Становление Новониколаевска/ Новосибирска как столицы Сибири в начале 1920-х гг.

 

Папков С. А. Становление Новониколаевска/Новосибирска как столицы Сибири в начале 1920-х гг. Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность», 9(2), 2024. С. 14–21.

Представлен анализ факторов социально-экономического роста и преобразования Новониколаевска (Новосибирска) в административный центр Сибири в начале ХХ столетия. Дается описание состояния города, положения городского населения и разрушительных последствий гражданской войны. Отмечены противоречия и споры в управленческой среде по вопросу выбора Новониколаевска в качестве административного центра. Особое внимание уделено процедуре перемещения органов власти и управления из Омска в Новониколаевск. Показаны способы решения коммунальных и жилищных проблем в условиях кризиса, использование чрезвычайных мер в ходе образования новой столицы Сибири. Содержится вывод о вполне закономерном и обоснованном характере придания городу особого административного статуса в послевоенных условиях Советской России.

Об истории города Новониколаевска (Новосибирска) издано множество публикаций различного жанра. Часть из них посвящена периоду образования и начального роста города, но большинство изданий описывает советскую эпоху, в течение которой город совершил стремительный скачок в своем развитии, превратившись из небольшого железнодорожного узла в столицу огромного края [1–9].

В публикуемой статье представлена попытка в деталях рассмотреть процесс становления Новониколаевска в ранний советский период, проследить путь преобразования города в административный центр Сибири в необычных условиях — в обстановке острейшей гражданской войны и преодоления ее чудовищных последствий. Эти условия стали главной особенностью начала советской истории города. Для жителей и многочисленных переселенцев, заселявших город в 1920-е годы, они были источником невероятных трудностей, фактором постоянной борьбы за выживание под влиянием голода, эпидемий и своеобразных социальных большевистских экспериментов.

Новониколаевск, панорама города, 17 апреля 1917 года. Источник: russiahistory.ru
Новониколаевск, панорама города, 17 апреля 1917 года. Источник: russiahistory.ru

Необычная история Новониколаевска началась со строительством железнодорожного моста через Обь в 1890-е годы. Этот период описывается в публикациях как история небольшого быстро растущего рабочего поселка, где вслед за пролетами моста и участками Сибирской магистрали возникали земляные и деревянные жилища, а затем и остальные сопутствующие постройки — склады, механические мастерские, кирпичные заводы, торговые здания, каменные жилые дома, школы…

После того как строительство моста и пути завершилось, население поселка стало быстро увеличиваться, выросли торговые обороты, появились предприятия по переработке местного сырья. Вслед за ними пришли и кредитно-финансовые организации — отделения крупных банков и страховых компаний. Новый вид транспортной связи в сочетании с водными путями на юг и на север оказался главным фактором дальнейшего прогресса: поселок приобрел такие торгово-экономические и финансовые преимущества, которые через несколько лет позволили ему обойти в темпах развития старые сибирские города и занять особое политическое и административное положение в регионе.

Процесс обретения Новониколаевском статуса города общесибирского значения начался в дореволюционную эпоху под влиянием ускоренного роста транспортного узла, но достиг своего финала с приходом советской власти. Процесс протекал с необычайной быстротой и прошел ряд предварительных этапов, итогом которых стало оформление города как административного центра Сибири в 1921 году. Уже с периода Первой мировой войны Новониколаевск формировался практически в чрезвычайной обстановке. Его социально-экономический рост происходил за счет сырьевых и продовольственных поставок на рынок, размещения резервных армейских частей и транзита различных грузов по водным и железнодорожным путям. Но особую роль в его развитии сыграли события революции и гражданской войны. Небольшой провинциальный городок оказался в круговороте масштабных перемен: через него хлынул огромный людской поток, включавший тысячи беженцев и военнопленных, конных и пеших военных контингентов с тыловым обеспечением и многочисленными кадрами новых советских служащих.

Как только в декабре 1919 года от города была отброшена армия Колчака, в Новониколаевске был создан ревком, руководителем которого был назначен В. Ф. Дружицкий. Органы местного самоуправления упразднены, полномочия городской Думы и Управы перешли к Коммунальному отделу ревкома в составе трех человек, выдвинутых парткомом {1} (3, л. 34).

