Каналы и инструменты трансляции официального образа Советской власти населению Сибири в условиях новой экономической политики

Морозова Т. И. Каналы и инструменты трансляции официального образа Советской власти населению Сибири в условиях новой экономической политики // Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2022. Т. 21, № 8: История. С. 119–131. DOI 10.25205/1818-7919-2022-21-8-119-131

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 22-28-00155 (https://rscf.ru/project/22-28-00155)

Выявлены основные каналы и инструменты, которые в годы новой экономической политики использовала Советская власть для трансляции населению Сибири намеренно и целенаправленно сконструированных представлений о себе. Сделан вывод, что в первые годы нэпа значительная часть этих каналов и инструментов действовала в Сибири в ограниченном режиме. Однако по мере отказа Центра от чрезвычайных методов руководства и улучшения экономической ситуации в стране и крае они были постепенно восстановлены, что позволило власти осуществлять самопрезентацию в разных формах, на разных языках, среди городских и сельских жителей, мужчин и женщин, русских и национальных меньшинств, не только грамотных, но и неграмотных.

Образ(ы) российской власти уже несколько десятилетий являются актуальной темой, изучением которой активно занимаются отечественные политологи и социологи. В последние двадцать лет к ним постепенно присоединились историки. При сравнении результатов проделанной ими работы без труда обнаруживаются принципиально разные подходы к познанию этого феномена между политологами и социологами в одном случае и историками — в другом. Если первые исследуют представления о власти и образ власти, рассматривая его как некий результат, продукт, который формирует общество (при активном, но чаще всего не афишируемом участии самой власти), то историков прежде всего интересует то, какой образ изначально сконструировала и затем транслировала эта власть населению. 

С обозначенных позиций специального внимания заслуживает почти семидесятилетний период в истории России, в течение которого у власти находились большевики / коммунисты. Именно тогда, по сути дела, впервые в истории России власть специально и последовательно занималась формированием своего облика, а потом столь же целенаправленно и целеустремленно работала над тем, чтобы общество его приняло и признало в качестве единственно верного, образцового. 

В современной российской историографии имеются публикации, посвященные данной теме. Первоочередное внимание в них уделяется выяснению того, какие институты формировали властный образ, какими способами они это делали и каким этот образ в результате получился [10; 11; 6; 8; 9 и др.]. Только в последние годы появились специальные исследования, посвященные тому, что и как в разное время делала власть, чтобы донести этот образ до разных слоев общества, однако пока они выполнены преимущественно в узких территориальных и хронологических рамках [3; 4]. Цель настоящей статьи — частично восполнить указанный пробел. В ней ставится скромная задача выяснить, какие каналы и инструменты использовала Советская власть для трансляции своего облика населению Сибири в годы новой экономической политики. 

Поясним значение трех ключевых терминов, используемых в статье. Под официальным образом (имиджем) власти понимается осознанно и целенаправленно сформированная властью система представлений о самой себе, ее самопрезентация. Под каналом имеется в виду социальный институт или система институтов, обеспечивающих трансляцию этого образа власти населению, под инструментом — конкретные средства и органы трансляции. 

В конце 1919 — начале 1920 г. в Сибири была восстановлена Советская власть, и Сибирь вновь стала частью РСФСР. До конца 1925 г. по названию высшего областного советского органа — Сибирского революционного комитета — Сибирь именовалась «сибревкомовской», а затем — Сибирским краем. С середины лета 1921 г. Сибирь включала в себя Омскую, Томскую, Алтайскую, Новониколаевскую, Енисейскую и Иркутскую губернии, состоявшие из 35 уездов, которые, в свою очередь, делились на 838 волостей. В 1922–1926 гг. Сибирь подверглась административно-территориальному реформированию, заключавшемуся в замене четырехуровневого (волость — уезд — губерния — область) устройства трехуровневым (район — округ — край). В итоге к середине 1926 г. Сибирский край состоял из 19 округов, включавших в себя 245 районов, и Ойротской автономной области. Административно-территориальная реформа и связанная с ней перестройка партийно-советского аппарата способствовали его приближению к местам. 

По данным Всероссийской переписи населения 1920 г., на территории Сибири проживало около 8,9 млн чел., в том числе примерно 7,9 млн — в сельской местности и около 1,0 млн — в городах (10, с. 8). Население Сибири отличалось сложным социальным и этноконфессиональным составом. В нем преобладало русское крестьянство с высоким удельным весом зажиточного и середняцкого слоев, имелось довольно многочисленное казачество, рабочий класс был малочисленным и распыленным территориально и по мелким предприятиям, за исключением железнодорожников. Почти половина взрослого населения Сибири была элементарно неграмотной. Как показали революция и Гражданская война, многие сибиряки имели склонность при решении сложных вопросов использовать простые и радикальные меры и способы. 

