«На службе сыска … достаток поправляя»

Незначительность финансовых расходов на розыск уголовных преступников в Восточной Сибири начала XX столетия послужила одной из основных причин падения престижа полицейской службы.

Повседневное напряжение, опасность получить увечье или лишиться жизни при столкновениях с профессиональными преступниками еще более усугубляли проблему и делали сыскную работу занятием мало привлекательным.

Средние размеры жалования сыщиков за полную ежедневных опасностей полицейскую службу не превышали 30–45 руб. в месяц [1].

Такая оплата труда была сопоставима по своему размеру с денежным вознаграждением за спокойную, безопасную и не требовавшую особой квалификации деятельность чернорабочего [2].

Причем, в отличие от представителей гражданских профессий, полицейскому кроме расходов на оплату жилья, покупку одежды и питание необходимо было приобретать еще и оружие с требуемыми для него боеприпасами.

Вместе с тем, в городских центрах Восточной Сибири, сыщикам приходилось отдавать большую часть своего содержания за наем жилья.

В связи с этим губернатор Забайкальской области, обращая внимание начальника края на тяжелое материальное положение полицейских чиновников, сообщал последнему о том, что «квартира в три комнаты с кухней, для начальника сыскного отделения стоит 400–500 руб. в год, квартира в одну комнату с кухней для полицейского надзирателя стоит 200–250 руб.; следовательно на содержание себя самого и семьи остается у начальника отделения около 40 руб. а у полицейского надзирателя — 20. На этот остаток, само собой, при существующей дороговизне на предметы потребления, даже бессемейному просуществовать положительно невозможно.

В таком же положении материальной необеспеченности и городовые сыскного отделения, которые, получая в месяц 30 руб., должны, кроме приобретения, за счет получаемого содержания, как и высшие чины отделения, обмундирования, иметь еще за тот же счет и вооружение» [3].

Неудивительно, что при подобном соотношении заработной платы и повседневных расходов в сыскной полиции возникали кадровые проблемы. Докладывая об этом губернатору, Иркутский полицмейстер отмечал, что «в силу материальной необеспеченности, в которую поставлен весь состав сыскного отделения, не представляется возможным не только пригласить на службу мало-мальски подходящих людей, но на положенное штатом жалование желающих ни каких» [4]. Те же чиновники, которые все-таки служили в сыскной полиции, зачастую переступали закон. Ведь наличие финансовых проблем с одной стороны и внушительные властные полномочия с другой, нередко ставили, даже, людей законопослушных в положение, когда преступления по должности являлись единственной возможностью поправить свое материальное положение.

Поэтому в практике работы сыскных отделений нередки были случаи, когда полицейские чиновники получали доходы преступным путем, используя свое служебное положение.

При этом, от должностных полномочий служащего напрямую зависели масштаб и тяжесть противоправных деяний. Так, рядовой и средний оперативный состав отделений, городовые и полицейские надзиратели использовали для получения «сверхурочных денег» вымогательство и мелкий шантаж.

Примером подобного рода «операций» могут служить обстоятельства уголовного дела, возбужденного в отношении полицейского надзирателя Иркутского сыскного отделения Вениамина Дурбажева.

Из материалов судебного разбирательства следовало, что «в июне 1909 г. полицейский надзиратель Иркутского сыскного отделения Дурбажев совместно с агентом отделения Моравским произвели обыск в мастерской Арона Гинсбурга по 6-ой Солдатской ул., причем отобрали 6 манометров, 3 вентиля и одну вагонную тягу и заявили Гинсбургу, что вещи эти подлежат отобранию, как похищенные, а сам Гинсбург подлежит аресту, как соучастник покушения.

Арестовав Гинсбурга и отправив в сыскное отделение отобранные вещи, Дурбажиев, Моравский и Гинсбург отправились туда же.

По дороге Гинсбург завел с Дурбажиевым разговор нельзя ли освободиться от ареста, на что Дурбажиев ему сказал: „поговорите с моим помощником“. Гинсбург тогда прямо спросил Моравсого: „сколько возьмете за освобождение“, тот ответил — „50 рублей“, не имея такой суммы Гинсбург просил уступить и они сошлись на 30 рублях. Около 4 часов дня Гинсбург отправился к Знаменскому мосту, где его должен был ждать Дурбажиев, для получения денег; пройдя с Дурбажиевым по направлению к Синельниковскому саду, он вручил ему 25 рублей и на 5 рублей расписку; по последней он недели через две уплатил деньги и получил свои вещи обратно» [5].

