Причины кризиса воеводского правления и регламентация деятельности сибирских воевод

Печатный аналог: Софронов В.Ю. Воеводское управление в Сибири: от возникновения до упразднения: Учебно-методическое пособие. Тобольск: ТГСПА им. Д.И. Менделеева, 2014. В рамках данной статьи использована глава III указанной публикации.

Усиление контроля за деятельностью сибирских воевод во второй половине XVII в.

О кризисных явлениях в системе воеводского правления свидетельствуют отдельные грамоты, направляемые из Сибирского приказа конкретным воеводам и «отписки воевод», большинство из которых находятся на хранение в фондах Российского государственного архива древних актов[1]. Часть из этих документов опубликованы в трудах Г. Ф. Миллера[2] и «Актах исторических», изданных силами Археографической комиссии в Петербурге в XIX в.[3]

Другие источники, которые могут быть использованы при изучении сформулированной нами проблемы, помещены в сборнике законодательных актов России, известном как «Полный свод законов Российской империи». По интересующей нас тематике документы извлечены из томов № 2 и № 3, где отражена разного рода ситуация по мерам, предпринятым московским правительством во второй половине XVII в. Не имея возможности рассмотреть все из них, остановимся лишь на наиболее важных и типичных указах, отражающих суть происходящего процесса.

Главные претензии со стороны центральной власти, предъявляемые сибирским воеводам, были направлены на запрещение им какого-либо вмешательства в таможенные дела учреждений, занятых проверкой ввозимых и вывозимых через таможню товаров. Как свидетельствует текст правительственных указов, воеводы, несмотря на существующий ранее запрет, считали себя вправе контролировать и эту сферу деятельности, извлекая из того личную выгоду. И хотя служители таможен юридически не находились в подчинении сибирской администрации, но вынуждены были в ряде случаев подчиняться их часто силовому вмешательству, не забывая информировать о том центральную власть.

Со временем вмешательство воевод в таможенные дела удалось в той или иной степени ограничить, поскольку указов на этот счет за более поздние годы не встречается. Однако возникла другая проблема, связанная с таможней: воеводы пытались, возвращаясь из Сибири после окончания службы, провозить с собой значительное количество товаров (преимущественно меха), за которые они не желали платить таможенный налог.

Кроме того, ряд указов был направлен на иные нарушения, совершаемые сибирской администрацией опять же для увеличения личного благосостояния. Все это говорит о том, что воеводское служение в Сибири воспринималось должностными лицами как возможность к почти открытому обогащению, что, несомненно, наносило весьма ощутимую потерю государственным интересам. С усилением государственной власти в Сибири контроль над воеводами возрастал, но до конца искоренить многочисленные нарушения с их стороны так и не удалось. Все это послужило поводом со временем полностью реконструировать административную систему управления в стране, введя институт губернаторов.

Вмешательство воевод в таможенные дела

Наиболее ранний из указов, касающийся участия сибирских воевод в таможенной деятельности, датирован 17 мая 1676 г. Он запрещал воеводам любое вмешательство в таможенные дела на подведомственных им территориях[4]. Но, видимо, данный указ не достиг своей цели, поскольку и позже были зафиксированы случаи задержки воеводскими людьми, а то и ими самими на таможнях «торговых людей» с последующим вымогательством у них денег или товаров для осуществления бесконтрольного проезда.

Трудно сказать, насколько продуктивна деятельность была служителей сибирских таможен, но, судя по всему, и у них встречались различные нарушения, которые они тщательно скрывали различными способами. Об этом говорит именной указ от 26 июня 1695 г., направленный в Сибирский Приказ, которым предписывалось регулярно и тщательно вести всем таможенным целовальникам подробные записи в таможнях книги по приходу и расходу соболей и другой «мягкой рухляди», проходящей через таможню, и не допускать подсчеты по памяти, как это было заведено ранее[5].

21 сентября 1695 г. последовал «боярский приговор» о запрещении пропускать служивых и торговых людей, возвращающихся из Сибири через Урал, через какие-либо таможни, кроме как через таможню, находящуюся в Верхотурье. Особое внимание обращалось на «воевод и их детей и братью и племянников и письменных голов и знакомцев и людей их»[6]. Ослушников велено было арестовывать и доставлять в Москву вместе с пожитками. Таким образом, правительство пыталось ограничить возможность бесконтрольного вывоза ценных товаров из Сибири, сосредоточив их проверку лишь в одном пункте. Дали или нет предпринятые меры положительный результат, сказать затруднительно, но факт их принятия на самом высоком уровне говорит о наличии нарушений подобного рода.

Вслед за вышеприведенным указом следует очередной «боярский приговор» от 24 декабря 1695 г.: «Об осмотре на Верхотурской заставе … едущих в Сибирь и обратно воевод и об отобрании у них в казну всего того, что найдено будет…». Но по сути «приговор» был направлен не столько против самих воевод, сколько против «воеводских детей и знакомцев и людей их»[7].

В дальнейшем указами более позднего периода предписывалось служителям таможен проводить непосредственно личный досмотр сибирских воевод, выезжающих из Сибири через Урал, а также регламентировались иные вопросы того же порядка, связанные с таможней. Вот как они были озаглавлены:

• «Об осмотре Верхотурского таможенному голове едущих с Верхотурья к Москве и из Москвы в Сибирь воевод»;
• «О неосмотрении денег у воевод и дьяков, едущих в Сибирь»;
• «О не взятии торговым людям у сибирских воевод, дьяков и их родственников соболей и других товаров для провоза и торга ими под своим именем»[8].

Здесь мы видим вполне конкретные меры, с помощью которых центральная власть решается проводить личный досмотр всевластных сибирских администраторов, чья собственность была ранее неприкасаемой. Сам указ можно расценивать как объявление войны всем должностным лицам, включая их родственников, пытавшимся вывести из Сибири приобретенное там имущество. Вместе с тем меры против контрабандного вывоза товаров были крайне ужесточены – нарушителям указа угрожала смертная казнь, как было обещано в приведенном указе.

Таможенные нарушения в Сургуте

Видимо ранее приведенный указ не возымел рассчитанного на то влияния со стороны всех сибирских таможенных служителей, поскольку уже на следующий год следует очередной «боярский приговор» от 30 июля 1696 г., направленный непосредственно в Сургут воеводе Льву Вельяминову-Зернову с требованием допросить сургутского таможенного голову Ивашку Тверитинова, почему он брал с торговых людей пошлину за мягкую рухлядь «с цены деньгами, а не зверем за десятую пошлину с одного конца за промысел, а за перекуп не имал ничего». Самого Тверитина предписывалось выслать вместе с таможенными книгами в Москву в Сибирский приказ и обязать его к выплате 16 алтын 4 деньги. И куда более крупная сумма – 1648 руб. 7 алтын – «по вышеписанным ценам» требовалось востребовать с бывшего воеводы Михайлы Трусова, который согласно показаниям пятидесятника Никиты Замятина, «в таможенное дело вступался и Великого Государя указ» нарушал, велев брать пошлину деньгами «для своих бездельных корыстных взятков»[9]. При этом исполнение «приговора» возлагается на вновь назначенного воеводу Вельяминова-Зернова. И указывается, что если он не сумеет взыскать те деньги с Михаила Трусова и не вернет их в казну, то выплату возложить лично на него.

Новый «боярский приговор» от 16 ноября 1697 г. был опять посвящен сибирским таможням: «О написании в таможенных выписях во всех Сибирских городах каждаго товара порознь, с означением цены и взятой по указу пошлины»[10].

Увеличение сроков службы сибирских воевод

Другим указом устанавливались более длительные сроки нахождения воевод на посту без права их выезда из Сибири без специального на то разрешения, что ранее не всегда выполнялось и воеводы возвращались с места своего служения в большинстве случаев произвольно по собственному усмотрению. Этот именной указ № 1511 от 24 апреля 1695 г. имел такую формулировку: «Об оставлении воевод на службе в Сибирских городах, кроме Тобольска, от 4 до 6 лет и более о даче им для письменных дел дьяков …»[11].

Кроме того, в нем отмечалось, что воеводы в большинстве своем не присылают в Москву «сметных и счетных списков», ссылаясь на то, что составлять их некому, отчего «государевым всяким доходам чинится многое умаление». И потому им должны быть приняты на службу дьяки для ведения различных дел. Данный указ интересен тем, что из него следует, будто бы находящиеся на службе в Сибири воеводы не могли самостоятельно вести «сметные и счетные списки», по которым можно было судить о их финансовой деятельности. Вместе с тем другим, более позднем указом, предписывалось присылать «из Сибирских городов дел и донесений в Москву за скрепами воевод, дьяков и подьячих» с конкретным указанием, кто за что несет ответ, чтоб воеводы от своих «дел не отпирались»[12].

Было ли это очередной уловкой для сокрытия реальных дел или же воеводы не могли делать это самостоятельно в силу своей некомпетентности, включая их безграмотность, в указе не комментируется. Но центральная власть, усмотрев в том еще одно «умаление государственным доходам», настояла на том, чтоб в административном аппарате на службе состояли специальные дьяки, которые бы ведали финансовой стороной вопросов. Данный факт подчеркивает недовольство Москвы деятельностью сибирских воевод и является свидетельством еще одной попытки контроля за ними.

Там же говорится, что «частые перемены воевод» влекут за собой «великие недоборы и всяким доходам оскудение».

В том же указе перечисляется, в чем именно воеводы ущемляют государственные интересы: в торговле вином собственного производства, в отборе у ясачных людей лучших соболей для себя лично, а не в государеву казну, в обложении аборигенов непомерными налогами, отчего те в «Китайское Государство» отъезжают. Заканчивается указ прямой угрозой в адрес сибирских воевод: «быть от Них Великих Государей в жестоком наказанье и в крайнем разорении пожитков своих».

С. М. Соловьев по этому поводу писал:

«Сибирь, где было такое раздолье воеводам и всяким сильным людям вдали от правительственного надзора, обратила на себя особенное внимание, потому что тамошние беспорядки вредно действовали на казну, получавшую такой большой доход от сибирских товаров» [13].

В апреле 1695 г. для Сибири, кроме ближайшего Тобольска, сделано было исключение: не велено переменять воевод через два года, поскольку те, «забыв крестное целование и презря жестокие указы, вино и всякие товары в Сибирь привозят и сверх того в Сибири вино курят и там вином многую корысть себе чинят; а на кружечных дворах государева вина в продажу записывают малое число, в год инде по 20 и по 10, а инде написано в продаже всего одно ведро, а в иной год ни одного ведра продать не дали»[14].

Там же автор поясняет, что «воеводы имели право провозить беспошлинно с собою известное количество вина и других товаров: каждые два года воеводы отправлялись в сибирские города, каждые два года везли с собою все эти запасы, брали казенные струги, прогонные деньги, требовали по ямам и городам подводы, причем, по обычаю, всякого чина людям чинили многие обиды, налоги и разорения; чем, следовательно, реже ездили воеводы, тем лучше»[15].

Через два года указ о запрещении выезда из Сибири воеводам без особого на то распоряжения был подтвержден аналогичным указом от 30 сентября 1697 г. В нем говорится о разрешении выезда воевод из сибирских городов не иначе как по получению «проезжей памяти», которую должен был выдавать новый воевода[16].

В частности указывалось, что воевода должен отчитаться в своих служебных расходах и «во всякой Великого Государя казне сочтен и начету не явилось», и лишь после этого он может выехать в Москву. В дальнейшем выданная воеводе «Память» предъявлялась в Сибирский приказ на случай каких-либо разногласий в отчетности.

Судя по приведенным примерам, Москве были хорошо известны все случаи нарушения закона сибирскими воеводами во время их правления отдаленным краем. Впрочем, несмотря на то, что должностные преступления повторялись вместе со сменой административного аппарата, в опалу или под суд попадали лишь некоторые из числа сибирских правителей. Это объясняется не только трудностями по контролю за ними, но и не отлаженностью процесса «сыска», а потому под следствием оказывались главным образом те лица, чьи нарушения были настолько вопиющими, что оставлять их без наказания было просто нецелесообразно. К тому же не следует забывать, что многие воеводы находились если не в близком, то в том или ином родстве с правящим домом и имели многочисленных заступников и ходатаев при дворе. Потому до поры до времени центральная власть ограничивалась довольно декларативными указами, суть которых сводилась к усилению контроля за сибирской администрацией, пытаясь хотя бы таким способом ограничить их непомерные аппетиты по личному обогащению. Но озабоченность правящих кругов существующим положением дел росла год от года, требуя кардинального его разрешения раз и навсегда.

Сбор пошлин на ярмарках

Еще одной статьей воеводского обогащения, насколько мы можем о том судить, являлась одна из крупнейших общероссийских ярмарок, проходящая ежегодно в Ирбите. Поскольку она географически находилась в тот период на территории, подведомственной сибирским воеводам, то они не могли упустить возможности личного обогащения во время ее проведения. На ярмарке в Ирбите участвовало практически все имеющее на то специальное разрешение сибирское купечество и множество приезжих, включая иностранных купцов. Обороты совершаемых на ней сделок исчислялись миллионами рублей. Само собой, воеводы спешили посетить ее и приобрести для себя задешево поглянувшиеся им товары, чтоб затем осуществить их сбыт по более высокой цене. Подобные, казалось бы, на первый взгляд, невинные действия служили существенной статьей пополнения их доходов. Поскольку лично им было неловко участвовать в закупке товаров, то они, желая оставаться в тени, находили возможность отправлять на торги своих доверенных лиц. При этом воеводы целенаправленно влияли на сбор пошлин с торгующих, что так же негативно сказывалось на государственных доходах. Но рано или поздно о том становилось известно московским властям, на основе чего и последовал новый указ, направленный на искоренение подобных махинаций.

«Встреча воеводы». Репродукция картины красноярского художника К. И. Матвеевой. Источник: Иллюстрированная история Красноярья (XVI — начало XX в.), 2012 г.

Вот как назывался боярский приговор, принятый 27 ноября 1695 г.: «О сборе пошлин с товаров на Ирбитской ярмарке». В нем отдельно указывалось, что собранные деньги должны находиться непосредственно на таможне и «воеводе их не отдавать». Этим же указом воеводам запрещалось под любыми предлогами посещать саму ярмарку и «людей своих посылать невелено», чтоб торговым людям от них «в пошлинном сборе порухи не было».

В том же «приговоре» следует отметить интересный момент относительно митрополита Сибирского и Тобольского Игнатия (Римского-Корсакова). Владыке, как и воеводам, также запрещалось направлять своих «домовых людей» на Ирбитскую ярмарку для беспошлинной торговли. Указывалось, что ранее «приказной его Осип Немчинов» отказывался платить пошлину за осуществляемую им торговлю.

И еще одна формулировка в том же документе, казалось, не имеющая прямого отношения к деятельности воевод, но касающаяся поднятия престижа таможенных служащих, должна была подчеркнуть их независимость от местной администрации. В том же «приговоре» служителям Сибирского Приказа предписывалось изготовить из серебра особую печать со словами: «Печать Сибирской земли Верхотурского уезда Ирбитской слободы», которой бы были отмечены все привозимые на ярмарку товары, и требовалось впредь ту печать «держать в таможне»[17].

Все эти, казалось бы, мелкие ограничения самовластия и вседозволенности неограниченного воеводского правления были шаг за шагом направлены на уменьшение влияния власти местной администрации в самых разнообразных сферах деятельности. И, как увидим ниже, то было лишь начало государственного давления на ближайших помощников и исполнителей проведения в крае политики правительства, закончившееся полным упразднением института воеводского правления.

Участие воевод в оценке мехов

Как указывалось, одним из приоритетных направлений деятельности воевод в Сибири являлся сбор ясака с аборигенного населения в виде мехов. Надо полагать, собранные в собственность казны меха не могли быть одного качества, а потому требовалась их сортировка с последующей оценкой. Нигде в документах того времени не указывается, что для этой цели существовали должности специалистов по «мягкой рухляди», но в многочисленных «Наказах» при назначении воевод на должность от них требовалось честно вести оценку ясака во время его приемки. В ряде «Наказов» приводились конкретные цены на те или иные меха и разъяснялось как лучше производить их сортировку.

Все это позволяет сделать вывод, что воевода и его приказные служители выполняли роль главных оценщиков собираемых в казну мехов, и никто другой не имел права контролировать эту процедуру. В зависимости от их оценки складывалась конечная сумма сданного ясака, которая затем и направлялась в Москву. Чем выше была указанная сумма, тем более значимой оказывалась и деятельность воеводы перед лицом центральной власти. Значит, местная администрация была кровно заинтересована в сборе качественных мехов, цена на которые была значительно выше, нежели низкосортных мехов. И возможность завысить их цену стала очередной лазейкой для казнокрадства, чем сибирские воеводы не могли не воспользоваться. Мало того, они без зазрения совести меняли качественные шкуры на низкосортные, давая оценку им по самой высшей шкале. Стоит ли говорить, что хороший товар они оставляли себе и затем с выгодой реализовывали его.

Наведению порядка в этом вопросе и был посвящен очередной именной указ от 18 декабря 1695 г. Он был сформулирован следующим образом: «Об оценке в сибирских городах ясачных мехов настоящею ценою без прибавки…» Его суть заключается опять же в осуждении неблаговидной роли сибирских воевод при оценке отправляемых ими в казну мехов. В указе подробно сообщается о завышении оценочных цен на меха при непосредственном участии в этом неблаговидном процессе представителей власти. Так, в нем, в частности, утверждается, что «многие воеводы воруют лучшие ясачные соболи и иным зверем берут себе, а вместо того кладут худыми» и «велят ценить ценою дорогою»[18].

Данный указ позволяет сделать вывод, что государственная власть была хорошо осведомлена обо всех воеводских нарушениях, но изменить саму систему пока не решалась. Поскольку не видела альтернативы устоявшейся и хорошо ли плохо ли налаженной и функционировавшей воеводской структуре. А потому ограничивалась лишь отдельными, но довольно жесткими замечаниями в адрес сибирских администраторов.

Следующий указ, датированный 1 января 1696 г., опять был направлен на искоренение недобросовестной деятельности сибирской администрации во время приемки и оценки ясака. Его формулировка довольно уникальна в своем роде: «О приеме в подать от ясачных людей соболей с хвостами»[19]. В тексте указа нет никаких разъяснений насчет того, почему вдруг соболиные шкуры во время их сдачи оказывались лишенными хвостов. Но, коль скоро этот вопрос рассматривался на государственном уровне и адресовался сибирским воеводам, за ним кроется еще одна воеводская уловка по сокрытию качественных мехов и подмене их низкосортными. Надо полагать, что во время приема ясака в казну поступали «бесхвостые соболя», для которых следовало прикупить соответствующую часть их отсутствующей гарнитуры «и в том чинится Великих Государей казне лишний расход». Как говорится, в комментариях данный указ не нуждается.

Защита аборигенов

Но на этом тема взаимоотношений местных администраторов с аборигенным населением Сибири не исчерпывается. Довольно серьезное обвинение в рассматриваемый нами период было предъявлено сибирским правителям другим указом, где они откровенно обвинялись в произволе по отношению к туземному населению. Но и этот приведенный ниже указ смело можно отнести к декларативным, поскольку в нем довольно подробно перечисляются многочисленные факты нарушения воеводами своих должностных полномочий, но нет конкретных имен, привлеченных к суду. Поскольку нет оснований сомневаться в тексте самого указа, то из него следует, что гражданская власть, призванная защищать местное население и всячески способствовать улучшению его благосостояния, на деле занималась поборами и грабежом российских подданных. Не только воеводы, но и их ближайшее окружение обкладывали аборигенов непомерным ясаком, причем большая часть его шла в карман сибирских администраторов. Благодаря подобным преступным деяниям со стороны сибирских властей местные «инородцы» целыми семьями, а иногда и родами бежали за пределы Российской империи или же укрывались в отдаленных ее уголках, где их не могли отыскать сборщики налогов. Все это наносило непоправимый ущерб казне, с чем московская власть не намерена была мириться.

Сам указ гласил: «О нечинении казней и пыток сибирским ясачным инородцам ни по каким делам без доклада Государям, об охранении их от обид и налогов и притеснений, о посылке приказчиков для ясачного сбора людей добрых по выбору градскому, и о наблюдении, чтоб они ясашных людей не грабили, запрещенными товарами не торговали, и вина не курили и не продавали»[20].

Далее идет как бы пояснение причин, почему данный указ увидел свет. В нем говорится, что «казне в денежных и в ясачном сборе, перед прежними годами, учинился многий недобор». И указывается на виновников недоимок: «…многие прежние воеводы воровали всякую денежную Великих Государей казну» и собирали ее «для своих вымышленных корыстей»; «и сами воеводы … вино курили и продавали … и всяким людям чинили всякое мученье».

Там же приводятся и конкретные факты выступления местного населения против ясачных сборщиков и служилых людей, которых «на дорогах побивают до смерти», а сами подданные «отошли в подданство в Китайское Государство и в разные дальние безвестные места». Указывается и на беспошлинную торговлю воевод с Китаем и укрытие товаров, вывозимых через таможню из Сибири.

На основе приведенных выдержек из документа рисуется довольно мрачная картина всестороннего воеводского самоуправства, по причине которого аборигены края были доведены до крайности и вынуждены бежать из-под их начала. При этом упоминаются факты убийства сборщиков ясака, в которых сибирские жители видели главных виновников своих бед и несчастий. Налицо назревающий бунт податного ясачного населения, готовый вспыхнуть на окраинах страны. И главная причина народного недовольства – непомерные аппетиты воевод и их подручных.

Потому на сей раз указ заканчивается довольно жестко: за его неисполнение нарушителям обещано: «и тем самым воеводам быть казненным смертию ж и вотчины и все воры и поместья и животы взяты будут». Но угроза в адрес сибирских воевод так и осталась на бумаге и реально приведена в исполнение не была. Ни один из сибирских администраторов не был «казнен смертию» за свои многочисленные злодеяния, что можно расценивать как слабую позицию и неуверенность московского правительства применить карательные меры против представителей знатных аристократических родов, из которых главным образом формировался региональный административный управленческий аппарат. Правительство до поры до времени закрывало глаза на их воровство и мздоимство, пока в стране не укрепилась центральная власть, опиравшаяся на мелкопоместное дворянство, и не стало возможным комплексное реформирование всего административного аппарата, повлекшее за собой смену его руководства.

