Традиции праздника Иконипко в кино: из истории съемок фильма «Мститель»

Автор выражает благодарность И.Е.Максимовой — проводнику по неопубликованным архивам и забытым тропам тунгусского мира.

29 ноября 1930 года художественно-политический совет Ленинградской кинофабрики «Союзкино» обсудил кинокартину «Мститель», в которой режиссеры Борис Васильевич Шпис и Рашель Марковна Мильман попытались облечь идеологию советизации эвенков в форму тунгусского сказания. Несмотря на прозвучавшую на заседании критику, большинством голосов фильм признали «положительным как со стороны социальной значимости, так и этнографической ценности»:

«Наряду с богатым этнографическим материалом, фильма «Мститель» показывает дикую эксплоатацию и насилие над тунгусами царского купечества, власть шамана и князя (классовых врагов), проникновение в глухие дальние уголки севера к диким тунгусам — новой советской действительности»[1].

Вероятно, замысел «Мстителя» сложился на основе творческих импульсов, которые режиссер Мануэль Владимирович Большинцов и сценарист Михаил Александрович Никитин обрели в 1928 году в Туруханске на съемках фильма «Тунгус с Хэнычара». С главной ролью в «Тунгусе с Хэнычара» блестяще справился эвенк с реки Сым Лазарь Лихачев (Шомирча Кима)[2]. М.А.Никитин записал версию легенды сымских эвенков о беспощадном воине Шектауле[3] и рассказ инструктора Туруханского РИКа Е.С.Савельева о «классовой борьбе» с тунгусским князем Чунго (Николаем Хирогиром)[4]. Зверства купца-самодура А.К.Сотникова по прозвищу Ландур (свирепый одинокий самец северного оленя), истязавшего инородцев Туруханского края, были известны из дореволюционных публикаций[5]. Приехавший в Туруханск из туринской культбазы председатель Красноярского комитета Севера при Президиуме ВЦИК Иннокентий Михайлович Суслов консультировал авторов «Тунгуса с Хэнычара» по шаманству эвенков, организовав лекцию и «опытно-показательное» камлание шамана[6].

Благодаря дружбе М.В.Большинцова с Б.В.Шписом и Р.М.Мильман темы и образы, не вошедшие в фильм «Тунгус с Хэнычара», воплотились в новом кинопроекте. Старый и юный сонинги из легенды о Шектауле, «классовые враги» — русский купец, эвенкийский князь Чунго и шаман стали прототипами главных героев «Мстителя», а И.М.Суслов, в 1929-1935 гг. работавший в аппарате ВЦИК в Москве, — консультантом фильма о прошлом и будущем сымских эвенков.

11 февраля была утверждена исходная версия сценария, написанного Б.В.Шписом и Р.М.Мильман по либретто М.В.Большинцова[7]. 24 февраля 1930 г. директор Ленинградской кинофабрики «Союзкино» Н.Я.Гринфельд направил в кино-секцию Главного репертуарного комитета телеграмму: «Ленинградская кино-фабрика просит Вас всячески ускорить разрешение сценария «Мститель», в виду того, что срочно необходимо начать постановку в целях заснятия зимней натуры. Переговоры относительно сценария фабрика поручает режиссеру и автору сценария Б.В.Шпису»[8].

После согласования сценария с Главреперткомом киноэкспедиция во главе с Б.В.Шписом и Р.М.Мильман направилась на реку Сым для натурных съемок из жизни эвенков.

В журналах, которые вела Р.М.Мильман в полевых условиях, зафиксированы технические, хронологические и некоторые организационные подробности съемок (в архиве сохранились первый и третий журналы съемок фильма «Мститель», второй журнал, к сожалению, отсутствует)[9].

21 марта съемочная группа прибыла в Красноярск, 29 марта в Енисейск. 1-7 апреля ехали из Енисейска в Ярцево на прогонных лошадях-инвалидах (остальные мобилизованы), пурга, холод, дождь превращающийся немедленно в лед — все это заставляло двигаться очень медленно — почему поездка заняла 7 дней. Ввиду отсутствия оленной дороги между Ярцево и факторией Монокон-Балагон на Сыме, проводники согласились встретить группу в избушке Комсеверопути, находившейся в 35 верстах от Ворогова. По дороге из Ярцево в Ворогово почти вся группа переболела. 28 апреля погрузка и выезд из Ворогова на место съемки «Монокон-Балагон». Ночевали в тайге у костров. Дорога исключительной трудности. Олени часто проваливались в глубочайший снег, возы с грузом и с людьми переворачивались на каждом шагу. 30 апреля к 7 вечера приехали на тунгусское стойбище. Устроили общее собрание тунгусов, чтобы договориться о приезде их на факторию для съемок. Согласились восемь семейств с чумами и оленями. Дорога все трудней и трудней. Кроме того, хлеб, рассчитанный на группу из 9 человек, на 4 дня пришлось поделить с 10 тунгусами.