В силу указанных и ряда других причин, а также того, что около полутора лет население Сибири находилось под властью контрреволюции, партийно-политическое руководство РСФСР для управления ей учредило свои представительства, являвшиеся не выборными, а назначаемыми, официально не наделенными, но фактически располагавшими чрезвычайными полномочиями. По советской линии таким органом стал Сибревком, по партийной — Сибирское бюро ЦК РКП(б), имевшее статус территориального отдела ЦК партии. 

Также в Сибири в течение нескольких месяцев после ее освобождения от белогвардейцев и интервентов назначались сверху, а не выбирались все губернские и многие уездные партийные и советские руководящие органы: бюро и оргбюро в первом случае, ревкомы — во втором. К тому же здесь была сформирована густая сеть карательно-репрессивных органов, необходимость создания которой мотивировалась сохранением на территории Сибири «обломков» колчаковского государственного аппарата, десятков тысяч бывших военнослужащих белых армий, зажиточностью и свободолюбием местного крестьянства, высоким удельным весом в его составе кулачества, наличием на сопредельной территории остатков белогвардейских воинских формирований. Всё это делало задачу по трансляции официального образа власти в Сибири важной, сложной, требующей больших усилий, применения адекватных институтов и инструментов. 

За время революции и Гражданской войны большевики создали уникальную политическую систему. Она включала в себя органы государственной власти и различные общественные организации (профсоюзы, комсомол, кооперацию и др.), которыми руководила РКП(б). В структуре почти всех этих институтов имелись собственные органы периодической печати, на всех уровнях вертикали, начиная от ЦК большевиков, советского правительства и Всероссийского центрального исполнительного комитета Советов (ВЦИК) и до низового звена в виде парткомов, исполкомов, отделов и аналогичных ячеек, существовали подразделения, которые вели агитационно-пропагандистскую и политико-просветительную работу. 

Наряду с ними в рамках названных институций или под их патронажем было создано большое количество всевозможных учреждений, которые занимались ликвидацией общей и политической неграмотности: разного рода университеты, партийно-советские школы и курсы, библиотеки, избы-читальни, клубы, уголки, агитпоезда, агитпароходы и т. д. Своей деятельностью они охватили практически все слои населения, причем работу среди разных ее категорий иногда вели специальные органы и их персонал. Например, среди военнослужащих — политические отделы и их сотрудники, среди женщин — женотделы парткомов, среди представителей нерусских народов — национальные отделы / секции парткомов и отделов народного образования. Случалось, деятельность таких органов велась параллельно и даже пересекалась, что не всегда было эффективно, но позволяло лучше добиваться искомого результата.

Главная задача, которую решали все эти институты и органы, заключалась в разъяснении населению того, что такое Советская власть и в чем заключалась ее текущая политика. Поддержка Советской власти со стороны значительной части жителей России и победа большевиков в Гражданской войне во многом были достигнуты благодаря тому, что созданная ими политическая система в основном справилась с решением главной задачи, в результате чего именно эта власть воспринималась ее сторонниками как близкая им по смыслу и духу. 

В Сибири же Советская власть существовала намного меньше, чем в центральной России, и была возрождена не в конституционной, а в чрезвычайных формах. Все провластные институции здесь находились в стадии становления. Они только возобновляли легальную работу в широких массах и приобретали соответствующий опыт. Количество каналов и инструментов, которые в период «военного коммунизма» использовали большевики в Сибири для трансляции местному населению нужного власти собственного привлекательного облика, было не меньше, чем в европейской части РСФСР. Но реально используемые ими в Сибири институты и средства значительно уступали существовавшим в советском Хартленде по количеству и качеству работавших в них сотрудников, по численности охваченного их влиянием населения. Необходимость догнать по этим параметрам европейскую Россию руководство Сибири сознавало. Неофициально Сиббюро ЦК и Сибревком ставили такую задачу перед партийно-советским аппаратом в качестве актуальной, но к весне 1921 г. она осталась невыполненной. 

Осуществленный большевиками переход от «военного коммунизма» к нэпу был вынужденным и являлся ответом на системный кризис, в котором в конце 1920 — начале 1921 г. оказались РСФСР и ее основные институции: РКП(б), Советы, профсоюзы. Выход из кризиса включал в себя отступление в сфере экономики, генеральную чистку РКП(б), сокращение многих учреждений и их персонала. Тем не менее, систему в целом удалось сохранить. Вынужденные меры большевики компенсировали наступлением в области идеологии и политики против Русской православной церкви, эсеров, меньшевиков и интеллигенции. Этими акциями РКП(б) продемонстрировала своей социальной опоре, что она сохраняет верность идеалам революции, а союз рабочих и крестьян остается «альфой и омегой» Советской власти. 