По условиям времени ревком вынужден был принимать безотлагательные решения. В течение нескольких дней был сформирован его руководящий состав и уже с первых чисел января он стал действовать как губернский центр управления под названием Новониколаевский (Томский) губревком. Такое двойное обозначение появилось в результате того, что в этот исторический момент Новониколаевск вновь оказался в более выгодном стратегическом положении по сравнению с прежними административными центрами ввиду необходимости оперативного руководства боевыми действиями Красной армии вдоль линии Транссиба и дальнейшего завоевания территории Востока. Именно здесь, а не в Томске, сходились не только основные коммуникации регионов Сибири, но и нити управления территориями и войсками. Таким образом, небольшой «безуездный» городок с 93-мя тысячами жителей внезапно приобрел новый статус.

С 9 января 1920 года по решению Сибревкома в должность председателя губревкома в Новониколаевске вступил Марк Левитин — бывший меньшевик, ставший большевиком и председателем Сибирской областной ЧК. Одновременно с этим было принято и другое важное решение: перенести в Новониколаевск аппарат управления во главе с Сибревкомом, который до сих пор базировался в Омске. Об этом сообщил, в частности, член сибирского руководства В. М. Косарев. На заседании Новониколаевского ревкома 29 декабря 1919 года он проинформировал собравшихся о том, что Сибревком постановил «переместить центр из г. Омска в г. Новониколаевск по различным экономическим и социальным условиям», выразив, таким образом, решимость новой власти перестроить прежнюю административную систему в Сибири (13, л. 114–115).

Но до полного исполнения замысла дело не дошло: Новониколаевск в этот период не стал ни губернским, ни общесибирским центром. Для столь важного изменения не оказалось необходимых условий. Против назначения Новониколаевска на новую роль настойчиво выступили томские руководители, справедливо усмотревшие в таком решении значительное понижение статуса своего города. Серьезные возражения были и у профсоюзных организаторов.

В одной из сводок на эту тему они отмечали:

«…Обстановка, превращающая Томск в уездный город, сразу не могла, конечно, понравиться последнему. Да и была, в сущности, правильной. После нескольких месяцев борьбы, колебаний, губительно отозвавшихся как на работе Томска, так и Новониколаевска, центр снова переносится в Томск, куда перебрасываются и учреждения вместе со своими служащими и архивами.

Это было сделано несмотря на постановления губконференции профсоюзов (участвовали союзы всей губернии, за исключением Томска), признавшей желательность оставления центра в Новониколаевске» [12, л. 24 об.].

Оба решения Сибревкома — о переезде в Новониколаевск и предании городу статуса губернского центра — в середине марта 1920 года были приостановлены. В апреле-мае губернские учреждения переместились в Томск, название губернии стало прежним — Томская.

Исполнению первоначального замысла Сибревкома в самом деле не позволяла критическая обстановка. Испытывая огромный дефицит жилых и служебных помещений, город в этот момент оказался также в эпицентре стихийных бедствий из-за массовой эпидемии, растущего голода, антисанитарии и топливного кризиса. На первый план вышла задача ликвидации катастрофических последствий гражданской войны.

Наводненный тысячами военнопленных и беженцев, частями Красной армии и разного рода ходоками-переселенцами, Новониколаевск представлял собой необычную разноязыкую человеческую массу, ищущую прибежище и спасение от холода, заразных болезней и голодной смерти. Люди умирали сотнями в день…

В январе 1920 года в приказе Левитина, назначенного  руководить  губревкомом,  говорилось:

«В общей разрухе… особенно ярко выделяется очень тяжелый топливный кризис. … Города остались почти без дров. Отопление госпиталей, больниц, казарм и приютов почти прекратилось. Раненые и больные умирают от холода. Гибнут, заболевая от холода, рабочие и дети. Замерзают мобилизованные Колчаком «белые» солдаты. Работа во всех советских учреждениях, фабриках, заводах и железных дорогах приостанавливается ввиду распространения эпидемии тифа, который косит обильную жатву. Революционный город в опасности…» (12, л. 5).

В другом сообщении весной 1920 года руководители Новониколаевска телеграфировали в Москву:

«Город [в] ужасном санитарном состоянии: около двадцати тысяч тифозных трупов. Рытье братских могил заканчивается. Все трупы свезены [к] могилам. Перевозка тифозных больных и трупов возложена [на] особый добровольческий санитарный отряд. Сильный недостаток рабочей силы, важность и спешность работ привели [к] решению произвести мобилизацию мужского населения города от 18 до 30 лет и беженцев» (15, л. 2).