1 мая ленинградские кинематографисты достигли фактории Монокон-Балагон. 4 мая, после прибытия на факторию эвенкийских семей, началась работа над фильмом. В картине снимались тунгусы родов Баяки (Боярины), Чамба (Ивигины), Кима (Лихачевы), Кемо (Тугундины), Килтына (Толстых).

Роль старого воина Шекшеуля исполнял Дюнгночу Баяки (Кирилл Иванович Боярин), шаман Дяйя-Шоркувул (Иван Иванович Ивигин) играл самого себя — он снялся в роли шамана. Среди 32 тунгусов, приехавших на факторию, не удалось найти молодого эвенка на роль главного героя фильма — Мстителя, поэтому 28 мая пришлось послать за двумя юношами охотившимися в 50 верстах от фактории для выбора одного из них на эту роль. Исполнителем роли стал Галича Баяки (Владимир Григорьевич Боярин).

31 мая состоялось собрание тунгусов по поводу разрешения шаману рода Чамба Ивану Ивановичу Ивигину шаманить на весеннем празднике для картины. Вопрос проводить было очень трудно, так как по постановлению родового совета уже два года шаманство было запрещено. Однако, в порядке исключения ради съемок фильма шаману разрешили поставить шаманский чум с идолами-хомоконами и камлать на весеннем празднике «Иконипко».

С 3 августа начались павильонные съемки в Ленинграде, куда вместе с кинематографистами с Сыма приехали эвенки — исполнители главных ролей: Галича Баяки, Дюнгночу Баяки, шаман Иван Иванович Ивигин. Для съемок царской тюрьмы типажи были присланы из дома инвалидов и ночлежного дома. Дюнгночу Баяки никогда не снимался в павильоне и был очень напуган шумом, ярким светом и всем свойственным при съемках в киностудии.

Планировались, что фильм станет звуковым. В Ленинграде в работе над звуковым оформлением приняли участие композитор Дмитрий Борисович Астраданцев и хор студентов Института народов Севера. Тунгусские песни «Вверх по реке и вниз по реке» и «Ехарье» легли в основу музыкальных тем и визуальных образов, передававших главные идеи фильма: «Так создавалась в тайге советская власть. Так глухими, лесными тропами проникал Октябрь в тайгу. И рухнула царская «тюрьма народов». И род за родом, племя за племенем входили в Советский Социалистический Cоюз»[10].

Жанр «Мстителя» можно назвать «советской киноверсией праздника Иконипко». Хоровод весеннего праздника сымских эвенков символизировал путешествие по космической реке в прошлое и будущее[11], поэтому для создания обобщенных знаков мрачного прошлого («Трон купца») и светлого будущего («Новый закон») Б.В.Шпис и Р.М.Мильман обратились к духовным архетипам эвенков. В аудио-визуальных материалах были использованы мистические традиции Иконипко — видения, связанные с хороводом и движением вниз и вверх по реке:

«Пел Шекшеуль, и вставали образы песни… Годы шли. Время шло. Вверх по реке — вниз по реке. Пропадали леса, умирали леса, вверх по реке, вниз по реке. Была здесь страна тунгусов… Стойбища ставили… Оленей пасли… Зверя били… От русских не стало житья — ушли тунгусы. Вверх по реке, вниз по реке»;

«Вверх по реке, вниз по реке неслась песнь о новой борьбе, о новых днях… Русский пришел, рабочий пришел. Много дней, много лет спит тунгус. Поднял русский богатырь тунгуса, разбудил его, протянул руку, дал бумагу ему — закон. Вверх по реке иди, вниз по реке иди, говори о новом законе»[12].

Для фильма записывались и подлинные шаманские камлания.

В автобиографии Борис Шпис отмечал: «К сожалению картину «Мститель» не удалось по ряду технических причин озвучить, что сделало бы ее значительно ярче, ибо имелся исключительно интересный звуковой материал, да и все построение вещи было музыкально, построено в ритме и форме тунгусской эпической песни. Мы искали в картине национальную форму — очень трудную в данном случае. Ибо, ярко выраженная, она могла легко соскользнуть в пустую экзотику. И все же нам, по признанию Комитета Севера и ряда критических статей удалось добиться этой национальной формы, удалось показать живого, конкретного тунгуса, найти тунгусскую форму и избежать экзотики»[13].

