Работа выполнена по гранту РГНФ № 01–01–00289а.

Луки енисейских кыргызов и зависимых от них этнических групп

Позднее средневековье (начиная с конца XIII в. и до прихода русских людей в начале XVII в.) до недавнего времени представлялось полностью неизученным, «темным периодом» в истории народов, населявших территорию бассейна среднего Енисея и прилегавших к ней. В изучении материальной и духовной культуры населения этого региона, издавна являвшегося центром развития ярких археологических культур, зачастую широко распространявшихся на просторах Сибири и Центральной Азии, существовал значительный пробел между достаточно полно изученной культурой енисейских кыргызов и зависимых от них, в основном, иноэтничных групп («кыштымов») VI — XIII вв. и известной по данным письменных источников культурой предков современных хакасов периода этнографической современности. Для VI — XIII вв. хорошие результаты изучения истории и культуры местных этнических образований объясняются большим количеством исследованных археологических памятников (в первую очередь, погребального характера) как енисейских кыргызов, так и некыргызского населения, а также наличием некоторых данных письменных источников. Для последних десятилетий периода позднего средневековья и начала нового времени (особенно, со второй четверти XVII в.) характерно наличие достаточно большого количества письменных источников — как русских, так и зарубежных (в частности, западноевропейских и маньчжуро-китайских), сообщений путешественников, этнографических свидетельств. Однако археологических источников данного времени известно еще очень мало. Эти материалы в комплексе пока не позволяют достаточно полно осветить все особенности историко-культурного развития региона в XVII — XVIII вв. и в несколько более позднее время.

Однако период XIV — начала XVII в., даже в сравнении с указанным временем, выглядит еще более неизученным этапом в истории региона. Несомненное существенное сокращение численности населения в ходе установления здесь монгольского господства в XIII в., которое повлекло за собой и соответственное уменьшение числа археологических памятников, практически полное отсутствие этнографических данных и сведений письменных источников, а также определенное игнорирование исследователями-археологами периода позднего средневековья в регионе, имевшее место вплоть до последних десятилетий, сыграли отрицательную роль в изучении истории и культуры населения Хакасско-Минусинской котловины и прилегающих территорий в XIV — начале XVII вв. Между тем, указанный период представляет собой одно из важнейших звеньев цепи культурно-исторического развития, приведшей в конечном итоге к формированию ряда народов Южной Сибири, в частности, хакасов. В связи с осознанием большой научной значимости задачи по решению данной проблемы, в последнее время рядом исследователей были предприняты некоторые меры по организации такого изучения, что дало положительные результаты.

Проводящиеся в последние годы целенаправленные археологические исследования культуры предков одного из крупнейших коренных народов Южной Сибири — хакасского, в том числе и силами научных коллективов из г. Новосибирска, позволили накопить к настоящему времени некоторый интересный материал по истории населения Хакасско-Минусинской котловины и прилегающих к ней территорий в позднем средневековье и начале нового времени (XIV — XVIII вв.). Компиляция применявшихся ранее методов исследования, сопоставление материалов памятников XVII — XVIII вв. с материалами культуры енисейских кыргызов и зависимых от них этнических групп I — начала II тысячелетия, сравнение данных этнографии XVII — XIX вв. с конкретным археологическим материалом (как памятников XIV — XVII вв., так и памятников IX — XIII вв.) должны привести нас к более глубокому пониманию истории данного региона и помочь в решении многих накопившихся вопросов. В частности, таким путем можно проследить эволюцию некоторых категорий археологических находок, например, выявить пути развития стрелкового оружия дальнего боя у населения региона.

К настоящему времени уже проведена первичная типология луков, известных в памятниках коренного населения региона II тысячелетия н. э. (Худяков Ю. С., Ким С. А., 2001, с. 53–54). Однако в данной работе, где основная масса использованного материала относится к первой половине II тысячелетия н. э., не учтены некоторые из обнаруженных в последнее время поздних луков и их деталей. Кроме того, до сих пор не выделены особенности, присущие изделиям конца эпохи позднего средневековья — начала нового времени. Требуется также уточнить и некоторые детали проведенной типологии данного вида стрелкового оружия дальнего боя.

Цель настоящей работы — изучение одного из заметных явлений материальной культуры непосредственных предков современных хакасов (енисейских кыргызов и их бывших кыштымов) в конце эпохи позднего средневековья и в начале нового времени, а именно, развития единственного вида собственных стрелковых орудий дальнего боя того времени — луков. Такое изучение на основе сравнений полученных результатов с данными предмонгольского времени позволит уточнить типологию поздних луков, а также наметить пути развития конструкции луков в предшествующий «темный период», к которому из-за слабой разработанности хронологической принадлежности соответствующего археологического инвентаря пока трудно отнести какие-либо из имеющихся материалов.

Основной базой для написания работы стали материалы полевых археологических иссследований последних лет позднесредневековых и еще более поздних памятников, в первую очередь, проводившихся археологическим отрядом Новосибирского государственного университета (могильники Монашка и Высокое, одиночное погребение Солонцы в Красноярском лесостепном районе, могильник Чегерак I на севере Минусинской котловины, Саянский острог на юге Минусинской котловины). Кроме того, использовались материалы из раскопок поздних памятников, проведенных на юге Хакасии в разные годы А. Н. Липским (представлены в коллекции краеведческого музея г. Абакан).

Подавляющее большинство источников археологического характера происходит из полноизученных комплексов, имеет неоспоримую датировку и достаточно часто — определенную этническую принадлежность. Нами уже проводились определения этнокультурной и хронологической принадлежности могильников Монашка и Высокое, а также одиночного погребения Солонцы (Скобелев С. Г., 1991, с. 138–158). Установлено, что по ряду признаков, в том числе наличию предметов русского происхождения (включая и серебряную монету-«чешуйку» XVII в.), данные объекты могут датироваться концом XVI — началом XVIII в. и относиться к проживавшим тогда смешанно в Красноярском лесостепном районе качинцам и аринцам. В целом, вместе с другими близко расположенными аналогичными объектами могильников и одиночных погребений Шишка, Березка и Бадалык, они соответствуют тому, что сообщал о погребальных обрядах качинцев и аринцев в районе Красноярска в 30-х гг. XVIII в. С. П. Крашенинников (Крашенинников С. П., 1966, с. 61). Относительно материалов с площади Саянского острога, находящегося у выхода Енисея из Западно-Саянского каньона, можно уверенно сказать, что они датируются XVIII в. и могут принадлежать как русским казакам, в основном, выходцам из Красноярского острога, так и «служилым людям» из числа местных жителей — в основном, койбалам. Детальные обоснования хронологии и этнической принадлежности погребений, раскопанных А. Н. Липским, а также могильника Чегерак I, пока не производились.

Могильники Монашка и Высокое, а также одиночное погребение Солонцы, находятся на левом берегу р. Кача (Кача — левый приток Енисея), в 15–9 км от места ее впадения в Енисей, на территории Емельяновского района Красноярского края. Поздние объекты могильника Монашка (8 погребений по обряду трупоположения), размещены довольно плотно на небольшой площади (могильное поле 7х25 м), на пологом склоне седловины между двумя вершинами горы Монашка, возвышающейся над северной окраиной с. Дрокино. Гора Монашка — один из наиболее заметных объектов ландшафта в данной местности. Площадь могильника задернована и покрыта невысокой травой, отдельными кустиками полыни и заячьей капустой. Большинство объектов могильника Высокое (11 из 12), находящегося в нескольких километрах ниже по течению, расположены довольно свободно на уплощенной вершине г. Высокая, возвышающейся над широкой поймой р. Кача юго-восточнее с. Дрокино; одно из погребений могильника расположено также на увале восточного склона этой горы. Погребения данного могильника выполнены по обрядам трупоположения и трупообожжения на месте. Гора Высокая — также один из самых заметных объектов местного ландшафта в долине р. Кача к юго-востоку от с. Дрокино. Площадь могильника интенсивно задернована и покрыта довольно густой травяной растительностью. Одиночное погребение Солонцы, выполненное по обряду трупоположения с частичным трупообожжением на месте, расположено у вершины одной из высоких безымянных гор у северо-западной окраины с. Солонцы, на увале ее юго-западного склона. Поверхность погребения интенсивно задернована и покрыта густой травяной растительностью. Местные жители никаких сведений о существовании погребений в окрестностях сел Дрокино и Солонцы не имеют, хотя с. Дрокино существует уже более 300 лет.

Погребения указанных могильников, как правило, представляли собой сильно задернованные, пологие сплошные насыпи-наброски неправильных очертаний, обычно из мелких обломков плит песчаника и мергелевого щебня, высотой обычно около 0,1–0,15 м от уровня окружающей поверхности. Максимальная высота чаще всего прослеживалась по центру насыпи и лишь изредка — по гребню кольцевой выкладки-наброски. Иногда на внешней поверхности погребения вообще не выделялись и были обнаружены лишь благодаря применению метода сплошного раскопа. Обычно непосредственно под насыпями в неглубоких ямках находились погребальные сооружения, выполненные с широким применением дерева. Это могли быть как целиком гробовища с боковыми, торцевыми стенками, дном и крышкой (или покрытием), так и их отдельные детали. Но, несмотря на различия в конструкции, все погребения явно относятся к одной культурной традиции и могут датироваться очень близким временем.

Остатки луков или их деталей были обнаружены в могилах № 2 и № 8 могильника Монашка (рис. 1–2), в могилах № 1–3 (рис. 3–6) могильника Высокое, а также в одиночном погребении Солонцы (рис. 7).

Под насыпью могилы № 2 могильника Монашка находилось погребальное сооружение в виде перекрытия ямы из уложенных в ряд коротких неошкуренных обрубков стволов сосны толщиной 0,1–0,15 м, видимо, опиравшихся когда-то на края этой ямы. Дерево сильно разложилось и все сооружение просело. Боковых деревянных стенок не имелось и обрубки стволов деревьев оказались лежащими на оплывшем с боков слое грунта, под которым находился уже сам костяк. При этом концы бревен, опиравшиеся на края ямы, оказались лежащими выше, чем середина этого перекрытия, что говорит о длительности процесса оплывания почвы внутрь могильной ямы. Костяк лежал на спине вытянуто головой на запад-юго-запад. У его головы обнаружены детали головного убора, имевшего, видимо, цилиндрическую форму (каркас из бересты с остатками кожи черного цвета). Слева от погребенного почти во всю длину костяка (концевые вкладыши находились на уровне лобной кости и стопы) лежали остатки лука в берестяной обмотке-обклейке с роговыми и костяными деталями. Погребенный был уложен прямо на грунтовое дно ямы (следов дерева или бересты под ним не отмечено). К сожалению, каких-либо отдельных уточняющих датирующих признаков данное погребение не несет (Скобелев С. Г., 1985, с. 12–13). Скудость погребального инвентаря затрудняет его самостоятельную датировку и в данном случае мы вынуждены проводить ее на основе датировок других погребений могильника, содержавших, как показали раскопки, значительно большее количество вещей с хорошо определяемым временем их бытования. При этом могила № 2, возможно, является самой ранней в составе данного могильника.

