Я с большим вниманием прочитал статью Х. И. Дуткина «Институт кормушки, интриг…» (Туймаада сангата, Якутск , 23 ноября 2001 г.). Занимаясь проблемами Севера более почти 25 лет и будучи давно и хорошо знакомым с теми, о ком идет речь в статье, не могу не сказать и своего слова в продолжающейся дискуссии.
Я знаком с директором НИИ Проблем малочисленных народов Севера СО РАН В. А. Роббеком со своих аспирантских лет, с конца 70-х годов. И я должен откровенно сказать, что он производил самое приятное впечатление — эвен, усердно занимающийся своим языком, хорошо владеющий им (вопреки тому, что говорили и иногда говорят вокруг), переживающий за будущее своего народа. Радовала его энергия, стремление быть в курсе всех дел нашего Института (тогда — Ленинградское отделение Института языкознания АН СССР, сейчас — Институт лингвистических исследований РАН). Именно В.А.Роббек в свое время, в 1984 году написал положительный отзыв от имени ведущей организации — сектора северной филологии Якутского НИИ ЯЛИ на мою кандидатскую диссертацию.
Долгое время считал, что мы нужны друг другу и работаем вместе: когда надо было решать острые вопросы эвенской графики: сохранять ли национальное эвенское письмо или вводить для эвенов алфавит языка саха, как предлагали некоторые ученые, когда надо было заявить о своем коллективе единомышленников как о собирателях и исследователях фольклора эвенов, когда была нужна поддержка и помощь соотечественникам В. А. Роббека, избравших своей стезей науку. Конечно, я, как и мои петербургские коллеги-североведы, приветствовал создание НИИ ПМНС и назначение В. А. Роббека его директором. Внушали оптимизм планы изучения эвенского языка и фольклора, объединение североведов в один коллектив, работа собственного, независимого издательства «Северянин». Правда, настораживала флуктуация научных кадров, которые с таким же оптимизмом пришли в НИИ ПМНС и вскоре уже без всякого оптимизма ушли из него — кто куда… Странным казался и подбор кадров совместителей на контрактной основе, среди которых были и люди, в то время далекие от североведения, но занимавшие видные посты, и люди, научный уровень работы которых находился вне критики, но они были земляками В. А. Роббека. Тем не менее казалось, что дело вот-вот пойдет на лад.
Весной 1997 года директор НИИ ПМНС В. А. Роббек и зав. отделом эвенской филологии Х. И. Дуткин, прибыли в Санкт-Петербург и обратились ко мне с просьбой — написать одну из книг большой академической грамматики эвенского языка «Фонетика. Графика. Орфография». Тут же подписали контракт, предусматривающий оплату моей работы по ставке главного научного сотрудника, выдали аванс, подарили два сборника трудов… Правда, В. А. Роббек тут же скромно попросил помочь двум своим соотечественницам — преподавательнице эвенского языка ЯГУ В. Г. Белолюбской и сотруднику НИИ ПМНС С. И. Шариной, которые в это время заканчивали работу над кандидатскими диссертациями — что, разумеется, зачтется и для его Института.
Далее проблем не было в течение почти двух лет. В. Г. Белолюбская и С. И. Шарина защитили диссертации, а рукопись первого тома эвенской грамматики на дискете была представлена в НИИ ПМНС с двукратным превышением объема — она составила 15 авторских листов. Ради этой работы, которая, как я думал, нужна всем эвенам, мне пришлось даже отложить на время работу над своей докторской диссертацией. Тогда же, в конце 1998 года, я в порядке личной инициативы передал в НИИ ПМНС еще две свои работы — сборник образцов малых жанров эвенского фольклора и монографию, посвященную топонимике и этнонимике Восточной Сибири. Как автор, я искренне надеялся, что оказываю помощь республиканской науке, что мои труды помогут эвенскому народу сберегать родной язык и культуру, и мне даже льстило то, что эти труды будут изданы в Республике Саха. Тогда же я передал В. А. Роббеку и В. Г. Белолюбской два своих экспериментальных учебных пособия: «Эвенскую азбуку» в стихах и букварь, рассчитанный на учеников, не владеющих эвенским языком. Понятно, я рассчитывал, что оба эти пособия будут напечатаны издательством «Северянин» или представлены в Министерство образования республики.