27 августа в саду ленинградской кинофабрики «Союзкино» был поставлен чум для камланий Ивана Ивановича Ивигина, жерди для чума пришлось специально заказать в Древтресте.
В начале сентября на съемки «Мстителя» из Москвы в Ленинград приехал консультант И.М.Суслов. В дневниках И.М.Суслова под заголовком «Шаман Майели из рода Чамба, он же Ив. Ив. Ивигин, река Сым» сохранились записи об общении с шаманом, состоявшемся в Ленинграде 2 сентября 1930 г.[14] Заинтересовавшись звуковыми материалами для фильма, И.М.Суслов взялся дирижировать хором Института народов Севера. Влияние И.М.Суслова ощущается и в ряде текстов сценария.

«Мститель» вышел в прокат в конце 1930-начале 1931 гг. Из материалов, снятых на фактории Монкон-Балагон, Рашель Мильман смонтировала документальный фильм «Сым-река» о празднике Иконипко, раскритикованный за «беспринципность подбора материала» и «неумение показать общественные и производственные взаимоотношения»[15].

Ниже публикуются фрагменты записей, сделанных Р.М.Мильман в ходе киноэкспедиции на реку Сым[16] и фотографии рабочих моментов съемок фильма «Мститель»[17]

Весенний праздник

На удобной поляне неподалеку от стойбища из ранее заготовленных палок ставят (обычно молодежь) большой чум. Мужчины постарше приносят несколько молодых только что срубленных березок, не слишком высоких, на нескольких из них делают гнезда — ставят эти березки перед чумом с задней стороны. Очень высокую с лентами высовывающуюся из верхушки чума и 3 маленьких (все 4 ставятся внутри чума). Затем подходят женщины и девушки с лентами в руках — девушки навязывают ленты на березки без гнезд, женщины — на березки с гнездами. Потом эти же женщины и девушки (в четном количестве для того, чтобы держать обе палки каждого верхнего полотнища) покрывают чум.

Затем внутри чума разводится небольшой костер. После ставятся 2 хомокона у входа в чум. Затем в чум входят люди. Сначала идут 4 человека (приближенные шамана). Затем входят 2 женщины, после идет шаман в длинном дамском пальто с открытой головой, идет между 2-мя другими нарядно одетыми людьми. После этой третьей группы входит весь остальной народ — сначала мужчины, затем женщины. Все они входят не просто, а обходят чум с задней стороны, где стоят березки, и входят с правой стороны внутрь чума.

Малое шаманство

Все сидят у костра — шаман среди них (против входа на шкуре). Костер горит пламенем. Все пьют чай — греют бубен (помощник шамана). Медленно одевается шаман, начиная с ног, разговаривает с присутствующими как обычное лицо (без церемониала).

Закрывает голову платком — тихо бьет в бубен и поет один, потом громче и громче бубен. Потом после окончания пения под платком с бубном шаман встает, передает бубен помощнику. Помощник ругает шамана будто тот неправильно что сделал, ругает его несколько раз, после чего шаман отдает бубен, сам получает посох (символ путешествия), к нему привязаны платки (символ отдыха для вытирания пота на лице, являющимся обрядным моментом, а не утилитарным). Сабля — символ борьбы с духами.

Стоя поет шаман — вторит припев, первые песни поет еще будучи под платком — последующие без платка, иногда повертываясь в ритмическом танце, который идет во все время шаманства, с момента как шаман стоит на ногах. Иногда пение приостанавливается и только ритмические движения танца с позвякиванием украшений на костюме. Иногда шаман начинает дрожать мелкой дрожью, тогда его поддерживают за руки. Когда дрожь проходит, он снова поет и танцует. Перед концом он поворачивается кругом себя и отдает помощнику посох и взамен получает колотушки из медвежьего меха с одной стороны и изображением ящерицы на другой стороне.

Шаман поет и бросает по очереди всем колотушки. Двум людям за раз, при чем если колотушка падает мехом кверху, шаман перекидывает ее до тех пор, пока она не попадет деревянной стороной, тогда он приподнимает держащему за один конец колотушки человеку часть ее с изображением ящерицы, поет несколько, затем забирает их и бросает следующей по очереди паре. После полного круга кидает их в уже спрятанный в чехол и находящийся на коленях у помощника бубен. Останавливается — поет — с пением садится и начинает постепенно с пением раздеваться с головы до ног, при чем хор все время поет.

После переодевания, в котором ему все время помогают присутствующие, подающие ему нужные вещи, женщина набивает ему трубку и дает закурить. После чего он самым обычным образом разговаривает со всеми присутствующими.

Примечания: