Погребальный обряд населения Верхнего Приобья скифского времени

«Умолкнет битвы гул, настанет смерти час
Омоют твое тело и в ризу облачат
Среди родни усопшей место отведут
И в степи цветущей тебя сокроет грунт
Когда настанет утро когда, когда взойдет звезда, погонишь в дали предков ты свои стада
Но имя твое вечно останется в устах всех тех, кого оставил ты в своих земных краях…»
Н.Головченко [Из полевого дневника 2013 г.]

Одним из основных и самых информативных видов археологических источников являются некрополи. Их изучению посвящено множество книг и статей, почти для каждой культуры. Не являются исключением и погребальные памятники скифского времени, расположенные на территории Верхнего Приобья.

Исследование курганных комплексов Кулундинской степи началось в XVIII в. и первоначально было связано с деятельностью бугровщиков. Часть находок, которых затем оказалась в Сибирской коллекции Петра I, и ныне храниться в Кунсткамере являя собой весомую часть национального культурного достояния России. Отдельные научные раскопки курганных памятников в Барнаульском Приобье были проведены П.С. Палласом, П.К. Фроловым.

В XIX в. началось настоящее научное изучение археологического наследия Алтая, оно ознаменовалось деятельностью таких ученых как В.В. Радлов, Н.С. Гуляев и Н.М. Ядринцев.

Но настоящие научно-исследовательские работы в регионе начались только с 1920 — 1940-х гг. и связаны с именами С.И. Руденко, М.П. Грязнова, С.В. Киселева, Л.А. Евтюховой, М.Н. Комарова, Г.П. Сосновского и С.М. Сергеева. Особую роль сыграл М.П. Грязнов, и его работы «Древние культуры Алтая» «История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая речка» не потерявшие своей актуальности до сих пор [Грязнов 1956].

Исследовательский интерес к археологическому прошлому Верхнего Приобья был подогрет начавшимся строительством Новосибирской ГЭС к обследованию территории подлежащей затоплению которой была подключена целая плеяда выдающихся ученых. К их числу относятся Т.Н. Троицкая, А.П. Уманский, В.А. Могильников, и их ученики А.П. Бородовский, А.Б. Шамшин, А.Н. Телегин, П.И. Шульга и многие другие.

Такое большое количество раскопок, осуществленных разными научными центрами, вызвало к жизни нескончаемую череду дискуссий о культурном прошлом Верхнего Приобья. Вопрос, о котором не решен до сих пор. Отчасти подобное положение дел может быть объяснено своеобразным исследовательским коллапсом, произошедшим в силу слишком быстрого и слишком объемного получения материалов, которые нелегко было интерпретировать.

С тех пор интерес к Верхнему Приобью значительно ослаб, ввиду сенсационных открытий в Горном Алтае. Работы в степной зоне практически не ведутся (работает 1 Степной отряд АлтГПА, руководитель А.Н. Телегин), а на правом берегу р. Оби силами АГУ и НЦ «Наследие» обстоятельно раскапывается грунтовой некрополь Фирсово. Остальные работы на территории Алтайского края проводятся на юге, в предгорьях.

Возможно, именно поэтому до сих пор описание погребального обряда населения скифского времени этого региона остается на уровне 1980-х годов и предполагает описание погребального комплекса, расположения погребенного и вещественных остатков [Кирюшин 1996; Федорук 2013]. В то время как погребальный обряд явление гораздо более глубокое, чем его археологические свидетельства [Смирнов 1990; Мельник 1990].

Согласно, идеям Арнольда ванн Геннепа в структуре погребального обряда можно выделить три этапа — обряды отделения, промежуточные обряды и обряды включения [Геннеп 1999]. Попробуем принять указанную схему и применить ее для анализа, имеющегося в нашем распоряжении материала погребальных памятников скифского времени Верхнего Приобья [1].

Нет сомнений, что одно из определяющих воздействий на погребальный обряд оказывало обстоятельство смерти человека. Как показывает статистическая выборка, из 300 рассмотренных нами содержащих сопроводительный инвентарь погребений [2], дети [3] (до 10 лет) были захоронены в 56 захоронениях [4]. Подростки (от 10 до 18 лет) юноши в 14, девушки в 9 погребениях. Люди среднего возраста (от 18-20 до 40 лет) мужчины в 54, женщины в 82 захоронениях. И пожилые люди (старше 40 лет) мужчины в 24, женщины в 19 погребениях. Еще в 60 случаях пол погребенных авторами определен не был. Медицинский осмотр скелетов, на предмет выявление следов болезней не проводился.

