Сибирский управленческий аппарат в период воеводского правления

Печатный аналог: Софронов В.Ю. Воеводское управление в Сибири: от возникновения до упразднения: Учебно-методическое пособие. Тобольск: ТГСПА им. Д.И. Менделеева, 2014. В рамках данной статьи использована глава II указанной публикации.

Тобольский разряд

После окончательного присоединения Сибири к Московскому государству административно-управленческие функции по руководству новой территориальной единицей сложились далеко не сразу. Первоначально эти обязанности были возложены на Посольский приказ, а с 1599 г. — на Приказ Казанского дворца, поскольку именно через него велось управление восточной окраиной страны. Но в дальнейшем система управления вновь приобретенными землями претерпела ряд существенных изменений, что говорит о пристальном внимании властей к налаживанию и выстраиванию более рациональной системы взаимоотношений с данным регионом[1].

В период правления Бориса Годунова (1598/99) вся территория Сибири была поделена на уезды, а с целью более оперативного управления ими была создана дополнительная административная структура — Тобольский разряд. Благодаря этому тобольский воевода стал главным сибирским администратором, которому подчинялись воеводы других сибирских острогов. Он осуществлял общее руководство обороной и снабжением Сибири[2]. Впрочем, окончательное оформление Тобольского разряда С. В. Бахрушин отнес к периоду после Смуты.

В подчинение Тобольска вошли все крупные города: Верхотурье, Тюмень, Туринск, Тара, Пелым, Березов, Мангазея, Сургут, Нарым, Томск, остроги — Кетский, Енисейский и Кузнецкий. Такое положение сохранялось до 1629 г., когда возник особый Томский разряд, к которому отошли названные остроги и два последних города. Но даже после разделения, по словам все того же С.В. Бахрушина «Тобольск оставался первым городом в Сибири и главенствовал над Томском». Тобольские воеводы выполняли, по сути, обязанности «командующего округом», а их влияние распространялось даже до Якутска и «даурской окраины»[3]. Следовательно, и после образования других разрядов роль Тобольска как главного сибирского центра сохранилась, и тобольский воевода являлся как бы старшим над другими разрядными воеводами. Кроме того, на нем лежала забота о военной безопасности подведомственной ему территории.

Служебные функции тобольских воевод, по мнению того же С. В. Бахрушина, можно разделить на две категории. К первой он относил «общую организацию уездов», ко второй — «контроль за деятельностью подведомственных воевод». А основной задачей их деятельности он считал «общее руководство устройством и эксплуатацией колонизируемой окраины»[4]. Если рассматривать основные задачи тобольских воевод, то среди них можно выделить следующие приоритетные направления их деятельности: задачи, связанные с обороной региона, «меры к распространению власти московского государя на новые территории» и снабжение гарнизонов всем необходимым. Потому московское правительство придавало большое значение этой стороне деятельности тобольских воевод[5].

Следует особо отметить, через руки тобольских воевод проходили все денежные суммы и товары, присылаемые на жалование служилым людям. В их же круг забот входило обеспечение всех сибирских служилых людей «хлебным довольствием». Это обязывало их постоянно содержать в Тобольске значительные хлебные запасы, предназначенные для распределения хлеба между городами, где таковых не было. В то же время оторванность Сибири от главных хлебородных районов страны ставила перед ними задачу «увеличения запашки». Этим объясняется повышенный интерес тобольских воевод к освоению новых земель и развитию земледелия на уже колонизуемых территориях. Речь идет, прежде всего, о расширении десятинной пашни.

Сибирское управление во время Смуты

Однако первенство Тобольска среди других сибирских городов признавалось не во все годы его существования. Так во время русской Смуты управление Сибирью претерпело некоторые изменения. Они заключались в том, что члены многочисленного семейства Годуновых, направленные при Лжедмитрии I на воеводство в Тюмень, Пелым, Туринск и Верхотурье, не захотели подчиняться Тобольскому воеводе стольнику Р.Ф. Троекурову. В результате им было разрешено отправлять грамоты непосредственно в Москву, минуя Тобольск[6]. Следует отметить и тот факт, что после смерти Б. Годунова поменялись и начальствующие лица, управляющие при нем Тобольским разрядом. Так, возглавлявших его ранее С. Ф. Сабурова (родственника Бориса Годунова), Ф. И. Шереметева и князя А. В. Голицына сменили менее знатные лица: Р. Ф. Троекуров, И. М. Катырев-Ростовский и И.П. Буйносов-Ростовский[7]. В дальнейшем И. М. Катырев-Ростовский был смещен с этой должности за проявление «шатости» во время военных действий против тушинцев и направлен на службу в Сибирь[8].

В годы Смуты увеличились и сроки пребывания на воеводских постах в Сибири. Вместо обычных двух лет И.М. Катырев и П.И. Буйносов исполняли обязанности воевод Тобольска четыре года[9]. А М. М. Годунов безвыездно пробыл в Тюмени около десяти лет[10]. С. С. Годунов управлял Верхотурьем с 1605 г. и до смерти в 1614 г.

Показателен и такой факт, что в период Смуты назначались на должности сибирских воевод преимущественно военные люди, — «бояре из полков», стоявшие во главе земских ополчений: князь Д. Т. Трубецкой, И. М. Заруцкий, князь Д. М. Пожарский[11]. И лишь после избрания на царство Михаила Федоровича Романова на службу в Сибирь в качестве представителей местной администрации, как то: воеводы, письменные головы, дьяки и пр. стали, как и ранее, направляться должностные лица непосредственно с санкции правящей династии. Таким образом, по мнению сибирского исследователя Я. Г. Солодкина, в период Смуты произошел ряд изменений функций сибирского управленческого аппарата, что, в свою очередь, так или иначе повлияло на сибирское общество в целом[12].

Сибирский приказ

Через несколько десятилетий после создания Тобольского разряда, в связи со значительным расширением присоединяемых территорий и строительством новых городов, специальным указом от 19 февраля 1637 г. был образован Сибирский приказ, который существовал с 1637 по 1708 и с 1730 по 1763 гг. Первым, кто возглавил его, был князь Б. М. Лыков (1637-1643), именовавшийся как «судья» или начальник приказа.