Однако в конце 1998 года мы узнали, что в Москве в Институте языкознания должна состояться докторская защита декана ФНКС РГПУ А. А. Петрова — трудно назвать все это русскими словами, потому что диссертации у соискателя не было, а около 50 публикаций явно не соответствовали докторским амбициям. Было известно, что в Петербурге шансов у соискателя нет, но в Москве кто-то пошел навстречу… Понятно, что пришлось исполнять долг перед наукой и дать на докторский доклад А. А. Петрова и его труды соответствующий отзыв, не рекомендующий присуждать докторскую степень соискателю.
Что побудило принять такое решение? Объясню так, как теперь объясняю всем эвенам и особенно студентам и аспирантам: авторитетный педагог и этнолингвист в своих работах уверял нас, что по-эвенски унтачан — «голубица». Приходится объяснять, что унтачан — это «сапожок», а не ягода; есть ягода, которую называют похоже — умтачан, но это вовсе не голубика, а шикша. За такие вещи студента на экзамене попросят второй раз прийти, какая уж тут докторская степень…
Но, видимо, у В. А. Роббека на этот счет имеется другое мнение. Мало того, что он поддержал А. А. Петрова, так в самом скором времени вернувшись из Москвы в Якутск, объявил на ученом совете НИИ ПМНС о том, что он расторгает контракт со мной. Я узнал об этом из писем и телефонных разговоров моих коллег-якутян в начале 1999 года. Никакого официального документа мне не прислано до сих пор.
Почему? Да потому, что мой контракт, заключенный на срок до конца 1997 года, был автоматически продлен на 1998 год, что согласно тогдашнему КЗоТу означает, что он продлен на неопределенный срок и расторгнут в одностороннем порядке быть не может. Оснований для его расторжения не было: выполненная работа представлена, сверх контракта написаны две монографии — честно сказать, я не знаю, от кого из совместителей В. А. Роббек получал бы такой объем продукции. Даже если бы и были основания для того, чтобы расторгнуть контракт со мной или уволить «по статье», в этом случае надо было соблюдать все процедуры и формальности — я же до сих пор не имею даже официального уведомления директора НИИ ПМНС о расторжении контракта. И причина этого тоже понятна — такой документ был бы автоматически передан в суд, где работодателя не взялся бы защищать ни один адвокат, и проиграть такое дело было бы невозможно.
Более того, мне стало известно, что к двум томам эвенского фольклора, планировавшегося для серии фольклорных памятников, добавился от имени НИИ ПМНС третий том — образцы малых жанров. Поскольку никто из сотрудников НИИ ПМНС не принимал участия в работе над ним, и по существу речь шла о присвоении руководством НИИ ПМНС чужой работы, я был принужден подать эту работу как свою монографию на издательский грант РГНФ. Книга вышла в свет летом 2001 года в издательстве «Петербургское востоковедение». Если бы В. А. Роббек проявил больше ума и порядочности, эта книга могла бы выйти в свет как коллективная работа сотрудников НИИ ПМНС в Якутске или Новосибирске — но, видимо, ему было нужно не это, а что-то совсем другое. Но что же?
Вот здесь зададим риторический вопрос — а почему за эти годы не вышел ни первый том грамматики эвенского языка, который требовал только редактирования, ни монография по топонимике и этнонимике, ни два названных выше учебных пособия? Ответ на него такой — значит, это кому-то было нужно, чтобы они не издавались. И тут выстраиваются в систему факты, о которых ранее не вспоминалось. Почти каждый приезд в Петербург В. А. Роббек говорил коллегам о формировании сборников, ему давали и посылали статьи — и больше их не видели. При следующей встрече В. А. Роббек говорил что-то вроде того, что или опоздали, или придрались рецензенты, или нет денег на издание. Так было сказано и о фонетическом томе эвенской грамматики. В это можно было бы поверить — время трудное. Если бы не одно обстоятельство: отказавшись издавать готовую работу А. А. Бурыкина, В. А. Роббек тут же проплатил издание монографии другого петербургского совместителя — А. Л. Мальчукова, которая на тот момент… еще не была написана. Эта книга вышла более чем через год после ее оплаты.