Интересующий нас лук лежал на дне ямы вдоль костяка, почти повторяя своей формой линию левого бока погребенного (рис. 1). Каких-либо заметных нарушений в расположении как костей скелета, так и остатков лука, не прослеживалось. Видимо, все сохранившиеся детали лука находились в естественном положении. Хотя деревянные части уже почти полностью разложились, линия всего тулова лука хорошо прослеживалась благодаря остаткам берестяной обмотки-обклейки. Изделие имело форму сильно вытянутой буквы S. Его общая длина — 1,4 м (без учета изгиба). Обнаружено несколько роговых накладок. Центральная из них — это массивный веслообразный предмет, находившийся в середине тулова (рис. 9; 4). Зафиксированы на месте также два концевых вкладыша, имеющих в продольном сечении форму клина и вырезы для фиксации тетивы (рис. 8; 1; рис. 9; 8) и пять плечевых накладок (рис. 8; 2–3; рис. 9; 5–7). Все эти детали очень тщательно выполнены из рога (имеют правильные формы и качественную обработку поверхностей). Вместе с тем, отдельные участки поверхностей плечевых накладок заметно пострадали из-за разложения рога в погребении (рис. 8; 3; рис. 9; 5). Некоторые из плечевых накладок с тыльной стороны имеют сплошную неглубокую ромбовидную штриховку (накладки 6–7 нижнего плеча лука); штриховка на тыльной стороне одной из накладок показана на рисунке (рис. 9; 6). Одна из плечевых накладок (накладка 3 верхнего плеча лука) имеет сплошную неглубокую штриховку в виде поперечных линий и линий, пересекающих поверхность накладки под углом к ее длинным сторонам. Средняя часть тыльной стороны центральной веслообразной накладки покрыта штриховкой в виде параллельных линий, идущих под углом к длинным сторонам данного предмета. Штриховка часто выполнена очень небрежно (линии кривые, расстояние между ними сильно варьируется, глубина штрихов различная). Вероятно, данная работа выполнялась путем прочерчивания плоской поверхности кончиком какого-то острого инструмента (возможно, ножа). Штриховка наносилась явно в целях обеспечения лучшей склейки с деревянной основой, учитывая, что она всегда располагалась на тыльной (уплощенной) стороне роговых деталей. Лицевая сторона всех накладок гладкая, тщательно обработанная. Концевые вкладыши штриховки не имеют. Интересно, что число накладок верхнего плеча лука (обращенного к голове человека) меньше, чем число накладок нижнего плеча (обращенного к ногам). Но общая длина этих деталей верхнего (рис. 8; 2–3) и нижнего плеч (рис. 9; 5–7), приблизительно, одна и та же. Сохранившиеся концы плечевых накладок имеют ровные обрезы, что делалось, видимо, для обеспечения уверенного стыка между ними. С центральной веслообразной накладкой плечевые вкладыши непосредственно не стыковались, находясь на заметном от нее расстоянии. Породу дерева, которое использовалось для изготовления основы, установить не удалось. Лишь внутри отдельных участков берестяной обмотки-обклейки, которой была покрыта часть тулова лука, сохранились слабые остатки древесных волокон. Таким образом, это типичный образец сложносоставного лука.

Восстанавливая его конструкцию можно отметить, что основой лука были деревянные детали, на которые почти по всей их площади крепились, видимо, при помощи клея мощные роговые накладки. Судя по тому, что лук лежал вырезами для фиксации тетивы, направленными в противоположную от погребенного сторону, внутренней можно считать обращенную к костяку часть. Таким образом, боковые накладки должны были находиться на внутренней стороне плечевых частей изделия (в ходе его зачистки было хорошо видно, что все они в линии остатков берестяной обмотки-обклейки лежали со стороны костяка). Длинные накладки на обоих плечах лука находились в положении, перпендикулярном положению лежавших на плоских сторонах концевых вкладышей. Центральная веслообразная накладка также была укреплена на внутренней стороне кибити. Вся поверхность изделия с внешней стороны, частично, поверх накладок с внутренней стороны и полностью поверх нижних частей концевых вкладышей, которые подобно острым клиньям входили в деревянную основу и, вероятно, жестко фиксировали концы, была тщательно обклеена полосами тонкой однослойной бересты, которые, видимо, частично помогали фиксировать конструкцию и создавали ей некоторую дополнительную прочность и эластичность. Другое назначение берестяной обмотки-обклейки, как традиционно считается — защита лука от влаги и резких температурных колебаний. Но береста полностью защищала только наружную часть тулова. Изнутри же, что можно хорошо проследить на одном из цельных ее кусков длиной около 0,3 м, имеющем ровно обрезанные и загнутые внутрь края, береста могла закрывать лишь часть тулова и в результате со стороны стрелка, видимо, почти по всей длине лука шла полоса его незаклеенной поверхности, в том числе и поверх накладок. Береста, вероятно, предварительно была выварена в воде с целью придания ей прочности и эластичности. Волокна бересты размещены перпендикулярно линии лука. В целом, такая конструкция лука давала изделию высокие эксплуатационные качества — большую мощность, прочность и надежность.

Необычная, S-образная форма лука, зафиксированная в линии его остатков в могильной яме, не образовалась случайно в ходе каких-то деформаций внутри погребения. Именно так этот предмет и был уложен в ходе похорон. Центральная веслообразная накладка имеет столь своеобразный вид, что какую-либо иную форму лука предположить невозможно. При взгляде сверху на ее тыльную или лицевую сторону она выглядит как обычная веслообразная накладка с ярко выраженным переходом от расширенных и удлиненных лопастей к суженной средней части. Однако в продольном сечении накладка является зеркально-ассиметричной (рис. 9; 4). Будучи главной формообразующей деталью, центральная и наиболее мощная накладка определяет и весь необычный облик изделия. В связи с такой конструкцией лука представляется достаточно затруднительным определение принципа работы его нижнего плеча. Ясно, что верхнее плечо может выгибаться только наружу, т. е., обычным способом. Направление же выгиба другого плеча установить сложнее. Но, судя по тому, что накладки и здесь находились со стороны костяка, данное плечо при применении изделия также должно было выгибаться наружу, т. е., в сторону от стрелка. Возможно, при полном натяжении тетивы верхнее плечо было выгнуто заметно сильнее, чем нижнее, и форма лука должна по-прежнему иметь ассимметрию. Однако в таком случае не совсем ясно, как будет проходить тетива у нижнего плеча. Чтобы оно могло выгибаться в ту или иную сторону, тетива в любом случае не должна скользить по поверхности плеча лука и тогда и со стороны стрелка изделие должно представляться имеющим форму сильно вытянутой буквы S. Именно так оно и лежит в погребении. Конец верхнего плеча лука заметно отклоняется вниз от условной горизонтальной линии, а конец нижнего плеча, наоборот, поднимается выше этой линии. Средняя же часть верхнего плеча лежит выше, чем соответствующее место нижнего плеча. Таким образом, при взгляде сбоку на находящийся в погребении лук мы видим ту же форму, что и при взгляде на него сверху. Вероятно, еще до проседания перекрытия погребения тулово лука оказалось в постепенно оплывшей с края ямы земле, благодаря чему его остатки и сохранили свою двойную S-образную форму.

Еще одним из подтверждений предположения о своеобразной форме этого изделия может служить другая особенность центральной веслообразной накладки. Уверенно можно говорить о том, что лук имел и вторую S-образность (т. е., наблюдаемую со стороны стрелка), глядя на соответствующее расположение плоскостей лопастей на концах внутренней, обращенной к основе, стороны накладки, где они имеют плоскую поверхность. Располагаясь под углом друг к другу (рис. 9; 9, а-б), они создают для накладки в целом вид пропеллера, убеждая в существовании образца лука именно той формы, которую мы и зафиксировали в погребении.

На территории бассейна среднего Енисея подобных луков не известно.

Под насыпью могилы № 8 могильника Монашка, которая внешне на поверхности почти не выделялась и была обнаружена лишь в результате продолжения сплошного раскопа, находилось погребальное сооружение в виде деревянного гробовища, имевшего все четыре стенки, деревянное дно из нескольких плашмя уложенных плах и перекрытие из полотнищ бересты, частично сшитых между собой. Берестяное перекрытие опиралось на три тонкие продольные плахи-дранки, уложенные поверх торцевых стенок. Гробовище размерами 1,8 х 0,7 м было установлено в земле в специально вырытой ямке. Его стенки между собой не скреплялись, а были установлены встык и присыпаны снаружи землей для устойчивости. Деревянные детали гробовища сохранились удовлетворительно. Погребенный уложен на спину вытянуто головой на запад (с незначительным отклонением к северу), руки вытянуты вдоль туловища. По всей площади гробовища встречались фрагменты истлевшей ткани и кожи. На ногах обнаружена деревянная основа седла, имеющая насыщенный красный цвет (рис. 2; 2). С левой стороны, между костями туловища и левой руки погребенного, обнаружены остатки деревянных деталей лука (рис. 2; 1). Их сохранность весьма плоха. Фиксируются лишь два отдельных фрагмента данного изделия, лежащих, в целом, в единую прямую линию поверх дна гробовища у середины костяка. Верхний фрагмент (вероятно, фрагмент верхнего плеча) сохранился в длину на 16 см, а нижний — на 45 см. Разрыв между двумя этими фрагментами незначительный — всего лишь около 2 см. Каких-либо иных деталей лука не зафиксировано. Судя по степени разложения, волокнам, характерному красноватому цвету и манере обработки древесины, эти два фрагмента являются частями одного цельного деревянного изделия (Скобелев С. Г., 1985, с. 17–18). При этом верхний фрагмент, в целом, сохранился несколько лучше, и форма изделия здесь прослеживается более уверенно, чем на нижнем фрагменте. К сожалению, породу дерева, которое использовалось для изготовления лука, установить не удалось. Можно лишь уверенно полагать, что это был не хвойный вид, судя по достаточно мелким и плотным волокнам, узор которых характерен для черемухи или рябины. Каких-либо фрагментов бересты рядом с остатками лука не обнаружено.