В XVII в. Сибирский приказ возглавляли: князь Н.И. Одоевский (1643-1646), князь А.Н.Трубецкой (1646-1662), боярин Р. М. Стрешнев (1663-1680), князь И.Б. Репнин (1680−1697), думный дьяк А. А. Виниус (1697-1703). То были, как правило, представители знатных боярских родов, приближенных к царю[13].

Сибирский приказ обладал всей полнотой власти в отношении сибирских земель. В сферу его полномочий входило решение вопросов по административному управлению Сибирью (назначение и смещение воевод, контроль за ними, судебные функции и т. п.), снабжению Сибири, ее обороне, налогообложению, контролю сибирских таможен, приему, хранению и торговле пушниной, поддержанию дипломатических отношений с Китаем, Джунгарией и казахскими ордами. В свою очередь, Сибирский приказ находился в непосредственном подчинении у Боярской думы и царя. Руководство приказа ведало не только назначением воевод, но и таможенных голов[14].

Делопроизводство в приказе вели дьяки, заведовавшие «столами» (отделами), и подьячие, выполнявшие сугубо канцелярскую работу. Деление по «столам» имело территориальный принцип, который, впрочем, не всегда соблюдался. Так, первоначально внутри Сибирского приказа функционировали Томский, Ленский и Мангазейский столы. Имелось и такое учреждение, как «Соболиная казна», через которую проходил поступавший в качестве ясака весь сбор «мягкой рухляди». К особенностям управления азиатской частью страны можно отнести, прежде всего, оставшуюся в том или ином виде систему местного аборигенного управления, осуществляемого родоплеменной знатью, чего не было в европейской части России[15].

Воеводская система управления в Сибири

В основу управления Сибирью была положена воеводская система[16]. Важнейшей ее частью стал приказный аппарат[17]. Для управления разрядными и уездными городами из Москвы назначались воеводы, причем, как правило, парами. Один из них считался «старшим», а другой именовался воеводским «товарищем». «По мере продвижения на восток создавались управленческие инфраструктуры (остроги, уезды, разряды)», которыми управляли воеводы, назначаемые Москвой[18].

Поскольку уже в конце XVI в. московское правительство определило Тобольску роль главного административного центра Сибири, то его воеводой назначался, как правило, наиболее родовитый и уважаемый представитель из правящей московской номенклатуры. То были лица весьма знатного происхождения, набираемые из высших придворных чинов — окольничие, стольники и бояре. Многие из них находились в родстве с членами царской семьи: Сабуровы, Салтыковы, Шереметьевы, Голицыны, Черкасские[19]. На протяжении XVII в. в должности сибирских воевод перебывало чуть более 500 человек, из которых 109 обладали княжеским достоинством; к дворцовой знати принадлежал 141 чел., а в основном то были стольники (119 чел.), обладателей дворянского звания было лишь 19, а окольничих — всего лишь трое

С. В. Бахрушин так охарактеризовал значимость тобольских воевод за счет их высокого родства и положения, которые они приобретали:

«в Сибири особый ореол власти», а потому «в глазах сибиряков тобольский воевода нередко заслонял собою фигуру далекого царя»[20].

Административный аппарат

Если в Тобольск направлялись два воеводы, два дьяка и два письменных головы, то в уездные города в помощь воеводе назначался лишь один дьяк или подьячий с «приписью», то есть с правом личной подписи на официальных документах[21]. Но был и ряд исключений из этого правила. Так, в Тару первоначально благодаря исключительному значению города по охране южных границ в первые годы существования города назначались воеводы нередко с княжеским титулом, но без боярского чина. А после утраты городом к концу XVII в. его значимости на Тарском воеводстве находились чаще всего уже представители нетитулованных дворянских фамилий. В дальнейшем должность воеводы могли занимать и сибирские дворяне, и дети боярские[22].

Приезд воеводы (картина С.В. Иванова)

До 1621 г. твердые правила о сроках пребывания сибирских воевод в должности не были определены, и срок их правления колебался от года до шести лет («Смутное время» можно отнести к исключению из этих правил). Но уже в 1621–1635 гг. воевод в Сибирь присылали на два года, затем — на 4, хотя многое здесь зависело от различных обстоятельств. Лишь указом 1695 г. был определен 4—6-летний срок их срок пребывания на посту.

Как указывалось, на местах административный аппарат в период воеводского правления состоял из дьяков и подьячих, являвшихся главными помощниками и советниками сибирских воевод[23]. Первыми из них были Т. А. Витовтов — дьяк и С. В. Головин — подьячий[24]. При воеводах действовала съезжая, или приказная изба, штат которой составляли несколько дьяков и подьячих, переводчик (толмач), сторож и палач. В XVII в. съезжая (приказная) изба служила центральным органом воеводского управления. Под руководством воевод и дьяков здесь было сосредоточено делопроизводство, велось следствие, а также суд и расправа. (Указом от 15 мая 1687 г. она была переименована в Приказную палату)[25].

О значимости приказных служителей говорят факты их частых ссор с местными воеводами. Не останавливаясь на причинах, сообщим лишь, что главный Тобольский воевода Ф. И. Шереметев вынужден был пожаловаться в Москву на дьяка Т.В. Кудрина, который отказывался исполнять его указания и даже, по его словам, якобы «разодрал» царский наказ. Кудрин же писал по этому поводу, что воевода «бил не про государево дело», а из личных побуждений[26].

Делопроизводство

В Приказной избе хранились государевы грамоты и печать; приходные и расходные книги; росписи разных податей и сборов, а так же сами сборы (государева казна). В крупных городах приказные избы делились на столы, находящиеся в ведении подьячих. Число подьячих в съезжих избах также зависело от значимости города и было различно. Кроме того в штат «приказных» в разные периоды входили: приставы, надельщики, рассыльщики и сторожа, которые приводили в исполнение приказания воеводы. При смене воевод сдавались все дела и казенное имущество по описям и книгам (сдаточным описям, или «росписным спискам»). Один экземпляр описи посылался в тот приказ, в ведении которого находился город с уездом[27].