И вот тут мы подходим к главному. В. А. Роббек куда в большей мере, чем наукой, занят научной политикой в североведении не только в своем Институте и в Республике, благо северное отделение ЯГУ пребывает полностью под контролем сиятельных совместителей из НИИ ПМНС, но и в Петербурге. Он всецело поддерживает своего земляка-саха А. А. Петрова, что бы ни происходило на ФНКС РГПУ имени А. И. Герцена со студентами-северянами. Там, между прочим, за 4 года погибли 4 студента, и все сошло декану с рук: Неужели, чтобы разобраться с этим, надо, чтобы в трагическую историю попали студенты из Якутии? В. А. Роббек знает об этом — и молчит. Он же берется манипулировать тем, кого из специалистов в Институте лингвистических исследований РАН «продвигать» в доктора наук, а кому помешать, или нагрузив работой на себя, или затормозив издание научных трудов — в особенности после завоевания доверия и разнообразных активных обещаний. Нет денег на издание новых трудов — но нашлись ведь средства на издание монографии Н. И. Гладковой «Наречия времени в эвенкийском языке». Жаль, мало кто знает, что эта диссертация Н. И. Гладковой была написана и защищена в 1970 году, сиречь за 20 лет до создания НИИ ПМНС — вот как надо делать отчеты о научной работе… В 1999 году по контракту в НИИ ПМНС была принята Л. М. Кутгеут, защитившая незадолго до этого кандидатскую диссертацию — конечно же, ей и отчитывается Институт о ее работе. Ну, и, разумеется, В. А. Роббек решает и вопрос о том, кому помогать материально, приглашая на работу по совместительству. Много лет работает по контракту с НИИ ПМНС А. Л. Мальчуков. За это время он три раза на длительный срок выезжал за рубеж, и, хотя в РАН принято, что сотрудники, находящиеся за рубежом более месяца, зарплату не получают, и уж тем более совместители, но в НИИ ПМНС действует какой-то свой закон… Недавно почти год провела в Японии известный специалист по палеоазиатским языкам А. Н. Жукова, и, если и она числится на контракте в НИИ ПМНС, то зарплату ей, надо думать, тоже отмерили…
Такая позиция В. А. Роббека отражается на качестве его собственной научной продукции. Еще лет 15 назад, когда В. А. Роббеку говорили, что разделы его соавторов по учебнику эвенского языка для педучилищ К. А. Новиковой и Н. И. Гладковой требуют исправления ошибок и переработки, а еще лучше новых вариантов, он отмахивался: мол, ничего, для детишек сойдет… И сходило — до нынешнего года, когда в очередном переиздании учебника эвенского языка для 2 класса в рукописи обнаружилось несколько сотен ошибок, и рукопись пришлось возвращать с Федерального Экспертного Совета на доработку. Это вызвало раздражение нашего героя: дескать, А. А .Бурыкин плохо относится к национальной интеллигенции… А разве заслуживает добрых слов та интеллигенция, которая презирает свой язык, ничего на нем не пишет, потворствует тем, кто его не знает, и представляет на утверждение негодные рукописи учебников? Более того, перепоручив работу над своим учебником редакторам, В. А. Роббек «подставил» и их — и Зою Ивановну Ковалеву, которая все же не знает эвенского языка как следует, и Евгению Балаганчик, недавно пришедшую в издательство «Просвещение». В новом варианте рукописи большинство старых ошибок было исправлено, но появились новые — и они говорят, что тот, кто правил рукопись, работает очень аккуратно со словарем, но не понимает смысла связных текстов. И такая работа адресуется учащимся эвенских школ. Более того, ничего другого они не получат, потому что новые экспериментальные пособия надежно спрятаны в чей-то сундук.