Таблица I. Половозрастная характеристика погребенных

Таким образом, выделяются два основных пика смертности у населения Верхнего Приобья скифского времени. Первый — ранний детский возраст, связанный, вероятно, с подверженностью детского организма к болезням, отсутствием норм гигиены и т.п. Второй — средний возраст, высокий коэффициент женской смертности в этот возраст, возможно, стоит связать с тяжелыми родами при отсутствии медицинского контроля. Смертность у мужчин среднего возраста вызвана, скорее всего, болезнями, участиями в конфликтах, тяжелыми условиями жизни. К 40 годам человек, должно быть, считался уже глубоким старцем.

Установить причины смерти погребенных в большинстве случаев фактически невозможно, мы можем только догадываться о них. Однако ясно, что доля умерших в результате военных действий на территории Верхнего Приобья значительно ниже, чем в контактных зонах севера и запада Новосибирского Приобья и Кузнецкой котловины. Вероятно, причины смерти были самые бытовые. Примечательно, что все известные нам погребения этого периода представлены ингумацией [5], хотя близости р. Оби и ленточных боров должна была играть определенную роль в мифологеме церемонии погребального обряда.

Широко известна описанная в IV книге «Истории» Геродота церемония погребения скифского «царька». Тело, которого омывали, бальзамировали, и возили по владениям в течение месяца или более, пока заканчивались приготовления по устройству его кургана [Вся история… 2009]. И хотя погребальный обряд скифских племен Причерноморья в полной мере соответствует рассказу Геродота, неожиданные, подчас даже более точные, аналогии ему мы находим в памятниках Сибири. В курганах, пазырыкской культуры Горного Алтая, Аржане и Аржане-2 в Туве. Развитая практика мумификации известна и в среде таштыксих племен Минусинской котловины [Митько 2004].

Однако, не смотря на столь обширный культурный фон, говорить о мумификации тел умерших скифским населением Верхнего Приобья не приходится. Так как не одной мумии не найдено, равно как и мумифицированных частей тела. О проведении обряда мумификации, или, по крайней мере извлечения головного мозга говорят трепанированные черепа погребенных на памятниках Быстровка и Новотроицкое. Но эти случаи могут быть объяснены как обрядом энцифалофагии, так и влиянием носителей тагарской культуры.

Так, следы трепанации отмечены на черепах погребенных в Быстровке-2, 3 и связываются А.П. Бородовским с обрядами энцифалофагии (поедание родственниками мозга умершего) [Бородовский 2010]. Признаки скальпирования, обычай которого у скифов также был описан Геродотом, зафиксированы на остатках трех погребенных в Быстровке-2 у взрослых мужчин в возрасте от 25 — 30 до 45 — 55 лет. На черепе одного из них были следы «военного травматизма» — рубящих ударов [Бородовский 2009, 2010]. На западном краю насыпи кургана 9 Быстровки-2 зафиксировано отдельное захоронение голов двух молодых иноплеменных, вероятно, саргатских или кулайских женщин и одного мужчины (возраст 20 — 25 и 30 — 35 лет) [Бородовский 2009].

Общий комплекс мероприятий осуществляемых с телом умершего, скорее всего, включал в себя как минимум омовение, переоблачение в особую погребальную одежду приличествующую лицу его статуса, и умащивание благовониями, если это позволяло имущественное состояние рода [Геннеп 1999].

Выбор места сооружения погребения определялся не ситуативным порядком, а исходя из определенных религиозных и социальных правил. В научной литературе уже отмечалась приблизительная хронологическая линия развития погребальных комплексов в степной зоне Алтайского края [Шульга 2003; Уманский и др. 2005; Шульга 2009]. Согласно ей на могильном поле, расположенном, как правило, на вершине водораздела, в его юго-западном секторе устраивался первый большой родовой курган. Обычно он самый древний и многомогильный (VIII — VI вв. до н.э.) [6]. Далее в цепочке курганов идут более поздние объекты — одномогильные, но с коллективным или парным захоронением (VI — IV вв. до н.э.). Самые северо-восточные, на крупных и долговременных некрополях, в цепочках курганы одномогильные с одним погребенным (IV — II вв. до н.э.).

При этом отмечается тенденция характерная для всего скифского мира, когда такие статусные вещи как гривны (традиционно интерпретируемые как принадлежность костюма война — всадника) начинают одевать на умерших женщин и детей [Петренко 1978]. К сожалению, очень мало курганных некрополей, изучено полностью.