Процесс против сибирских воевод князей Гагариных

И, наконец, центральная власть решилась на проведение решительных розыскных мероприятий в отношении древнего княжеского рода, представители которого занимали в конце XVII в. высокие административные должности в качестве сибирских воевод. Речь идет о князьях Гагариных, а точнее – о родных братьях – Иване Петровиче (Иркутском воеводе) и Матвее Петровиче (воеводе в Нерчинске), а также их двоюродном брате Иване Михайловиче, находящемся в те же годы на воеводстве в Якутске.

Сам указ от 23 января 1696 г. гласит: «О взятии показания с торговых людей в сибирских городах о всяких злоупотреблениях по управлению и о притеснениях торговым людям от бывших там воеводами князей Гагариных».

Текст его адресуется непосредственно к иностранным купцам, именуемым «гостями», и всем торговым людям, состоящим в «гостиной сотне», чья торговая деятельность каким-то образом была связана с Сибирью. Их просят сообщить о том, каким образом они оплачивали пошлину на таможенных заставах в Нерчинске, Иркутске и Якутске, где на тот период находились на воеводстве братья Гагарины.

Спрашивалось также, не было ли в караванах, что направлялись в Китай, родственников или близких воеводам Гагариным людей с товарами. А если были, то, что именно везли они и в каком количестве, платили ли пошлину, а если да, то деньгами или товарами. Ставился в указе и вопрос о непосредственном участии самих иностранных купцов в вывозе в европейскую часть страны каких-то товаров, принадлежащих князьям Гагариным. Попутно задается вопрос, не было ли «каких обид и налог и грабежу» от сибирских воевод Гагариных или их приказных людей, а если были, то в чем они проявлялись.

Не секрет, что большинство сибирских воевод имели немалую выручку от беспошлинной торговли, но нами не выявлен государственный указ, где бы против кого-либо из них был начат столь громкий процесс. Надо думать, братья Гагарины превысили все негласные нормативы, когда на подобные нарушения государство закрывало глаза, не имея возможности вести контроль за каждым из сибирских административных деятелей. О масштабах лихоимства Гагариных мы можем лишь догадываться.

И хотя выявить и доказать во всей полноте нарушения Гагариных на тот момент не удалось, но в «Наказной статье Нерчинским воеводам – Об управлении земскими и военными делами» от 18 февраля 1696 г. вновь предлагалось жителям Нерчинска и прилежащих к нему земель сообщить «от кого будет им была какая обида и насильство и налоги»[21].

Другой именной указ по Нерчинску последовал 5 декабря 1697 г. Он был сформулирован таким образом: «О взыскании в Нерчинске с вывезенных товаров из Китайскаго Государства пошлин серебром и золотом, о взятии пени с воевод за удержание в пути торговых людей и за причиненные ими убытки»[22]. Здесь вновь подчеркивается неблаговидная роль сибирских воевод при задержке идущих из Китая в Москву товаров. В указе достаточно подробно разъясняется, как их следует учитывать, чтоб не создавать помех с доставкой в столицу.

Печать Сибирского Царства

Меж тем законотворчество по «сибирскому вопросу» продолжалось. 9 декабря 1696 г. следует именной указ «О сделании вновь казенной печати Сибирского Царства, о прикладывании оной к грамотам и подорожным, о непропуске ни кого с грамотами без печатей и о конфисковании провозимых товаров и вещей, у которых сей печати не будет»[23].

Данный указ вызывает ряд вопросов. Во-первых, известно, что печати для сибирских городов были введены много ранее «для посвидетельствования разного рода актов» (об этом упоминается в 1692 г. в наказе таможенному голове города Верхотурья)[24], в том числе и Тобольска, «взамен прежних, новыя печати». В указе сообщается как должна выглядеть печать разрядного города Тобольска: «Два соболя, меж ими стрела, а около печати вырезано: печать государева Царства Сибирского города Тобольска». То есть печать Тобольска должна была рассматриваться как печать Царства Сибирского.

Напрашивается вывод о том, что прежняя печать была утеряна и какое-то время администрация обходилась без нее, а это явное нарушение существующего тогда делопроизводства.

Во-вторых, интересна формулировка, которая была помещена на печати: «Сибирское Царство». Тогда можно однозначно признать, что статус Сибири на тот период определялся как «Сибирское царство», сохранившийся в том же виде еще со времени управления ей ханом Кучумом. И хотя законодательно факт этот отражен где-либо не был, но сибирская территория воспринималась современниками именно как «царство». На основе этого можно сделать вывод, что назначаемый в Тобольск воевода управлял ни чем иным, как царством со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Регламентация правил торговли

В связи с тем, что число «торговых людей», желающих получить прибыль посредством ведения торговых операций в Сибири, возросло, правительством было принято решение облагать всех, направляющихся с этой целью за Урал, твердо установленной пошлиной, о чем было принято решение в 1697 г. Специальным распоряжением приказывалось брать по одному рублю со всех «купцов, приказчиков и работников, которые будут просить проезжих грамот для торгового промысла в Сибирские города»[25].

Вслед за тем государство решило прекратить обмен ввозимого в Сибирь табака на меха, которые местное население должно было сдавать в качестве ясака непосредственно в казну. Разрешалась продажа табака лишь за деньги, которые у аборигенов вряд ли имелись в наличии. Указывается и фамилия купца, промышлявшего продажей табака в Сибири – Мартын Богданов. За неисполнение указа торговым людям грозила смертная казнь[26].

Вскоре (5 ноября 1697 г.) следует именной указ, которым в в очередной раз запрещается всякое участие сибирских воевод в торговых операциях. Если ранее сами воеводы или приказные служители могли как-то влиять на совершение торговых сделок, то теперь все торговые операции должны были производиться минуя административный аппарат.

В краткой формулировке указ выглядит так: «О записке обмененных товаров на соболей и на всякую мягкую рухлядь в Купецкой Палате в приходные книги…»[27] Он посвящен выработке единой процедуры по обмену сдаваемых за товары соболей или иной «мягкой рухляди». При этом разъяснялось, что все операции должны быть занесены в приходные книги с указанием числа и «сколько чего принято».

А ниже указывалось как можно «давать его Великаго Государя жалованье Московских и Сибирских городов служилым людям…» И далее расписывается, как выдавать жалование служилым людям товарами, какие расписки брать от них и каким образом они должны быть оформлены.

За всем этим кроется стремление центральной власти полностью устранить участие воевод в выдаче жалования своим непосредственным подчиненным, которые теперь должны будут получать его через Казенную палату. Самим подьячим запрещалось иметь в наличии товары, от продажи которых они могли иметь определенный доход:

«…подьячим никаких товаров в приходе и расходе не держать, а держать одни денежные расходы, для того, что тем меновым товарам приходу и расходу пристойно быть в Купецкой Палате».

Так шаг за шагом государство вело корректировку деятельности сибирских воевод и их ближайших служителей, лишая их всяческих способов и возможностей для личного обогащения.

И это далеко не все правительственные указы, касающиеся непосредственно Сибири и ее управленцев. Трудно не удивиться содержанию государственных указов за последние месяцы 1697 г., в которых неизменно присутствует «сибирская тематика». Создается впечатление о крайней озабоченности правительства положением дел в отдаленных регионах, особенно касающихся приобретения «соболиной казны». Приведем лишь некоторые из них.

Именной указ от 30 ноября 1697 г. был озаглавлен так: «О мене на товары и покупку за деньги соболей в казну в Сибирских городах»[28]. В нем видна огромная заинтересованность государства получить соболиные меха в обмен на любые товары: «на хлеб и на вино менять и на деньги покупать».

Там же приводятся денежные суммы, затраченные на товары, направленные в различные сибирские города для закупки пушнины: на Туру на 200 руб., в Сургут на 600 руб., в Томск на 300 руб., в Березов на 400 руб., в Кузнецк на 300 руб., в Нарым и Кетск на 500 руб., в Енисейск на 500 руб., в Мангазею на 400 руб., в Якутск на 1200 руб., в Иркутск на 600 руб. Интересна своеобразная градация указанных затрат: в более отдаленные города направлялось большее в денежном эквиваленте число товаров, что вполне логично, поскольку именно там добывалось большее количество соболей. Это лишний раз подтверждает мнение ряда авторов о том, что к концу XVII в. количество пушнины, сдаваемой в качестве ясака, значительно снизилось вследствие хищнической добычи ценного зверя.

3 декабря 1697 г. следует именной указ той же тематики: «О продаже оставшихся соболей, разной мягкой рухляди и других товаров по оценке самим ценовщикам со взятием с них цены назначаемой ими, если в торгу давать будут меньше оной»[29].

В 1698 г. видимо по причине нарушения прежних распоряжений местной администрацией правительство вновь повторяет указ о том, что «кабацкие дела» находятся в ведении «таможенных голов», а не воевод[30].

Запрет на ношение «богатого платья»

Однако правительство не ограничилось лишь запретами на ту или иную деятельность сибирских воевод, а решилось навести порядок и в вопросах их частной собственности, касающихся их верхней одежды. Интересна и сама мотивация на этот счет, где откровенно заявляется, что дорогое платье служилые люди приобретают не из своих личных доходов, а кражей государственной казны или грабежом! Приведенный ниже указ можно отнести к случаю прямого вмешательства государства в частную жизнь своих подданных, что говорит об укреплении позиций самодержавия в конце XVIII столетия.

Указ, о котором идет речь, был издан 28 октября 1697 г. и адресован енисейскому воеводе стольнику Глебову[31]. Вот как он был сформулирован: «О запрещении посольским и всяких чинов людям носить богатое платье». С. М. Соловьев, неоднократно писавший в своей работе о злоупотреблениях сибирских администраторов, указывает по этому поводу:

«Царь в октябре 1697 года издал указ, запрещавший в Сибири служилым и всяких чинов людям женам и детям их носить богатое платье».

При этом он приводит непосредственный текст указа:

«чего им по чину своем носить не довелось и знатно, что те служилые люди, у которых та кое излишнее дорогое платье есть, делают его не от правого своего пожитку, кражею нашея Великого Государя казны или с иноземцев грабежом те богатства себе наживают; а буде у кого, каким промыслом правым, нажиток лишний сверх его нужных расходов явится, и те пожитки ему довелось держать на покупку доброго себе ружья и панцырей и платья нужного, чтоб к нашей службе был всегда готов и к боям с неприятелями потребен или держал в домовое каменное себе прочное строение, в котором бы пожиток его от случая пожарного был всегда в целости»[32].

Думается, комментарии на этот счет не нужны.

Другая грамота, от 26 ноября 1697 г., также была адресована стольнику и воеводе Глебову (без указания его имени или отчества). Она имеет такое название: «О прекращении обид и разорений наносимых мирским людям десятисильниками Тобольскаго Митрополита»[33]. На сей раз в ней нет претензий к воеводскому правлению, наоборот, самого воеводу Глебова просят урезонить так называемых «десятильников»[34], что «градским и уездным людям нападками своими ложными многое чинят разорение и обиды». Правительство обратило внимание на служителей Тобольского митрополита Игнатия (Римского-Корсакова), ведающих сбором пошлин в пользу церкви. Надо полагать, причиной появления указа послужили жалобы от гражданского населения лично на имя царя или правительства. И хотя дела подобного рода находились в ведении патриарха, но здесь гражданские власти взялись сами решить этот вопрос, тем более, что митрополит Игнатий, будучи сторонником царевны Софьи, далеко не случайно оказался в почетной сибирской ссылке и Петр I имел к нему свои личные претензии.

Об этом говорит и следующий указ 1697 г. о присылке в Сибирь дворянина Ивана Кочанова «для переписи дворов и межевания земель»[35]. Ему предписывается провести перепись во всех городах «Тобольскаго Розряду», а также освидетельствовать и поставить на учет монастырские вотчины и монастырские земли «Преосвященнаго Игнатия Митрополита Сибирскаго и Тобольскаго». Это лишний раз подтверждает желание государства во всех отношениях упорядочить сибирские дела. В Москве хотели знать точное число налогоплательщиков, не особенно полагаясь на отчеты воевод, в чьи функции входил учет местного населения.

Реорганизация воеводского правления в начале XVIII в.

В дальнейшем со стороны центральной власти в отношении воевод (и не только сибирских) был предпринят ряд мер по ограничению их прежних полномочий и возможности реализации их должностных обязанностей за счет использования административных ресурсов. Так, в мае 1700 г. был принят именной указ «О невзятии подвод с посадских и тягловых людей воеводам…»[36] В тот же месяц следует другой указ – о запрещении выдавать воеводам для продажи гербовую бумагу и передаче этих функций городским бурмистрам[37].

В январе 1701 г. направлена «Наказная статья» нерчинским воеводам, которая имеет некоторые отличия от прежних воеводских наказов XVII в. В ней уже более конкретно прописаны их обязанности «об управлении казенными, земскими и военными делами». Как и в прежних наказах, воеводам вменяется принимать городовые и острожные строения «и на башнях всякого снаряду стараго и новаго», «и в казне Великаго Государя принять соболиную и всякую мягкую рухлядь … и деньги и зелье и свинец», окладные ясачные книги и пр.[38]

То есть за воеводами сохранялись их прежние функции и полномочия. Однако уже в начале февраля того же года на имя вновь назначенного в Нерчинск воеводы стольника Ю. Б. Бибикова был направлен «Особенный наказ», где более предметно были перечислены его задачи и обязанности на период воеводства[39]. В нем, в частности, требуется от Бибикова особо беречь и «всякой призор и ласку и добродетель … чинить» новокрещеному князю Павлу Гатимурову и его родственникам. И практически выпадает из уже сформированной ранее схемы по составлению воеводских наказов очередной указ «товарищу Нерчинского воеводы Ивану Николеву. – О смене его»[40]. Хотя он мало чем отличается от прежних «Наказов», где предшественнику предписывалось передать согласно описи всю казну и припасы, «боясь Бога, и Нашего Великаго Государя гнева и опалы», сменявшему его воеводе. Но это единственный пример, когда именной указ был направлен на имя прежнего воеводы или его «товарища». В остальном же все приведенные нами документы сохраняют не только стиль, но и большинство подробно перечисляемых задач, стоящих перед сибирскими воеводами прошлого семнадцатого столетия.

Все это говорит о том, что правительство, существенно ограничив воеводские полномочия и возможность использовать их воеводами для собственной выгоды, пока что не нашло альтернативы для структурных изменений в управленческом аппарате.

Апрельский указ за 1701 г. «О неопределении на воеводство и к приказным делам военнослужащих людей без именнаго указа…» можно рассматривать как повторение уже принятых ранее в XVII в. подобных распоряжений на этот счет, хотя в нем присутствует момент, отличный от прежних формулировок. Так, в нем запрещается обращаться напрямую к государю и «бить челом на воеводство» и подробно расписывается, в какую инстанцию с этой целью претендентам на воеводское правление следует обращаться[41]. Но сама формулировка относительно определения на воеводскую должность военнослужащих говорит о том, что произошли определенные изменения: когда ранее на воеводство назначались лишь титулованные особы из числа близких ко двору лиц, в то время как в период правления Петра I такую возможность получили выходцы из служилого дворянства.

Указ от 20 июня того же года к «сибирским воеводам» Михаилу и Петру Черкасским также не дает оснований для рассмотрения его как начала реорганизации воеводского правления в Сибири. Вновь принятым указом предлагается взимать с земель, заселенных «бухарцами», оброк по 5 алтын в год[42]. Зато в марте 1702 г. следует указ, вносящий некоторые изменения в местное административное управление[43]. Согласно ему, в городах отменялись должности губных старост и сыщиков. Исполнять же полномочия упраздненных структур отныне должны были выборные дворяне «для заседания в приказных избах вместе с воеводами и решения всяких дел по общим приговорам».

В январе 1705 г. именным указом вводятся новые правила при назначении помощников воевод. В нем говорится: «Об оставлении в товарищах с воеводами дворян, выбранных от того города, куда кто послан на воеводство, и о выборе товарищей самим воеводам, где от городовых дворян оные не избираются»[44]. Тем самым правительство попыталось привлечь для контроля за приезжими администраторами местное служилое дворянство. При этом явно играл роль и фактор знания ими местной специфики, а потому их привлечение к исполнению управленческих функций следует рассматривать не только как контроль, но и как помощь.

Два других правительственных указа по той же тематике посвящены проведению рекрутского набора. В первом из них (13 октября 1706 г.) сообщается «О сборе денег в сибирских городах с посадских людей на жалование рекрутам по осьми денег со двора»[45]. Но кто именно должен ведать сборами, не сообщается. Во всяком случае, не указано, что этим должны заниматься непосредственно воеводы или их кто-то из их штата. Вторым именным указом (19 декабря 1707 г.) предлагается прислать «из всех городов находящихся для набора рекрут офицеров в Москву». И далее со всей определенностью сообщается, что рекрутским набором должны ведать воеводы и другие «начальствующие в городах»[46].

Учреждение губернского правления

Таким образом, в начале XVIII в. воеводская должность была сохранена, и воеводы продолжали оставаться во главе управленческой структуры. Но с одной стороны их деятельность контролировалась выборными дворянами, заседающими в приказных избах и не находящимися в прямом подчинении воеводам, а с другой – большинство дел, связанных с финансами, проходили через городских бурмистров.

И, наконец, 18 декабря 1708 г. последовал именной указ «Об учреждении губерний и о росписании к ним городов»[47]. Следует отметить, что почти до конца XVIII столетия воеводские должности продолжали существовать в уездных городах, но все они находились в прямом подчинении у губернаторов, к которым и перешла вся полнота власти их предшественников.

Основные выводы

1. Как видим, начиная с 1676 г. и по 1698 г. на протяжении двух десятилетий происходит активная регламентация деятельности сибирских воевод. Ряд указов неоднократно повторяется, что говорит о непрекращающихся нарушениях, в связи с чем центральная власть вынуждена раз за разом указывать на их нарушения, угрожая самыми жестокими карами, включая смертную казнь.
2. Московское правительство принимает ряд законодательных актов, направленных на регламентацию деятельности сибирского административного аппарата, и пытается осуществить более жесткий контроль непосредственно за находящимися на службе в крае воеводами. Об этом красноречиво свидетельствуют документы, зафиксированные в «Полном своде законов Российской империи». Именные указы и боярские приговоры, издаваемые на тот период, были, прежде всего, направлены на установление, контроля за таможенной деятельностью на сибирских таможнях, за сбором ясака и ведущейся через Сибирь торговлей с азиатскими купцами. Вместе с тем вводятся определенные сроки пребывания воевод на своих постах в Сибири.
3. Именно в конце XVII века обозначилось множество недостатков сибирского воеводского правления. Все это указывало на несовершенство государственных структур, ведавших контролем за административным аппаратом, осуществляющим управление на территории Сибири. К тому же, направляемые на места воеводы не всегда должным образом исполняли возложенные на них полномочия. Этому способствовало отсутствие должной регламентации обязанностей воевод, что в ряде случаев вело к их злоупотреблениям своим должностным положением. Этим можно объяснить интенсивное издание российским правительством ряда законодательных актов, направленных на стабилизацию обстановки в Сибири и налаживанию должного контроля за управленческим аппаратом.
4. Факт отсутствия после 1698 г. законодательных актов в указанном направлении, можно расценивать как наведение относительного порядка в сибирских делах, когда сибирские воеводы, почувствовав усиленное внимание со стороны верховной власти, стали вести себя более осторожно. Но это совсем не значит, что был искоренен сам механизм и причины многочисленных нарушений воеводских функций. Скорее всего, отсутствие аналогичных указов связано, прежде всего, с началом подготовки к Северной войне, когда внутренние дела были уже не столь актуальны. Сложившееся положение дел в «царстве сибирском» оставалось на прежнем уровне вплоть до административной реорганизации России и деления ее на губернии.
5. Таким образом, государственной властью неоднократно предпринимались попытки по налаживанию более эффективной деятельности сибирской администрации во второй половине XVII века, что говорит о наличии кризисных явлений в этой сфере. Все это в конечном итоге и привело к необходимости проведения реформ на общегосударственном уровне и введения губернского правления в России.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. РГАДА. Ф. 214. Оп. 31. Д. 142; Оп. 3. Д. 36.
2. Миллер Г. Ф. История Сибири. М.-Л., 1941.
3. Акты исторические. Т.3. СПб., 1841.
4. ПСЗ. Т. 2. № 642.
5. ПСЗ. Т. 3. № 1514. СПб. 1830. С. 204-205.
6. Там же. № 1518. С. 206.
7. Там же. № 1523. С. 211.
8. Там же. № 1529, 1530, 1531, 1533. С. 216-217.
9. Там же. № 1545. С. 255-257.
10. Там же. № 1600. С. 404.
11. ПСЗ. Т. 3. № 1511. СПБ. 1830. С. 203-204.
12. Там же. № 1527. С. 215.
13. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 7. Т. 13-14. М. 1997. С. 669-670.
14. Там же.
15. Там же.
16. Т. 3. № 1598. С. 402.
17. Там же. № 1520. С. 209-210.
18. Там же. № 1522. С. 211.
19. Там же. № 1529. С. 216.
20. ПСЗ. Т. 3. № 1526. СПб. 1830. С. 213.
21. Там же. № 1542. С. 235.
22. Там же. № 1606. С. 410.
23. Там же. 1559. С. 266-267.
24. ПСЗ. Т. 3. № 1443. С. 130.
25. Там же. № 1571. С. 275.
26. Там же. № 1590. С. 329.
27. Там же. № 1599. С. 403.
28. Там же. № 1602. С. 405.
29. Там же. № 1604. С. 409.
30. Там же Т. 3. № 1655.
31. Там же. № 1598. С. 402-403.
32. Соловьев С. М. Указ. соч. С. 670-671.
33. ПСЗ. Т. 3. № 1601. С. 404.
34. Десятильник – церковно-правительственное должностное лицо, имевшее сначала обязанность собирать десятину из княжеских доходов в пользу епископов, но затем постепенно обратившееся в заведующего небольшой церковно-административной единицей – десятиной.
35. ПСЗ. Т. 3. № 1605. С. 410.
36. ПСЗ. Т. 4. № 1784. С. 24.
37. Там же. № 1286. С. 24.
38. ПСЗ. Т. 4. № 1822. С. 95.
39. ПСЗ. Т. 4. № 1855. С. 140.
40. Там же. № 1857. С. 154.
41. Там же. Т. 4. № 1852. С. 167.
42. Там же. Т. 4. № 1857. С. 168 – 170.
43. Там же. Т. 4. № 1900. С. 189.
44. ПСЗ. Т. 3. № 2018. С. 284.
45. ПСЗ. Т. 4. № 2121. С. 557.
46. Там же. Т. 4. № 2180. С. 399.
47. ПСЗ. Т. 4. № 2218. С. 436.