Имеющиеся фрагменты лука не несут на себе признаков, характерных для концов изделий подобного рода — в первую очередь, вырезов для крепления тетивы. Вероятно, они относятся к средней части лука. По этой причине не представляется возможным установить общую длину изделия. Лишь по аналогии с луком из могилы № 2 можно полагать, что он мог иметь максимальную длину около 1,5 м. Минимальная длина, которую можно установить по имеющимся деталям, полагая, что в районе таза погребенного находится средняя часть лука, составляет не менее 0,9 м. Сохранившиеся остатки лука представляют собой полуразложившиеся деревянные плашки переменной ширины. Напротив тазовых костей их ширина минимальна и достигает 3–3,5 см. Максимальной ширины (4–4,5 см.) остатки лука достигают на конце нижнего фрагмента, напротив колена погребенного. Расширение плеча лука фиксируется и на сохранившемся конце верхнего фрагмента, однако не в такой степени, поскольку верхний фрагмент значительно короче нижнего. Степень кривизны линии перехода к расширению здесь аналогична подобному участку нижнего фрагмента. Толщина сохранившихся фрагментов лука также переменна. Максимальная толщина (несколько более 2 см.) зафиксирована там, где отмечена минимальная ширина остатков лука, т. е., напротив тазовых костей. В сечении изделие здесь имеет вид трапеции со скругленными углами. Более узкая из двух параллельных сторон такой трапеции (сегмента) фиксировалась вверху; вероятно, это и есть лицевая, внешняя сторона лука. В случае же, если нами здесь обнаружена лишь деталь составного изделия, то это, по аналогии с деревянными луками из Западной Сибири — нижняя плашка, которая обычно отличалась выпуклой формой своей внешней поверхности (Соловьев А. В., 1987, с. 26). По направлению к обоим плечам лука толщина плавно уменьшается и на конце нижнего фрагмента достигает менее 1,5 см. Сечение концов этого изделия также имеет вид трапеции (сегмента) со скругленными углами, но уже сильно вытянутой (рис. 10). Облик и размеры обнаруженных остатков, в целом, соответствуют деталям составных деревянных луков из поздних погребений коренного населения на территории Западной Сибири (Соловьев А. И., 1987, с. 26), а также русских луков из Мангазеи (Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф., 1981, с. 74). Данное обстоятельство позволяет говорить, что у тазовых костей нами были зафиксированы остатки именно центральной части лука. Таким образом, данный лук (или накладка составного деревянного изделия) представлял собой, видимо, вырезанное из одного куска дерева простое изделие в виде прямой линии (при взгляде со стороны стрелка), с суженной, но утолщенной средней частью и широкими, но более тонкими плечами. Видимо, в отличие от подобных луков с территории Западной Сибири, он не имел даже обклейки берестой. Вся сумма сделанных наблюдений, учитывая факт отсутствия нарушения погребального сооружения, обеспечившего расположение всех предметов погребального инвентаря на своих первоначальных местах, позволяет предположить, что это мог быть простой деревянный лук, вероятно, обычной, симметричной М-образной формы, с выгибом обоих плеч наружу. В погребение лук был уложен со спущенной тетивой, плашмя, внешней стороной вверх и, видимо, поверх левого плеча погребенного, из-за чего верхнее плечо изделия хуже сохранилось. Если же полагать, что обнаруженные детали являются лишь одной из сохранившихся частей составного деревянного лука, то указанные соображения относительно способа помещения его в погребение должны быть соответственно скорректированы.

На территории изучаемого региона не известно находок подобных изделий, датируемых близким временем.

Под насыпью-выкладкой кургана № 1 могильника Высокое были обнаружены сильно разложившиеся остатки гробовища размерами 2×0,6 м в виде рамы из двух боковых плах с перекрытием из двух или трех продольных плах (из-за сильного разложения дерева точное число последних не устанавливается). Продольные плахи перекрытия опирались на две поперечные плахи, остатки которых фиксировались с обоих концов гробовища. Торцевые стенки гробовища отсутствовали, а боковые фиксировались при помощи вертикально вбитых в землю снаружи деревянных колышков. Погребенный был уложен в неглубокой могильной яме внутри рамы на спине, вытянуто головой на запад (с некоторым отклонением к северу). Кисти рук находились в районе таза. Дна у гробовища не имелось и костяк лежал непосредственно на грунте. Сохранность части костей скелета очень плохая, видимо, из-за неблагоприятных химических условий почвы. На черепе погребенного сохранился небольшой фрагмент бересты с прошитым краем (несколько мелких правильно чередующихся отверстий) (рис. 3; 1). Вероятно, это остатки головного убора. В районе пояса найдена сильно коррозированная железная рамчатая пряжка прямоугольной формы со скругленными углами (рис. 3; 3). Слева от костяка зафиксирована линия остатков лука в виде сильно разложившихся фрагментов роговых накладок и мелких фрагментов истлевшей берестяной обмотки (рис. 3; 2). Остатков деревянной основы лука не прослеживалось вовсе.

В средней части линии остатков этого явно сложносоставного лука, у тазовых костей погребенного, обнаружена лежащей плашмя центральная веслообразная роговая накладка. Рядом с ней найден небольшой фрагмент, видимо, древка стрелы, обмотанный полосками бересты. Веслообразная накладка сохранила по значительной части своей внешней поверхности слой берестяной, сильно истлевшей, обмотки-обклейки (рис. 11; 1). Сохранность рога, из которого выполнена накладка, очень плохая. Фактически, одна из лопастей рассыпалась в труху и прослеживается лишь благодаря удерживающей ее бересте. Поэтому с лицевой (внешней стороны) форма накладки почти не прослеживается. Однако при взгляде с внутренней стороны видно, что данная накладка имеет обычную веслообразную симметричную форму с заметно выделенными, удлиненными лопастями, выпуклой внешней и плоской внутренней поверхностями. Переход от лопастей к суженной средней части изделия фиксируется уверенно. Следов штриховки не отмечено. Изогнутость или пропеллеровидность на данном образце не фиксируются. Береста не закрывает целиком накладку и, вероятно, как и в случае с луком из могилы № 2 могильника Монашка, она помещалась на внешней стороне, а ее края загибались на внутреннюю сторону, но не встык, так, что здесь оставалась полоса не заклеенной берестой тыльной поверхности кибити лука. При этом, в отличие от обмотки-обклейки лука из могилы № 2 могильника Монашка, такая же тонкая однослойная береста наклеивалась волокнами не поперек, а под углом к линиям длинных сторон лука, т. е., наискосок (рис. 11; 1).

Близко к обоим концам лука, на одинаковом расстоянии от центральной веслообразной накладки, достаточно уверенно фиксировались лежащими плашмя фрагменты роговых накладок в виде прямоугольника, одна узкая сторона которого обрезана прямо, а другая сужена и закруглена (рис. 11; 2–3). Кроме этого, наличия других деталей на концах лука не отмечалось. В линии остатков лука между ними и центральной веслообразной накладкой отмечались фрагменты бересты, явно происходившие от обмотки-обклейки, а также лежавшие плашмя мелкие фрагменты роговых плечевых накладок (рис. 11; 4–6). Все эти накладки сохранились очень плохо. Их внутренняя сторона плоская, а внешняя — выпуклая. Следов штриховки не отмечено. Полоски бересты обычно узкие, из чего можно сделать вывод, что целиком плечи лука они не закрывали. Наклеивались они также волокнами наискосок.

Общая длина линии сохранившихся остатков лука достигала 1,3 м, но сам лук был явно длиннее. О том, что реально лук был длиннее, чем линия зафиксированных остатков, можно говорить на основании того факта, что оба конца сохранившихся в равной степени плеч изделия представлены закругленными краями роговых накладок, на которых не отмечено никаких вырезов для крепления тетивы. Это означает, что имелись еще какие-то детали, видимо, не сохранившиеся деревянные, при помощи которых крепилась тетива. Для того, чтобы усиливающие роговые накладки на концах лука играли какую-либо рефлексирующую роль, тетива должна была крепиться не менее чем в 5–6 см от краев данных накладок. Конец сохранившейся детали верхнего плеча находился напротив макушки черепа погребенного. За линию торцевой стенки ямы лук явно не мог выдаваться. Судя по опыту нашего изучения поздних погребений, граница могильной ямы обычно проходила очень близко к голове погребенного, в данном случае, не более чем в 10 см от зафиксированных концов остатков лука. Указанное обстоятельство может означать, что к длине зафиксированных остатков лука можно прибавить с обеих сторон не более, чем по 10 см. Таким образом, с учетом размеров несохранившихся концевых деталей лука, его общая длина была не менее 1,4 м, т. е., совпадала в данном отношении с уверенно прослеженной длиной лука из могилы № 2 могильника Монашка. Лук обычной симметричной формы в погребение был уложен, видимо, на ребро, внутренней стороной к погребенному, о чем свидетельствует зафиксированная дугообразная линия его остатков. Видимо, сохранившееся деревянное гробовище обеспечило защиту от воздействия оплыва краев могильной ямы на остатки лука и его форма не оказалась заметно нарушенной — лишь после разложения деревянной основы роговые детали не удержались в вертикальном положении и упали плашмя (Скобелев С. Г., 1988, с. 23–24).

В позднесредневековых памятниках на территории бассейна среднего Енисея (в погребении кургана № 2 могильника Тунчжух) имел место факт обнаружения остатков лука с центральной веслообразной и закругленной концевой накладками (Худяков Ю. С., Ким С. А., 2001, с. 53–54). Однако в данном случае концевая накладка была в единственном экземпляре и она имела сквозное отверстие, видимо, для крепления тетивы, чего на обеих накладках из погребения кургана № 1 могильника Высокое не отмечалось. Кроме того, плавный переход от суженной средней части к лопастям и сами очень короткие, слабо выраженные лопасти центральной веслообразной накладки из погребения кургана № 2 могильника Тунчжух заметно отличают этот предмет от аналогичной накладки из погребения кургана № 1 могильника Высокое. Вероятно, данный образец лука принадлежит к наиболее ранним из числа имеющих веслообразные центральные накладки и может датироваться предмонгольским или ранним монгольским временем.

Под насыпью-наброской кургана № 2 могильника Высокое были обнаружены остатки деревянного гробовища в виде рамы из двух сосновых плах типа горбыля (на них по всей внешней поверхности были обнаружены фрагменты сосновой коры). Вероятно, данная рама была выполнена из двух половинок расколотого бревна. Торцевых стенок не зафиксировано. Гробовище имело очень слабое и несплошное перекрытие в виде двух толстых поперечных плах, уложенных в торцах рамы у ног и головы погребенного, и двух тонких поперечных плашек, выполненных из сосновых, частично неошкуренных стволов толщиной в руку, остатки которых фиксировались по центру рамы. Погребенный уложен внутри рамы непосредственно на дно неглубокой могильной ямы, на спину, головой на запад (с некоторым отклонением к югу). Левая рука вытянута вдоль туловища, кисть правой зафиксирована на тазовой кости. Череп лежал на левой щеке. Судя по расположению черепа в погребении, можно полагать, что покойный был полуприслонен головой к торцевой стенке могильной ямы. У головы погребенного обнаружены остатки головного убора (рис. 4; 1) из кожи темно-коричневого цвета с фрагментами бересты и шелка и сильно коррозированный железный предмет в виде накладки (рис. 4; 2). Вероятно, головной убор был комбинированным. У левого плеча лежала русская серебряная монета, а у левого колена — костяная свистунка для стрелы (рис. 4; 4–5). На ногах обнаружены остатки кожаной обуви типа сапог с короткими голенищами (рис. 4; 6). По всей площади могилы встречались многочисленные остатки шелковых тканей. Слева от костяка, снаружи от костей левой руки и левой ноги, были зафиксированы остатки лука и берестяной обмотки-обклейки (рис. 4; 3). Сохранилась лишь центральная веслообразная роговая накладка и отдельные фрагменты бересты по возможной линии расположения лука в могиле.

