В номерах за 2013-2014 гг. издающаяся в столице Эвенкии Туре газета «Эвенкийская жизнь» осуществила публикацию воспоминаний Елизаветы Михайловны Тумольской (1909-2001 гг.), младшей сестры Иннокентия Михайловича Суслова — основателя Туринской культбазы, потомка православных миссионеров на Енисейском Севере, исследователя, внесшего значительный вклад в изучение духовной и музыкальной культуры эвенков.
Комментируя публикацию «Эвенкийская жизнь» отмечает: «Личные записи автора содержат не только воспоминания из семейной жизни известного в Эвенкии человека. Личный дневник — это сокровищница событий нашей жизни, воспоминаний и, безусловно, эмоций и переживаний. Но дневник Е.Тумольской ценен еще и тем, что дает уникальную возможность прикоснуться к далекой эпохе прошлого века, к быту того времени, укладу семьи и даже раскрыть некоторые тайны рода Сусловых. Через личные записи автора читатель может познакомиться с историческими фактами, жизнью людей начала XX века в Эвенкии и на других территориях Севера. Именно поэтому редакцией газеты „Эвенкийская жизнь“ и МКУ „Эвенкийский архив“ было принято решение опубликовать семейные материалы родственницы И.М. Суслова».
Записки Елизаветы Тумольской обработали директор МКУ «Эвенкийский архив» Е.М.Петрова и специалисты архива Туры. По договоренности с редакцией и благодаря согласию родственников автора, дневник полностью опубликован на страницах газеты «Эвенкийская жизнь» [1].
И.М.Суслов и Е.М.Тумольская родились в многодетной семье церковнослужителя Михаила Михайловича Суслова всю жизнь трудившегося среди эвенков и владевшего эвенкийским языком.
На путь проповеди Евангелия на эвенкийском языке он вступил по воле своих родителей — известного миссионера протоиерея Михаила Ивановича Суслова (в монашестве архимандрит Макарий) и якутки Евфимии Никитичны Ботулу, желавших видеть среди своих потомков миссионеров и исследователей:
«В один из пасхальных дней 1912 года мой дед послал за мною — гимназистом 8 класса — монастырского молодого послушника (будущий монах). Я не замедлил явиться к старику, возраст которого был уже преклонным.
— Кеша! Я послал за тобою, как за теперешним и будущим исследователем Туруханского края и крайнего севера его.
Вся фигура игумена монастыря представляла довольно солидный вид седого и заслуженного служителя православной церкви, имеющего большой жизненный опыт» [2].
Хотя к 1914 году сын архимандрита Макария Михаил Суслов отошел от службы в духовном ведомстве и занялся торговлей, в 1920-е годы инструктор Туруханского РИКа по инородческим делам Илимпийской тундры Е.С.Савельев обвинял Суслова и эвенка Мицкого в возбуждении религиозных настроений среди аборигенов.
В Государственном архиве Красноярского края сохранился протокол заседания Туруханского райкома РКП(б) от 13 мая 1925 года, свидетельствующий о малоизвестных сторонах деятельности бывшего катехизатора Михаила Михайловича Суслова и ветерана Енисейского госпароходства лоцмана Константина Александровича Мицкого в период начала советизации северных территорий.
Моя поездка в тундру с заданиями УИКа в этом году сорвана, когда я приехал в тундру, то мне сказали, что здесь блокада, во главе был гр. Мицкий, играя на религиозной стороне. Мне не удалось сделать по моим заданиям благодаря Мицкого, еще на них подействовало, когда хорошего доктора увезли, о котором рассказывал инородец Кирилла. Имеется воззвание в тундре на религиозном ладу.
Инородец Чунго пришел ко мне и принес документ, что он убил четырех большевиков (1918 г.) за которых получил награду, который в настоящее время служит у кулаков и купцов агентом — ездит по тундре, исполняя всякие поручения. Из разговора с инородцем Кириллом видно, что надо в тундру попа — все это происходит от Мицкого и Суслова, что Кирилла приедет с пятитой в РИК, чтобы им дали попа.
Тов. Шаронов: Гр. Мицкий уволен со службы.