На протяжении нэпа большевики постоянно маневрировали во внутренней политике. Неизменным оставалось стремление их руководства к укреплению партии и сохранению ее решающей роли. С 1 января 1924 по 1 января 1929 г., во многом благодаря массовым призывам, ее численность выросла с 446,1 тыс. до 1,4 млн чел., т. е. в 3,2 раза (13, л. 2; 15, л. 2). Резко увеличился партийный аппарат. К 1928 г. членами бюро ячеек и кандидатских групп, составлявших нижний этаж партийной пирамиды, состояли примерно 177 тыс. чел. [7, с. 922]. Оба результата являлись, с одной стороны, гарантией поддержки курса Генерального секретаря ЦК И. В. Сталина, с другой — служили расширению числа пропагандистов и проводников этого курса в беспартийных массах. Общее руководство агитационно-пропагандистской работой на разных уровнях партийной пирамиды от районного до всесоюзного осуществляли агитпропотделы соответствующих парткомов. Двуединая задача модернизации и трансляции созданного большевиками властного образа обсуждалась на пяти, с XI по XV, партийных съездах, проведенных с 1922 по 1927 г. 

Сибирская партийная организация была одной из самых молодых в РСФСР. С 1 января 1924 по 1 января 1929 г. ее численность увеличилась с 38,8 тыс. до 93,3 тыс. чел., или в 2,4 раза (13, л. 4; 14, л. 3). Такое отставание от темпов роста РКП(б)–ВКП(б) в целом объяснялось малочисленностью кадровых рабочих, малограмотностью и политической пассивностью большей их части, слабостью местного партаппарата. В первые годы нэпа в Сибири функционировал один областной, шесть губернских и 35 уездных агитпропотделов, в которых работали всего около 150 сотрудников (Подсчитано по: 7). По мере разрастания партийного аппарата увеличивалось количество агитпропотделов, и расширялся их штат. Частично недостаток агитпропработы восполнялся тем, что в Сибири относительно регулярно проходили партийные конференции областного, краевого, губернского, окружного, уездного и районного уровней, делегатами которых были тысячи сибиряков, получивших тем самым хотя и неполное представление о власти, но из первых рук. 

Вторым по значимости и мощности каналом воздействия на представления россиян о существовавшей в РСФСР власти была многоступенчатая и всепроникающая советская система. Она на практике демонстрировала, что такое Советская власть и как эта власть функционирует. В кампаниях по выборам в Советы, которые иногда длились по 3–4 месяца каждая, принимали участие миллионы людей, причем со временем их количество росло. Например, если в 1928 г. в выборах в сельские советы участвовало около 19 млн чел. (47,5 % избирателей), то в 1929 г. их численность достигла 25 млн (60,6 %) (20, бюлл. № 15, с. 5). 

Неизменно ощутимый эффект с точки зрения трансляции официального образа власти имели проходившие почти ежегодно Всероссийские съезды Советов. Они представляли собой многолюдные и многодневные акции. В состоявшемся в декабре 1921 г. IX съезде участвовал 1 991 делегат, в XIV съезде в мае 1929 г. — 2 391 чел. Делегаты всех Всероссийских съездов Советов были преимущественно коммунистами. В первой половине 1920-х гг. среди делегатов преобладала элита второго и третьего эшелонов: представители центральных, республиканских, областных, краевых и губернских партийных и советских учреждений. 

Постепенно состав и целевое назначение съездов претерпели изменения. На них увеличился удельный вес беспартийных (с 7,6 % на IX съезде до 28,6 % на XIV), женщин (соответственно с 2,2 до 17,3 %), крестьян «от сохи» (с 0,9 до 15,9 %). Делегатами XIV съезда являлись 174 члена районных исполкомов и 150 председателей сельсоветов (20, бюлл. № 16, с. 53–54). Всероссийские съезды Советов, в начале 1920-х гг. имевшие своей целью демонстрацию политического доминирования партии большевиков, превратились в многофункциональную площадку, на которой производился обмен местным опытом и подводились его итоги, осуществлялась учеба низового советского актива. Решения съездов партии и Советов оперативно и широко тиражировались посредством издания брошюр, публикации в газетах и журналах, разъяснялись их участниками, агитаторами и пропагандистами среди рабочих и крестьян. В результате представление рядовых граждан о сущности и механизме Советской власти расширялось, становилось ближе к тому, которое стремилась им внедрить власть. 