В течение нескольких месяцев город жил в обстановке чрезвычайного положения, ведя отчаянную борьбу с распространением эпидемии тифа и других болезней, мобилизуя жителей на заготовку дров, собирая и хороня тела умерших. «Все дома были заняты «Чекатифом», а в городе диктаторствовал «Чекатруп», построивший два крематория и рывший версты глубоких траншей для погребения трупов» {2} (9, л. 15). Для отопления служебных помещений и жилья люди жгли заборы, деревянные тротуары и внутренние переборки зданий.

Драматизм переживаемых событий отражался в каждом официальном отчете этого периода. В докладах Новониколаевского ревкома в марте 1920 года, в частности, отмечалось:

«… После ухода войск Колчака масса военнопленных, зараженных тифом, заразила город; из города тиф перекинулся в села и деревни. В январе заболеваемость достигала 60 %, в начале февраля поднялась до 68 %. (…) Все, что можно было, все средства и силы борьбы были собраны воедино и открыто 16 госпиталей, по преимуществу военных, но их, конечно, не хватало… Госпитали были переполнены сверх всякой меры — больные лежали на полу в коридорах, на лестницах так густо, что в госпиталь зачастую нельзя было попасть. Никакой помощи гражданскому населению не оказывалось, приходилось только подбирать и спасать от холода заболевших. Губздрав только что образовался и тоже никакой помощи гражданскому населению оказать не мог. Взяты были все здания, какие только возможно, вплоть до кинематографов… Военнопленные, свободно расхаживающие по городу, заходя в частные дома, разносили заразу. Запертые в Военном городке люди были в ужасном положении. Не было дров, не было продовольствия. (…) Немногим лучше было положение и в городе. Не хватало врачей, не было продовольствия, дров, белья. Больные лежали в своей одежде, и вшивость в госпиталях достигала колоссальных размеров. (…) В городе переболели буквально все. Из 30-тысячного населения Военного городка не болело только 370 человек. В настоящее время население городка сократилось до 10 тысяч. Часть отправлена на работы, часть разбрелась, а часть умерла… ЧКтиф, видя свою беспомощность, обратился к гражданскому населению с призывом проявить самодеятельность. По инициативе населения стали возникать пункты — изоляторы с малой вместимостью, и эти пункты Губздравом постепенно превращены в госпиталя, сейчас их 10. Военных госпиталей в городе около 30» (14, л. 54–54 об.).

Вполне очевидно, что при таких условиях переезд в Новониколаевск учреждений с тысячами служащих был совершенно не готов. Но Сибревком настоял на своем. По его указанию вскоре возобновилась разработка плана по смене резиденции сибирского центра.

В октябре 1920-го при отделе управления Сибревкома была образована межведомственная комиссия по выделению новых административных единиц Сибири. На заседании 18 октября комиссия «принципиально высказалась за образование Новониколаевской губернии» и дала указание «запросить заинтересованные в этом губернии Томскую и Алтайскую с предложением представить материалы с мотивированным заключением по данному вопросу» (8, л. 12).

С мест начали поступать различные проекты и сметы, на основании которых определялись границы новых уездов, численность в них волостей и общая экономическая оценка районирования. К весне 1921 года работа по сбору сведений была в основном завершена.

Однако проблема выделения новой губернии являлась лишь самой простой частью намечаемой реформы. Намного сложнее было решение главной задачи — создание новой столицы Сибири и размещение ее служебного аппарата в небольшом городке. Никто из советских организаторов не обладал опытом подобного переустройства и, как показала практика, не в состоянии был оценить масштаб предстоящих трудностей, но в особенности последствий этого не могли представить себе сами жители Новониколаевска.

В марте 1921 года делегация сибирских коммунистов-руководителей выехала в Москву на Х съезд РКП(б). Пока шли заседания, план переезда сибирских организаций был согласован и одобрен в правительстве. 16 марта, когда съезд завершал работу, газета «Советская Сибирь» сообщила, что перевод учреждений в Новониколаевск «окончательно решен в положительном смысле. Организованы под руководством т. Косарева две комиссии, которые ведут подготовительные работы по ремонту помещений и жилищ для сотрудников в Новониколаевске и Томске». Одна комиссия решала вопросы, связанные с передислокацией учреждений, другая занималась учетом и распределением жилья (чрезвычайная жилищная — ЧЖК).