Тов. Бабкин: Когда мы слушали доклад тов. Савельева из доклада видно, что работу тов. Савельева в тундре сорвали. Срыв работы произошел на религиозной агитации, фактом оказались в тундре посланы две иконы и пророческие слова, что бог есть и терпит. Все разумеется слова административноссыльного Луки, а также других попов назначенного Красноярским епископом Варсонофия (Бакшаева) и Мицкого.
Постановили: Доклад принять к сведению и материал по агитации передать в ГПУ. Предложить фракции УИКа снять с работы Госторга гр. Суслова [3].
Упомянутые в документе «инородец Чунго» и «административноссыльный Лука» — это бывший князь Илимпийких эвенков Николай Данилович Хирогир и находившийся в туруханской ссылке в 1924-1925 гг. епископ Лука Войно-Ясенецкий, выдающийся православный подвижник, ученый и опытный хирург-практик.
Cвятитель Лука (Войно-Ясенецкий)
В автобиографии святитель Лука писал:
«Меня предупреждали, что председатель Туруханского краевого совета — большой враг и ненавистник религии. Здание ГПУ находилось совсем рядом с больницей. Меня вызвали туда, и у входной двери я увидел сани, запряженные парой лошадей, и милиционера. Уполномоченный ГПУ встретил меня с большой злобой и объявил, что за неподчинение требованиям исполкома я должен немедленно уехать дальше из Туруханска и на сборы мне дается полчаса. Я только спросил спокойно: куда же именно высылают меня? И получил раздраженный ответ: „На Ледовитый океан“.
Только в начале марта Господь неожиданно послал мне избавление. В начале Великого поста в Плахино приехал нарочный из Туруханска и привез мне письмо, в котором уполномоченный ГПУ вежливо предлагал мне вернуться в Туруханск. Я не понимал, что случилось, почему меня возвращают в Туруханск, и узнал только вернувшись туда. Оказалось, что в туруханской больнице умер крестьянин, нуждавшийся в неотложной операции, которой без меня не могли сделать. Это так возмутило туруханских крестьян, что они вооружились вилами, косами и топорами и решили устроить погром ГПУ и сельсовета. Туруханские власти были так напуганы, что немедленно послали ко мне гонца в Плахино» [4].
Решение Туруханской парторганизации снять М.М.Суслова с работы в Госторге и передать сведения о нем в ГПУ в связи с делом святителя Луки является интересным штрихом к родословной Сусловых.
Однако, воспоминания И.М.Суслова и Е.М.Тумольской почти не содержат сведений об участии Михаила Михайловича в церковной жизни. О родителях Е.М.Тумольская сообщает:
Мама умерла в 1915 году в Туруханском крае, на озере Чиринда (р. Нижняя Тунгуска). Папа умер в 1929 году в Туруханске.
Несколько слов о маме.
Мама, оказывается, иркутянка, дочь какого-то исправника, жила в богатой семье (к сожалению, я ничего о ней не знаю), ее фамилия была Подгорбунская. Она любила играть на рояле, умела хорошо петь. Выступала в любительских спектаклях и на концертах. Видимо, мамина жизнь была очень несчастливая. Ну, зачем молодую девушку-артистку выдали замуж за простого мужичка, да еще за искалеченного с детства? И он вот взял да увез ее в дикий, суровый край к туземцам — в Туруханск! Папа-то в то время жил в Красноярске. Как и почему состоялось это сватовство — не знаю.
Несколько слов о папе.
Папу в детстве обварили кипящим маслом, разумеется, случайно. Кипящее масло вылилось ему на голову. Его мама несла кастрюлю с маслом с плиты на стол, а он тут подвернулся, и… вот результат. Отец моего папы (и все, наверное) пришли в ужас. Что делать? Не знаю, были ли в то время там врачи (и где это было, тоже не знаю). Родители решили, что ребенок жить не будет. Но он не умер. Умер он в возрасте 60-ти лет.