В Сибири за 1922–1925 гг., по самым приблизительным подсчетам, состоялось не менее 24 губернских, 140 уездных и около 3,3 тыс. волостных съездов. Только в интервале с 15 марта по 5 апреля 1925 г. по меньшей мере 3 216 чел. были делегированы на уездные и 688 чел. — на губернские съезды Советов (18, с. 91–92). После административно-территориальной реформы в Сибири состоялись три краевые, десятки окружных и сотни районных съездов. Причем, если численность делегатов окружного уровня была относительно стабильной (2 590 чел. в 1927 г. и 2 492 чел. в 1929 г.), то аудитория районных съездов за тот же промежуток времени выросла с 16 510 до 22 661 чел. (17, с. 76). 

Существенное место в политической системе РСФСР принадлежало профессиональным союзам. Такое положение профсоюзов определялось тем, что к концу Гражданской войны они являлись самой крупной организацией, состоявшей из беспартийных рабочих, сыграли выдающуюся роль в установлении, укреплении и защите Советской власти. Вместе с тем в конце 1920 — начале 1921 г. профсоюзы, численность которых в мае 1921 г. достигла примерно 8,5 млн чел., поразил глубокий кризис, вызванный их бюрократизацией, отрывом от масс, доминированием методов внеэкономического принуждения к работе и др. Об этом убедительно свидетельствует значительное сокращение количества членов профсоюзов после перехода к нэпу: в январе 1922 г. примерно до 6,9 млн, в сентябре 1922 г. до 5,1 млн чел. (1, с. 337). 

Преодоление негативных тенденций эпохи «военного коммунизма» в профсоюзном движении было мучительным и долгим, а осознание того, как нужно работать в условиях нэпа, пришло далеко не сразу. Начало новому курсу положили тезисы Политбюро ЦК о роли и задачах профсоюзов, разработанные по указанию декабрьского 1921 г. пленума ЦК РКП(б) и опубликованные 17 января 1922 г. в газете «Правда», а также решения XI съезда РКП(б). Наиболее значимым результатом воплощения нового курса в жизнь стал рост численности членов профсоюзов: 4,5 млн к 1 октября 1922 г., 5,6 млн к 1 января 1924 г., 9,3 млн к 1 июля 1926 г., 11,9 млн к 1 июля 1928 г. (11, с. 19; 12, с. 25–27). 

Примерно с конца 1922 г. профсоюзы вели работу широким фронтом, главным направлением которой как на государственных, так и на частных предприятиях была тарифно-экономическая и культурно-просветительная деятельность. В центре их внимания находились вопросы заработной платы, повышения производительности и охраны труда, социального страхования и безработицы, заключения коллективных договоров и разрешения трудовых конфликтов, ликвидации неграмотности и повышения квалификации, деятельность клубов, работа среди женщин, молодежи и национальных меньшинств. Они защищали специалистов от рабочих-спецеедов, боролись против нарушителей трудовой дисциплины и излишне рьяных администраторов. Им было очень далеко до того, чтобы иметь основание называться «школой коммунизма». Но они довольно хорошо справлялись с функцией «приводного ремня» между партией коммунистов и широкой беспартийной массой. Благодаря профсоюзам основная масса беспартийных лучше понимала, что такое коммунистическая партия и Советская власть в их собственной трактовке, а значительная часть рабочих всерьез считала себя сопричастной к осуществлению диктатуры пролетариата. 

В Сибири профсоюзы легализировались после ее освобождения от контрреволюции. К началу 1921 г. в них состояли около 500 тыс. чел. Охват профсоюзным членством занятых в народном хозяйстве Сибири достигал 90,0 %. Но в первые годы нэпа профсоюзы Сибири из-за закрытия производственных предприятий и перехода на индивидуальное членство переживали тяжелый кризис, выразившийся в резком уменьшении их численности. На 1 января 1925 г. они объединяли всего 260,5 тыс. чел., причем пятая часть из них (51,6 тыс. чел.) приходилась на профсоюз советских работников, тогда как профсоюз железнодорожных рабочих насчитывал всего 40,8 тыс., земли и леса — 23,6 тыс., просвещения — 23,5 тыс., горняков — 22,3 тыс. (2, л. 4 об.). К 1 апреля 1928 г. общее количество членов профсоюзов в Сибири достигло 460,4 тыс. чел., а охват работавших на предприятиях — 90,6 % (9, с. 127). Иными словами, в Сибири этот канал трансляции официального образа Советской власти большую часть нэпа был сужен, выполняя свои функции в ограниченном режиме. 