Кроме прямых обязанностей по управлению и обеспечению вверенных им территорий, воеводы должны были пресекать запрещенные игры и «соблазнительные зрелища»; всячески заботиться о нравственности как служилого, так и гражданского населения. Широкими были и финансовые полномочия воеводы. В качестве отчета составлялись так называемые «писцовые книги», где указывалось количество пахотной земли и собираемый урожай. На их плечах лежала ответственность по учету населения в Сибири и обложение его налогами. Так, после окончания Смуты во все населенные пункты были направлены «дозорщики» для определения платежеспособности населения. Ими были составлены «дозорные книги», необходимые для учета налогообложения. При этом воеводы обязаны были оказывать дозорщикам всяческое содействие[28]. Для сбора государственных налогов привлекались выборные от «мира» лица: старосты, головы и целовальники. Но контроль за их деятельностью опять же вели воеводы[29].

Функции сибирских воевод

На сибирских воевод были возложены как административные, так и военные функции по управлению краем. Но поскольку невозможно было прописать и регламентировать их деятельность до мельчайших подробностей, то их полномочия в ряде случаев определялись главным образом в зависимости от возникновения той или иной политической ситуацией в крае. В любом из сибирских городов находился воинский гарнизон из служилых людей, набиравшихся из дворян и детей боярских. Им велся строгий учет с указанием выплачиваемого жалованья и хлебного довольствия, вносились замечания и повышения по службе. Кроме того в подчинении воеводы находились и служилые люди «по прибору»: стрельцы, пушкари, «воротники», а также иные должностные лица:осадный голова (комендант крепости), засечные, острожные, стрелецкие, казачьи, пушкарские, объезжие, житничьи и ямские головы и т. п. Помощь в управлении воеводам, как правило, оказывала верхушка местных служилых людей — казачьих и стрелецких голов и атаманов.

Кроме всего прочего воевода нес ответственность за сохранность всех городских строений, включая оборонительные сооружения. Он должен был содержать в надлежащем состоянии всю артиллерию, находящееся на вооружении у гарнизона огнестрельное и холодное оружие, а также «зелье ружейное и пушечное», следить за хранящимися в городе съестными припасами и фуражом для казенных лошадей. Само собой, что надзор за своими подчиненными и государственным имуществом требовал строгой отчетности воеводы любого уровня.

Если вдруг обнаруживалась денежная недостача или утеря государственного имущества, воевода единолично нес за то материальную ответственность. В случае пожара воевода должен был немедленно сообщить о факте и причинах возгорания в столицу и начать восстановительные работы по возведению новых административных зданий или оборонительных сооружений. В случае невыполнения с него могли взыскать сумму ущерба из личных средств, включая недвижимое имущество, или же заключить виновного под стражу, пока не будет внесена сумма причиненного им ущерба. Известны случая, когда после снятия с воеводской должности и возвращения в столицу с бывших сибирских администраторов взыскивали финансовые недоимки или ущерб, причиненный городским строениям стихийными бедствиями. Важным моментом для подведения итогов деятельности должностного лица являлась смена прежнего воеводы вновь назначенным на его место, поскольку при этом подразумевалась ревизия вновь прибывшим управителем всех деяний и недочетов его предшественника[30].

В целом в Сибири воеводы обладали более широкими полномочиями, нежели в других регионах страны. Об этом говорит тот факт, что в ряде случаев Сибирский приказ предписывал им управлять «по своему высмотру, как будет пригож и как Бог вразумит». Таким образом, правительство с самого начала введения приказной системы управления Сибирью несколько видоизменило административный управленческий аппарат, придав ему более высокий уровень, нежели в аналогичных регионах страны (например в Поморье)[31].

Разрядные воеводы руководили уездными воеводами и решали все вопросы по управлению разрядом. Лишь они имели исключительное право переписки с Сибирским приказом, который управлял разрядом через Приказную палату. Уездный воевода назначал и увольнял приказчиков, сборщиков ясака, отвечал за состояние уезда, решал все вопросы управления уездом. Он, как и разрядные воеводы, осуществлял руководство через уездную Съезжую избу. Ее отделы (столы) имели следующие наименования: ясачный стол, хлебный стол, денежный стол и т. п. Во главе избы стоял дьяк, столы возглавляли подьячие.

Административное деление сибирских уездов

Сибирские уезды делились на русские «присудки» и ясачные волости. В состав присудка входили острог или слобода с прилегающими деревнями. Управляли присудками приказчики, назначаемые воеводой или через выборы от местного населения. Само население присудков было объединено в общины, во главе каждой из которых стояли выборные старосты. Посадские старосты с помощью сотских, пятидесятских и десятников помогали воеводе управлять населением посада. В крестьянские слободы назначались особые приказчики пашенных крестьян. Они следили за исполнением крестьянами государственных повинностей. В помощь приказчикам население выбирало целовальников (для приема и хранения хлеба), пятидесятников и десятников (для выполнения полицейских функций)[32].

Уездному воеводе в выполнении его должностных функций помогали служилые люди. Они выполняли обязанности приказчиков острогов и пашенных слобод, собирали ясак, участвовали в транспортировке и охране казенных грузов, конвоировали ссыльных, обороняли уезд от «немирных» соседей России. Заместителями воеводы по управлению воинским гарнизоном были стрелецкие, казачьи и татарские головы, а также «ротмистры».

Ясачные волости и сбор ясака

Особыми административными единицами были ясачные волости, где проживало аборигенное население края, обложенное ясаком. Во главе ясачных волостей стояла местная родоплеменная знать, которая управляла по местным обычаям и традициям. Русская администрация не имела права оказывать давление на решение их внутренних дел и иных вопросов. Для обеспечения сбора ясака в уездном центре существовали аманатские избы, где содержались заложники от ясачных волостей. В управлении ясачными волостями администрация опиралась на знатных людей из родоплеменной знати. Во внутренние дела ясачных волостей царские власти не вмешивались. Местную знать, власти старались привлечь на свою сторону, путем предоставления ей различных привилегий[33].