Так и остался жить обваренный ребенок — Миша Суслов. Одного уха не было до половины. Половина лица наискосок была всю жизнь красная, с тонкой кожицей. Волос на голове не было совсем, только небольшой ободочек около уха и в нижней части затылка, он эти остатки зачесывал наверх и носил всегда тюбетейку. Глаза оказались не задеты, видел он хорошо. И вот за такого-то «красавца» отдали замуж девушку-артистку. Уж как с ним мама жила, я ничего не знаю. И почему-то никого не спросила. А теперь уже поздно: все умерли. Кто был папа? Какое у него было образование? Вот и не знаю.
Что я помню из раннего детства? Почти ничего или очень мало.
Год 1913-1914. Мне 3-4 года. Туруханск. Енисей. На высоком берегу стоит совсем маленький деревянный домик, очень старый домишко, купленный у цыгана. Комната и маленькая кухонька. В комнате стоит огромный коричневый рояль с длинным хвостом. Вечер. Мамы нет. Она на концерте. Я сижу на рояле, и со мной кто-то из старших сестер.
Год 1915, озеро Чиринда. Это вверх по реке Нижняя Тунгуска. Мне пять лет. Папа увез маму, Костю и меня на это озеро Чиринда. Он работал с тунгусами. Русских людей там не было ни одного человека. Папа сам построил хороший дом и церковь. Мама была тяжело больна, у нее было больное сердце. До сих пор не понимаю, как можно было увезти больного человека в тайгу от людей, в глухомань к тунгусам! Зачем? Почему?
Сколько было маме лет? Не знаю. Думаю, лет 40-45. Мама лежала на кровати, мы спали на полу. Мама лежала лицом к окну, над окном была полка деревянная, и на ней стояла высокая жестяная банка с крышкой, на банке было написано «Карамель». И помню, что мама всегда говорила одно и то же: «Мель-мель-карамель». Она, конечно, бредила, была, очевидно, без сознания. Мы, дети, бегали, играли, а папа все время проводил с тунгусами. У мамы началась водянка, она вся «распухла». Ноги были, как бревна. Однажды она попросила меня проколоть ногу иголкой, чтобы вытекла вода, я сделала как она просила, но вместо воды потекла кровь. И еще она сказала, во что ее одеть, когда она умрет.
Она умерла ночью, когда мы спали. Утром она уже была холодная. Почему-то голову она просила завязать сеткой от комаров, не голову, а волосы. А платье надеть зеленое, красивое, с черными кружевами.
Гроб папа сделал сам и сам унес ее в церковь, и сам ее отпевал. Это было летом. Там ее и похоронил. И никогда я не была больше на маминой могилке. Где это? Теперь и ничего не найдешь.
Папа нас с Костей кормил, чем, я не помню. Вот только запомнилось, как он выкладывал много-много теста в огромный черный лист, закрытый высокими краями, и этот лист ставил в печь. Вынимал огромную румяную булку во весь лист, и мы ее ели с большим удовольствием.
Надо было во что-то нас одевать. Помню, он мне сшил «платье»: сложил пополам какой-то толстый материал в крупную клетку (одеяло, что ли), вырезал три дырки для головы и для рук, с боков зашил, надел на меня и подпоясал веревочкой, так я и ходила.
Еще помню, как мы «лучили» рыбу. Этим делом мы занимались вечерами. На носу лодки, высоко на палке висела керосиновая лампа, она хорошо освещала дно реки. В лодке мы стояли трое: папа, Костя, и я. Костя тихонько отталкивал лодку шестом, а папа острогой доставал спящую рыбу. Я просто смотрела [5].
В 1921-1923 годах Лиза жила в Туруханске у сестры отца — Анастасии Михайловны Кожевниковой (Сусловой):
На окраинах Туруханска жили тунгусы, они жили в чумах. В одном чуме, метра четыре в окружности, жило до 10-12 человек. Много раз видела шаманов, присутствовала на их шаманствах. Это страшное зрелище!
К нам очень часто приходила одна остячка — Варя. Она была очень стара, совсем маленького роста, всегда в парке (одежде из шкуры оленя) и с трубкой. По-русски говорила плохо, сидела только на полу — на стуле не умела.