Другим «приводным ремнем» партии, который власть еще со времен Гражданской войны использовала для трансляции своего имиджа, являлся Российский коммунистический союз молодежи. Осенью 1921 г. в РКСМ состояли около 415 тыс. чел. Однако повышение требований к вступающим в организацию в сочетании с добровольными выходами из нее, вызванными прежде всего массовыми увольнениями юношей и девушек с предприятий, а также ухудшением их материального положения, привели к резкому сокращению численности РКСМ. К октябрю 1922 г. она уменьшилась до 260 тыс. чел. Прекращение массовых увольнений, повышение заработной платы и, как следствие, рост доверия молодежи к Советской власти способствовали сначала стабилизации, а затем возобновлению роста комсомольских рядов. В январе 1923 г. численность РКСМ составляла 303,9 тыс., январе 1924 г. — 500,7 тыс., 1925 г. — 1,1 млн, 1926 г. — 1,8 млн, 1927 г. — 2,1 млн, 1929 г. — 2,3 млн чел. (16, л. 1). 

Комсомольская организация Сибири была создана в 1920 г. и с тех пор развивалась аналогичными темпами. В марте 1924 г. ее численность составляла 29,8 тыс. чел., в январе 1925 г. — 55,0 тыс. чел., в марте 1927 г. — 119,0 тыс. чел. (5, л. 51 об.; 6, л. 120; 19, л. 6 об.). Таким образом, РКСМ по охвату населения Сибири заметно уступал профсоюзам, но опережал при этом РКП(б)–ВКП(б). Несомненным преимуществом РКСМ как канала трансляции официального имиджа Советской власти являлась его ориентация на узкую возрастную группу (преимущественно от 14 до 23 лет), что позволяло более точно и эффективно достигать нужного результата. 

К началу 1920-х гг. в России сохранились десятки самодеятельных обществ, объединений, организаций и союзов разного профиля и масштаба, действовавших в различных сферах жизни. Некоторая либерализация режима в начале нэпа в этой области вскоре сменилась установлением контроля за общественными институтами со стороны партийно-советских органов, завершилась их частичным запрещением и отказом в регистрации новых по политико-идеологическим основаниям. Одновременно с санкции и при поддержке властей произошло учреждение десятков идеологически нейтральных, просоветских и прокоммунистических структур, выполнявших двоякую функцию: общественно значимую и провластную. В конце 1920-х гг. после организационных перестроек и «чисток» все неправительственные организации подверглись унификации, потеряли свой общественный статус и изначальный смысл, превратились в служебные инструменты и опору Советской власти. Они стали заниматься в основном агитационно-пропагандистской, политико-воспитательной, историко-революционной и военно-патриотической работой, пропагандой советского образа жизни и достижений Советской власти [2, с. 145–149]. 

В Сибири в период нэпа действовали ячейки, отделения и представительства ряда общероссийских и общесоюзных организаций. В их числе были такие крупные, как Международная организация помощи борцам революции (МОПР), Общество содействия жертвам интервенции, Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев, Общество старых большевиков. Членство в перечисленных организациях, как и сам факт их существования, напоминало сибирякам об обстоятельствах и цене установления Советской власти. Широкое распространение в Сибири получило учрежденное в 1923 г. Общество «Долой неграмотность», целью которого было не только научить людей читать и писать, но и дать им базовые знания по общественно-политической тематике. 

По мере ликвидации неграмотности взрослого населения увеличивалось значение печатной продукции как канала не только пропаганды и агитации, но и передачи привлекательного образа действующей власти. Ассигнования, которые выделялись Государственному издательству и Российскому телеграфному агентству из государственного бюджета, на протяжении 1920-х гг. постоянно увеличивались. Объем изданной книжной продукции и периодической печати непрерывно возрастал, достигнув в 1928 г. по книгам цифры в 209 млн экземпляров. Причем больше всего книг (около 40–50 % объема) приходилось на литературу по социально-экономической и общественной тематике, а непосредственно политграмоте были посвящены около 915 тыс. экземпляров (20, бюлл. № 12, с. 30; бюлл. № 18, с. 23, 26).

Особое место среди инструментов трансляции властного облика занимала газетная периодика. Ее специфическая роль определялась рядом факторов: наличием огромной сети повременной печати, насчитывавшей сотни названий и имевшей свои ячейки в самых отдаленных уголках России; полной политико-идеологической подконтрольностью газет партийным органам; оперативностью и систематическим характером подачи ими нужной властям информации. Кроме того, такие центральные газеты, как «Правда», «Известия», «Беднота», «Гудок» и «Труд», выходившие тиражами в сотни тысяч экземпляров, пользовались у читателей популярностью и авторитетом. В результате приобщения населения к печатному слову власть становилась для него понятнее и немного ближе к народу. 