Сам ясак (государственный сбор) кроме обязательного ежегодного платежа состоял еще и из добровольных приношений (поминок): государевых, воеводских, дьячих. Обычно это были шкурки соболей, куниц, бобров, лисиц, белок, горностаев, рыси и песцов. Но иногда ясак брали рыбой, скотом, а по мере истребления соболя ясак стали брать и деньгами. В зависимости от местности пушной ясак составлял от 1 до 12 шкурок соболя. Ясак обычно собирали при помощи местной знати.

Главную роль в установлении размеров ясака играла потестарно-политическая ситуация в каждом отдельном районе Сибири. Так, в начале XVII в. количество собираемых соболиных шкур с человека колебалось от 7 штук в Кондинской волости до 5 — в Верхотурском уезде. И кроме того, эти цифры варьировалось в разные годы в зависимости от добычи числа пушных зверей. Затем весь ясак свозился в Тобольск для его оценки и отправлялся в Москву[34].

Важность сбора ясака объясняется тем, что «мягкая рухлядь» являлась в течении всего XVII и начала XVIII вв. главным предметом экспорта Московского государства в западные страны, и потому государственная власть монополизировала всю «мягкую рухлядь», доставляемую из Сибири, объявив ее собственностью казны. По некоторым данным в XVII в. за счет сбора сибирского ясака государственная казна пополнилась почти на четверть, что составляло от 75 до 150 тыс. рублей в денежном исчислении того времени. Таким образом, Сибирь в довольно короткий срок стала важнейшей составляющей по укреплению российской экономики, а потому роль сибирских воевод была особо важна и весома, поскольку именно от их честности и расторопности зачастую зависел сбор ясака, а следовательно, и пополнение государственного бюджета.

Взаимоотношения с центральной властью

Не во всем и не всегда однозначно складывались взаимоотношения между центром (Москвой) и сибирским административным аппаратом. Особенности происходящего заключались в том, что в ряде случаев центр не всегда придерживался определенного регламента, принятого с самого начала функционирования новой сибирской администрации, и постоянно менял «правила игры». Все это не лучшим образом сказывалось на внутренней политике края, где вся ответственность за его жизнеобеспечение и стабильность обстановки была возложена на одно должностное лицо — тобольского воеводу. Как было показано, в период Смуты не все уездные воеводы готовы были считаться с таковым положением и пытались всячески изменить ситуацию, налаживая отношения с Москвой напрямую. Но и после установления правления Дома Романовых ситуация, как мы можем судить на основе дошедших до нас документов, мало изменилась. Приведем несколько примеров на этот счет.

Обычно царские указы направлялись непосредственно тобольским воеводам, которые затем уже рассылали их уездным воеводам. Но в ряде случаев это правило нарушалось, что можно объяснить или важностью послания, или близким знакомством отдельных уездных воевод с членами правящей фамилии. И это происходило довольно часто, на что в свое время указал еще В. К. Андриевич:

«Не смотря на то, что Тобольск признавался главным городом Сибири, сношение Сибирского приказа с воеводами других сибирских городов производились не через тобольского воеводу, а непосредственно»[35].

И это касалось не только распоряжений, исходящих из Сибирского приказа, зачастую царские грамоты направлялись напрямую тому или иному уездному воеводе, минуя главного сибирского воеводу, находившегося в Тобольске.

Так, 18 марта 1667 г. царь Алексей Михайлович специальной грамотой извещает туринского воеводу (своего полного тезку) Алексея Михайловича Беклемишева о заключении мира с Польшей и требует немедленной отправки из Туринска всех находящихся там польских и литовских пленных в Москву «без замедления»[36]. Возможно, царский указ лишь дублировал подобное распоряжение в адрес разрядного тобольского воеводы, но на сегодняшний день документы на этот счет не выявлены. Скорее всего, их могло и не быть.

Другая грамота от 31 мая 1672 г., — о рождении у царя Алексея Михайловича сына Петра, — была направлена царем опять же лично уже другому туринскому воеводе — Матвею Беклемишеву, родному сыну упомянутого выше туринского воеводы. Ему предлагалось, чтоб он собрал в съезжую избу всех «тутошных служилых и всяких жилецких людей и Нашу Великого Государя радость им сказал»[37].

10 февраля 1676 г. опять же в Туринск воеводе Ивану Суздальцеву была отправлена грамота о кончине царя Алексея Михайловича и о восшествии на престол нового правителя Феодора Алексеевича. При этом от воеводы требовалось привести местных жителей к присяге, «а язычников к шерти на верность Государю»[38].

Если в первом случае, где речь шла об отправке в Москву польских и литовских пленных «без замедления», и действительно требовалось выполнить распоряжение в самые короткие сроки, то две другие грамоты не могут быть отнесены к срочным посланиям. Факт их отправки в Туринск минуя Тобольск можно объяснить или личными связями местного воеводы с представителями верховной власти, или неразберихой в приказном аппарате, где «правая рука не знает, что делает левая». В любом случае, указанные факты говорят о неисполнении раз и навсегда установленного регламента. Объяснить это можно или перегруженностью делами делопроизводителей Сибирского приказа, или их не профессиональностью. Хотя ряд исследователей считает, что именно во второй половине XVII в. государственный бюрократический аппарат в российских приказах работал довольно четко и профессионально. Но могли быть и исключения, которые тоже нельзя списывать со счетов. Вполне возможно, что с расширением границ государства возрос объем деловой переписки, что и сказывалось на нечетком функционировании приказного аппарата.

Такого же мнения придерживался и В. К. Андриевич. Он совершенно верно отметил: «С увеличением дел в Сибирском приказе, вызванным постепенным гражданским устроением обширного края», число дел, исходящих из Сибири, значительно увеличилось. При этом стали, как предполагает автор, «нарождаться такие вопросы, решать которые приказ затруднялся»[39]. Какие именно вопросы можно отнести к «нерешенным делам», автор не конкретизирует.