Грунтовые некрополи, располагаются на правом берегу р. Обь в непосредственной близости от поселений и выделяются алтайскими археологами в самобытную староалейскую культуру (Рис. 1) [Кирюшин 1996; Фролов 2001, 2008].

Рис. 1. Картография заколок. 1 — Быстровка-1; 2 — Камень-II; 3 — Новотроицкое-1,2; 4 — Староалейка-2; 5 — Покровка.

Любопытно, что расстояния между курганами в цепочках имеют свою закономерность. Так, во время разведки проведенной в октябре — ноябре 2013 года на основании открытого листа № 1569 нами в окрестностях с. Буян Крутихинского района Алтайского края была выявлена курганная группа Буян-1 (Рис. 2).

Рис. 2. Курганная группа Буян-1, Крутихинский район Алтайский край

Курганы 1, 3, 4 образуют четкую цепочку по направлению юго-запад — северо-восток, а курган 2 примыкает к ней с востока. Весьма интересные сведения дало измерение расстояний между объектами. После нивелировки оказалось, что расстояние между курганами 1 — 3 равно 170 метрам, а 1 — 4 62 метра (62:15,5=4). Примечательно, что курган 2 находиться в 139 метрах от кургана 1, 170 метрах от кургана 3 и в 217 метрах от кургана 4. Как вы можете заметить, все полученные расстояния, с небольшой погрешностью, кратны 15,5. Так же следует отметить, что насыпи всех курганов опаханы, и испещрены норами грызунов. На насыпи кургана 1, прослеживаются пять грабительских ям, одна центральная и четыре периферийных.

Описанная выше ситуация в первые была выявлена работами А.Н. Телегина по вычислению линейных мер используемых при сооружении курганов памятника скифского времени степной зоны Алтайского края Объездное-1 [Телегин 2008]. А.Н. Телегин считает, что расстояние в 15,5 метров отсчитывали при помощи веревки или кнута. Однако, как нам кажется, расстояние могли измерять и шагами.

Использование антропометрии можно заметить и при сооружении погребальных ям размеры, которых, кратны локтю (34 см), на что указывал П.И. Шульга [Шульга 2003]. Последнее заключение правомерно и для грунтовых погребений обского правобережья, люди, захороненные в которых, ориентированы головой в том же направлении, что и цепочки курганов — с ЮЮЗ на СЗ. К сожалению измерения расстояний, между погребениями на грунтовых могильниках в публикациях не описаны, так же как и расстояния между погребениями в рамках многомогильных курганов.

Тем не менее, мы можем предположить, что описанная выше закономерность являлась своего рода традицией, транслировать и сохранять которую должна была наделенная сакральной властью прослойка. Возможно, это были женщины в инвентарь погребений, которых входили зеркало, алтарик и гривна, или старейшие в роду мужчины.

Особо важную символическую роль в устройстве курганов играл ровик (Рис. 3), отделявший сакральный мир погребальной камеры, от профаного мира смертных. Естественно, что пересекать его, по специально отведенному промежутку могли только люди, обладающие сакральным правом на это действие. Через него осуществлялся переход умершего в иной мир. На его границе с ним определенным, не известным нам образом прощался его род. Следами прощания, вероятно, являются обнаруженные в ровиках кости животных коз или лошадей, а так же остатки деревянного столба (коновязи?) [Уманский и др. 2005; Шульга 2009].

Рис. 3. Ровик кургана 6 некрополя Объездное-1 (фото А.Н. Телегина, 2010)

Погребальная камера специально обустраивалась. На ее дно помещали сосуды, иногда укладывали ткани или какую-то иную органическую подстилку. Что наблюдается как в подкурганных, так и в грунтовых погребениях. Традиционно считается, что покойника сопровождал инвентарей, который будет необходим ему в загробной жизни.

В отличие от скифских курганов Северного Причерноморья и Саяно-Алтая следы тризны на курганных и грунтовых могильниках скифского населения Верхнего Приобья довольно редки. Что, однако, не говорит, о том, что поминальных действий на них не осуществлялось. Так как само по себе продолжение цепочки курганов или погребений на родовом грунтовом могильнике являлось одновременно поминальным актом, и актом приобщения новопредставленных к миру предков.