Однако из-за отдаленности Сибири от Москвы и обширности ее территорий центральные газеты поступали сюда в ограниченном количестве экземпляров и с большим опозданием, из-за чего не могли в достаточной мере удовлетворить нужды даже немногочисленной читающей публики, поэтому особое значение здесь приобретала именно местная сеть периодических изданий. К концу 1921 — началу 1922 г. она включала девять газет областного уровня: «Советская Сибирь», «Сельская правда», «Сибирский гудок», «Красноармейская звезда», «Путь молодежи», «Азад Себер» на татарском языке, «Сибириас Циня» на латышском, «Сибери Театая» на эстонском и «Дер Ландман» на немецком. Одновременно областные органы выпускали пять журналов: «Известия Сиббюро ЦК РКП(б)», «Жизнь Сибири», «Красная сибирячка», «Профессиональное движение», «Сибирские огни». 

Известно, что областную сеть периодических печатных изданий партийно-советское руководство Сибири изначально формировало с учетом социально-профессионального и национального состава населения. Аналогичную «специализацию» изданий оно пыталось реализовать в губерниях и уездах, в которых, однако, в первые годы нэпа относительно регулярно выходили только общеполитические газеты и издания для крестьян. Исключения составляли такие каменноугольные и промышленные районные центры Сибири, как Анжерка, Бодайбо, Черемхово и Щегловск, где специально печатались газеты, предназначенные в первую очередь для рабочих-шахтеров. 

В конце 1925 — начале 1926 г. краевая сеть периодических изданий была представлена уже 10 газетами и 13 журналами, разовый тираж которых составлял 93,7 тыс. и 31,9 тыс. экземпляров соответственно. Еще 13 газет в количестве 86,6 тыс. экземпляров выходили в округах и две — в Ойротской автономной области (Подсчитано по: 3, л. 4, 12–13). Свои журналы издавали также окружкомы РКП(б) и окрисполкомы Советов, однако их точное количество и тиражность пока не установлены. Тем не менее, даже если учесть только газетную периодику, то ее совокупный разовый тираж к началу 1926 г. насчитывал как минимум 180,3 тыс. экземпляров. В дальнейшем сеть периодических изданий продолжала расширяться. К сентябрю 1928 г. она включала уже 13 краевых, 21 окружную и четыре районные газеты общим разовым тиражом 346,1 тыс. экземпляров (9, с. 156). 

Распространение газет осуществлялось как по индивидуальной, так и по коллективной (ведомственной) подписке. Популяризации прессы среди населения и, соответственно, более широкому ее распространению в качестве канала трансляции официального образа Советской власти способствовали культурно- и политико-просветительные учреждения. 

Они были созданы большевиками сразу после восстановления Советской власти. Однако переход к нэпу означал снятие большинства учреждений, включая политико-просветительные, с государственного снабжения, что на практике привело к фактической ликвидации значительной их части. Поэтому уже в 1922 г. первостепенной задачей для агитпропотделов партийных комитетов по всей РСФСР стало восстановление учреждений политпросвета и обеспечение охвата ими как можно большего количества людей. Состоявшийся в апреле 1923 г. XII съезд РКП(б) поручил партийным организациям усилить работу по коммунистическому просвещению, объединив ее в «единую согласованную систему»: восстановить избы-читальни на селе, сосредоточить вокруг них пункты ликвидации неграмотности и школы для малограмотных, активно использовать для организации политико-просветительной работы совпартшколы и коммунистические университеты, беспартийные конференции и делегатские собрания работниц и крестьянок, политчасти Красной армии и студенческие организации, клубы и марксистские кружки, театры и кино. В земледельческих районах поиск наиболее оптимальных форм ликвидации политической неграмотности рекомендовалось осуществлять при помощи «культурно-политического шефства» города над деревней (8, с. 100–114). 

Директивы высших органов партии и государства и усилия партийно-советского руководства Сибири привели к тому, что уже в 1923/1924 учебном году здесь возобновили работу 1 735 ликпунктов и 117 школ для малограмотных (они же — школы I ступени), совокупная аудитория которых насчитывала 53 445 чел., 1 312 изб-читален, 799 библиотек, 406 народных домов, 110 клубов и другие заведения (4, л. 23). На протяжении нэпа сеть политико-просветительных учреждений Сибири, хоть и непоследовательно, но в целом росла (см. таблицу). По данным на 1 января 1926 г., здесь функционировали 3 747 ликпунктов, в которых обучались 63 562 чел. Еще 3 633 чел. посещали школы для малограмотных, 2 035 чел. — школы повышенного типа (они же — школы II ступени) и 1 055 чел. — советско-партийные школы (4, л. 3–4). Таким образом, в 1925/1926 учебном году система политического просвещения охватывала по меньшей мере 70,3 тыс. чел. Однако к 1 декабря 1928 г. только одними пунктами ликвидации неграмотности, количество которых даже несколько сократилось, были, тем не менее, охвачены 122,3 тыс. чел., т. е. почти вдвое больше, чем позволяла вся политико-просветительная сеть Сибири всего тремя годами ранее (17, с. 737). 

Сеть культурно- и политико-просветительных учреждений Сибири в годы нэпа {1}

Network of cultural, political and educational institutions of Siberia during the years of the New Economic Policy 

Следуя решениям XII съезда РКП(б), партийно-советское руководство Сибири активно использовало и более специфические формы идеологического воздействия на население. Так, в селах, волостных и районных центрах на всем протяжении первой половины 1920-х гг. относительно регулярно проводились беспартийные крестьянские конференции. В ходе этих мероприятий местные органы власти доводили до сведения крестьян содержание конкретных директив коммунистической партии и государства, разъясняли им суть нэпа и предлагали к обсуждению другие общественно-политические вопросы. Только в Алтайской губернии в январе–феврале 1923 г. состоялись 70 таких конференций, охвативших почти 7,5 тыс. крестьян [1, c. 60–63]. 

Другим важным инструментом воздействия на крестьянство являлся такой уникальный инструмент, как шефство города над деревней, зародившийся в 1922 г., но получивший широкое распространение преимущественно во второй половине 1920-х гг. К 1927 г. рабочие Сибири шефствовали над 289 деревнями, помогая крестьянам создавать кооперативы, организуя и финансируя существование изб-читален, «красных» уголков и ликпунктов [5, c. 177]. Шефство способствовало повышению культурного уровня и политической активности крестьянства, а также практическому продвижению в сельской местности представления о том, что Советская власть является не чем иным, как диктатурой пролетариата. 

Аналогичную задачу решала так называемая политика выдвиженчества, развернутая в РСФСР, и в том числе в Сибири, именно в годы нэпа. Ее суть заключалась в выдвижении рабочих «от станка» и крестьян «от сохи» с низовой общественной работы на работу исполнительную или ответственную. Однако из-за недостатка у трудящихся необходимого опыта и навыков партийно-советские органы предпочитали направлять их преимущественно на партийные и профсоюзные должности на фабриках и заводах [7, с. 919]. Тем самым политика выдвиженчества не могла решить проблему нехватки руководящих кадров, однако имела мощное идеологическое значение. Само выдвиженчество и пропагандистская компания вокруг него, так же как и шефство города над деревней, укрепляли и популяризировали «пролетарский» имидж Советской власти. 

В годы нэпа власть использовала для трансляции своего образа населению Сибири всю имевшуюся у нее сеть государственных, политических и социальных каналов, а также широкий набор разнообразных инструментов. В ряду каналов важнейшее значение имели такие общероссийские, ставшие затем общесоюзными, общественно-политические институты, как коммунистическая партия, Советы, профсоюзы, комсомол, различные общественные организации, печать, культурно- и политико-просветительные учреждения. В рамках названных каналов власть, как правило, применяла инструменты, которые традиционно практиковались этими институциями и являлись универсальными. Это всевозможные съезды, конференции, совещания, выборы, театры, музеи, клубы, библиотеки, книги, газеты и журналы. Активно обращалась Советская власть к инструментам, рожденным советским строем, создавая и от-крывая ликпункты, избы-читальни, совпартшколы, Дома крестьянина, «красные» уголки. В то же время иногда она прибегала к уникальным средствам, имевшим пионерный, новаторский характер: выдвиженчество, шефство города над деревней. 

В первые годы нэпа значительная часть каналов и инструментов трансляции действовала на Сибирь и в Сибири в ограниченном режиме. Сказывались ограничения демократических норм, процедур и инструментов, введенные верховными властями, и жесточайший финансовый кризис, потребовавший экономии за счет сокращения всех аппаратов власти и ограничения масштабов их функционирования на местах. Особенно пострадала сфера культуры и политпросвета. Но по мере отказа Центра от чрезвычайных методов руководства Сибирью, улучшения экономического положения страны и края были восстановлены и возобновили свою работу в полном объеме местные структурные звенья общероссийских институтов, а также локальные инструменты, выполнявшие функции транслятора образа власти. Всё это позволило власти к концу 1920-х гг. осуществлять самопрезентацию в разных формах, на разных языках, среди городских и сельских жителей, мужчин и женщин, русских и национальных меньшинств, не только грамотных, но и неграмотных, если не в максимально возможном объеме, то довольно близком к нему.