Изменения в порядке сибирского делопроизводства и назначении воевод

Наибольшие затруднения возникали при поступлении наиболее важных и насущных дел непосредственно для рассмотрения их в Боярской думе. Известно, что решение тех или иных вопросов могло затянуться на несколько лет, поскольку не существовало строгих временных рамок для их рассмотрения. Следует ли говорить, насколько подобный подход затруднял оперативность их исполнения на местах. Это несоответствие решено было преодолеть посредством введения конкретных дней, когда Боярской думе предписывалось заниматься рассмотрением дел Сибирского приказа. На этот счет 4 августа 1676 г. был издан специальный указ, исходя из которого Дела Сибирского приказа должны были препровождаться для их рассмотрения в Боярской думе вместе с делами из Поместного приказа и Казанского Дворца 8 числа каждого месяца[40].

Этот факт говорит о том значении, которое центральная власть придавала рассмотрению вопросов, касающихся проблем, связанных с Сибирью. В то же время принятие такого решения указывает на увеличение количества дел, поступающих из Сибири в связи с регулярным расширением ее территории и строительством новых городов и острогов. Впрочем, трудно ответить, помог ли данный указ ускорить решение текущих вопросов, поскольку каких-либо отзывов на этот счет не имеется. В любом случае, указ 1676 г. говорит о возросшем на общегосударственном уровне значении присоединенных к Московскому государству земель и связанном с ними делопроизводстве.

Не менее важный указ, касающийся в том числе и воеводского управления в Сибири, был издан 22 августа 1677 г. Согласно ему, находящийся на престоле царь Федор Алексеевич возложил на себя лично назначение воевод для управления тем или иным городом, подтвердив свое решение специальным указом[41]. Хотя предшественники царя Федора точно так же утверждали назначение любого воеводы, но впервые это положение было оформлено законодательно. В нем очень конкретно указывалось:

«…и тех людей без Своего Великаго Государя именнаго указу ныне на перемену прежним не отпускать, и прежних Воевод и приказных людей не переменять».

На наш взгляд, данный указ подчеркивал важность назначения воевод на должность на общегосударственном уровне, хотя ничего нового в сравнении с прежней процедурой воеводского назначения на пост он не внес.

Сокращение административного аппарата второй половине XVII века

Во второй половине XVII столетия шло не только быстрое увеличение географических границ России за Уралом, столь же быстро рос штат приказных служащих, что вызывало дополнительные расходы на их содержание как со стороны правительства, так и местного населения. При этом надо учитывать, что сборы шли не только на личное обеспечение городового административного аппарата, но и на приобретение всего необходимого для исполнения ими своих обязанностей, то есть дров на отопление, бумаги и чернил, свечей; на предоставление административным служащим жилья и транспорта за счет горожан и пр. Многочисленные жалобы на «тяготы» от подобных сборов привели в конечном итоге к некоторой реорганизации городских управленческих структур.

Согласно указу, изданному 27 ноября 1679 г., «О ведении всех судных дел в городах одним воеводой», уничтожилось некогда важное звание губных старост и целовальников[42]. Указывалось, «чтоб впредь градским и уездным людям в кормах лишних тягостей на было» сократить во всех городах: «горододельцев, сыщиков, губных старост, ямских приказчиков». Кроме того, упразднялись и такие должности, на которые присылались в различные города исполнители непосредственно из Москвы: «Осадным, пушкарским, и засечным и у житниц головам и для денежного и хлебного сбору с Москвы присыльным сборщикам не быть». Таким образом, был аннулирован ряд административных должностей, задействованных ранее в управленческом процессе по всей стране, включая Сибирь. Тем же указом запрещалось тратить собранные с населения средства на содержание вышеперечисленных должностных лиц. Все бывшие ранее на них обязанности сосредоточивались в руках воевод, в ведение которых передавались губные подьячие. Тем самым правительство хотело упростить управление и избавить народ от содержания многих должностных лиц[43]. Вместе с тем уничтожались разные мелкие подати на содержание губных изб, тюрем, сторожей, палачей, издержки на бумагу, чернила, дрова и пр. Там же (в указе) разъяснялось, каким образом и из чего производить оплату за службу подьячим и каким образом приобретать необходимые для работы свечи, чернила, бумагу, дрова и пр. По решению правительства, отныне деньги для этих целей следует «давать из пошлинных денег с судных дел и изо всяких денежных неокладных доходов». Так что местная администрация должна была обеспечивать себя за счет своей деятельности.

Вслед за тем предписывалось «губные избы во всех городах сломать». Уничтожение губных изб, как органа власти, повлекло за собой передачу всех уголовных дел в ведение воевод, тем самым значительно увеличивая их роль и значение как полновластных правителей. Однако следует учитывать, что увеличение нагрузки на главное должностное лицо подведомственного ему региона влекло за собой не только увеличение ответственности, ложащейся на него, но и отмену контроля со стороны выборных лиц, исполняющих ранее эти функции. При слабом контроле за воеводами со стороны центральной власти произведенные сокращения штатов и уменьшение роли самоуправления выборными лицами рано или поздно должны были привести к самоуправству со стороны главных администраторов вверенных им территорий. А потому вполне разумное сокращение административных должностей, преследовавшее цель освобождения населения от части податей, дало возможность воеводам и их ближайшему окружению вершить правосудие по собственному усмотрению, переписывать на себя имущество осужденных, совершать различные хищения, брать взятки и пр.

Следующим указом того же числа, но изданным отдельно от первого, запрещалось собирать с населения деньги «в подмогу подьячим и сторожам и палачам» и прочим штатным служителям, а также на содержание арестантов или иные нужды[44]. Поскольку палачи входили непосредственно в штат гражданского административного аппарата, то жалование им было определено по 4 рубля в год, из губных неокладных расходов[45]. Причем приказывалось иметь палачей во всех городах, приглашая желающих из числа местного населения (из посадских людей), а если желающих не находилось, то «таковых выбирать из гулящих людей»[46].