Используя схожие методы, получали деньги чиновники Читинского сыскного отделения.

Согласно докладной записке начальника отделения А. М. Кранберга: «3 ноября 1916 г. полицейский надзиратель Микрюков, вместе с городовым Ковалем, на Ингодинской ул. в доме Куро-Чате производили обыск, якобы с целью отыскания краденных вещей, похищенных у разных лиц в г. Чите.

По окончанию обыска, вышеназванные лица, доставили в отделение мужское пальто на меху, меховую шапку и плащ (дождевик). Причем, как выяснилось позже, вещи эти были приобретены законным путем. Во время обыска, городовой Коваль нашел у китайского подданного Ту-ла-дэ револьвер системы „Браунинг“, который по дороге передал надзирателю Микрюкову, а последний после переговоров с Ковалем, чтобы скрыть то обстоятельство, что у китайца Ту-ла-дэ обнаружен револьвер, потребовал 100 рублей. Китаец, чтобы избавиться от показаний, согласился и обещал деньги эти принести вечером» [6].

Иными способами получения незаконных доходов пользовались некоторые начальники сыскных отделений. Эти чиновники, занимавшие более высокое служебное положение, имели и большие властные полномочия. Подчас от их распоряжений зависела участь людей, имеющих значительные капиталы и большое влияние в обществе. Закрывая глаза на незаконную деятельность некоторых из них, полицейские получали иногда немалые деньги. Показательным в этом отношении является уголовное дело, возбужденное в отношении начальника Иркутского сыскного отделения Н. А. Романова.

В 1915 г. судебный следователь 1 участка Иркутского окружного суда сообщал прокурору судебной палаты, что приступает к «производству следствия о бывшем начальнике Иркутского сыскного отделения Николае Александровиче Романове, против коего Иркутским губернатором было возбуждено уголовное преследование в бездействии власти, выразившееся в оставлении без движения и расследования поступавших к нему заявлений о преступления разного рода» [7].

Причем в последствии прокурор Иркутского окружного суда, докладывая обстоятельств дела своему начальству, особо отмечал, что «на Романова может упадать обвинение в умышленном оставлении в одном случае за вознаграждение, без движения переписок разного рода» [8].

Обвинения эти не были беспочвенны. При производстве 8 мая 1915 г. ревизии делопроизводства Иркутского сыскного отделения советник губернского управления Спасский выявил следующие факты:

«На обороте 201 листа настольного реестра общих входящих бумаг на 1915 г. под 3 апреля за №842 значится записанным отношение мирового судьи 6-го участка Читинского окружного суда о сообщении, „проживает ли в г. Иркутске еврей Иосиф Раскин и о снятии с него фотографической карточки“.

В графе „производство по бумагам“ отмечено „4/5 мировому судье 6-го участка Читинского окружного суда сообщение, что Раскин из Иркутска временно выехал“. В последней графе реестра переписка отмечена окончательно исполненной и никого дальнейшего производства по ней не было» [9].

Пристальный интерес правоохранительных органов к персоне Раскина не был случайным. Из сообщения управляющего Борзинским таможенным постом за №379 от 14 марта 1915 г. следовало, «что еврей Раскин обвиняется в водворении контрабандного опия» в пределы Российской Империи. Причем постоянным его местом пребывания был Иркутск, где он проживал «в доме Шафигулина по Большой улице» [10].

Однако в ответ на законные требования мирового судьи «выяснить действительно ли проживает по указанному адресу Раскин и, в утвердительном случае, снять с него фотографическую карточку, которую и выслать в ближайшее время, как необходимую для приобщения к следственному делу» начальник сыскного отделения Романов извещал судебного чиновника: «На настоящее имею честь сообщить, что проживающий в г. Иркутске мещанин Иосиф Моисеевич Раскин выехал временно из города, почему требуемой карточки снять с него не представляется возможным, но к обнаружению таковой мною приняты меры и по получению ее будет выслана вам» [11].

Опрошенный в связи с этим случаем, полицейский надзиратель Пономарев пояснил, «что записи по этому поводу сделаны им. Отношение мирового судьи было ему передано 3 апреля полицейским надзирателем Леонтьевым.

Леонтьев вызвал Раскина по телефону в отделение к 10 часам утра следующего дня. Раскин действительно явился в сыскное отделение; он, Пономарев, находился в фотографической комнате и видел, как Раскин проходит в кабинет начальника. Раскина Пономареву приходилось видеть в отделении несколько раз и ошибиться он не мог. Фотография с Раскина снята не была. Спустя неделю, или немного более после вызова Раскина в отделение Леонтьев передал ему для записи в реестр переписку по этому делу и отсылке ее по назначению. Лично Пономарев был возмущен тем, что мировому судье было сообщено о выезде Раскина» [12].

В результате проведенной ревизии советник губернского правления обнаружил существенные нарушения должностных обязанностей, как начальником отделения, так и несколькими его служащими. При этом выводы Спасского полностью подтверждали агентурные сообщения, полученные Иркутским жандармским управлением.

На основании оперативных данных жандармы изобличили в апреле 1915 г. крупную преступную группировку, действовавшую на территории Иркутской губернии.

Лица, входившие в нее, занимались распространением среди населения края фальшивых денежных купюр, наркотиков, мошенничеством и подлогом. Причем, 22 апреля, по обвинению в причастности к этой группе, были задержаны и чиновники Иркутского сыскного отделения.

24 апреля 1915 г. Иркутский губернатор Юганов телеграфировал генерал-губернатору Восточной Сибири:

«Начальник Иркутского жандармского управления 22 апреля вечером сообщил о преступных действиях чинов сыскного отделения, выразившихся, между прочим, в том, что эти чины имеют непосредственное сношение и содействуют образовавшейся в 1914 г. группе лиц, занимающихся продажей опиума и в том, что чины сыскного отделения участвуют в шайке аферистов оперирующих фальшивыми кредитными билетами.

Жандармскими чинами равно штатом городской полиции произведены обыски, в результате которых сведения полковника Белавина подтвердились. Начальник, два полицейских надзирателя, агент сыскного отделения арестованы. Кроме того, арестовано 13 частных лиц. Дело передано прокурору» [13].

Докладывая Иркутскому губернатору обстоятельства этого дела, начальника Иркутского губернского жандармского управления Белавин пояснял, что:

«Проживающие в г. Иркутске в доме №7 по Русиновской ул., братья Исай и Леонтий Корф занимаются получением и сбытом опиума в Китай, причем Леонтий Корф имеет непосредственное сношение с начальником Иркутского сыскного отделения Романовым и его помощником Леонтьевым, каковые чины и сами являются соучастниками названных Корфов, что Корфы имеют настолько тесную связь с Иркутским сыскным отделением, что без опасения каких либо репрессий со стороны властей торгуют также иногда спиртом и вином собственной фабрикации, ибо чины названного отделения, при малейшей опасности названных репрессий, предупреждают о них Корфов.

По тем же сведениям начальник Иркутского сыскного отделения Романов злоупотребляет своею властью, устраивая на жительство в г. Иркутске лиц, не имеющих на то прав» [14].

Разбираясь в хитросплетениях преступной деятельности иркутских предпринимателей, жандармы реконструировали всю цепочку транзитной торговли опиумом.

В частности, из сообщений жандармской агентуры следовало, что «весь опиум в Иркутск и Читу идет из центральных складов в г. Самарканде от торгового дома „Хаши Вадман и сыновья“ и „Братьев Дадашевых“ и в г. Москве от Бориса Исакьевича Вадмана.

Пересылается опиум ими по железной дороге багажом, или почтовыми посылками с надписями „очищенные фисташки“ или „Бухарские товары“.

Из г. Верхнеудинска еврей Окунев приезжает в Иркутск, где и закупает партии опиума.

На ст. Манчжурия и г. Харбине опиум провозят контрабандным путем проводники вагонов Забайкальской железной дороги. Проводники эти следующие: Стож, Романенко, братья Столбовы, Михаилов, Швалев и Крысик» [15].

Все эти проводники покупали опиум в Иркутске и, используя потайные места в своих вагонах провозили «товар» на ст. Манчжурия, где перепродавали наркотик предпринимателям Мадорскому, Вайнтраубу и Файгельбауму, осуществлявшим дальнейший его транзит в Китай.

Из тех же источников жандармам стали известны и места хранения крупных партий опиума в Иркутске: «в конторе Российского транспортного общества, в дальнем от ворот амбаре, в кладовой №2 хранятся всегда как закрытые, так и открытые ящики с опиумом (плитка опиума бывает двух размеров — весом 7/8 фунта и 1 1/8 фунта и обязательно завернута в красную бумагу и перевязана красной ниткой).

В Амурской аптеке Писаревского, в комнате, где приготовляются лекарства (возможно, что и в квартире управляющего Галлиса при аптек) хранится 126 плиток опиума» [16].

Примечательно, что начальник Иркутского сыскного отделения Романов был прекрасно осведомлен о том, кто, где и как получает «товар», в каких местах он хранится и через кого осуществляется его дальнейшее распространение.

Как сообщали агенты за свое «молчание» Романов «получал от Раскина, Зыськовича, Гухмана и Гутмахера взятки (от Бахрая до его ареста Романов получал около 1000 руб. в месяц, Раскин и Гухман платят Романову по 200 руб. в месяц, причем первый из них открыто говорит — я никого и ничего не боюсь, так как у меня вся сыскная полиция на содержании)» [17].

Высказывания Раскина имели реальную основу, из докладов начальника Иркутского губернского управления высшим чиновникам губернии стало известно, что «агенты сыскного отделения Леонтьев, Франчук и Максимов так же посвящены хорошо в это дело, получают взятки и прикрывают преступления Романова и его сотоварищей по продаже опиума» [18].

В качестве примеров преступной деятельности личного состава сыскного отделения приводились следующие случаи:

«У Фридберга, который не платит Романову, недавно агентами сыскного отделения Леонтьевым, Франчуком и Максимовым отобрано около полутора пудов опиума без протокола. Фридберг к ответственности не привлечен, куда делся опиум неизвестно.

У приехавшего из Верхнеудинска Окунева агент Романова по имени „Казик“ отобрал на 1200 руб. опиума и когда Окунев заявил об этом Романову, последний пригрозил ему тюрьмой. Окунев не привлечен к ответственности и куда делся опиум неизвестно.

Весь приобретенный таким образом опиум Романов с агентами и продавцами его перепродают другим лицам, снова отбирают его у них, вновь перепродают и таким образом одно и тоже количество опиума, попавшее в несколько рук, приносит им громадные барыши» [19].

Тем не менее, получаемой прибыли преступникам оказывалось недостаточно. Как следовало из дальнейших донесений иркутской жандармерии: «С ведома и разрешения Романова его агенты Франчук, Леонтьев и Максимов, а так же служащий Нагорной аптеки Гухман-Измаилов и Леонтий Корф занимаются подделкой опиума, конфискованного у торговцев, не платящих Романову.

Измаилов смешивал серу с чистым опиумом для запаха и этот сурогат продается доверчивым людям и иногда фигурирует на суде в качестве вещественного доказательства вместо отобранного чистого опиума, агентом, по перепродаже которого является Корф» [20].

Уверенные в своей безнаказанности, чиновники сыскного отделения даже не потрудились, куда либо спрятать поддельный опиум и устроили его склад прямо в помещениях, предназначенных для хранения вещественных доказательств.

Проведенные в ночь на 23 апреля, обыски и аресты полностью подтверждали агентурную информация. Причем полицейские и жандармы обнаружили кроме известного количества опиума две довольно интересные книги, озаглавленные, как «книга заказов на фальшивые деньги».

Первый экземпляр был найден в шкафу Романова, а второй у Коткина. У Романова же в кабинете оказались странные расписки нескольких лиц следующего содержания: «Я нижеподписавшийся даю настоящую расписку в том, что состою в организации по сбыту денег разного достоинства народной фабрикации. Эту тайну обязуюсь хранить, в чем и подписываюсь» [21].

В ходе дальнейшего дознания по поводу этих книг и расписок было установлено, что агенты сыскного отделения сотрудничали не только с лицами, причастными к торговле опиумом.

Жандармские источники указывали, что «с 1914 г. в Иркутске существует шайка в которую входят Григорий Коткин, Александр Сейферт и Абрам Свистунов, члены каковой шайки путем так называемых „афер“ с фальшивыми кредитками, с ведома начальника Иркутского сыскного отделения и его подопечных, обирают подающихся на их уловки людей» [22].

Схема деятельности мошенников была проста. При помощи иглы настоящий кредитный билет разделялся на две половины и затем вновь склеивался, но изображения государственного герба на лицевой и обратной стороне при этом уже не совпадали.

«Испортив» таким образом, несколько купюр один из членов шайки наносил визит к намеченной заранее жертве и, выдавая себя за агента по сбыту фальшивых денег, предлагал сотрудничество. В качестве образцов продукции при этом представлялись подготовленные купюры. Агент сетовал на досадный брак, ведь государственный герб на разных сторонах купюры не совпадал, и уверяя, что следующая партия фальшивок будет идеальной по качеству соглашался взять за партию этих кредиток не по 50 коп. за рубль, а всего лишь по 35. Клиент, удивленный высоким качеством и низкой ценой предлагаемой продукции, соглашался на сделку.

Посвящая покупателя в тонкости конспирации, мошейник ставил перед тем ряд условий, сопряженных с передачей денег и партии «товара».

В соответствии с оговоренными правилами деньги за партию фальшивок получал и пересчитывал сам продавец, но из опасения быть арестованным собственноручно он ни деньги, ни товар не переносил. Эти обязанности вменялись «кассиру», который приходил на следующий день. А пересчитанные деньги, до прихода последнего опечатывались в конверте продавца и хранились у покупателя.

Прождав несколько дней после заключения сделки, и все больше волнуясь, клиент вскрывал конверт со своими деньгами и убеждался, что они на месте.

Через определенное время появлялся долгожданный «кассир» с полным саквояжем «фальшивых» купюр.

Покупатель оценивал качество изготовления «денег народной фабрикации» и, убеждаясь в том, что они ничем не отличались от государственных, выражал желание поскорее заключить сделку. Но «кассир», обнаружив, что конверт с оплатой за «товар» вскрыт отказывался его забирать, упаковывал в саквояж «фальшивые» кредитки и уходил. Незадачливый покупатель, видя, что выгодная сделка может сорваться, был готов на все и просил дать ему еще одну возможность.

Перед заключением следующей сделки мошейники подготавливали уже два конверта. В первый вкладывалась бумага, чтобы по объему он походил на тот, в который будут вложены деньги, после чего конверт опечатывался и его вкладывали в книгу «заказов на фальшивые деньги».

Принимаемые от покупателя деньги, как и в предыдущую встречу опечатывались в конверте, при этом продавец принимался записывать в свою книгу заказ на следующую партию «товара» Ловко перевернув книгу, мошейник заменял конверт и вручал на хранение уже другой, в котором находилась бумага. Возмущаясь недоверием к своей «организации» преступник, для продолжения сотрудничества предлагал клиенту дать расписку о неразглашении условий и обстоятельств дела.

По прошествии некоторого времени отчаявшийся покупатель опять вскрывал конверт, но в место известной суммы находил лишь аккуратно вырезанные листы бумаги.

Осознав, что попал в сети мошейников человек шел к начальнику сыскного отделения и заявлял о преступных действиях «фальшивомонетчиков». В ответ Романов предъявлял потерпевшему расписку, из которой следовало, что последний сам состоит в «организации по сбыту денег разного достоинства народной фабрикации».

Причем, как становилось известно из агентурных источников, успех проведения этих «афер» во многом обеспечивался тем, что «Коткин предварительно каждой операции совещается с Романовым и Франчуком о намеченной жертве, причем текст означенных расписок составлялся Романовым и они служили гарантией членам шайки от жалоб потерпевших» [23].

Только в результате одного из нескольких известных полиции и жандармерии эпизодов «агенты сыскного отделения Франчук, Максимов, Леонтьев и крестьянин Коткин, при содействии начальника сыскного отделения Романова посредством „аферы“ получили у местной богатой вдовы Гляттер 1400 рублей» [24].

Примечательно, что сращивание органов уголовного сыска Иркутской полиции с преступной средой происходило не сразу.

Первый тревожный сигнал о неблагополучном положении в возглавляемом Н. А. Романовым сыскном отделении прозвучал еще в 1913 г.

28 октября нижние чины 27 Сибирского стрелкового полка Ильяс Сохабудинов, Локшан Зарипов и Ахмат Хайритинов, сопровождали в роту своего пьяного товарища Зигамурова и имели неосторожность остановиться около сыскного отделения.

Дальнейшие события, описанные в материалах уголовного дела, разворачивались следующим образом:

«На шум из сыскного отделения вышли несколько человек, одетых в штатское платье и чиновник в форме, которые забрали их в отделение, причем один из одетых в штатское ударил по лицу рукой Зарипова, а чиновник в форме, когда они были уже в сыскном отделении, три раза ударил по голове Сохабудинова.

При предъявлении этим нижним чинам на дознании чинов сыскного отделения, они признали в начальнике отделения Романове и городовом Широглазове тех лиц, которые нанесли побои Сохабудинову и Зарипову» [25].

По версии же Романова, когда «четыре солдата татарина, из коих один был сильно пьян, шли мимо сыскного отделения, около отделения на них напала целая толпа каких то штатских и начала их избивать; услыхавши шум, я выбежал на улицу, причем все эти солдаты были взяты мною в сыскное отделение, так как им угрожала опасность со стороны означенных штатских, по вытрезвлении они ушли в свою часть» [26].

К счастью для сыщиков, при производстве предварительного следствия, избитые ими нижние чины «были уволены в запас и разыскать их не удалось». Поэтому, рассмотрев материалы дела, товарищ (заместитель — авт.) прокурора Иркутского судебной палаты постановил, «что для обвинения Романова и Широглазова в преступлении нет достаточных данных и потому полагал уголовное преследование в отношении последних прекратить с отменой принятой против них меры пресечения — подписки о неотлучке» [27].

Между тем, с течением времени влияние таких факторов, как незначительное финансирование и наличие властных полномочий приводило к увеличению преступности не только среди чиновников Иркутского сыскного отделения, но и среди сыщиков других городов Восточной Сибири.

Как следовало из обвинительного акта прокурора Иркутской судебной палаты: «3 сентября 1915 г. проживающий в г. Чите китайский поданный Чжан-ю обратился к Военному Губернатору Забайкальской области с прошением о возвращении ему 31 рубля 5 коп., отобранных у него при обыске, чинами Читинского сыскного отделения» [28].

Произведенное по этому поводу расследование выявило, «что упомянутые деньги были отобраны у просителя начальником Читинского сыскного отделения Федором Сосипатровичем Ялиным, который, осведомившись об азартной игре китайцев в китайской столовой, содержимой китайцем Лю-дэ-тунь, в доме Рожициной по Петровской улице, явился в ночь на 18 августа 1915 г. в этот дом с нарядом городовых, задержал всех находившихся в столовой китайцев, отобрал бывшие при них деньги, а затем задержанных китайцев частью отпустил, частью арестовал и составил протокол об отобрании у 6 китайцев 53 руб. 40 коп., протокол этот вместе с упомянутыми деньгами препроводил Мировому Судье 4 уч. г. Читы, причем ни в протоколе, ни в дознании ничего не упомянул о том, что кроме перечисленных в протоколе 6 китайцев, им были отобраны деньги так же у четырех других китайцев» [29].

В результате только одного такого «обыска», личное состояние начальника сыскного отделения увеличилось на 300 рублей. Эта сумма была равна его должностному жалованию за четыре месяца.

Предшественник Ф. С. Ялина — Альфред Мартинович Кранберг улучшал свое благосостояние более хитроумными способами. Об этом можно судить по докладной записке, направленной военному губернатору Забайкальской области. В частности в ней говорилось о том, что:

«В г. Чите, на Новых местах в доме Федоровой проживал около 3-ех месяцев ссыльнопоселенец Ефим Иванович Гусаков. Гусаков имел в г. Чите в банке, или сберегательной кассе деньги приблизительно 220–240 руб. и хранил у себя сберегательную книжку. Не задолго до своей смерти последовавшей перед Рождеством 1912 г. он получил из волости паспорт.