Вместе с тем, очевидно, что тот или иной способ погребения нес на себе отпечаток социального статуса погибших. Традиционно в скифологии социальный статус погребенных определяется размерами погребальных сооружений, количеством и качеством сопроводительного инвентаря и общей суммой трудозатрат необходимых на совершение похорон. Однако существует и другой подход, ориентированный на совокупный системный анализ всех упомянутых признаков с использованием методов математической статистики, предложенный Н.Н. Крадиным, С.В. Даниловым и П.Б. Коноваловым для реконструкции социальной структуры хунну Забайкалья [Крадин и др. 2004]. Мы считаем правомерным взять на вооружение методику уважаемых авторов, правда, с незначительными изменениями под наш материал. К тому же, как и в случае с хунну Забайкалья, органика в погребениях на Верхней Оби в основном не сохраняется [7], а курганные насыпи сильно повреждены в ходе хозяйственного освоения земель. Не вдаваясь в детали описания признаков, кластеров и данных полученных с помощью обработки нашей базы данных программой Statistica for Windows 6.0, позволим себе перейти к конкретным полученным результатам. Ниже мы представляем типы погребений с памятников Новотроицкое-1, 2 и Фирсово XIV [Шульга 2009; Федорук 2013]. Они были выбраны нами не случайно, мы исходили из того, что эти памятники представляют две традиции погребений людей разного социального статуса, проживающих в рамках одного историко-культурного региона.

Таблица II. Мужские погребения населения скифского времени Верхнего Приобья

Таблица III. Женские погребения населения скифского времени Верхнего Приобья

Таблица IV. Детские погребения населения скифского времени Верхнего Приобья

Руководствуясь методикой Н.Н. Крадина, мы приходим к тому, что социальная структура скифского населения Верхнего Приобья предстает нам как сложное родоплеменное общество с элементами вождества [Крадин и др. 2004]. Нам представляется картина взаимодействия кочевников Кулунды с полуоседлым населением обской поймы. Между ними, вероятно, существовал особый способ сношений в виде данничества. Население, ведшее оседлую жизнь, откупалось от номадов, взамен на их защиту от северных соседей (саргатцев и кулайцев). При этом последние были заинтересованы в повиновении данников, поэтому запрещали им строить городища, этим и объясняется их отсутствие на территории Верхнего Приобья. В ходе долговременных контактов [9], часть местной элиты с обского правобережья оказалась интегрированной в кочевую систему и принесла с собой обычай хоронить умерших поодиночке, а не коллективно, но переняв курганный способ обустройства некрополей. Результатом, чего явилось сложение описанной концепции погребального обряда.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Бородовский А.П. Традиционные и естественнонаучные методы датирования погребальных комплексов (по материалам Быстровского некрополя эпохи раннего железного века) : Учеб.-метод. пособие / А.П. Бородовский // Новосибирский гос. ун-т, Новосиб. гос. пед. ун-т, Ин-т археол. и этногр. СО РАН.  Новосибирск, 2009. — 90 с.
2. Бородовский А.П. Археология насилия (интерпретация материалов археологических, антропологических и изобразительных комплексов): Учеб. метод. пособие / А.П. Бородовский, А.В. Зубова, Д.В. Поздняков, А.В. Табарев, Д.В. Черемисин.  Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, Новосиб. гос. пед. ун-т, Ин-т археол. и этногр. СО РАН, 2010. — 110 с.
3. Ведянин С.Д. Грунтовой могильник староалейской культуры Обские Плесы 2 / С.Д. Ведянин, А.Л. Кунгуров // Погребальный обряд древних племен Алтая.  Барнаул, 1996. С. 88–115.
4. Вся история Древней Греции : сборник переводов произведений древних авторов / Геродот (пер. Г.А. Стратановского), Фукидид (пер. Ф.Г. Мищенко), Ксенофонт (пер. Л.И. Горбачевского). М.: АСТ Астрель, 2009. — 1306 с.
5. Гельмель Ю.И. Погребение начала раннего железного века из могильника Карбан-1 / Ю.И. Гельмель // Охрана и исследования археологических памятников Алтая (тезисы докладов и сообщений к конференции). Барнаул, 1991. С. 88–91.
6. Геннеп А., ванн. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов / Пер. с франц. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. — 198 с. (Этнографическая библиотека).
7. Грязнов М.П. История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая речка / М.П. Грязнов // МИА № 48. М.-Л. 1956. — 163 с., с ил.
8. Завитухина М.П. Могильник времени ранних кочевников близ г. Бийска / М.П. Завитухина // АСГЭ. Вып. 3. Л., 1961. С. 89–108.
9. Завитухина М.П. Ордынские курганы V–IV вв. до н.э. (о культуре скифского времени в новосибирской лесостепи) / М.П. Завитухина // АСГЭ. Вып. 10. Л., 1968. С. 28–34.
10. Кирюшин Ю.Ф. Могильник раннего железного века Староалейка-2 / Ю.Ф. Кирюшин, А.Л. Кунгуров // Погребальный обряд древних племен Алтая. Барнаул, 1996. С. 115–135.
11. Крадин Н.Н. Социальная структура хунну Забайкалья / Н.Н. Крадин, С.В. Данилов, П.Б. Коновалов. Владивосток: Дальнаука, 2004. — 106 с.
12. Матющенко В. И. Исследование Дресвянского могильника в 1975 году: [Алт. край] / В.И. Матющенко // Древности Востока. М. 2004. С. 59–68.
13. Мельник В.И. Погребальная практика и погребальный обряд / В.И. Мельник // КСИА 201. М., 1990. С. 73–77.
14. Митько О.А. Таштыкская кремация и мумификация / О.А. Митько // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Вып. III. Парадоксы археологии. Новосибирск, 2004. С. 164–181.
15. Могильников В.А. Курганы «Камень-II» (Верхнее Приобье) по раскопкам 1976 г. / В.А. Могильников, А.В. Куйбышев // СА 1982, № 2. С. 113–135.
16. Могильников В.А. Курганы раннего железного века Карболиха-X / В.А. Могильников // Охрана и исследования археологических памятников Алтая (тезисы докладов и сообщений к конференции). Барнаул, 1991. С. 95–103.
17. Могильников В.А. Аварийные исследования курганного могильника Зайцево-2 / В.А. Могильников, А.Н. Телегин // Охрана и исследования археологических памятников Алтая (тезисы докладов и сообщений к конференции). Барнаул, 1991. С. 115–117.
18. Могильников В.А. Курганы Масляха-I по раскопкам 1979 года / В.А. Могильников, А.П. Уманский // Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. Барнаул, 1992. С. 69–93.
19. Могильников В.А. Кирилловка-III — могильник эпохи железа на севере Кулунды / В.А. Могильников, А.Н. Телегин // Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. Барнаул, 1992. С. 107–120.
20. Могильников В.А. Население Верхнего Приобья в середине — второй половине I тысячелетия до н.э.: монография / В.А. Могильников. М., 1997. — 195 с.
21. Пересветов Г.Ю. Некоторые вопросы происхождения Тасмолинской культуры по итогам новых исследований в Павлодарской области / Г.Ю. Пересветов //Историко-культурное наследие северной Азии. Итоги и перспективы изучения на рубеже тысячелетий. Барнаул, 2001. С. 282–285.
22. Пересветов Г.Ю. Жертвенные животные в погребениях раннего железного века на Иртыше (Павлодарское Прииртышье) / Г.Ю. Пересветов //Материалы международной научно-практической конференции «Независимый Казахстан: история, современность и перспективы». Павлодар, 2011. С. 201–209.
23. Петренко В.Г. Украшения Скифии VII — III вв. до н.э. / В.Г. Петренко // САИ., Вып. Д4 — 5. М, 1978. — 125 с.
24. Смирнов Ю.А. О роли обыденного сознания в археологической реконструкции: погребальный обряд / Ю.А. Смирнов, М.В. Тендрякова // КСИА 201. М., 1990. С. 68–73.
25. Телегин А.Н. Некоторые особенности планиграфии курганной группы Объездное-1 / А.Н. Телегин // Вопросы археологии и истории Сибири. Памяти профессора А.П. Уманского. Барнаул: БГПУ, 2008. С. 37–46.
26. Троицкая Т.Н. Большереченская культура лесостепного Приобья / Т.Н. Троицкая, А.П. Бородовский. Новосибирск: ВО «Наука». Сибирская издательская фирма, 1994. — 184 с.
27. Уманский А.П. Погребение ранне-скифского времени близ с. Красный Плакат / А.П. Уманский, В.Б. Бородаев // Охрана и исследования археологических памятников Алтая (тезисы докладов и сообщений к конференции). — Барнаул, 1991. С. 36–39.
28. Уманский А.П. Могильник скифского времени Рогозиха-1 на левобережье Оби : монография / А.П. Уманский, А.Б. Шамшин, П.И. Шульга. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2005. — 204 с., ил.
29. Федорук А.С. Погребальный обряд Барнаульского Приобья скифского времени по материалам могильника Фирсово XIV (раскопки 2010–2011 гг.) / А.С. Федорук, Я.В. Фролов, Д.В. Папин // Древности Сибири и Центральной Азии : Сборник научных трудов / под ред. В.И. Соёнова. Горно-Алтайск: ГАГУ, 2013. № 5 (17). С. 64–78.
30. Фролов Я.В. Староалейская культура (по данным погребальной обрядности) / Я.В. Фролов // Историко-культурное наследие Северной Азии: Сб. науч. тр. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2001. С. 149–156.
31. Фролов Я.В. Погребальный обряд населения Барнаульского Приобья в VI в. до н.э. — II в н.э. (по данным грунтовых могильников) / Я.В. Фролов. Барнаул: Азбука, 2008. — 479 с., ил.
32. Шамшин А.Б. Поселение Мыльниково — памятник финальной бронзы и переходного времени от эпохи бронзы к эпохе железа / А.Б. Шамшин // Скифская эпоха Алтая (тезисы докладов конференции). Барнаул, 1986. С. 100–102.
33. Шамшин А.Б. Раскопки курганов раннего железного века в окрестностях г. Барнаула / А.Б. Шамшин, С.Ю. Лузин, С.Л. Изоткин // Охрана и исследования археологических памятников Алтая (тезисы докладов и сообщений к конференции). Барнаул, 1991. С. 52–56.
34. Шамшин А.Б. Раскопки курганного могильника раннего железного века Михайловский-VI на юге Кулунды / А.Б. Шамшин, М.А. Демин, П.И. Навротский // Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. Барнаул, 1992. С. 60–68.
35. Шульга П.И. Могильник скифского времени Локоть-4а: Монография / науч. ред. Ю.Ф. Кирюшин. Барнаул: изд-во Алт. ун-та, 2003. — 204 с., ил.
36. Шульга П.И. Новотроицкий некрополь : Монография / П.И. Шульга, А.П. Уманский, В.А. Могильников. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2009. — 329 с.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Нами использованы опубликованные материалы памятников Ближние Елбаны [Грязнов 1956]; Новый Шарап-1, 2, Милованово-2, 8, Быстровка-1, 3 [Троицкая 1994]; Рогозиха-1 [Уманский и др. 2005]; Новотроицкое-1, 2 [Шульга 2009]; Локоть-4а [Шульга 2003]; Ордынское-1 [Завитухина 1968]; Красный Плакат [Уманский 1991]; Гоньба II [Шамшин 1991]; Карбан-1 [Гельмель 1991]; Карболиха-Х [Могильников 1991]; Зайцево-2 [Могильников 1991]; Михайловский-VI [Шамшин 1991]; Масляха-1 [Могильников 1992]; Кирилловка-III [Могильников 1992]; Камень-II [Могильников 1982]; Точка-2 [Могильников 1981]; Бийск-1 [Завитухина 1961]; Дресвянка [Матющенко 2004]; Обские Плесы-2 [Ведянин 1996]; Староалейка-2 [Кирюшин 1996]; Фирсово-XIV [Федорук 2013].
2. Нами специально была составлена выборка погребений содержащих сопроводительный материал, анализ которого является необходимой частью настоящего исследования. Наша выборка превышает необходимые для статистических измерений 5%. Поэтому безинвентарные погребения, количество которых превосходит инвентарные, в данном месте были нами исключены из общей статистики.
3. Здесь и далее антропологические показатели приводятся нами по данным публикаций авторов раскопок.
4. Половая принадлежность детей, авторами, как правило, не определяется. Но если руководствоваться характеристиками предметного комплекса, относящегося к одежде, то можно выделить среди 56 погребений детей 25 погребений мальчиков и 31 девочек.
5. Всего нам известно около 1650 погребений, в которых были захоронены около 1800 человек.
6. Обычай характерный для тасмолинской и т.н. иртышской культур северного Казахстана [Пересветов 2001; Пересветов 2011].
7. Нам известен лишь 21 случай находок органики в погребениях скифского времени на территории Верхнего Приобья. Находки представлены тканью, войлоком, кожами, остатками волос — сохранившимися на окислах бронзовых и железных изделий.
8. Важно отметить, что в категорию погребений «без перекрытия» нами были включены все могильные ямы, в которых остатков перекрытий авторами раскопок обнаружено не было, или они не описаны в опубликованных материалах.
9. В пользу наличия долговременных культурных связей между населением степи и обской поймы говорит и пестрота находок отдельных типов украшений, например заколок (Рис. 1), одинаково распространенных по всему Верхнему Приобью.