь. 1914. №1. С. 2.
19. ГАИО. Ф. 245. Оп. 1. Д. 542. Л. 95.
20. Хроника // Сибирские вопросы. 1909. №5. С. 45.
21. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 176. Л. 255, 256.
22. Там же.
23. Там же.
24. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 176. Л. 19.
25. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 474. Л. 158.
26. ГАИО, Ф. 600. Оп. 1. Д. 884. Л. 6.