Хотелось бы подчеркнуть, что реорганизация воеводского административного аппарата проводилась повсеместно по всей России, а не только в Сибири и стала одной из важных административных реформ, проведенных во время недолгого правления царя Федора Алексеевича (1676-1682 гг.)[47]. Но это было лишь начало реформирования воеводского правления, продолжавшееся вплоть до конца XVII века.

Возвращение должностей губных старост

После смерти Федора Алексеевича (1682) во время правления царей Иоанна и Петра Алексеевичей решено было вновь возродить в городах должности губных старост. 18 февраля 1684 г. на этот счет выходит очередной указ «Об определении во все города губных старост для суда уголовных дел». Он гласил:

«Во всех городах быть губным старостам и в тех городах разбойныя иубийственныя и татиные и всякие губные дела ведать им по прежнему быть по прежнему губным старостам и ведать … а воеводам тех дел не ведать»[48].

О причинах, по которым воеводы отстранялись от ведения уголовных дел в суде, легко догадаться.

Ряд исследователей указывают на кризис в губном управлении в течение всего XVII в. Это проявлялось, в частности, в использовании воеводами губных изб в качестве подведомственного им административного аппарата. Хотя, согласно 21-й статье Соборного Уложения 1649 г., закреплялась независимость губных дел от воеводы, однако фактически губные старосты находились у них под надзором, а иногда и в полном подчинении. По сути дела, воевода выступал как начальник губного суда, а губной староста — его помощником. Хотя, с другой стороны, поскольку земские старосты ведали раскладкой податей, осуществляли некоторые полицейские функции, следили за соблюдением таможенных сборов, за порядком в селениях, то в этом отношении они были подчинены воеводам[49]. Как видим, российская законодательная база не находилась в строгом соответствии с реальностью, что и вызывало ряд нарушений со стороны должностных лиц.

Введение должностей бурмистров

Данное противоречие должны были исправить два указа Петра I, датированные одним и тем же числом, — от 30 января 1699 г., но с различными формулировками. Первый из них, помещенный под № 1674 в «Полном своде законов российской империи», звучит так: «Об учреждении Бурмистрской Палаты для ведомства всяких расправных дел между гостями и посадскими людьми, для управления казенными сборами и градскими повинностями, и об исключении Гостей и посадских людей из ведомства Воевод и Приказов»[50]. В тексте самого указа делается акцент на то, что торговым и посадским людям «во всяких промыслах чинятся им большие убытки и разорения … в приказных волокитах и от приказных разных чинов людей». А в итоге убытки несет государственная казна. Чтоб избежать этого впредь. все дела, связанные с казенными сборами, передавались в ведение новых выборных должностных лиц — бурмистров. На должность бурмистра предлагалось выбирать «изо всех сотен и слобод добрых и правдивых людей, кого они меж себя и по скольку человек похотят».

Открытие городских ратуш

Второй указ под № 1675, датированный также 30 января того же 1699 г., имел такое название: «Об учреждении в городах Земских Изб для ведомства всяческих расправных дел между посадскими и торговыми людьми, для управления казенными с них сборами и градскими повинностями и об исключении торговых и посадских людей из ведомства воевод и приказов»[51]. В нем повторялось об обидах, чинимых торговым, промышленным и уездным людям от воеводских и приказных людей и о запрете, наложенном на них, впредь заниматься и «ведать их во всяких мирских и расправных и челобидчиковых делах и в сборах». А затем следовало довольно любопытное предложение: отныне все городское и сельское население России освобождается от налогообложения через приказы, а должно делать это самостоятельно через выборных бурмистров. Но… величина сборов повышалась «против прежняго окладу вдвое»!

Получается, по самым приблизительным подсчетам, по мнению Москвы, воеводы и приказные служители собирали налогов вдвое, а то и в несколько раз больше, чем значилось в их отчетах. И лишь часть из всех сборов отправлялась в Москву, а остальные деньги или товары оседали в карманах самих сборщиков. Именно такой вывод напрашивается, если сопоставить удвоенную величину налогов, предложенную правительством, в случае, если податное население согласится на подобную перемену. То есть центральная власть расписывалась в собственном бессилии и невозможности осуществления контроля за деятельностью воевод, которые утаивали никак не меньше половины сборов. А потому местному населению предлагалось обезопасить себя от бесконтрольных воеводских поборов.

Таким образом, суть реформы сводилась к тому, что в городах устраивались бурмистерские палаты (с осени 1699 г. их стали именовать ратушами), которые должны были заниматься сбором податей с населения и заменить воевод. При этом податное население выходило из-под контроля воевод, под началом которого остались исключительно служилые люди. В результате этих преобразований воеводы теряли всяческую судебную и административную власть над торгово-промышленным городским и свободным сельским населением. Как справедливо отмечают в своей работе В.В. Еремян и М.В. Федоров, переход на бурмистерское управление был направлен на подрыв всевластия приказов и укреплял собственно местные органы управления, формируемые теперь снизу[52]. Иначе говоря, прослеживалась тенденция на децентрализацию управления. До отмены воеводского правления оставался один шаг.

«В сибирских городах бурмистрам не быть…»

Но, судя по всему, приведенные выше указы о введении во всех городах бурмистров не коснулись Сибири. Об этом вполне определенно говорится в указе от 27 октября 1699 г. Согласно ему «В сибирских городах бурмистрам не быть…»:

«Суть самого указа сводится к тому, что в «сибирских некоторых городах посадских людей нет, а в которых есть, и те людишки худые, скудные и ссыльные…», а потому «в бурмистры выбрать некого» и «верить некому, для того, что они люди скудные»[53].

На чем было основано подобное негативное высказывание правительства в адрес жителей Сибири ответить трудно. Но оно, судя по всему, вполне отражает степень озабоченности центральной власти слабым сбором податей за Уралом и явными нарушениями со стороны не только стоявших у власти администраторов, но и местного населения.

Окончательная отмена должностей губных старост в 1702 г.