В своем докладе на конгрессе «Коренные малочисленные народы России на пороге XXI века: проблемы, перспективы, приоритеты», состоявшемся в конце 1999 года, В. А. Роббек с упоением говорил о том, что в НИИ ПМНС представители малочисленных народов составляют 90 процентов сотрудников. Простите, это что, выполнение какого-то плана по поголовью на 90 процентов? Наука и образование интернациональны по своей сути. Национализм им противопоказан, в равной мере как исходящий от большинства, так и исходящий от меньшинств — а национализм меньшинств еще более опасен, хотя бы потому, что распространяется на большинство. Учреждение, где руководитель ведет такую кадровую политику, просто обречено — сначала на внутреннее напряжение, затем на скандалы — до этого уже дошло дело, а затем его, видимо, придется закрыть — за ненадобностью.
Петербуржцы — тоже северяне. Их нельзя обижать безнаказанно, они умеют за себя постоять. Как только моя книга «Малые жанры эвенского фольклора» была подписана к печати в июле 2001 года, я обратился в Президиум Сибирского отделения РАН с просьбой помочь мне отрегулировать мои трудовые отношения с руководством НИИ ПМНС. На тот момент это означало следующее: выплатить мне зарплату по ставке главного научного сотрудника (напомню, эта должность дана мне по инициативе самого В. А. Роббека) за 2,5 года с индексацией, профинансировать издание двух монографий, находящихся в НИИ ПМНС, и выпустить вторым изданием книгу «Малые жанры эвенского фольклора» в новосибирской серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» — на этот раз уже иждивением В. А. Роббека для эвенов Республики Саха и соседних территорий.
В сентябре 2001 года я получил на свое письмо ответ за подписью и.о. главного ученого секретаря СО РАН В. Фомина о том, что руководству НИИ ПМНС даны указания об устранении нарушения моих трудовых прав. Прошло еще 4 месяца. Из НИИ ПМНС по-прежнему нет никаких известий. Очевидно, там ждут комиссию из Новосибирска, которая должна «помочь» В. А. Роббеку решить вопрос с трехлетним долгом по моей зарплате и изданием работ, которые составили бы честь всему Сибирскому отделению РАН…
В январе этого года я направил в Президиум СО РАН еще одно письмо, приложив к нему краткий отчет о своей работе по направлениям работы НИИ ПМНС и список своих печатных работ за три года — всего 147 наименований. Статьи из газеты «Якутия» и других региональных изданий в него не вошли, их наберется еще столько же. Мне хочется, чтобы кто-то задал В. А. Роббеку вопрос: дорогой Василий Афанасьевич, если один сотрудник опубликовал за три года почти 150 статей, и вы с ним три года в конфликте, то что за это же время сделал весь ваш Институт, а особенно ваши совместители все вместе взятые? Очень интересно было бы знать, что может ответить В. А. Роббек на этот вопрос, и чем смогут похвастаться те, кто его поддерживает в напряженных ситуациях.
Увы, как ни прискорбно, но научная политика В. А. Роббека на посту директора НИИ ПМНС СО РАН не только подрывает престиж якутской республиканской науки и наносит серьезный ущерб Сибирскому отделению РАН. Она также провоцирует более глубокий конфликт. Спрашивается, зачем вообще заниматься проблемами языков и культур народов Севера, если там приходится контактировать с подобными персонами и встречаться с таким отношением? Зачем учить студентов и аспирантов-северян, если среди них преобладают дети и племянники представителей национального истэблишмента — высшего сословия, которое само себя считает элитой, и из которых не сегодня-завтра вырастет второй такой Роббек? Пусть они по свойству и землячеству обучают себя сами, пусть таким же образом выписывают себе кандидатские и докторские дипломы — только в настоящей науке никому из них уже не будет места.
В заключение мне хотелось бы сказать — я не против сотрудничества с научными учреждениями Республики Саха и Сибири в целом. Я готов продолжать работу в области североведения. Может быть, они в дополнение к тому, чем они уже располагают, издадут и мою новую работу «Язык малочисленного народа в его письменной форме: социолингвистические проблемы (на материале эвенского языка)». Ведь мой контракт с НИИ ПМНС до сих пор законно не расторгнут, и аннулировать его может только расформирование этого института — кстати, и оно не избавит руководство от необходимости рассчитаться с долгом по зарплате. Но и опыт коллег из НИИ ПМНС, и мой личный опыт контактов с руководством этого института показывает, что научные структуры, занимающиеся проблемами коренных народов Республики и Российского Севера, нуждаются в основательной реорганизации, а руководство действующих структур — в кардинальном обновлении. Очевидно, только так можно оздоровить обстановку и изменить научную и кадровую политику. Это нужно не нам — мы при месте и при деле. Мне никто не смог помешать ни защитить докторскую диссертацию, ни опубликовать более 320 научных работ, жаль только, что мало кто помогал в этом, и досадно, что этого не ценят сами северные народы — по крайней мере, в лице своего истэблишмента новой формации, корни которого живут в партийно-советских временах. Это нужно тем, кто живет в Сибири, в республике Саха, в районах проживания коренных народов.
Послесловие
Данная статья с небольшими несущественными сокращениями была напечатана в якутской газете «Туймаада сангата» 20 февраля 2002 года. Никакой официальной реакции на нее не последовало до сих пор. Кажется, единственное, что реально имело место за это время — это рост долга по моей зарплате, которую, надо полагать, В. А. Роббеку все-таки придется выплачивать — или же он оставит этот вопрос как лишнюю заботу своим преемникам или же ликвидационной комиссии.
Я очень хорошо понимаю крайнюю степень возмущения, которое выражает В. А. Роббек. Наверное, он даже согласился бы исчерпать вопрос выплатой зарплаты, или такое требование было бы для него понятным. Но другое требование — издать три или четыре монографии объемом порядка 80 авторских листов в порядке контрактных обязательств НИИ ПМНС — для него и непонятно, и неприемлемо. В самом деле, откуда у вчерашнего студента (а как же, конечно, всего каких-то сорок лет с хвостом!), у научного мальчишки, по сравнению с якутским академиком, четыре монографии — да столько нет ни в столе у директора НИИ ПМНС, ни, кажется, в портфеле его института — там ведь люди были заняты совсем другими делами. Деньги выплатить он, может, и согласится, но издать труды в таком количестве — ни за что, тут принцип. Даже хуже — тут ментальность: если кто-то может сделать больше меня, В. А. Роббека, царька и божка в своем институте, я в это не поверю и во всяком случае сделаю так, чтобы об этом не узнали другие. Это невозможно.
И вот это мне хотелось бы подчеркнуть особо. Если люди, занимающие высокие посты и облеченные обязанностями руководить наукой и организовывать научную работу, сами подобным образом относятся к науке и проявляют такое отношение к научным трудам и их авторам — это самое опасное, что могло бы только ожидать российскую науку в конце XX века и, увы, заползло в XXI век. Хочется спросить — когда это кончится? Неужели, чтобы избавиться от таких проблем, нужно, чтобы такие, с позволения сказать, «руководители» вымерли как мамонты? Правда, это сравнение некорректно — от мамонтов хоть бивни остались, а что останется от этой публики…
Кстати, недавно стало известно, что в случае, если Сибирское отделение РАН вынесет решение о закрытии НИИ ПМНС, то В. А. Роббек будет ставить вопрос о переходе своего института в состав Академии наук Республики Саха (Якутии). Научные учреждения, ныне входящие в состав АН РС (Я), как, например, Институт гуманитарных исследований, имеют в российской науке весьма солидный имидж и прочную репутацию. Хочется спросить — зачем им нужен дорогостоящий балласт и лишние заботы и проблемы?