1922 год. В Туруханск был сослан с семьей некий Орестов. Он был, видимо, царский офицер или полковник. У него была жена и два мальчика, лет восьми и девяти. Это были люди удивительно неприспособленные к жизни. Они не умели истопить печь, не умели ничего приготовить себе поесть, не умели ни помыть, ни постирать. Без прислуги они жить не могли! И кончилась их жизнь весьма печально. Дело было зимой. У них не было никакой одежды ни у кого. Надо было работать, чтоб было что носить и что есть, а работать они не умели. Он (Орестов) привел свою семью к проруби, столкнул своих мальчиков, совсем раздетых, в прорубь, а затем прыгнул в прорубь сам. А жена умерла от холода, голода и горя. Вот как бывает в жизни [6].
В.А.Клафтон и Лиза Суслова
В 1923 году Вера Александровна Клафтон, супруга Иннокентия Михайловича Суслова, увезла Лизу из Туруханска в Красноярск. Спутницей жизни Иннокентия Михайловича Суслова стала дочь расстрелянного большевиками Александра Константиновича Клафтона, руководителя информационных служб правительства А.В.Колчака. А.К.Клафтон был арестован и казнен в 1920 году после военного поражения колчаковской армии.
Впечатления детства, сохранившиеся в памяти уже взрослого человека, всегда бывают самыми яркими. Е.М.Тумольская рассказывает о том, какой ей запомнилась Вера Александровна:
«Я приехала сюда для того, чтобы забрать с собой в Красноярск мальчика Костю, брата Кеши, учиться. Так сказал Кеша», — сказала она. Разыскали Костю и объявили ему решение старшего брата. Костя отказался наотрез. Сказал: «Никогда и никуда я отсюда не уеду!». Хлопнул дверью и ушел.
Тогда молодая женщина сказала: «Здесь еще должна быть девочка, ее зовут, кажется, Лиза, где она?» Тетя Настенька сказала: «Вот она. Это — Лиза». Женщина очень внимательно на меня посмотрела и сказала: «Ну, тогда со мной поедешь ты! Собирайся, пароход долго стоять не будет!». Я бросилась к тете Настеньке и умоляла ее не отдавать меня этой женщине. Но тетя сказала: «Надо ехать. Ты будешь учиться в городе. Тебя сделают человеком». И меня забрали. Собираться мне не надо было. У меня никаких вещей не было, в чем была, в том и ушла.
Шла я, как на казнь. Женщину эту я боялась, как огня. Я не смела на нее взглянуть, а тем более что-то сказать. Я сразу поняла, что она из другого мира, недоступного моему пониманию. Она мне казалась богиней, царицей, повелительницей [7].
М.М.Суслов, В.А. Клафтон, И.М.Суслов, Лиза Суслова
Сравнивая жизнь тунгусов и остяков среди просторов, снегов, рек, лесов с бытом горожан, Лиза постепенно привыкала к Красноярску:
В Красноярске я прожила с 1923 года по 1928 год. Меня поместили в узкую длинную комнату с одним окном, выходящим на север. В комнате стоял рояль, да, да — рояль, тот самый, который был в Туруханске, с длинным хвостом, стол, моя кровать у окна и круглая черная печь. Первый раз я увидела своего старшего брата Иннокентия (звали мы его Кеша). Это был очень красивый молодой человек, лет 25-28. Кеша играл на рояле, играл очень хорошо (он даже написал несколько своих вещей и играл их превосходно).
Мне купили новые, настоящие ботинки. Это было какое-то чудо для меня. Ботинки! Новые! Моя мечта! Я их очень берегла. Когда я их надевала и шла куда-нибудь, я смотрела только на свои ноги, и моему восхищению не было предела. Мне казалось, что все люди тоже видят только их и восхищаются ими. Когда я приходила домой, снимала их, тщательно вытирала тряпочкой и ставила… на рояль. Не под кровать же! Верочка приходила в ярость: «Это что такое!» И взмахом руки смахивала их на пол. Я кидалась к ним, подхватывала, прижимала к груди и никак не могла понять, почему им нельзя стоять на рояле. А Верочка говорила: «Под кровать! Или в угол!».
