Образ «конь — человек» в традиционном мировоззрении хакасов (конец XIX — XX век)

Бурнаков В. А. Образ «конь — человек» в традиционном мировоззрении хакасов (конец XIX — XX век) // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. 2024. № 2 (44). С. 84–93.

Традиционный уклад жизни и хозяйственная деятельность хакасов были связаны с коневодством, которому отводилось важное место. Повседневный быт хакаса-скотовода был неразрывно связан с лошадью, от которой практически зависела вся его жизнь, начиная от повседневных хозяйственных действий вплоть до приема пищи. Это повлияло на то, что в традиционном сознании народа сформировался целый комплекс представлений об этом домашнем животном как о наиболее близком к человеку существе. В мировоззрении хакасов конь воспринимается не только как непременный спутник и верный помощник человека, но и как равноправный партнер тандема «конь и человек». Целью данной статьи является характеристика образа «конь — человек» в традиционном мировоззрении хакасов. В качестве хронологических рамок исследования избран период конца XIX — XX вв., что определено возможностями анализируемых источников — фольклорно-этнографических материалов. Ключевым в данной работе является методологический принцип историзма. В результате проведенного исследования автор делает вывод о том, что в культуре хакасов одним из значимых был образ «конь — человек», имевший положительную коннотацию. Это, безусловно, свидетельствует о той важной роли, которую выполняла лошадь в материальной и духовной сферах жизни этого народа. В традиционном сознании хакасов образ этого животного чрезвычайно близок к человеку, он осмысливается не просто как верный друг и помощник своего хозяина, но и наделен повадками человека. Репрезентация концепта «конь — человек» более полное раскрытие получила в эпических произведениях, а также в народных пословицах, поговорках и загадках. В устном народном творчестве хакасов образы коня и человека образуют двуединое целое. В фольклоре посредством образной параллели манифестируются представления о скакуне и его хозяине. Проводится ассоциативно-символическое сравнивание поведения человека и лошади. Определяется, что образ этого животного предельно очеловечен и зачастую символически отождествлен именно с мужчиной. 

Исследование проведено по проекту № FWZG-2022-0001 «Этнокультурное многообразие и социальные процессы Сибири и Дальнего Востока XVII–XXI в. Исследования меняющейся роли традиционных культур, социальных институтов и экологических парадигм».

Актуальность рассматриваемой проблемы определяется возросшим интересом современного российского общества к традиционной культуре и частным ее проявлениям, в том числе многовековым представлениям о природе и животных. Повышенное внимание к традиции предков во многом обусловлено поиском идентичности в условиях стремительной утраты многих исторических и культурных ценностей. 

Конь является одним из тех немногих домашних животных, которые играли и продолжают играть важную роль в быту и культуре многих народов. Большое значение коню и его образу придается и в их духовной жизни, и соционормативных практиках, что получило отражение в верованиях и фольклоре. Все это в полной мере присуще и хакасам. Многогранный образ коня широко представлен в традиционной культуре этого народа. 

«Конскую» тематику в культуре хакасов в той или иной степени затрагивали многие исследователи. При этом отдельные ученые в рамках изучения тех или иных этнографических вопросов лишь коснулись ее, другие же занимались ею целенаправленно. Среди авторов, внесших наибольший вклад в изучение данной проблемы, следует отметить: Н. Ф. Катанова [15], Л. П. Потапова [23, 24], Н. П. Дыренкову [13], В. Я. Бутанаева [10, 11], М. А. Унгвицкую и В. Е. Майногашеву [28], Я. И. Сунчугашева [27], О. В. Субракову [26], Н. С. Чистобаеву [31], В. А. Бурнакова [2–9] и др. 