Гусаков говорил не задолго перед смертью, что адвокат писал ему, что к Пасхе вышлет ему 100 руб. и что еще останется у адвоката денег 1900 руб.

В то время рядом с домом Федоровой жил китаец-переводчик Василий Козлов (Ка-у-ден-фа) с сожительницей Анной Истоминой. Когда умер Гусаков, Федорова как неграмотная позвала Истомину, как женщину грамотную, посмотреть бумаги Гусакова, чтобы получить от доктора бумаги на погребение. Истомина под предлогом, что у нее дома плачет ребенок, взяла и унесла все бумаги к себе и оставила их у сожителя Козлова, сказав Федоровой, что бумаги эти никуда не годны, и их нужно выбросить.

Все бумаги и банковскую книжку Козлов унес к Кранбергу в сыскное отделение «на совет». Кранберг в свою очередь приезжал к Козлову и перед великим постом, у нотариуса на Амурской улице, на имя Козлова от имени как будто бы уезжающего лечиться Гусакова, на получение из банка денег сберегательной по книжке.

Летом 1913 г. из Иркутска приезжал адвокат Гусакова, был у Кранберга. Была составлена доверенность на получение 1900 руб., находящихся у адвоката. Деньги эти, в последствии, были разделены между адвокатом, Козловым и Кранбергом» [30].

Этот случай мошенничества не являлся единственным в карьере А. М. Кранберга. Дознание, проведенное полицмейстером г. Читы выявило и многочисленные факты продажи начальником сыскного отделения, через переводчика Козлова, «револьверов, отобранных у разных лиц». Причем последний был задержан при производстве одной из таких сделок, но по «ходатайству» Кранберга освобожден [31].

Таким образом, скудное материальное обеспечение служащих полиции, наличие у сыщиков значительного объема властных полномочий и потребность криминальных структур в определенного рода «полицейских услугах» приводили к возникновению большого числа должностных преступлений. Постепенное удорожание продуктов питания и бытовых услуг при неизменно низкой заработной плате вынуждало чиновников переступать закон. И хотя со стороны лиц прокурорского надзора и жандармерии осуществлялись определенные мероприятия, направленные на борьбу с полицейской преступностью, они не приносили желаемого результата. Ведь условия, порождавшие это явления, оставались неизменными.

В различных районах Восточной Сибири формы криминальной активности полицейских отличались по степени общественной опасности и масштабам, но обращает на себя внимание повсеместность распространения должностной преступности, которая в силу вышеприведенных причин была характерна практически для всей полицейской системе края.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Государственный архив Иркутской области (далее — ГАИО). Ф.91. П.1. Д.2846. Л.48.
2. Ведомость о средне справочных ценах на рабочие силы и строительные материалы по Иркутску за июнь месяц 1912 г. // Известия Иркутской городской думы. 1912. №9–10. С. 1128.
3. ГАИО. Ф.25. Оп.3. Д.1737. Л.161.
4. ГАИО. Ф.91. Оп.1. Д.2846. Л.97.
5. ГАИО. Ф.32. Оп.2. Д.2181. Л.2.
6. Государственный архив Читинской области (далее — ГАЧО). Ф.26. Оп.2. Д.36. Л.15.
7. ГАИО. Ф.245. Оп.1. Д.1116. Л.1.
8. Там же.
9. ГАИО. Ф.242. Оп.1. Д.93. Л.2.
10. Там же.
11. Там же. Л.3.
12. Там же;
13. ГАИО. Ф.25. Оп.3. Д.3393. Л.1.
14. ГАИО. Ф.600. Оп.1. Д.884. Л.6.
15. Там же.
16. Там же.
17. Там же. Л.7.
18. Там же. Л.8.
19. Там же. Л.9.
20. Там же. Л.14.
21. Там же. Л.2.
22. Там же. Л.15.
23. Там же. Л.16.
24. Там же. Л.17.
25. ГАИО. Ф.245. Оп.1. Д.1117. Л.10.
26. Там же. Л.26.
27. Там же. Л.10.
28. ГАИО. Ф.245. Оп.1. Д.1190. Л.8.
29. Там же. Л.9.
30. ГАЧО. Ф.50. Оп.1. Д.427. Л.4.
31. Там же. Л.6.