Не прошло и десяти лет после введения в 1684 г. должностей губных старост, как последовал новый именной указ Петра I от 10 марта 1702 г., направленный в Судный приказ, которым предписывалось вновь упразднить эту должность. Он был сформулирован так: «Об отмене в городах Губных старост и сыщиков, и об определении в приказ дворян по выборам, в больших городах по четыре, а в малых по два дворянина, для заседания в приказных избах вместе с воеводами, и решением всяческих дел по общим приговорам»[54].

Таким образом, в очередной раз была произведена реформа земского самоуправления, ограничившая доступ к нему посадских людей и крестьян. Отныне в городах и каждом уезде при воеводах формировались дворянские советы (на выборной основе), которые управляли уездом совместно с воеводой. Более того, воеводы обязаны были согласовывать свою деятельность с этими советами.

Основные выводы

1. Как видим, в период воеводского правления неоднократно делались попытки верховной власти регламентировать деятельность сибирских воевод и создать более стройную систему управления. Если первоначально управление Сибирью находилось в ведении Казанского дворца, а затем последовало учреждение Тобольского разряда, то в дальнейшем эти функции были переданы непосредственно в Сибирский приказ, через который и осуществлялось руководство отдаленными провинциями, расположенными за Уралом в Азиатской части России.
2. Но в ряде случаев центр не всегда придерживался определенного регламента, принятого с самого начала функционирования новой сибирской администрации. Все это приводило к неразберихе в делах и неоперативности руководства. Во второй половине XVII в. наблюдаются некоторые видоизменения в системе управления сибирскими регионами, что говорит о неудовлетворенности центральных властей существующей системой. В конце XVII в. происходит реорганизация местного самоуправления, но в силу обстоятельств Сибирь она не затронула, и лишь в начале XVIII в. реформы, начатые в центральных областях России, были проведены и непосредственно в Сибири.
3. Вместе с тем проводимое правительством расширение объема управленческих функций воевод сочеталось со стремлением лишить воевод всякой самостоятельности в управлении, ограничить их ролью послушных исполнителей исходивших из центра распоряжений. Мелочная опека со стороны приказов оставляла воеводам возможность решать самостоятельно лишь мелкие уголовные, судные и другие, преимущественно бытового характера, дела.
4. В то же время сибирские воеводы были наделены более широкими судебно-административными и полицейско-карательными полномочиями, чем в центральной России. Так, они возглавляли местные военные силы, обладали правом верстания на военную службу детей боярских и приборных людей, наделяли их окладными жалованьями и т.д. В руках воевод постепенно сосредоточилась вся административная, полицейская и судебная власть. Им были подчинены осадные, объезжие, засечные, казачьи, ямские, таможенные и другие головы. Они контролировали земские и губные органы. Функции земских выборных властей свелись фактически к раскладке государственных налогов и повинностей, что не могло не привести к превышению власти сибирскими администраторами.
5. Несмотря на то, что сибирские воеводы имели все необходимые механизмы власти, они не всегда могли ими воспользоваться в полной мере. Объясняется это, прежде всего, тем, что едва ли не все свои распоряжения по наиболее важным вопросам они должны были согласовывать с вышестоящим административным аппаратом. А те, в свою очередь, не всегда владели ситуацией и не могли дать конкретных указаний на этот счет. Потому вполне объяснимо, почему во многих распоряжениях из Москвы на места присутствовали такие неопределенные указания: «как пригоже», смотря по «тамошнему делу», «как Бог вразумит». В ряде случаев это вело к произволу со стороны воевод, отождествлявших управление с кормлением, которое хотя и было упразднено, но в действительности процветало.
6. Воеводы, не довольствуясь добровольными приношениями, занимались поборами с местного населения, и это был основной и наиболее прибыльный объект и источник воеводского обогащения. Кроме того, недостаточная профессиональная подготовленность к разрешению административных вопросов служила серьезной помехой для выполнения воеводами их разнообразных обязанностей. На основе изучения правительственных указов можно констатировать, что воеводское правление в Сибири вызывало у центральной власти множество нареканий, поскольку воеводская власть была недостаточно сильна для реализации твердой политической линии, осуществляемой московским правительством.