Центральная роговая веслообразная накладка имеет обычную симметричную форму (не считая несколько косо обрезанного одного из концов) и хорошо выделенные, удлиненные лопасти. Четко прослеживается переход от лопастей к суженной средней части. Однако, в отличие от описанных выше веслообразных накладок, суженная средняя часть данного предмета не прямая, а несколько расширяющаяся в обе стороны в середине (рис. 12; 1). Внешняя сторона изделия выпуклая и гладкая, а внутренняя — плоская и шероховатая за счет пористой (губчатой) структуры внутреннего вещества рога, покрытая небрежно выполненной ромбовидной штриховкой, сделанной кончиком какого-то острого инструмента. Линии штриховки заметно глубже и шире, чем на накладках на лук из могилы № 2 могильника Монашка. Сама накладка сильно изогнута внешней стороной наружу. На ее лицевой (внешней) поверхности сохранился фрагмент тонкой, однослойной берестяной обмотки-обклейки. Интересно, что в данном случае береста расположена волокнами не поперек, а по линии длинных сторон накладки. Береста, обнаруженная по линии остатков плеч лука, в отличие от описанных выше луков, представлена длинными и очень узкими полосками. Это объясняется, видимо, тем обстоятельством, что берестяная обмотка-обклейка на плечах помещалась волокнами вдоль их линии. К сожалению, фрагментов бересты немного, в большинстве случаев они не велики по размеру и в настоящее время не представляется возможным определить, полностью ли была покрыта ею кибить лука. Однако один из фрагментов обмотки-обклейки частично сохранил свою форму по линии ребра лука и тлен волокон от составных частей деревянной основы этого изделия, явно выполненных из разных пород древесины. По ним можно уверенно зафиксировать такой важный конструктивный факт, как наличие берестяной прокладки между отдельными частями составной деревянной основы.

К сожалению, из-за отсутствия иных роговых деталей, полного разложения деревянной основы и сильного разложения берестяной обмотки точная длина лука не устанавливается (Скобелев С. Г., 1988, с. 24–25). Однако, исходя из того факта, что в верхней части лука последние сохранившиеся фрагменты берестяной обмотки-обклейки встречались в районе шеи погребенного, а центральная веслообразная накладка находилась в непотревоженном состоянии напротив тазовой кости, можно полагать, что общая длина изделия составляла не менее 1 м. Максимально же возможная длина лука могла составлять около 1,4 м, учитывая, что его верхний конец в любом случае не мог выдаваться за линию торцевой стенки могильной ямы, находящейся на расстоянии 0,7 м от середины центральной веслообразной накладки.

Остатки лука в погребении составляют собой почти прямую линию. Однако центральная веслообразная накладка была зафиксирована лежащей не плашмя, а на ребре, внешней стороной наружу, в сторону стенки могильной ямы. Данной обстоятельство позволяет говорить, что этот сложносоставной лук с погребенным был уложен на ребро со спущенной тетивой или вовсе без нее, будучи зажат между деревянной стенкой гробовища и левым боком покойника. Видимо, лук телом погребенного был сильно прижат к деревянной стенке гробовища и потому его остатки в погребении фиксировались в виде почти прямой линии, хотя при этом его изогнутая центральная веслообразная накладка и оставалась лежать на ребре (рис. 5). Удовлетворительная сохранность стенки гробовища обеспечила защиту остатков лука от воздействия оплыва стенки могильной ямы. Судя по имеющимся деталям, данное изделие имело обычную симметричную форму.

В районе левой ключицы погребенного в кургане № 2 могильника Высокое, поверх фрагментов берестяной обмотки лука, лежала русская серебряная монета-«чешуйка» XVII в. К сожалению, ее обе поверхности сильно стерты и чеканка неразличима. Однако находка данной монеты позволяет уверенно заявить о датировке данного погребения временем между первыми десятилетиями XVII и не позднее, чем вторым десятилетием XVIII в. (такая, на первый взгляд казалось бы необоснованная, попытка продлить датировку почти до конца царствования Петра I объясняется тем фактом, что нами даже в культурном слое Саянского острога, построенного в 1718 г., была обнаружена подобная монета-»чешуйка», которые, видимо, были еще долго в обращении наряду с монетами новых образцов). Соответственно, вид и форма обнаруженной здесь центральной веслообразной накладки на лук могут служить ориентиром для определения хронологической принадлежности других подобных изделий, найденных на территории изучаемого региона в памятниках, не имеющих столь четких датирующих признаков.

Под насыпью-наброской кургана № 3 могильника Высокое были обнаружены остатки погребального сооружения в виде гробовища размерами 1,8х0,9 м. Гробовище состояло из трех сильно истлевших плах с перекрытием, выполненным из двух или трех продольных плах (точное число их установить невозможно из-за сильного разложения дерева). Боковые стенки гробовища установлены в могильной яме с некоторым наклоном наружу. На перекрытии обнаружены остатки сосновой коры. Вероятно, плахи перекрытия имели вид горбылей. Само перекрытие сохранилось лишь по центру гробовища, над костяком погребенного. По краям оно полностью отсутствовало. С западной стороны, у головы погребенного, торцевая деревянная стенка отсутствовала. Здесь обнаружено несколько обломков плит девонского песчаника, на которых лежали угли, фрагменты жженных костей. Торцевая деревянная стенка у ног погребенного установлена между двумя боковыми стенками, так, что последние своими концами несколько выступали наружу. Погребенный уложен внутри рамы-гробовища непосредственно на дно неглубокой могильной ямы, на спину, вытянуто, головой на запад (с незначительным отклонением к северу). Руки вытянуты вдоль туловища и несколько раскинуты. Череп лежит частично на левой щеке. Сверху он сильно поврежден. Часть мелких костей скелета растащена грызунами (в погребении обнаружена старая нора суслика). На левом и правом плечах погребенного зафиксированы остатки ткани (рис. 6; 2). На груди в центре — железная, сильно коррозированная восьмеркообразная пуговица (рис. 6; 3). Справа от костяка, в районе тазовой кости, рядом с остатками костей кисти правой руки, была обнаружена роговая центральная веслообразная накладка на лук (рис. 6; 1). Рядом с ней фиксировались мелкие и слабые фрагменты бересты, возможно, происходивше от обмотки-обклейки лука. Однако, поскольку фрагменты бересты лежат в сильном беспорядке, линия остатков лука не фиксируется. Сама центральная веслообразная накладка лежит плашмя, внутренней стороной наружу, под углом к линии ближайшей деревянной стенки гробовища (Скобелев С. Г., 1988, с. 25–26). Все это может означать, что остатки лука в погребении были сильно нарушены, видимо, людьми, а позже грызунами. В настоящее время не представляется возможным восстановить форму и длину данного изделия так, как это было сделано по материалам описанных выше погребений. Нельзя даже уверенно говорить о том, что лук с погребенным был уложен именно справа. Не исключено, что его остатки могли быть перемещены сюда позже, уже после совершения ритуала похорон, когда были произведены повреждения костей черепа.

Сама эта центральная веслообразная накладка имеет размеры и вид, характерные для подобных предметов из погребений соседних курганов № 1 и № 2 могильника Высокое. Она обладает обычной симметричной формой, хорошо выделенными, удлиненными лопастями (хотя одна из них несколько короче и уже другой, а ее край обрезан чуть наискосок). Четко прослеживается переход от лопастей к суженной средней части (рис. 12; 2). Внешняя сторона изделия выпуклая и гладкая, а внутренняя — плоская и шероховатая (за счет пористой внутренней структуры рога). Наличия штриховки не отмечено. Накладка прямая, нисколько не изогнутая. Вероятно, лук, которому она принадлежала, был подобен обнаруженным в указанных курганах. Судя по находке центральной веслообразной накладки и мелких, тонких и однослойных фрагментов бересты, уверенно можно полагать, что данный лук также был сложносоставным.

Под насыпью-наброской одиночного погребения Солонцы зафиксированы контуры могильной ямы, выделявшейся на фоне материкового грунта красного цвета (мергелевая глина) благодаря более темному цвету своего заполнения. В заполнении могильной ямы прослеживались крупные фрагменты обожженного дерева, бересты, а также угли, мелкие камешки. Вероятно, фрагменты горелого дерева являются остатками перекрытия могильной ямы, поверх которого был разведен ритуальный погребальный костер. В результате, перекрытие было сильно повреждено огнем. Наличия боковых и торцевых деревянных стенок в могильной яме не отмечено. В неглубокой могильной яме неправильно-подовального очертания находился скелет подростка. Он уложен на берестяную подстилку на грунтовое дно ямы, вытянуто на спину, головой на северо-запад. Кисти рук лежали на тазовых костях. Череп лежал на нижней челюсти, что означало помещение покойника в могильную яму в таком виде, когда голова у него была склонена на грудь (вероятно, под головой была помещена какая-то подпорка или земляная подушка). Большая часть мелких костей кистей рук и ног отсутствовала. В целом, создается впечатление, что могила сверху была частично нарушена (Скобелев С. Г., 1989, с. 9–10). У головы справа найдено заметно коррозированное железное кольцо (рис. 7; 1). У ног погребенного обнаружены остатки обуви из толстой кожи черного цвета, вероятно, типа сапог с короткими голенищами (рис. 7; 4). У нижней челюсти слева найден кожаный мешочек в виде сердечка, в котором лежал небольшой кусочек свинца сердцевидной формы (вероятно, амулет) (рис. 7; 5). Справа вдоль туловища зачищены остатки лука. Вплотную к костям правой руки (снаружи) лежала центральная веслообразная накладка (рис. 7; 2). Она почти полностью покрыта фрагментом берестяной обмотки-обклейки. Сама эта накладка является составной. Две ее половинки неравной длины, сделанные из рога какого-то животного, стыкуются под слоем бересты друг с другом по прямой линии (линии поперечного обреза у обеих половинок прямые и ровные). Поверх костей правой ноги ниже колена, несколько оползя внутрь, т. е., фактически между ногами погребенного, вместе с фрагментами берестяной обмотки лежали две плечевые роговые накладки (рис. 7; 3). Каких-либо фрагментов роговых накладок выше места расположения центральной накладки, т. е., принадлежностей верхнего плеча лука, а также деталей для крепления тетивы на нижнем плече, не сделано. Остатков деревянной основы лука нигде не зафиксировано. Все имеющиеся роговые накладки в погребении лежат плашмя, внешними сторонами вверх.

Центральная веслообразная накладка состоит из двух частей, плотно примыкающих друг к другу. Верхняя часть в профиль прямая, имеет длину 8,7 см. (рис. 13; 1, выноска), нижняя несколько изогнута наружу — ее длина 9,3 см. В целом, данное изделие имеет обычную симметричную форму, расширенные и удлиненные лопасти, хорошо выраженный, хотя и более плавный, чем у описанных ранее накладок, переход от лопастей к суженной прямой средней части. Лицевая (внешняя) поверхность обеих половинок накладки выпуклая и гладкая, а тыльная — плоская, покрытая едва заметной ромбовидной штриховкой. Место стыка двух половин какими-либо роговыми деталями дополнительно не укреплено. Это составное изделие почти полностью покрыто одним куском тонкой однослойной берестяной обмотки-обклейки, стык краев которой проходит по ребру накладки. Сами края между собой ничем не скреплены. Береста размещена волокнами по линии длинных сторон накладки (рис. 13; 1).

Обе накладки нижнего плеча лука в погребении лежали вплотную друг к другу, видимо, стыкуясь по прямой линии обрезов краев. Выше по линии тулова лука поврежденным концом вверх располагалась более короткая накладка. Ее намеренно закругленный конец частично обломан (рис. 13; 2). У длинной (нижней) накладки дальний конец заужен и имеет почти такую же ширину, как и ширина конца с прямым обрезом у более короткой накладки (рис. 13; 3). Однако сама эта длинная накладка в линии остатков лука в погребении неожиданно оказалась повернутой к более короткой накладке своим широким концом. Обе накладки заметно изогнуты в сторону лицевой поверхности, составляя при этом единую кривую. Лицевая (внешняя) поверхность обеих накладок выпуклая и гладкая, а тыльная — плоская и шершавая (у короткой за счет естественной пористой внутренней структуры рога, а у длинной — со следами обработки инструментом, похожим на рашпиль, когда движение им осуществляется под углом к линии длинных сторон). Несколько мелких фрагментов тонкой однослойной берестяной обмотки-обклейки, обнаруженных вместе с этими деталями нижнего плеча лука, представляют собой узкие, ровно обрезанные полоски, шириной лишь по размерам накладок. Береста, в отличие от центральной части лука, размещена волокнами под углом к линии длинных сторон накладок. Таким образом, можно полагать, что нижнее плечо лука было покрыто полосой бересты лишь поверх роговых накладок.

К сожалению, общая линия остатков лука в погребении не могла быть зафиксирована (отсутствовал даже тлен его деревянной основы, покойник лежал на берестяной подстилке, из-за чего линию берестяной обмотки-обклейки на плечах лука проследить не удалось в связи с невозможностью отделить эти фрагменты от частей подстилки). Однако если полагать, что накладки его нижнего плеча лежали, приблизительно, на первоначальном месте, то расстояние от конца последней из них до середины центральной веслообразной накладки, видимо, также лежавшей почти на первоначальном месте, составляет почти 0,65 м. Это обстоятельство может предполагать общую длину лука не менее чем в 1,3 м. Вместе с тем, на обнаруженных деталях нижнего плеча лука не зафиксировано следов вырезов для крепления тетивы. Это может означать, что по аналогии с методикой определения общей длины лука из погребения кургана № 1 могильника Высокое, мы к длине лука из одиночного погребения Солонцы (с учетом указанной необходимости сохранения рефлексирующих свойств роговых накладок, имевшихся на нижнем плече) должны прибавить еще не менее чем по 5–6 см, причем, видимо, с каждой стороны. В итоге, пользуясь подобными расчетами, можно полагать, что длина этого лука была также не менее 1,4 м, что соответствует средней длине всех выше описанных изделий. Соответствуют подобному представлению также размер и вид центральной веслообразной накладки (лишь за исключением того, что данная накладка является составной).

Относительно формы лука, исходя из расположения в погребении обнаруженных остатков, трудно сказать что-то определенное. Вероятно, все-таки имеющиеся детали лука лежат не на своих первоначальных местах относительно продольной линии. Так центральная веслообразная накладка расположена под столь большим углом к вероятной продольной линии лука, что не может быть вписана в линию двух накладок нижнего плеча лука. Она лежит также под очень большим углом к боковой стенке могильной ямы (рис. 7; 2). Вероятно, из-за оплыва грунтовой стенки могильной ямы эта накладка после сильного разложения остатков лука сползла внутрь и была вплотную прижата к костям правой руки погребенного, лежащей под заметным углом к линии стенки ямы. В свою очередь, накладки нижнего плеча лука, будучи первоначально помещенными вместе с нижним плечом лука плашмя поверх правой ноги погребенного, видимо, сползли с нее и оказались лежащими между ног (рис. 7; 3). Если же полагать, что зафиксированное расположение деталей лука произошло из-за помещения лука в погребение не плашмя, а на ребро, то в таком случае верхнее плечо этого изделия должно было далеко выходить за пределы боковой стенки могильной ямы (вид центральной веслообразной накладки не позволяет предполагать S-образную форму лука, когда его верхнее плечо могло бы за счет изгиба в противоположную сторону оказаться в пределах могильной ямы), вероятность чего трудно допустить. Таким образом, скорее всего, лук в погребение был помещен плашмя поверх правой ноги и вдоль правой руки покойника со снятой или спущенной тетивой. Данное изделие, несомненно, было сложносоставным и имело, скорее всего, обычную симметричную форму. Судя по ряду аналогий в составе погребального инвентаря, погребение по времени своего сооружения очень близко к описанным выше памятникам.

На территории бассейна среднего Енисея до настоящего времени был известен лишь один факт обнаружения составной центральной веслообразной накладки — в кургане № 3 могильника Тунчжух (Худяков Ю. С., Ким С. А., 2001, с. 53–54). Автор раскопок датировал этот памятник первой половиной II тысячелетия н. э. Составная накладка из кургана № 3 могильника Тунчжух отличается слабым, едва намеченным переходом от средней части к слегка расширенным лопастям, которые имеют незначительную длину. Вероятно, такой слабо выраженный веслообразный облик накладки объясняется тем, что она относится к изделию, являющемуся одним из самых ранних образцов луков так называемого монгольского типа. В последнем полевом сезоне в одном из разграбленных погребений по обряду трупоположения могильника Койбалы I нами также была обнаружена аналогичная составная накладка со слабо выраженными лопастями и невыраженным переходом к ним от слегка зауженной средней части. Состав и характер погребального инвентаря, обнаруженного в данном погребении, не позволяют датировать памятник временем позднее середины II тысячелетия н. э. Вероятно, оно относится к началу монгольского времени, или даже предшествующему периоду. Поэтому можно предположить, что накладки со слабо расширенными концами, невыраженными, короткими лопастями и слабо отмеченным переходом к ним от суженной средней части принадлежат наиболее ранним образцам луков «монгольского типа». Накладка же из погребения Солонцы, несмотря на то, что она является составной, обладает всеми признаками изделия более позднего времени. Следует достаточно уверенно полагать, что этот образец датируется русским временем, учитывая обнаружение свинцового изделия в данном погребении (в памятниках дорусской эпохи свинцовых изделий не известно). Таким образом, факт наличия составных центральных веслообразных накладок не обязательно предполагает для луков «монгольского типа» раннюю датировку.

Остатки еще одного позднего лука были обнаружены в погребении могильника Чегерак I, находящегося на севере Хакасско-Минусинской котловины. Могильник расположен на левом берегу ручья Чегерак (Чегерак — левый приток Енисея), в 2 км от места его впадения в Енисей, на территории Новоселовского района Красноярского края. Объекты могильника Чегерак I — 6 погребений, выполненных по обрядам трупоположения и трупосожжения, размещены довольно свободно на вершинах небольших возвышенностей, являющихся первой террасой над поймой ручья. Над этой первой террасой возвышается гора, на которой расположено несколько каменных склепов таштыкской культуры. Таким образом, объекты данного могильника расположены не на самой высокой горе в данной местности, что довольно необычно для памятников XVII — начала XVIII в . (Скобелев С. Г., 2000, с. 166–169). Площадь могильника интенсивно задернована и покрыта густой травяной растительностью. Местные жители никаких сведений о существовании данного могильника не имеют, хотя ближайшее к нему село Новоселово существует с XVIII в. 

Погребения могильника Чегерак I, как правило, представляют собой интенсивно задернованные пологие кольцевые выкладки из обломков плит девонского песчаника высотой около 0,1 — 0,15 м от уровня окружающей поверхности с уплощенной поверхностью в центре кольца (Митько О. А., 1990, с. 2–3; Митько О. А., 1991, с. 2–7). Их максимальная высота обычно прослеживается по гребню выкладки. К сожалению, лишь курганы № 4 и № 5 из состава данного могильника оказались не разграбленными. Поэтому остатки каменных конструкций, фиксировавшиеся на поверхности, а также собственно погребальные сооружения, для большинства курганов оказались значительно изменены грабительскими раскопами. Кроме того, в погребениях большинства курганов, за исключением погребения кургана № 6, обнаружен весьма скудный инвентарь, который не позволяет обоснованно проводить их датировку и связывать друг с другом. Уверенно к числу поздних памятников можно отнести лишь курганы № 5 и № 6.

Не разграбленное погребение кургана № 5, выполненное по обряду трупоположения, дает нам полное представление о его устройстве (погребение взрослого человека в простой могильной яме глубиной более 0,8 м, вытянуто на спине с руками вдоль туловища, головой на запад, с установленной вертикально каменной стелой в районе головы). Достаточно глубокая могильная яма кургана № 5 не характерна для культурной традиции предков хакасов в XVII — начале XVIII в., когда погребения совершались очень неглубоко, почти на поверхности земли. Могила глубиной до колена у большинства этнических групп региона (у кызыльцев по поясницу; в данном отношении следует напомнить, что место расположения могильника Чегерак I — территория пограничная между качинцами и кызыльцами), обычно, копалась уже в XIX в. (Бутанаев В. Я., 1998, с. 204). Установленная над могильной ямой каменная стела также не характерна для погребений XVII — начала XVIII в., но данный обычай известен у населения среднего Енисея в предхристианскую эпоху (в конце XVIII — первой половине XIX в.). Так И. Каратанов отмечал в XIX в., что могилы обкладываются плитами, над крещеными ставятся кресты, а над некрещеными простые столбики или закапываются стоймя плиты (Каратанов И., 1884, с. 630). Расположение самого кургана уже не на максимальной высоте над окружающей местностью, что было характерно для более ранних памятников, также сближает данный объект с могилами с кладбищ предков хакасов конца XVIII — начала XIX в., размещенными, как правило, на средней высоте на увалах по склонам гор. Вероятно, это было связано с тем обстоятельством, что покойников в данное время стали доставлять к месту похорон на телеге или санях, на которых трудно было подняться на крутые вершины (Бутанаев В. Я., 1998, с. 206, 210). Способ помещения покойников в могилу — головой на запад, куда якобы, уходят души умерших, с вытянутыми вдоль туловища руками, характерен для большинства поздних погребений; использовался он и в течение XIX в. (Бутанаев В. Я., 1998, с. 210, 208).

Курган № 6 оказался разграбленным, однако по конструкции он близок к устройству кургана № 5. Обнаруженные в нем предметы погребального инвентаря соответствуют указанной датировке. В настоящее время, исходя из имеющихся материалов, мы можем датировать могильник, или, точнее, эти два кургана, концом XVIII — серединой XIX в. Деталь лука была обнаружена лишь в погребении кургана № 6.

Под выкладкой-наброской кургана № 6 зафиксированы очертания могильной ямы, выделявшейся на фоне материкового грунта благодаря своему мешанному заполнению, состоявшему из гумусированной супеси и мелких плиток песчаника. В достаточно глубокой могильной яме (около 0,6 м от уровня окружающей поверхности) выявлены остатки разграбленного погребения, выполненного по обряду трупоположения. Многие кости скелета отсутствовали, а оставшиеся были перемешаны и сдвинуты в восточную половину ямы. В этой части могильной ямы, имевшей, в целом, подпрямоугольную форму размерами 2,2 х 1,3 м, рядом с черепом и другими костями скелета взрослого человека обнаружены также некоторые предметы погребального инвентаря — четыре сильно коррозированных железных черешковых плоских наконечника стрел, колчанный крюк и фрагмент удил. Железные вещи лежали одной кучей (Митько О. А., 1990, с. 6–7). Почти все указанные предметы имеют свои точные аналогии в поздних памятниках региона, включая и культурный слой Саянского острога, датируемый XVIII — началом XIX в. Здесь же была найдена центральная веслообразная роговая накладка на лук. На дне могильной ямы зафиксированы фрагменты бересты различных размеров, возможно, происходящие либо от разрушенной подстилки или перекрытия, либо от колчана или берестяной обмотки-обклейки лука.

разграбления погребения остатки лука на месте никак не фиксируются. Центральная веслообразная накладка также лежит явно не на своем месте. Поэтому длина лука и его форма уверенно не могут быть восстановлены. Судить об этом можно лишь на основании самой накладки (рис. 12; 3). Ее длина почти 18 см, ширина узкой части — менее 2 см, ширина лопастей — несколько более 3 см. Изделие обычной симметричной формы обладает расширенными и удлиненными лопастями, выраженным, хотя и более плавным, чем у накладок из описанных выше памятников, за исключением погребения Солонцы, переходом от суженной средней части к лопастям, но отличается от всех последних пропорционально заметно более широкими лопастями. Фиксируется легкий изгиб накладки в сторону лицевой (внешней) стороны. Предмет выполнен из рога какого-то крупного животного. Лицевая (внешняя) сторона обработана весьма тщательно и заглажена инструментом, похожим на напильник с крупной насечкой. Тыльная сторона представляет собой пористую (губчатую), шершавую структуру внутреннего вещества рога без следов штриховки. В целом, как по своим размерам и форме, так и характеру обработки, данная накладка близка подобным предметам, происходящим из погребений курганов № 1–3 могильника Высокое. Исходя из этого, можно полагать, что общая длина и конструкция лука из погребения кургана № 6 могильника Чегерак I, который явно был сложносоставным и имел обычную симметричную форму, аналогичны тому, что нам стало известно о луках из указанных курганов.

Могильники Оты и Хызыл-аал находятся на левом берегу р. Абакан, на юге Хакасии. Могильник Оты расположен на правом берегу р. Тея, напротив улуса Оты. Могильник Хызыл-аал расположен на левом берегу р. Абакан, несколько выше по течению от улуса Хызыл-аал. Данные могильники раскапывались А. Н. Липским. В настоящее время часть материалов раскопок хранится в фондах Хакасского республиканского краеведческого музея, а часть выставлена в постоянной экспозиции в витрине «Хакасия после татаро-монгольского нашествия». По сообщению сотрудников музея, рукописный фонд А. Н. Липского находится в плохом состоянии, а отчеты в Отдел полевых исследований Института археологии сам А. Н. Липский посылал не всегда. Поэтому относительно материалов данных могильников мы можем говорить лишь на основании осмотра предметов, ныне имеющихся в фондах.

В числе находок из раскопанных погребений двух этих могильников имеются железные наконечники стрел, наконечник копья, железные ножи, седельные пробои и их детали, накладки на ремни и другие предметы, характерные для населения территории бассейна среднего Енисея эпохи позднего средневековья. Предметов явно русского происхождения в их составе не имеется, однако встречаются отдельные изделия (железные наконечники стрел, черешковые ножи крупных размеров, упоры для седельных пробоев в виде четырехлепесткового цветка, цветка лотоса и другие), аналогии которым нам известны в памятниках XVII–XVIII вв., включая и культурный слой Саянского острога. Все это позволяет датировать данные материалы, видимо, периодом XIV — начала XVII вв., хотя нижняя граница в данном случае и определяется весьма условно. Сам автор раскопок датировал некоторые из изученных погребений, в том числе и содержавшее остатки лука с центральной веслообразной накладкой, XV–XVII вв. (Липский А. Н., 1946, с. 84–85).

К деталям луков относятся две центральные веслообразные накладки обычной симметричной формы с уверенно выделенными расширенными и удлиненными лопастями, хорошо заметным переходом к ним от суженной средней части. Обе они выполнены из рога какого-то крупного животного и происходят от сложносоставных луков. Данные предметы уже получили краткое описание в научной литературе (Худяков Ю. С., Ким С. А., 2001, с. 53–54). Длина накладки лука из могильника Хызыл-аал составляет около 20 см, а накладки из могильника Оты — около 33 см. При этом накладка из могильника Оты отличается необычной длиной своих лопастей; если срединные узкие части каждой из накладок, приблизительно, равны по длине, то разница в общей длине между ними образовалась именно за счет необычно удлиненных лопастей последней. Как по своей общей длине, так и по длине лопастей, эта накладка заметно отличается от всех известных нам. Вероятно, лук, к которому она относилась, также имел необычно крупные размеры. Данные изделия, несомненно, простой симметричной формы, следует отнести к числу наиболее поздних луков «монгольского типа» на Енисее.

Саянский острог, построенный в 1718 г. отрядом казаков из Красноярска, расположен на правом берегу р. Енисей, на окраине современного поселка Саянск на территории Шушенского района Красноярского края. Известно, что острог в течение столетия был русским административным центром для обширной территории юга Приенисейского края. Наряду с русскими служилыми людьми, охрану границы на данном участке до 60-х гг. XVIII в. несли и местные жители, преимущественно, койбалы. В результате многолетнего тесного соседства русских людей и местных жителей как на данной территории, так и в более северных районах, откуда прибывала основная масса русских первопроходцев, реально сложился единый комплекс предметов материальной культуры, что хорошо иллюстрирует культурный слой острога. Как у местных жителей, так и русских людей в употреблении одновременно находились одни и те же предметы вооружения, основные инструменты, утварь, украшения и т. п. (Скобелев С. Г., 2001). Входили в это число и луки, бывшие на данной территории в широком употреблении вплоть до середины XIX в. и позднее. Так енисейский губернатор А. П. Степанов писал в первой трети XIX в., что местные жители и русские крестьяне постоянно используют на охоте наряду с винтовками луки и стрелы, причем отмечал, что стрела бьет зверя на выстрел винтовки, а иногда и далее (Степанов А. П., 1997, с. 31, 73). Высокие боевые качества местных луков предопределили их долгое бытование на данной территории.

В составе культурного слоя Саянского острога нами обнаружено большое количество предметов, свидетельствующих о широком использовании луков его жителями — железные и костяные наконечники стрел различных типов, костяная свистунка на стрелу. Данные предметы имеют полные аналогии с находками из погребений и поселений коренных жителей региона (Скобелев С. Г., 1999, с. 185–207; Скобелев С. Г., Мандрыка П. В., 1999, с. 208–214). Найдено и несколько предметов, которые мы можем определить, как заготовки роговых деталей сложносоставных луков. Так в культурном слое сектора № 115 общего раскопа на площади двора острога обнаружен предмет из рога, видимо, являющийся заготовкой для концевого клиновидного вкладыша лука (Скобелев С. Г., 2001, рис. 32; 2). Представляет собой часть рога оленя длиной около 15 см, грубо обрезанную со всех сторон ножом. Имеет вид вытянутого прямоугольника клиновидного профиля (рис. 12; 4). Прорезь для крепления тетивы осталась не намеченной. Данный предмет, исходя из его общего вида, длины и, особенно, клиновидной формы, вполне мог служить заготовкой для изготовления концевого вкладыша сложносоставного лука, подобного концевым вкладышам лука из могилы № 2 могильника Монашка. Кроме этой заготовки, в составе культурного слоя Саянского острога было обнаружено еще несколько роговых заготовок разной степени обработки, из которых могли быть сделаны отдельные детали сложносоставных луков, аналогичные обнаруженным в описанных выше памятниках. Однако их незавершенные формы не позволяют говорить об этом достаточно определенно.

Луки, как универсальные и полифункциональные орудия, использовавшиеся на охоте — важнейшей отрасли хозяйства, и в боевых действиях, были одним из главных средств производства и, одновременно, важнейшим предметом вооружения у коренного населения среднего Енисея в позднем средневековье. Все его соседи в это время также использовали лук в данных качествах. Как заявляли русские землепроходцы, местные жители охотились исключительно при помощи луков: «… Сибирские и Ленские иноземцы, стреляют из луков, а иного промыслу … не знают» (История Сибири, 1968, с. 77). И. Идес и А. Бранд во время своего посольства в Китай (1692–1695 гг.) специально отметили в отношение енисейских кыргызов, что «…Их оружие состоит из лука и стрел» (Идес И., Бранд А., 1967, с. 281). В первой четверти ХVIII в. Д. Г. Мессершмидт отмечал, что с аринцем, например, в могилу кладут все его вооружение, а именно, лук и стрелы (Messerschmidt D. G., 1962, S. 165). Но, к сожалению, современники не оставили нам детальных описаний луков. Сейчас, например, трудно сказать, видели ли они в ХVII–ХVIII вв. и позже у коренных жителей образцы, подобные найденному в могиле № 2 могильника Монашка. Первым, кто дал описание луков, бытовавших одновременно у коренных и русских жителей региона, был енисейский губернатор А. П. Степанов, служивший в этой должности в 20-е гг. XIX в. По его словам, «…Упругий лук, длиной в 2 аршина, стянутый тетивой из толстой, как бечева, струны, имеет обыкновенную форму. Он оклеен сверху берестой и обложен внизу роговой накладкой» (Степанов А. П., 1997, с. 73). Как можно видеть из этого описания, наиболее распространены были сложносоставные луки обычной симметричной формы. Большинство обнаруженных нами в поздних погребениях подобных типов изделий полностью попадают под такое описание как по своей форме и размерам, так и по конструкции. Вероятно, простые и составные деревянные, а также ассимметричные сложносоставные изделия с роговыми накладками, были редкостью и А. П. Степанов по этой причине либо вообще их не встречал, либо не посчитал нужным упомянуть о них. В данном отношении можно заметить, что малое число обнаруженных в ходе археологических раскопок остатков цельнодеревянных луков объясняется не только тем фактом, что из-за отсутствия роговых деталей, как предполагалось, они просто не фиксировались в погребениях в связи с полным разложением дерева, но и, видимо, малым числом этих изделий, находящихся в пользовании.

В археологических памятниках позднего средневековья и начала нового времени в Сибири обнаружено значительное число остатков луков различных видов — от простого деревянного до сложносоставного комбинированного (или композитного). Например, найденные в поздних могилах в Барабе луки относятся к четырем типам, бытовавшим, видимо, одновременно (Молодин В. И., Соболев В. И., Соловьев А. И., 1990, с. 43–49). Как можно видеть, в позднесредневековых и более поздних погребениях на Енисее нами также были обнаружены разные луки: деревянный без каких-либо дополнительных роговых деталей; имеющий только одну цельную роговую веслообразную накладку; имеющий кроме цельной веслообразной еще и плечевые роговые накладки; имеющий вместе с центральной веслообразной накладкой плечевые цельные и составные роговые накладки, а также роговые концевые вкладыши; имеющий составную веслообразную накладку и составные же плечевые роговые накладки. Эти изделия относятся к обеим группам — простым и сложносоставным. Большинство их, как и луки с соседних территорий, имели, видимо, обычную форму с выгибом плеч вперед.

Центральные (срединные) веслообразные роговые накладки традиционно относятся к лукам так называемого «монгольского типа» и считаются их важнейшим признаком. Между тем, все эти накладки, как мы могли убедиться, существенно различаются между собой по внешнему виду, главным образом, по степени выделения и длине расширенных лопастей. На территории бассейна среднего Енисея к настоящему времени обнаружено более десятка центральных накладок, имеющих веслообразную форму. Среди них имеются образцы, у которых расширение лопастей едва намечается, длина самих лопастей незначительна, а переход от суженной середины к расширенным концам сделан очень плавным (Худяков Ю. С., Ким С. А., 2001, с. 54). Данные предметы обнаружены в погребениях, где либо не имелось погребального инвентаря с датирующими признаками, либо в погребениях, датируемых предмонгольским и, возможно, монгольским временем, но явно не позднее начала XVII в. В свою очередь, в погребениях, уверенно датируемых XVII — началом XIX вв., в том числе по факту наличия предметов русского происхождения, нам не известно накладок подобного вида; в данное время все накладки уже имеют четко выраженные, расширенные и удлиненные лопасти с резким переходом от средней части к расширениям на концах. Так накладка из наиболее молодого из числа известных нам погребений на Енисее (кургана № 6 могильника Чегерак I) обладает максимально широкими и выраженными лопастями. Указанное обстоятельство позволяет нам предположить, что эволюция этих накладок в предшествующий «темный период» протекала по линии расширения и удлинения лопастей, формирования резкого перехода к ним от суженной средней части. Вероятно, процесс формирования расширенных лопастей накладок на данной и соседних территориях начался еще в предмонгольское время (Кызласов Л. Р., 1969, с. 75–76) и к XVII в., в основном, завершился. В таком виде, с учетом факта дальнейшего развития оформления перехода и пропорционального расширения лопастей относительно средней части, веслообразные накладки просуществовали, видимо, до середины XIX в. (исходя из максимально возможной верхней границы времени выполнения погребения в кургане № 6 могильника Чегерак I, где было обнаружено подобное изделие).

Кроме перечисленных, заметно выраженные и достаточно удлиненные лопасти вместе с хорошо намеченным переходом к ним от суженной средней части имели центральные веслообразные накладки из памятников Часовенная Гора и Кокорево на Енисее (Худяков Ю. С., Ким С. А., 2001, с. 53–54). Однако данные предметы, к сожалению, не являются цельными, и потому мы не можем уверенно судить об их истинной форме и размерах. Это не позволяет также отнести их к какому-то определенному историческому периоду, исходя из собственных особенностей изделий. Вместе с тем, наблюдая заметно более длинную лопасть у последней из накладок, можно предположить, что первая из них, происходящая из могилы № 2 могильника Часовенная Гора и имеющая очень короткую лопасть, является более ранней. Это, в целом, подтверждает наши наблюдения относительно хода эволюции лука «монгольского типа», поскольку могильник Часовенная Гора традиционно датируется монгольским временем, т. е., тем периодом, когда процесс формирование образцов подобных луков находился еще в начальной стадии.

Как уже отмечалось, предварительная типология сложносоставных луков из позднесредневековых погребений среднего Енисея к настоящему времени проведена (Худяков Ю. С., Ким С. А., 2001, с. 53). Ее авторами выделены 4 типа таких изделий:

1. с одной цельной срединной фронтальной накладкой;
2. с составной срединной фронтальной накладкой;
3. со срединной и концевыми фронтальными накладками;
4. со срединной и плечевыми фронтальными накладками, дополненными концевыми вкладышами.

В настоящее время, исходя из полученных нами результатов, данную типологию необходимо уточнить и дополнить. Так, видимо, следует отказаться от отнесения к отдельному типу образцов луков с составной срединной накладкой, поскольку форма этих накладок в рабочем положении полностью соответствует цельным и они также могут сопровождаться дополнительными плечевыми накладками; вероятно, более объективным стало бы отнесение подобных образцов лишь к соответствующим подтипам сложносоставных луков. Учитывая обнаружение в могиле № 2 могильника Монашка оригинального образца лука, мы можем на этом основании также предложить выделить для сложносоставных изделий отдельную подгруппу — луков с ассимметричным выгибом плеч и S-образной фронтальной линией кибити.

Лук из могилы № 2 могильника Монашка, имея наибольшее количество видов роговых деталей и необычную форму, относясь к отдельным подгруппе и типу, является самым сложным из числа известных нам на Енисее. Из-за отсутствия близких аналогий с соседних территорий пока трудно говорить о каких-либо заимствованиях или влияниях в производстве изделий подобного типа. Скорее всего, учитывая обнаруженное разнообразие луков у «подгородных» качинцев и аринцев в ХVII в., можно полагать, что данный образец является одним из доказательств наличия у них достаточно высокой степени специализации в применении разных типов луков в зависимости как от погодных и сезонных условий, так и от целей, по которым должна вестись стрельба. В данном отношении следует привести известный пример с разнообразием типов корейских луков, предназначавшихся для боя, охоты, соревнований, тренировок, ритуальных действий, стрельбы в пешем и конном положении, для метания различных типов стрел и т. д. (Аткнин В. Д., Глинский Е. А., 1987, с. 84). Видимо, мастера со среднего Енисея также применительно к разным целям и меняющимся погодным и сезонным условиям с учетом пожеланий заказчиков изготовляли луки разных типов, один из которых в ходе развития производства и получил столь необычную форму.

Свидетельством достаточно высокой для своего времени квалификации местных мастеров и уровня развития этого ремесла у коренного населения Енисея являются сообщения письменных источников о том, что у красноярских «подгородных татар» были известны специалисты по изготовлению луков, к которым обращались с заказами даже русские служилые люди (Бахрушин С. В., 1959, с. 32). Вероятно, найденный в могиле № 2 могильника Монашка у г. Красноярска оригинальный образец лука также является изделием, вышедшим из рук местных мастеров. Тем не менее, не следует полагать, что только качинские или аринские умельцы экспериментировали подобным образом в Сибири. Необходимо упомянуть, что у эскимосов Канады в недавнем прошлом наряду с луками обычной симметричной формы бытовали сложносоставные композитные изделия весьма своеобразного облика, где линия тулова представляла собой хаотичную кривую линию (Damas D., 1984, P. 405). Имеется и археологическое свидетельство возможного бытования на других территориях Сибири луков ассимметричной формы. Так при изучении полуразрушенного позднесредневекового погребения воина в пещере Шида на Байкале была обнаружена костяная центральная веслообразная накладка на лук, имеющая в профиль вид сильно вытянутой буквы S и являющаяся двусоставной (Горюнова О. И., Павлуцкая В. В., 1992, с. 87–97). К сожалению, форму этого лука в погребении из-за частичного разграбления зафиксировать не удалось, но, судя по приведенным нами материалам из могилы № 2 могильника Монашка у г. Красноярска, накладка не случайно приобрела такую конфигурацию в погребении, например, как можно было бы ранее ошибочно предполагать, под воздействием оседающего перекрытия могилы, а была преднамеренно выполнена в этом виде, вероятно, для изделия, которое также имело S-образную форму. Видимо, в позднем средневековье и начале нового времени луки подобного вида все-таки имели некоторое распространение на территории Сибири, хотя в количественном отношении они явно и уступали изделиям обычной М-образной симметричной формы с центральными веслообразными накладками, широко известным в Евразии.

На основании факта обнаружения данного образца лука с оригинально оформленными завершениями концов при помощи отдельных роговых деталей, а также находки роговой заготовки аналогичного вида на площади Саянского острога, можно сделать вывод, что поздние составные луки Енисея могли иметь еще одну важную отличительную черту, а именно, концевые клиновидные вкладыши с прорезями для тетивы, которые подобно распоркам входили в деревянную основу тулова и жестко фиксировали ее концы. Вероятно, как показал опыт раскопок поздних памятников на территории Западной Сибири, кроме роговых, могли применяться и просто деревянные концевые клиновидные вкладыши (Соловьев А. И., 1987, с. 26). Эти детали из-за специфики своего назначения и места расположения каких-либо рефлексирующих функций не выполняли и роговые вкладыши могли быть безболезненно заменены на деревянные (последние, по понятным причинам, обычно в археологических памятниках не фиксировались).

В нескольких случаях нами были обнаружены цельные и составные плечевые накладки, представлявшие собой очень короткие роговые детали. Такие накладки явно не могли играть заметной рефлексирующей роли. Вероятно, их назначение состояло, в основном, в уравновешивании плечей лука для достижения равной динамической нагрузки, придаваемой ими стреле, а также в усилении слабых мест кибити, выявляемых в ходе производственного контроля или пробной эксплуатации.

Обнаруженные нами остатки сложносоставных луков демонстрируют заметное разнообразие в способах размещения берестяных обмоток-обклеек. Традиционно считалось, что такие изделия, или их крупные участки, полностью покрывались берестой, которая помогала крепить роговые накладки к тулову (Соловьев А. В., 1987, с. 25). Однако опыт нашего изучения показал, что в ряде случаев берестяная обмотка-обклейка покрывала лишь часть тулова лука (обычно, лицевую). Кроме того, никогда не был зафиксирован случай многослойной обмотки даже на отдельном участке лука. Полосы бересты обычно были так узки, что их края не могли быть помещены даже внахлест. Существенной роли для крепления роговых накладок такие берестяные детали не играли. Данное обстоятельство, учитывая приведенное выше сообщение А. П. Степанова, означает, что для поздних луков Енисея мы не можем использовать определение «берестяная обмотка». Реально обнаруженные нами фрагменты бересты не могли крепиться на тулова луков иначе, как при помощи клея и потому их и нужно называть соответственно. Кроме того, установлено, что полосы бересты, будучи всегда очень тонкими и однослойными, могли помещаться на луки волокнами поперек, вдоль и под углом к линиям кибитей, причем разное их размещение могло иметь место даже на одном образце лука. Для поздних луков Енисея также можно считать установленным фактом использование прокладок из бересты между частями некоторых из этих сложносоставных изделий, что делалось, вероятно, для обеспечения их более прочного склеивания.

Ряд авторов ранее высказывали мнение, что дисбаланс между количеством обнаруженных в погребениях на территории Западной Сибири остатков луков и количеством погребений, где не имелось остатков луков, но были обнаружены следы колчанов, остатки стрел и наконечники для них, свидетельствует в пользу того, что до нас просто не дошли остатки цельнодеревянных луков, количество которых могло быть значительно большим, чем нам известно по результатам раскопок (Молодин В. И., Соболев В. И., Соловьев А. И., 1990, с. 47). Такое, в целом, верное предположение, следует, однако, для нашего региона использовать с учетом того факта, что, наоборот, в погребениях на среднем Енисее вместе с остатками луков не всегда находились колчаны, стрелы и т. п. Вероятно, в реальности не существовало строгой зависимости между наличием в погребениях луков и их принадлежностей.

Проведенное нами изучение поздних луков позволяет определить характер развития производства этих орудий дальнего боя на последнем, завершающем этапе эволюции, когда начался постепенный процесс их вытеснения ручным огнестрельным оружием. Пройдя через крупные исторические этапы, такие, как луки скифского, гуннского и тюркского (уйгурского) типов, история производства и применения этих орудий войны и охоты для коренных и русских жителей изучаемого региона завершилась на сложносоставном луке монгольского типа, получившем к XVII в., в целом, незначительные изменения по сравнению с их первыми образцами. В археологическом отношении для большинства находок это выражается, главным образом, в изменении формы центральной (срединной) веслообразной накладки, которая получила более выделенные и удлиненные лопасти с четко намеченным переходом к ним от средней суженной части. Кроме того, учитывая неоднократность находок, нововведением, видимо, стало применение для отдельных образцов луков концевых клиновидных вкладышей с прорезями для тетивы, которые изготовлялись из рога и, возможно, дерева. Сложносоставные (композитные) луки среднего Енисея в конце эпохи позднего средневековья и в начале нового времени по формальным признакам, в массе своей, нельзя считать вершиной развития этих изделий. Видимо, в данном отношении, исходя, главным образом, из числа и размеров роговых деталей, они заметно не отличались по своим боевым и эксплуатационным качествам от луков, например, гуннского типа, появившихся более чем за полторы тысячи лет до этого. Наряду со сложносоставными композитными, в употреблении находились и простые деревянные луки (возможно, также, составные деревянные). Однако отдельные, можно сказать, штучные образцы поздних сложносоставных (композитных) луков, например, подобные происходящему из могилы № 2 могильника Монашка изделию ассимметричной формы, по своему облику и, соответственно, боевым качествам, видимо, выделялись из общей массы изделий, достигая предела совершенства по каким-либо эксплуатационным показателям.

Иллюстрации

Рис. 1. Погребение с остатками лука могилы № 2 могильника Монашка.

Погребение с остатками лука могилы № 2 могильника Монашка (снято с юго-юго-востока)

Рис. 2. Погребение с остатками лука могилы № 8 могильника Монашка.

Погребение с остатками лука могилы № 2 могильника Монашка (снято с юго-юго-востока)

Рис. 3. Погребение с остатками лука кургана № 1 могильника Высокое.

Погребение с остатками лука кургана № 1 могильника Высокое

Рис. 4. Погребение с остатками лука кургана № 2 могильника Высокое.

Погребение с остатками лука кургана № 2 могильника Высокое

Рис. 5. Центральная часть остатков лука в погребении кургана № 2 могильника Высокое.

Центральная часть остатков лука в погребении кургана № 2 могильника Высокое (снято с юга)

Рис. 6. Погребение с остатками лука кургана № 3 могильника Высокое.

Погребение с остатками лука кургана № 3 могильника Высокое

Рис. 7. Погребение с остатками лука у с. Солонцы.

Погребение с остатками лука у с. Солонцы

Рис. 8. Детали верхнего плеча лука с остатками берестяной обмотки-обклейки из могилы № 2 могильника Монашка.

Детали верхнего плеча лука с остатками берестяной обмотки-обклейки из могилы № 2 могильника Монашка (рог, береста). 1 — концевой вкладыш; 2, 3 — плечевые накладки.

Рис. 9. Детали центральной части и нижнего плеча лука с остатками берестяной обмотки-обклейки из могилы № 2 могильника Монашка.

Детали центральной части и нижнего плеча лука с остатками берестяной обмотки-обклейки из могилы № 2 могильника Монашка (рог, береста). 4 — центральная веслообразная накладка; 5–7 — плечевые накладки (6 — показаны лицевая и тыльная стороны накладки); 8 — концевой вкладыш; 9 — схема взаимного расположения концов лопастей центральной веслообразной накладки.

Рис. 10. Фрагмент плеча лука из погребения могилы № 8 могильника Монашка.

Фрагмент плеча лука из погребения могилы № 8 могильника Монашка (дерево)

Рис. 11. Детали лука из погребения кургана № 1 могильника Высокое.

Детали лука из погребения кургана № 1 могильника Высокое (рог, береста). 1 — центральная веслообразная накладка с остатками берестяной обмотки-обклейки; 2-6 — фрагменты плечевых накладок.

Рис. 12. Детали луков из погребений курганов № 2 и № 3 могильника Высокое, кургана № 6 могильника Чегерак I и из состава культурного слоя Саянского острога.

Детали луков из погребений курганов № 2 (1) и № 3 (2) могильника Высокое, кургана № 6 могильника Чегерак I (3) и из состава культурного слоя Саянского острога (4) (рог, береста). 1-3 — центральные веслообразные накладки (1 — с остатками берестяной обмотки-обклейки); 4 — заготовка концевого вкладыша.

Рис. 13. Детали лука из погребения у с. Солонцы.

1 — составная центральная веслообразная накладка с остатками берестяной обмотки-обклейки (отдельно показана верхняя половина накладки); 2-3 — накладки на нижнее плечо лука.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аткнин В. Д. , Глинский Е. А. Снаряжение корейского лучника // Корейские и монгольские коллекции в собраниях МАЭ. Л., 1987.
2. Бахрушин С. В. Очерки по истории Красноярского уезда в ХVII в. // Научные труды. Т. IV. М., 1959.
3. Белов М. И. , Овсянников О. В. , Старков В. Ф. Мангазея. Материальная культура русских полярных мореходов и землепроходцев XVI-XVII вв. Ч. II. М., 1981.
4. Бутанаев В. Я. Этническая культура хакасов. Абакан, 1998.
5. Горюнова О. И. , Павлуцкая В. В. Погребение воина в пещере Шида // Археологические памятники эпохи средневековья в Бурятии и Монголии. Новосибирск, 1992.
6. Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695). М., 1967.
7. История Сибири: В 5-ти т. Т. 2. Л., 1968.
8. Каратанов И. Черты внешнего быта качинских татар // Известия Императорского русского географического общества. Т. XX. СПб., 1884.
9. Крашенинников С. П. в Сибири. Неопубликованные материалы. М.-Л., 1966.
10. Кызласов Л. Р. История Тувы в средние века. М., 1969.
11. Липский А. Н. Раскопки древних погребений в Хакассии в 1946 году // КСИИМК. М.-Л. Вып. XXXV.
12. Митько О. А. Отчет о работе Красноярского археологического отряда в 1989 году. Новосибирск, 1990. Архив ИА РАН.
13. Митько О. А. Отчет о работе Красноярского археологического отряда в 1990 г. Новосибирск, 1991. Архив ИА РАН.
14. Молодин В. И. , Соболев В. И. , Соловьев А. И. Бараба в эпоху позднего средневековья. Новосибирск, 1990.
15. Скобелев С. Г. Отчет об археологических раскопках позднесредневековых памятников в Алтайском, Бейском и Емельяновском районах Красноярского края в полевом сезоне 1984 г. Новосибирск,1985. Архив ИА РАН.
16. Скобелев С. Г. Отчет об археологических раскопках и разведках позднесредневековых памятников в Бейском, Большеулуйском, Емельяновском, Минусинском, Новоселовском и Орджоникидзевском районах Красноярского края в полевом сезоне 1985 года. Новосибирск, 1985. Архив ИА РАН.
17. Скобелев С. Г. Отчет об археологических раскопках в Бейском, Емельяновском, Новоселовском и Шушенском районах, об археологических разведках в Боградском и Сухобузимском районах Красноярского края в полевом сезоне 1987 года. Новосибирск, 1988. Архив ИА РАН.
18. Скобелев С. Г. Отчет об археологических раскопках в Бейском, Емельяновском, Новоселовском и Шушенском районах, об археологических разведках в Боградском районе Красноярского края в полевом сезоне 1988 года. Новосибирск, 1989. Архив ИА РАН.
19. Скобелев С. Г. Позднесредневековая археология и проблема этногенеза современных коренных народов Южной Сибири // Проблемы средневековой археологии Южной Сибири. Новосибирск, 1991.
20. Скобелев С. Г. Саянский острог — памятник русской эпохи в истории Евразии // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Вып. 2. Горизонты Евразии. Новосибирск, 1999.
21. Скобелев С. Г. , Мандрыка П. В. Проблемы хронологии некоторых предметов из археологических памятников Евразии русского времени (на материалах Саянского острога и Айканского селища) // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Вып. 2. Горизонты Евразии. Новосибирск, 1999.
22. Скобелев С. Г. Позднесредневековые археологические памятники юга Средней Сибири: проблемы и результаты изучения // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI вв. Ижевск, 2000.
23. Скобелев С. Г. Отчет об археологических охранных раскопках Саянского острога в Шушенском районе, могильника Георгиевская Гора в Минусинском районе Красноярского края в полевом сезоне 2000 г. Новосибирск, 2001. Архив ИА РАН.
24. Скобелев С. Г. Сложение в XVII-XVIII вв. единого комплекса предметов материальной культуры коренного и русского населения Средней Сибири // Сибирская Заимка, 2001, № 8., http://www.zaimka.ru/archaeology/skobelev11.shtml.
25. Соловьев А. И. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Новосибирск, 1987.
26. Степанов А. П. Енисейская губерния. Красноярск, 1997.
27. Худяков Ю. С. , Ким С. А. Вооружение кыргызских кыштымов // Вопросы военного дела и демографии Сибири в эпоху средневековья. Новосибирск, 2001.
28. Damas D. Copper Eskimo // Handbook of North American Indians. V. 5. Arctic. Washington, 1984. P. 397–414.
29. Messerschmidt D.G. Forschungsreise durch Sibirien 1720–1727. Teil 1. Tagebuchaufzeichnungen 1721–1722. Berlin, 1962.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

• ИА РАН — институт археологии Российской Академии наук
• МАЭ — музей археологии и этнографии
• КСИИМК — краткие сообщения Института истории материальной культуры