Печатный аналог: Савин А.И. К вопросу о политике сибирских властей в отношении сектантов в начале 1920-х гг. // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI — начала XX веков. Материалы четвертой региональной научной конференции 11 — 12 ноября 1999 г. Новосибирск, 1999, С. 274–278.
Религия — да, но не защита церкви от коммунистов. Именно таким образом, как считает немецкий историк С. Плаггенборг, можно «несколько заостренно» обозначить отношение религиозных масс к судьбе Русской православной церкви в период 1917 — 1922 гг. Относительная пассивность народа, с одной стороны, и осуществленный большевиками разгром ортодоксальной церкви, с другой стороны, свидетельствовали руководству коммунистической партии, что поставленные на этом участке «религиозного фронта» проблемы были успешно решены.
Но если РПЦ оказалась в роли гонимой и пострадавшей стороны, то другая часть религиозного спектра в определенной степени профитировала от изменений, вызванных отделением церкви от государства. Прежде всего это относилось к т.н. сектам протестантского толка — баптистам, евангельским христианам, меннонитам, адвентистам седьмого дня и др., — опиравшимся на сильные в России традиции народной религиозности. Возможность проповедовать, заниматься миссионерской деятельностью, способность предложить верующим новое, реформированное исповедание, привлекательное именно его реальным претворением в дружественную и нацеленную на хозяйственный успех и взаимопомощь жизнь общины, освобождение от воинской службы и, наконец, стремление изолироваться от советского государства — все это делало привлекательным, особенно в среде крестьянства, принадлежность к одной из вышеназванных конфессий.
Компетентные органы власти достаточно быстро отследили эту новую тенденцию. Общим местом соответствующих документов и публицистики на религиозную тему становится констатация роста сектантских общин и усиления их влияния. В результате, к середине 1923 г. можно зафиксировать резкий поворот по отношению к сектантству как в деятельности VI отделения СО ГПУ, так и Антирелигиозной комиссии ЦК РКП (б), перед которыми были поставлены задачи борьбы со свободными церквями.
Если VI отделение СО ГПУ, по свидетельству Е. А. Тучкова, «работой по сектантству вплотную» занялось «только лишь с половины 1923 года», то сибирские чекисты вкупе с сибирскими властями намного раньше стали осуществлять активную антисектантскую политику. Свою сыграло роль то обстоятельство, что Сибирь исторически была одним из основных мест деятельности свободных церквей в России. По предварительным подсчетам, уже в 1923 г. общая численность их только официально зарегистрированных членов превысила 21 тыс. человек. Здесь действовали сибирские отделы союзов баптистов и евангельских христиан, два наиболее крупных отделения Всероссийского меннонитского сельскохозяйственного общества.
Враждебное отношение к сектантам для руководства Сибири было традиционным: «секты» расценивались как опасные образования, не разделявшие коммунистического мировоззрения и не желавшие приспосабливаться к новой системе. Уже в марте 1921 г. секретарь Сиббюро ЦК РКП (б) С. Чуцкаев потребовал в обращении ко всем партийным организациям Сибири «обратить самое серьезное внимание… и повсюду вступить… в идейную борьбу на разного рода диспутах, дискуссиях, религиозных собраниях» с сектантами, «под личиной которых часто кроются самые отъявленные контрреволюционеры». Образ коварного врага формировался целенаправленно — в документах Сиббюро ЦК РКП (б) традиционно подчеркивалась «мнимая отдаленность» сектантов от политики, главной целью религиозных групп называлась антисоветская пропаганда, а их членами — исключительно богатые, зажиточные, кулацкие элементы.
Начиная с осени 1920 г., в Сибири в качестве средства постоянного административного давления на сектантов использовались спонтанно осуществляемые перерегистрации общин. В отношении конфессий проводились и выборочные административные репрессии. Вот лишь несколько фактов: в июле 1920 г. в г. Славгороде был конфискован молитвенный дом меннонитов и баптистов, в котором были размещены войска, прибывшие на подавление крестьянского восстания. Весною следующего года приказом Славгородского уисполкома, политбюро и Омской губчека до «сведения всех религиозных сект Славгородского уезда» доводилось, что «все религиозные собрания, съезды и конференции могут производиться только с ведома Уика». К этому времени в осуществление постановления Славгородского Уика от 24 февраля 1921 г. «об укрощении сектантства» уже были проведены аресты проповедников «замеченных в разъездах по уезду» и руководителей общин, проводивших «нелегальные» собрания. В июле 1921 г. Сибгосиздат по приказу Сиббюро ЦК РКП (б) отказал баптистам в издании газеты, мотивируя отказ недостатком бумаги. В феврале 1922 г. отделы управления Сибревкома и Ново-Николаевского губисполкома отказали евангельским христианам в проведении всесибирского съезда. Со второй половины 1922 г. можно констатировать повышенное внимание чекистов к сектантам. Так, в сводке за июль-первую половину августа 1922 г. ПП ГПУ по Сибири «констатировало сильное развитие евангелизма на территории Сибири». По оперативным данным, пальму первенства держала Ново-Николаевская губерния. Только за июль 1922 г. Ново-Николаевский губотдел ГПУ «взял на учет» 84 новые «евангелические» общины. Они обладали, с точки зрения органов, всеми отличительными признаками «контрреволюционных и заговорщицких организаций».