Комиссия по переезду (главная) заседала в Омске. Кроме члена Сибревкома В. М. Косарева в нее входили уполномоченный Наркомата почт и телеграфа РСФСР по Сибири (Сибпочтель) С. М. Гоголев, представитель военного отдела Сибревкома Тюрин и от Сибпродкома Айзин.

На своем первом заседании 23 марта она утвердила программу «по переселению Сибирских учреждений (Сибов) из Омска в Новониколаевск» с описанием способов переезда и мест для размещения советских работников.

«Принимая во внимание (…) перегруженность и квартирный кризис, — говорилось в документе, — Комиссия намечает ряд населенных пунктов в окрестностях г. Новониколаевска для выселения туда на постоянное жительство обывателей Новониколаевска, не занятых советской работой, и расквартирования советских служащих, причем находит возможным: первых выселить в пункты на расстоянии от города от 10–15 верст, а последних расквартировать в пункты на расстоянии от города до 10 верст» (4, л. 5).

Здесь же указывался перечень деревень, в которых следовало расквартировать переселяемых: для «обывателей, не занятых советской работой» — Ельцовка, Толмачево, село Бердское, Чемская, Мочище, Кубовая. А для «совслужащих», «в случае, если не найдется помещения для размещения в городе» — деревни Иня, Бугры, Малое и Большое Кривощеково.

Таким образом, принудительное выселение части горожан вместе с беженцами и иностранными подданными, именуемое «разгрузкой города», было одним из ключевых элементов проекта по переезду {3} [20, л. 106]. Второй задачей комиссии стал выбор места для госпиталей. Решение состояло в следующем:

«Принимая во внимание перегруженность Новониколаевска госпиталями, комиссия признает желательным госпиталя перенести в города Томск и Омск и внести этот вопрос на обсуждение Сибревкома».

Переезд из Омска начался в середине мая 1921-го. По предварительной оценке, в результате этой кампании население Новониколаевска должно было увеличиться сразу более чем на 20 тысяч человек, что неизбежно создавало множество непредвиденных проблем. Чтобы разместить и обеспечить необходимыми средствами такое количество прибывающих, предстояло найти какие-то необычные способы и приемы при самых скудных наличных ресурсах. В реальности, однако, такие средства уже имелись, и их применение открывало советским властям широкие возможности для маневра. Этому служили ликвидация системы имущественных прав в стране и всеобщая национализация жилищ и строений, проведенная в городе в 1920 году {4}  (10, л. 109).

Тем не менее перед комиссией Косарева возникли препятствия естественного свойства: размеры выселения «обывателей» и конфискуемых у них жилищ оказались весьма ограничены. Уже после перевода из Омска ¾ учреждений Комиссия констатировала, что для размещения служащих «использованы все средства возможного уплотнения и выселения из города беженцев империалистической войны», а оставшаяся четверть «может быть размещена лишь за счет самого интенсивного выселения из города граждан, нахождение которых по соображениям политическим и квартирно-жилищным нежелательно и на выселение которых уже получено разрешение Сибревкома» (5, л. 110 об.).

Рассчитывая выявить дополнительные резервы жилья, комиссия приняла решение о создании специального «квартирного фонда для размещения сотрудников Сибучреждений и их семейств». Наполнение фонда должно было происходить следующим образом: «а) ежедневно неукоснительно проводить членами ЧЖК поулочное обследование города, во время которого фиксировать нетрудовой элемент, брать на учет мебель и т. п.; б) проводить обследование посредством комендантов и их сотрудников под руководством инспекторов. (…) г) для устранения излишней волокиты в работе Комиссии по разгрузке города, а также для извлечения из недр советских учреждений и предприятий на предмет выселения из города лиц, ранее эксплуатирующих чужой труд или выбиравших промысловые свидетельства… создать особую Тройку, в которую назначить т. т. Дрейер, Солодовникова и Лосева» (5, л. 110 об.; 16).

Задачи поголовного учета «нетрудового элемента», «поулочного обследования» и «извлечения из недр» без «излишней волокиты» отчетливо свидетельствовали о том, что жителям Новониколаевска уже невозможно было уклониться от «уплотнения» и «разгрузки». Именно по этой схеме и происходила реализация плана размещения «Сибов».