ЛИТЕРАТУРА

1. Боженко Л. И., Гагарин А. В. Социально-политические организации в сибирской деревне (1920–1927 гг.). Томск: Изд-во Том. ун-та, 1971. 136 с.
2. Ильина И. Н. Общественные организации России в 1920-е годы. М.: Ин-т рос. истории РАН, 2000. 216 с. 
3. Киселева Е. В. Власть советов: у истоков создания образа (по материалам Орловской и Брянской губерний). Брянск: Карат-Сервис, 2013. 204 с.
4. Конев К. А. Визит А. В. Луначарского в Томск в мае 1923 г.: особенности репрезентации власти в городском пространстве // Вопросы истории Сибири: Сб. науч. ст. / Под ред. М. К. Чуркина. Омск, 2021. Вып. 17. С. 86–92.
5. Крестьянство Сибири в период строительства социализма (1917–1937 гг.) / Отв. ред. Н. Я. Гущин. Новосибирск: Наука, 1983. 390 с. 
6. Мазур Л. Н. Символическая структура и динамика образа власти в раннесоветском обществе // 1917 год: Государство. Власть. Территория: Докл. Междунар. науч. конф. 25 октября 2017 г. М., 2017. С. 234–241.
7. Морозова Т. И., Шишкин В. И. Коммунистическая партия большевиков как советский социальный лифт в условиях новой экономической политики // Новейшая история России. 2020. Т. 10, № 4. С. 902–932. DOI 10.21638/11701/spbu24.2020.406
8. Раннесоветское общество как социальный проект, 1917–1930-е годы: В 2 ч. / Под общ. ред. Л. Н. Мазур. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2018. Ч. 1: Страна Советов: пространство, власть, экономика. 466 с.
9. Сарычева А. М. Образ советской власти в центральных партийных изданиях в 1917– 1927 гг.: Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 2019. 17 с. 
10. Шалаева Н. В. Формирование образа власти в массовом сознании советского общества в 1920-е гг. // Человек. История. Культура: Исторический и философский альманах. Саратов, 2006. № 5. С. 113–120. 
11. Шалаева Н. В. Формирование образа советской власти в российском обществе в 1917–1920-е гг.: социокультурный аспект: Автореф. дис. … д-ра ист. наук. Саратов, 2014. 39 с. 

ИСТОЧНИКИ
(даны в круглых скобках)

1. Антошкин Д. Профессиональное движение в России. 3-е изд., испр. и доп. М.: Изд-во ВЦСПС, 1925. 384 с.
2. ГАНО. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 1042. 
3. ГАНО. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 563. 
4. ГАНО. Ф. Р-61. Оп. 1. Д. 54. 
5. ГАНО. Ф. П-118. Оп. 1. Д. 155. 
6. ГАНО. Ф. П-118. Оп. 1. Д. 450. 
7. Известия Сибирского областного бюро РКП. 1920. 12 ноября.
8. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М.: Изд-во полит. лит., 1983. Т. 3: 1922–1925. 494 с.
9. Отчет Сибирского краевого комитета ВКП(б) к IV краевой партконференции. Новосибирск: Сов. Сибирь, 1928. 215 с.
10. Предварительные итоги переписи населения 28 августа 1920 г. М.: 14-я типография Моск. Сов. нар. хоз., 1921. Т. 1, вып. 3: Население 58 губерний Европейской и Азиатской России. 18 с. 
11. Профессиональные союзы СССР. 1922–1924. Отчет ВЦСПС к VI съезду профессиональных союзов. М.: Изд. ВЦСПС, 1924. 455 с.
12. Профессиональные союзы СССР. 1926–1928. Отчет ВЦСПС к VIII съезду профессиональных союзов. М.: Изд. ВЦСПС, 1928. 624 с.
13. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 7. Д. 148. Л. 2; Оп. 68. Д. 145. 
14. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 7. Д. 148. Л. 4; Оп. 68. Д. 144. 
15. РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 33. Д. 1. 
16. Сибирский край: Стат. справочник. Новосибирск: Полиграфтрест, 1930. 804 с.
17. Советы Западной Сибири 1919–1925: Сб. док. / Отв. ред. Б. Л. Борисов. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1980. 191 с.
18. ЦДНИ ТО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 241.
19. XIV Всероссийский съезд Советов. Стенографический отчет. М., 1929. Бюллетени № 12, 15, 16, 18.

ПРИМЕЧАНИЯ
(даны в фигурных скобках)

1. Составлено по: ГАНО. Ф. Р-61. Оп. 1. Д. 54. Л. 3–7, 15, 23 – 23 об.; Д. 271. Л. 2 об.; Ф. Р-1053. Оп. 1. Д. 559. Л. 5 об.; Сибирский край, 1930, с. 737–745.
2. В статистических сводках за 1924/1925 гг. «красные» уголки были объединены с избами-читальнями.