Меня определили в школу в пятый класс, записали в школу № 4, что стоит до сих пор на берегу Енисея. На уроке географии я опозорилась. Меня вызвали к доске и спросили, где находится Англия. Я, ни минуты не раздумывая, сразу ответила: «В Москве!». Господи! Класс грохнул от смеха! Учительница думала, что я пошутила, но я действительно по географии не знала ничего, да и о предмете таком никогда не слышала. Слышала краем уха, что есть какая-то Москва, что Москва — вот это да, что там есть великий Ленин [8].
В.А.Клафтон в эвенкийском стойбище на р. Тембенчи, июль 1927 г.
В 1929 году Иннокентия Михайловича Суслова перевели работать в Москву, куда он переехал вместе с женой и сестрой.
Окончив медицинский техникум в Москве в 1932 году, Лиза была направлена по распределению на Северный Байкал:
Вскоре Лиза вышла замуж за геолога Л.М.Тумольского. Получив высшее образование на факультете иностранного языка педагогического института в г. Иркутске, преподавала английский язык в ВУЗах Иркутска.
Вспоминая о помощи брата, она пишет:
Все ли она была способна видеть и понимать в то время? Елизавета Михайловна прожила в семье И.М.Суслова 10 лет, с 1923 по 1932 годы. Именно в эти годы Иннокентий Михайлович наиболее активно собирал этнографические материалы и реализовывал проекты по изучению культуры эвенков.
Благодаря поездкам по Эвенкии в 1926-1927 гг. и участию в строительстве Туринской культбазы И.М.Суслову удалось в 1931–1932 гг. опубликовать две большие статьи, посвященные шаманству эвенков, расселенных в бассейне рек Подкаменной и Нижней Тунгусок. По требованиям рецензентов и редакторов в обе статьи были включены антирелигиозные штампы, которые проявляются уже в заголовках: «Шаманство и борьба с ним» и «Шаманизм как тормоз социалистического строительства». Но, например, относящийся к тому же периоду машинописный текст монографии «Материалы по шаманизму у эвенков бассейна реки Енисей» свободен от идеологических влияний 1930-х годов: И.М. Суслов пишет о шаманах как о людях, пользующихся в своем окружении авторитетом. В 1983 году эта книга была издана австрийским ученым Карлом Менгесом в переводе на немецкий язык, ее содержанию посвящена статья Н.В.Ермоловой «Эвенкийский шаман как личность по материалам И.М.Суслова» [12].
В 1929-1930 годах И.М.Суслов принимал участие в создании первых советских художественных фильмов об эвенках «Тунгус с Хэнычара» и «Мститель», писал статьи об эвенкийской музыке.
К сожалению, в опубликованных дневниках нет ни одного упоминания о творческих замыслах исследователя, посвятившего главные труды своей жизни Эвенкии. В отличие от брата Е.М.Тумольская не унаследовала от отца и деда интереса к тунгусам. В ее записках «глухомань» иногда предстает чем-то вроде леса в фильме Ларса фон Триера «Антихрист». Туруханск и Чиринда осознавались и родительским домом, и убийцами интеллигентной женщины — ее матери: «Самые младшие были Костя и я — Лиза, мы-то больше всех хватили горя и слез после смерти нашей мамы» [13].
Л.А.Подгорбунская
Однако, нельзя не согласиться с мнением издателей о том, что дневники являются важным свидетельством, помогающим осмыслить дух эпохи и судьбы жителей Эвенкии. В частности, размышляя о судьбе артистки Л.А.Подгорбунской, жены М.М.Суслова, корреспондент «Эвенкийской жизни» отмечает:
«В записях нас поразила удивительная судьба женщины, которую жизнь забросила на Север — сначала в Туруханск, затем в Эвенкию. Мужеству Любови Сусловой можно удивляться до бесконечности. Она не только перенесла разительные перемены в жизни, создала практически на голом месте семейный очаг, но и родила семерых детей» [14].
Огромную ценность для специалистов составляют сведения информантов, предоставляющих свидетельства своей жизни, жизни своих близких, по сути — частички истории. «Эвенкийская жизнь» знакомит читателей с одним из таких людей — Борисом Евлампиевичем Рычковым, поделившимся с читателями своими материалами.
Б.Е.Рычков
Борис Рычков — племянник Иннокентия Михайловича Суслова. Отец Бориса — Евлампий Константинович Рычков, уроженец Екатеринбурга, в первые годы после революции привез советские деньги в Туруханск, где познакомился с Марией Михайловной Сусловой, местной учительницей. В 1921 году они поженились.
В беседе летом 1923 г. И.М.Суслов и Е.К.Рычков обсуждали «перегибы» руководства Туруханского крайисполкома:
«В разговоре с мужем моей сестры, заместителем председателя волисполкома выяснилось, что Туруханским крайисполкомом выпущен приказ, запрещающий командировку лиц в тундры для торговли без их санкции. А так как уже давно известно, что в местных дебрях вся жизнь построена исключительно на личных счетах и дрязгах, то этот Рычков Евлампий Константинович привел ряд примеров, когда они арестовывали и штрафовали ряд лиц, нарушивших этот приказ. Какой получается абсурд. Сидит здесь несколько дураков, вообразивших себя неограниченными властителями и, не учитывая масштаба торговли и принципов ее, делают непрерывные ляпсусы и нарушают весь план работы, срывая ее. Я пообещал Рычкову настоять в Туруханске на отмене этого приказа» [15].
Борис Рычков родился в 1940 году в городе Артемовский Свердловской области, работал шахтером, трактористом, комбайнером, главным инженером совхоза, директором корпорации «Агродон», занимающейся сельским хозяйством в Донецкой, Луганской, Харьковской, Запорожской, Днепропетровской областей Украины. Живет в Донецке.
Дневники опубликованы по инициативе Б.Е.Рычкова и других родственников Елизаветы Михайловны Тумольской. Фотографии из семейного архива предоставлены Б.Е.Рычковым.
ПРИМЕЧАНИЯ
- Эвенкийская жизнь. 2013. 6 декабря. C. 9; Эвенкийская жизнь. 2013. 13 декабря 2013. C. 15; Эвенкийская жизнь. 2014. 7 февраля. С. 8; Эвенкийская жизнь. 2014. 28 февраля. С. 9; Эвенкийская жизнь. 2014. 21 марта. C. 9; Эвенкийская жизнь. 2014. 25 апреля. С. 9; Эвенкийская жизнь. 2014. 27 июня. С. 9
- Суслов И.М. Город Енисейск в годы первой декады XX века. ККМ ПИ (р) 8392/389. C. 21
- Протоколы партийных собраний Туруханской парторганизации. ГАКК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 902. Л. 41-42
- Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). «Я полюбил страдание…»: Автобиография, М.: Изд-во им. Свт. Игнатия Ставропольского, 1999
- Воспоминания Е.М.Тумольской, рукопись. C. 2-8
- Там же. C. 14-15; 18-19
- Там же. C. 23-25
- Там же. C. 30; 32; 36
- Там же. C. 56
- Там же. C. 74-75
- Там же. C. 45
- Ермолова Н.В. Эвенкийский шаман как личность по материалам И.М.Суслова. Радловский сборник: научные исследования и музейные проекты МАЭ РАН в 2008 г. СПб., 2009. С. 267-273; Суслов Иннокентий Михайлович. Материалы по шаманству у эвенков бассейна р. Енисей // Архив МАЭ РАН. К-1. Оп. 1. № 58. 1926-1931; Karl H. Menges Materialien zum Schamanismus der Ewenki-Tungusen an der Mittleren und Unteren Tunguska. Gesammelt und aufgezeichnet von I. M. Suslov. Studies in Oriental Religions 8. Otto Harrassowitz: Wiesbaden 1983
- Е.М.Тумольская, Моя родословная. Род Сусловых, рукопись
- Петрова Е.М. О женской судьбе // Эвенкийская жизнь. 2014. 7 марта. С. 9
- Суслов И.М. Дневник экспедиции в Туруханский край летом 1923 г. ККМ ПИ (р) 8392/387. С. 31