Положение многих горожан превратилось в бесконечный ужас. Их интересы и гражданские права были первыми принесены в жертву жилищного кризиса. Об отношении советских властей к судьбе рядовых обывателей (на большевистском языке — «нетрудовых элементов») в этот период можно судить по рассказу работника Сибревкома Якова Торика, описывавшего участие в расселении как об одном из важных эпизодов своей карьеры.

«С июня 1921 г. по март 1922 г., — пишет этот сотрудник, — я работал членом и заместителем председателя Чрезвычайной жилищной комиссии при Сибревкоме, которая в г. Новониколаевске практически выгнала из домов всю буржуазно-спекулятивную сволочь и разместила в этих домах тогда Сибирские краевые учреждения и их сотрудников, перебравшихся из г. Омска. В процессе этой работы каждодневно приходило по несколько сот жалобщиков, обиженных Соввластью, из которых часть приходилось выгонять как чуждых людей, а часть арестовывать за сопротивление при выселении из домов…» (1, л. 6).

Но и ресурсы тех, о которых докладывал Торик, были быстро исчерпаны. Списки для принудительного выселения стали расширяться за счет других категорий жителей. В одной из телеграмм председатель ЧЖК давал следующее разъяснение:

«Выселению подлежат дезертиры труда, спекулянты, не связанные службой и хозяйством, нетрудоспособные, инвалиды, не имеющие недвижимости и ближнего родства, связанного со службой государства» (5, л. 35).

Чрезвычайная жилищная комиссия, наделенная исключительными правами, исполняла в эти месяцы особую роль как высшая инстанция. От районных комендантов и инспекторов здесь собирались все сведения о квартирах, помещениях для учреждений и выдавались распоряжения о вселении. Без санкции ЧЖК мандаты на любое занятие помещения считалось незаконным. Но установить полный контроль за распределением было невозможно. Уже на начальной стадии процесс переселения тысяч служащих и членов их семей из планового мероприятия превратился в стихию. Прибывавшие железнодорожные эшелоны из Омска с людьми, тоннами багажа, мебелью и архивами очень быстро привели к исчерпанию всяких резервов, и решения ЧЖК не в состоянии были остановить хаос.

Под жилье и служебные помещения занимались все комнаты и углы, представлявшие хоть какой-то интерес. Немногочисленный фонд готовых квартир в домах был передан семьям руководящих работников, все остальное распределялось между рядовыми служащими. Постоянным жильем становились общежития, амбары, дачные домики, бани, складские помещения…

Положение усугублялось еще и тем, что в Новониколаевск из Томска начали прибывать губернские организации и их сотрудники в связи с повторным переносом губернского центра.

Город с огромным трудом адаптировался к новым условиям. «Став областным городом и центром Сибири, — говорилось в одном отчете, — он насчитывает до 6500 домов крупных и мелких с 13500 комнатами, которые не могут удовлетворить требований на жилую площадь… Всякое планомерное размещение по ордерам немыслимо» (6, л. 6–6 об.).

В этих условиях приобретение жилплощади или офиса превратилось в межведомственную борьбу. Поскольку ходатайства в ЧЖК уже не могли удовлетворяться, развернулось состязание статусов: преимущества получал тот, у кого имелось больше властных полномочий. Самозахваты превратились в норму, а процедура расселения перешла в стадию самотека.

В июне в Новониколаевск прибыл аппарат Сибревкома, заняв здание бывшего реального училища. В Городском торговом корпусе разместились Сибсовнархоз и штат Чрезвычайного уполномоченного по снабжению Красной армии (Чусоснабарм), отделение бывшего Московского народного банка было передано Сибтруду и штабу Трудовой армии. В доме бывшего предпринимателя Второва расположились Сибвнешторг и Комитет Северного Морского пути и т. д. Однако численность служащих значительно превышала всякие нормы по размещению.

Из-за нехватки помещений некоторые здания по требованию ЧЖК по нескольку раз передавались от одних ведомств к другим. Но особенно драматично решались вопросы о жилье для служащих. Заявки и ходатайства ведомств в огромной степени превосходили наличные ресурсы, из-за чего часто происходило бесконтрольное распределение жилищ и самозахват. Летом 1921 года ЧЖК принимало такие решения: «Выселяемых, особенно мелких сотрудников, помещать в строения ни в коем случае непригодные под общежитие или учреждение, чтобы не переселять двукратно и троекратно, как это наблюдалось до сих пор, и вообще переселение делать продуманно» (7, л. 129).

Но обуздать стихию было невозможно. Выдаваемые властями ордера часто оспаривались либо вообще не давали владельцу никаких прав, и его квартиру или комнату могли в удобный момент занять другие желающие. Поэтому вскоре в оборот вошли «охранные свидетельства». Их стали требовать от ЧЖК в качестве дополнительной гарантии защиты жилья те, кто уезжал в командировку или в отпуск.

Через два месяца после начала переезда ситуация с размещением зашла в тупик. Сотрудники ЧЖК выбивались из сил, занимаясь «разгрузкой города»,  бесчисленными  «уплотнениями»,  рассмотрением жалоб и ведомственных притязаний. В августе ЧЖК констатировала, что «дальнейшее размещение Сибучреждений в г. Новониколаевске становится невозможным ввиду того, что в город въехало и въезжают внеплановые учреждения, в то время как нет возможности вместить в городе плановые… Выселение из города не может дать требуемого количества помещений», так как контингент выселяемых небольшой, а ходатайства всевозможных учреждений в отношении многих сотрудников тормозят работу, «несмотря на то, что эти лица есть чисто буржуазного сословия и даже контрреволюционного типа».

С учетом этого ЧЖК приняло отчаянно-ультимативное решение:

«Срочно доложить в Сибревком и Губисполком: «Ввиду прибытия еще в г. Новониколаевск Сибучреждений, как-то: Сибнаробраз, Сибполитпросвет, Сибвнешторг, [всего перечислено 18 ведомств. — С. П.], — при настоящих условиях разместить не представляется возможным, если Сибревкомом не будет утверждено следущее: выселить Начэвака, перевести Сибнаробраз в Томск, перевести Сибздрав в Томск, Сибтрудармию оставить в Бердске, все детдома Новониколаевска перевести в Томск. Если Сибревком найдет невозможным удовлетворить выше изложенное, то ЧЖК вынуждено просить о сложении полномочий с членов ЧЖК и передачи дел в Губисполком или назначении других представителей» (5, л. 57).

Это предложение пришлось выполнить: часть ведомств и учреждений вскоре покинуло Новониколаевск, переместившись в Омск или Томск. Осенью 1921-го переезд в основном был завершен.

Однако проблему с размещением смягчить не удалось, и она оставалась одной из самых болезненных в жизни новой столицы в течение еще нескольких десятилетий. В официальном издании середины 1920-х годов отмечалось: «Не имея свободного квартирного фонда, город Новониколаевск, начиная с июня 1921 года, переживает страшный квартирный кризис и тесноту» [2, с. 51]. И хотя общесибирские и губернские ведомства развернули свою работу, повседневная жизнь горожан погрузилась в бытовую неустроенность и постоянную борьбу с житейскими трудностями.

Здание крайисполкома (Красный проспект, 18). Вид с Красного проспекта. Фотография середины 1930-х гг. Источник: http://phys.nsu.ru
Здание крайисполкома (Красный проспект, 18). Вид с Красного проспекта.
Фотография середины 1930-х гг. Источник: http://phys.nsu.ru

Возвышение Новониколаевска как административного центра Сибири, начавшись еще в досоветскую эпоху, завершилось путем преодоления огромных препятствий. Тем не менее это был вполне закономерный итог, сформированный целым рядом исторических, социально-экономических и военно-политических причин. Самую важную роль в этом сыграли естественно-географические факторы, создавшие очевидные транспортно-логистические и экономические преимущества для роста города. Но с начала 1920-х годов их значение усиливалось влиянием происходивших военно-политических событий. Возникший в России большевистский режим был не в состоянии управлять огромной сибирской территорией из московского центра и должен был создать особое «сибирское правительство» — Сибревком вместе с Сиббюро ЦК РКП(б) в качестве своих представителей. По мере того, как коммунистическая власть на периферии укреплялась и овладевала рычагами управления, значение столичных функций агентов Москвы понижалось, административные рычаги стали сменяться экономическими, кадровые назначения — выборными должностями. Посредники для центра становились излишним звеном. В 1924 году Сиббюро ЦК, а затем и Сибревком прекратили существование, но Новониколаевск (с 1926 — Новосибирск) продолжал выполнять роль общесибирского центра. Эта роль была снижена в 1930 году в результате разделения Сибирского края на Западно- и Восточно-Сибирский, а в 1937-м «столица» Сибири исчезла окончательно, превратившись в один из областных городов на востоке страны.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Баландин С. Н. Новосибирск. История градостроительства 1893–1945 гг. Новосибирск: Зап.-Сиб. книжное изд-во, 1978. 135 с.
  2. Весь Новониколаевск. Адресно-справочная книга с краткой историей и планом города на 1924–1925. Новониколаевск: Сиб. отделение Российского телеграфного агентства, 1924. 298 с.
  3. Горюшкин Л. М., Бочанова Г. А., Цепляев Л. Н. Новосибирск в историческом прошлом (конец XIX — начало XX в.). Новосибирск: Наука, 1978. 296 с.
  4. Новосибирск. 100 лет. События. Люди: 1893–1993 / Отв. ред. Л. М. Горюшкин. Новосибирск: Сиб. изд. фирма, 1993. 472 c. ISBN 5-02-030250-3.
  5. История города. Новониколаевск-Новосибирск. Исторические очерки: моногр. / отв. ред. А. Ф. Косенков. Новосибирск: Изд. дом Историческое наследие Сибири, 2005. 864 с. ISBN 5-86272-099-5.
  6. Кокоулин В. Г. Новониколаевск в годы гражданской войны и «военного коммунизма» (февраль 1917 — март 1921 г.). Новосибирск, 2010. 324 с.
  7. Маранин И., Осеев К. Новосибирск: пять исчезнувших городов. В II кн. Кн. II. Город красного солнца. Новосибирск: Свиньин и сыновья. 2017, 452 с. ISBN 978-5-98502-175-2.
  8. Мой Новосибирск: Книга воспоминаний / Авт. сост. Т. Иванова. Новосибирск, 1999. 363 с. ISBN 5-08-007748-4.
  9. Молчанова О. В. Социально-экономическое развитие города Новосибирска // Новосибирская область: история и современность. Материалы научно-практической конференции. В 2 ч. Новосибирск, 2012. Ч. 1. С. 69–75. ISBN 978-5-8119-0499-0.

ИСТОЧНИКИ
(даны в круглых скобках)

  1. ГАНО. Ф. П-3. Оп. 17. Д. 3792.
  2. ГАНО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 635.
  3. ГАНО. Ф. Р-1124. Оп. 1. Д. 29.
  4. ГАНО. Ф. Р-1124. Оп. 1. Д. 302.
  5. ГАНО. Ф. Р-1124. Оп. 1. Д. 303.
  6. ГАНО. Ф. Р-1124. Оп. 1. Д. 578.
  7. ГАНО. Ф. Р-1124. Оп. 1 Д. 306.
  8. ГАНО. Ф. Р-1133. Оп. 1. Д. 34 а.
  9. ГАНО. Ф. Р-1133. Оп. 1. Д. 431 «в».
  10. ГАНО. Ф. Р-1137. Оп. 1. Д. 1.
  11. ГАНО. Ф. Р-1137. Оп. 1. Д. 2.
  12. ГАНО. Ф. Р-1349. Оп. 1. Д. 12.
  13. ГАНО. Ф. Р-532. Оп. 4. Д. 14.
  14. ГАНО. Ф. Р-532. Оп. 4. Д. 22.
  15. ГАНО. Ф. Р-532. Оп. 4. Д. 32.
  16. Советская Сибирь. 1921. 5 июля.
  17. ЧЕКАТИФ: Томская (Новониколаевская) губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с тифом (декабрь 1919 г. — апрель 1920 г.): сб. документов и материалов / Под ред. А. И. Савина, Д. Г. Симонова. Новосибирск, 2020. 199 с.

Примечания
(даны в фигурных скобках)

  1. Подробнее об истории Новониколаевского ревкома см. [6].
  2. Детальное описание борьбы с эпидемиями в Новониколаевске содержится в документальном сборнике (17).
  3. Только беженцев и подданных других стран в городе было зарегистрировано около 4500 семей.
  4. Декретом горуездного исполкома в 1920 г. было отменено право частной собственности «на все строения, расположенные в черте города Новониколаевска, коих общая стоимость вместе с находящимися под ними землей равняется двадцати и свыше тысячам рублей, …определенная по оценке 1917 года» (10).

No comments yet.

Добавить комментарий

Создание и развитие сайта: Михаил Галушко