Принимавшиеся «меры к разложению сектантства по Сибири» вылились в конце 1922 — начале 1923 гг. в пионерную по времени осуществления и масштабу операцию ПП ГПУ по Сибири, в результате которой оказалась ликвидированными руководящие органы всех крупных свободоверческих конфессий, а общины перешли на нелегальное положение. В рамках этой операции Сиббюро ЦК РКП (б) своей директивой от 17 апреля 1923 г. приказало всем губкомам ликвидировать сектантские кооперативы, возникшие в системе потребительской кооперации. Не будет преувеличением сказать, что репрессии в Сибири оказали непосредственное влияние на руководство евангельских христиан и баптистов, сделавших осенью 1923 г. первые шаги на пути признания военной службы с оружием в руках обязательной для членов общин.
Изменение государственной «религиозной» политики весною — летом 1923 г., вызванное в том числе сопротивлением верующих, привело в Сибири к свертыванию антисектантской операции и легализации конфессий. Руководству края необходимо было в этой ситуации выработать новую линию поведения в отношении сектантства. С этой точки зрения большой интерес представляет письмо полномочного представителя ГПУ по Сибири, члена Сиббюро ЦК РКП (б) И. П. Павлуновского, адресованное 23 июля 1923 г. председателю Сибревкома М. М. Лашевичу. Письмо было посвящено исключительно проблеме сектантства. В доверительной форме Павлуновский информировал Лашевича о своих собственных взглядах на важнейшую, с его точки зрения, для Сибири проблему. Несомненно, что к написанию письма Павлуновского подтолкнула и прошедшая за три дня до этого, 20 июля 1923 г., всесибирская конференция начальников губернских отделений, особых отделов и отделений ГПУ, также уделившая большое внимание сектантскому вопросу. К письму прилагалась первая комплектная сводка ПП ГПУ по Сибири о «состоянии сектантства».
По оценкам Павлуновского, сектантские объединения в Сибири летом 1923 г. уже пpедставляли «силу численно большую и кpепче внутpи спаянную, чем наши комячейки и волсоветы». Им выделялись следующие четыре основные тенденции в развитии сибирского сектантства: увеличение численности общин, «поголовный» антимилитаризм их членов, установление связей с дальневосточным сектантством и кооперативное движение «на началах взаимопомощи». Особенно опасными Павлуновский считал две последние тенденции. Связи с дальневосточным сектантством неминуемо делали свободоверческие общины в его глазах «контрреволюционным возбудителем для Сибири», т.к. «сектанты Приморья и Амура начинают финансировать, снабжать литературой и проповедниками Сибирь… сектантское движение Амура и Приморья самым теснейшим образом связано с сектантством Америки…. американское правительство смотрит на связь американского сектантства с Амуром и Приморьем как на один из способов распространения своего влияния в указанных областях». Выявленные органами ГПУ несколько случаев регистрации в Омской, Алтайской и Томской губерниях сектантских кооперативов на «началах взаимопомощи» были признаны Павлуновским неким заpодышем будущей кулацкой контрреволюционной оpганизации, к котоpой «как к форме организации кулацких слоев в деревне, неизбежно потянет и эсеp, и белогваpдеец, и меланхолически настpоенный интеллигент». Резюмируя, Павлуновский однозначно «привязал» сектантскую проблему к проблеме «кулачества»: «В общем, сибирский кулачек, как видим, вновь зашевелился и начинает создавать свои организации в форме сектантских объединений и понемножку лезет сельсоветы».
Pецепт боpьбы с сектантством, пpедложенный Павлуновским, был двусмысленен: с одной стоpоны, он «откpестился» от только что осужденных паpтией «чекистских методов воздействия на сектантское движение», с дpугой стоpоны, указал на необходимость «pазpаботки и ослабления pоста сектантского движения» как на очеpедную задачу «советской власти и паpтии в Сибиpи». Данное положение заключало в себе следующую пpогpамму: шиpокая опеpативная pазpаботка пpактически всех стоpон деятельности общин (есть чекисткие методы и чекистские), сбоp компpомата и инфоpмации на случай возможных pепpессий, pазвал и тоpможение деятельности общин как методами агентуpной pаботы, так и посpедством давления и pазличного pода администpативных запpетов, pегламентаций и пpидиpок. Иные методы борьбы, такие как пpовозглашавшиеся повсеместно методы антиpелигиозной пpопаганды, расценивались именитым чекистом И. П. Павлуновским как эфемеpные. Основные положения письма Павлуновского были повторены в директиве Сиббюро ЦК РКП (б) № 913/с от 2 октября 1923 года
«Меморандум Павлуновского» отражает, по сути дела, весь спектр дальнейшей линии поведения сибирских властных институтов и деятельности ПП ОГПУ по Сибири в отношении свободоверческих конфессий в 1923 — 1927 гг. Продолжавшийся рост численности общин, развитие независимого кооперативного движения среди сектантов, «евангелизация» молодежи и уклончивая позиция свободных церквей по вопросу службы в армии только усиливали нетерпимость сибирского руководства, которая проявлялась в политике выборочных административных и судебных репрессий. Основным органом, ответственным за борьбу с сектантством, оставался ОГПУ. Начиная с 1928 г., сектанты становятся в Сибири одной из наиболее значимых мишеней государственной репрессивной политики.