На основе всего вышеизложенного мы можем сделать вывод о наличии во второй половине XVII в. признаков кризиса воеводского правления в Сибири.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Солодкин Я. Г. Становление приказной администрации в Сибири (конец XVI — начало XVII вв.) // Сибирская, Тобольская, Тюменская губерния: исторический опыт и современные управленческие практики. Тюмень, 2009. С. 23.
2. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592-1768 гг.) / Сост. Н.Н. Оглоблин. М., 1900. Ч. 3. С. 212-213; Шишкин В.И. Государственное управление Сибирью в XVII — XIX веках: основные особенности организации и функционирования // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI — XX веков: Мат-лы третьей регион. науч. конф. Новосибирск, 1998. С. 5.
3. Бахрушин С. В. Воеводы тобольского разряда в XVII в. Научные труды. Т. 3. ч. 1. М., 1955. С. 251.
4. Там же. С. 255.
5. Галишев С.А. К вопросу о назначении воевод в города Тобольского разряда в XVH в. // Роль Тобольска в освоении Сибири: Тезисы областной науч. конференции, посвященной 400-летию Тобольска. Тобольск, 1987. С. 122.
6. Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время (7113 — 7121 гг.). М., 1907. С. 241 — 243; Эскин Ю.М. Смута и местничество // Архив русской истории. Вып. 3. М., 1993. С. 96 — 97.
7. Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 36. М., 1987. С. 144, 193, 260, 317, 346, 370; Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584 — 1605 гг.). СПб., 1992. С. 70.
8. Бахрушин С.В. Научные труды. Т. 3. Ч. 1. М., 1955. С. 262, 268; Ульяновский В.И. Российские самозванцы: Лжедмитрий I. Киев, 1993. С. 93; Вилков О.Н. Некоторые аспекты административной и строительной культуры Тобольска конца XVI — начала XVIII в.: Препринт. Новосибирск,1999. С. 7; Миллер Г.Ф. История Сибири. 2-е изд., доп. Т. 2. М., 2000. С. 647.
9. Белокуров С.А. Разрядные записи… С. 156, 162.
10. Акты времени междуцарствия (1610 г. 17 июля — 1613 г.) / Под ред. С.К. Богоявленского и И.С. Рябинина. М., 1915. С. 48, 49.
11. Долинин Н.П. Подмосковные полки (казацкие «таборы») в национально-освободительном движении 1611-1612 гг., Харьков, 1958. С. 59; Александров В.А., Покровский Н.Н. Власть и общество: Сибирь в XVII в. Новосибирск, 1991. С. 169 — 170; Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 2. С. 259.
12. Солодкин Я. Г. Административный аппарат Сибири в Смутное время: особенности формирования и тенденции развития // История государства и права. 2012. — № 6. C.30-33.
13. Солодкин Я. Г. Когда Тобольск стал «стольным градом» Сибири? // Земля Тюменская: Ежегодник Тюмен. обл. краевед. музея. Тюмень, 2003. Вып. 16. С. 98-103.
14. Павлов А.П. Приказы и приказная бюрократия (1584-1605 гг.) // Ист. Записки (далее — ИЗ). М., 1988. Т. 116. С. 200-201.
15. История Сибири. Т. 2. Л., 1968. С. 124.
16. Солодкин Я. Г. О становлении воеводской системы управления Сибири // Тез. докл. и сообщ. IV региональной музейной научно-практической конференции, посвященной 30-летию г. Нижневартовска. Нижневартовск, 2001. С. 67-71.
17. Вершинин Е.В. Воеводское управление в Сибири (XVII век). Екатеринбург, 1998. С. 27.
18. Шиловский М. В. Высший управленческий аппарат Западной Сибири в XVIII — начале XXI вв.// Сибирская, Тобольская, Тюменская губерния: исторический опыт и современные управленческие практики. Доклады и сообщения Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 300-летию образования Сибирской губернии. (20-21 ноября 2008. г. Тюмень). Тюмень, 2009. С. 3.
19. Копылов Д. И., Прибыльский Ю. П. Тобольск. Свердловск, 1975. С. 9.
20. Бахрушин С. В. Воеводы тобольского разряда в XVII в. Научные труды. Т. 3. Ч. 1. М., 1955. С. 253.
21. Вилков О.Н. Некоторые аспекты административной и строительной культуры Тобольска в конце XVI — начале XVIII в. Новосибирск. 1999. С. 5-7.
22. Гончаров Ю.М., Ивонин А.Р. Очерки истории города Тары конца XVI — начала XX вв. Барнаул: Изд-во «Аз Бука», 2006. С. 14.
23. Разрядная книга 1559-1605 гг. М., 1974. С. 322; ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 237; Там же. М., 1987. Т. 36. С. 140, 190.
24. [24] ПСРЛ. Т. 36. С. 140, 149, 369; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975. С. 121.
25. Сборник Московского архива Министерства юстиции. М., 1914. Т. 6. № 40. С. 199-200.
26. Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века на северо-востоке Азии: Сб. док. М., 1951. С. 52; Разрядная книга 1550-1636 гг. М., 1976. Т. 2. Вып. 1. С. 186.
27. Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975. С. 94.
28. Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968. С. 70 — 72, 95.
29. Разрядная книга 1475-1605. М., 1994. Т. 4. Ч. 1. С. 65.
30. Коньков Н. Л. Тобольские воеводы конца XVI — начала XVIII века. Тобольск; Издательство общественного фонда «Возрождение Тобольска», 2001. С. 51.
31. Семенов О. В. К вопросу о положении городов и уездов Зауралья накануне и в годы Смуты // Мининские чтения: Тр. науч. конф. Нижний Новгород, 2007. С. 65.
32. Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968. С. 95.
33. Бродников А. А. Сбор ясака: зависимость процесса объясачивания от потестарно-политической ситуации в регионе. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://zaimka.ru/power/brodnikov3.shtml
34. Бахрушин С. В. Ясак в Сибири в XVII в. // Научные труды. Т. III, 4.М., 1955.
35. Андриевич В. К. История Сибири. Ч. II. СПб., 1889. С. 9.
36. Полное собрание законов российской империи (ПСЗ). Т. 1. № 403. СПБ., 1830. С. 671.
37. ПСЗ. Т. 1. № 517. СПб., 1830. С. 886.
38. ПСЗ. Т. 2. № 624. СПб., 1830. С. 6.
39. Андриевич В. К. История Сибири. Ч. II. СПб., 1889. С. 10.
40. ПСЗ. Т. 2. № 656. С. 72-73.
41. Там же. Т. 2. № 704. С. 143.
42. ПСЗ. Т. 2. № 779. С. 219-220.
43. Устюгов Н. В. Эволюция приказного строя Русского государства в XVII в. // Абсолютизм в России (XVII-XVIII вв.). М., 1964. С. 134-167.
44. ПСЗ. Т. 2. № 780. С. 220.
45. Там же. № 836. С. 280.
46. Там же. № 868. С. 313.
47. Фёдор III Алексеевич (30 мая (9 июня) 1661) — 27 апреля (7 мая) 1682) — русский царь с 1676 года, из династии Романовых, сын царя Алексея Михайловича и царицы Марии Ильиничны, урождённой Милославской, старший брат царей Ивана V (родной) и Петра I (единокровный).
48. Там же. Т. 2. № 1062. С. 576.
49. Очерки русской культуры XVII в. Ч. I. / Под ред. А. В. Арциховского. Москва: Издательство МГУ, 1979. С 271.
50. ПСЗ. Т. 3. № 1674. С. 598-600.
51. Там же. Т. 3. № 1675. С. 600-601.
52. Еремян В.В., Федоров М.В. История местного самоуправления в России (XII — нач. XX в.). Учебное пособие. М.: Изд-во РУДН. 1999. С. 134.
53. ПСЗ. Т. 3. № 1708. С. 654.
54. ПСЗ. Т. 4. № 1900. С. 189.