В работах этих исследователей сквозь призму таких гуманитарных дисциплин, как археология, этнография, фольклористика и лингвистика, рассмотрены вопросы определения места и роли коня в мифологии, эпическом творчестве и языке хакасов. Отметим, что В. А. Бурнаков посвятил цикл статей специальному анализу роли и места коня в традиционном мировоззрении и обрядовой практике хакасов. Им был тщательно рассмотрен феномен коня -ызых’а в ритуальной жизни народа. Изучена роль коня в культовой деятельности самих шаманов. Проанализирована функция коня в обрядности, связанной с полным жизненным циклом человека: рождением, свадьбой и смертью. Помимо того, были рассмотрены мировоззренческие представления, связанные с восприятием этого животного как небесного и хтонического существа. Таким образом, лакуна, связанная с сакрализацией образа коня в культуре хакасов, была практически заполнена. Вместе с тем следует отметить то, что все же не все грани его образа получили должного освещения. Не достаточно изученным остается вопрос, касающийся его народного восприятия в качестве животного, наиболее приближенного к человеку, во многом обусловленного его утилитарным назначением. В традиционном сознании хакасов данная тенденция проявляется прежде всего в антропоморфизации образа коня и, соответственно, гиппоморфизации образа человека. Отсутствие подобного исследования на хакасском историко-этнографическом материале с привлечением данных фольклора и языка этого народа определяет новизну представленной работы. Итак, целью данной статьи является характеристика образа «конь — человек» в традиционном мировоззрении хакасов. 

Основой традиционного хозяйства тюрко-монгольских народов, как известно, является скотоводство. Ключевое место в нем отводится табунному коневодству, которое исторически было обусловлено кочевой/полукочевой жизнью степняков. Лошадей, как правило, разводили в большом количестве, что было обусловлено тем, что они являлись основным средством передвижения; на протяжении всего года могли без особого труда добывать подножный корм; во время перекочевок легко преодолевали огромные пространства и могли перевозить весь необходимый груз и т. д. [33, с. 266]. 

Трудно переоценить значение коня в повседневном быту кочевника-скотовода. Конь с древних времен используется как верховое, вьючное, упряжное и тягловое животное. Лошадь выступает в качестве важного источника мясомолочной продукции для человека. Ее шкура и волос широко используются для изготовления одежды и иных предметов домашнего обихода. Даже высохшие экскременты этого животного часто применяются как подручное топливо, обладающее высокими горючими свойствами. Кроме того, они же широко употребляются в качестве эффективного органического удобрения на обрабатываемых землях. Столь широкая утилитарная востребованность коня в быту, а также его ум и особая близость к человеку способствовали формированию почтительного отношения к лошади, нередко доходящего до его идеализации. Образ коня обладает широким семантическим полем и занимает видное место в религиозно-мифологической системе и соционормативных практиках тюрко- монголов, в том числе и хакасов. 

В исторической литературе довольно устоявшейся является дефиниция «культ коня», применяемая в отношении отдельных аспектов духовной культуры многих народов Евразии, связанных с этим одомашненным животным. В частности, многими исследователями она без должного осмысления и шаблонно употребляется при обобщающей характеристике коня в мифоритуальном комплексе различных этнических сообществ. Заметим, что под «культом коня», как правило, ими понимается уважительное, а порой и трепетное отношение к коню, обусловленное его утилитарными и ритуальными функциями, а также высокой символической ценностью. В данном контексте указанная дефиниция зачастую неосознанно и машинально переходит из одной работы в другую, при этом не получая соответствующей критичной оценки. Вместе с тем, как убедительно показал С. П. Нестеров [21, с. 8–10], термин «культ» по отношению к коню во многих случаях употребляется не совсем корректно. Поясним данный факт. Как известно, в науке под словом «культ» понимается непосредственно сам объект поклонения, т. е. божество или иная сверхъестественная сила, к которым верующие испытывают религиозные чувства и совершают в отношении них ритуальные действия [18, с. 113–115]. К примеру, в традиционных представлениях народов Саяно-Алтая однозначно можно выделить такие основные культы, как небо, вода, огонь, горы и т. д. Верующими они воспринимались в качестве высокочтимых божеств, наделенных мистической силой и оказывающих большое влияние на жизнь людей и других живых существ. В отношении них сформированы специальная ритуальная практика и определенные этические нормы. Конь же в соответствующей мировоззренческой системе и обрядности, несмотря на свой высокий семиотический статус, обычно выступает лишь в качестве второстепенного элемента — посредника, спутника, жертвы, предмета дарообмена и пр. Таким образом, сам по себе конь не фигурирует как исключительный и самостоятельный объект религиозного поклонения. Данная мысль в полной мере применима к восприятию коня в традиционном мировоззрении и обрядовой практике хакасов. 

В культуре рассматриваемого народа конь был всесторонне и глубоко включен не только в сферу материальной, но и духовной жизни. Столь высокая значимость коня была точно сформулирована в такой хакасской народной загадке, как: «Прай нимее кирек (ат)» – ‘Для всех дел необходим (конь)’ [19, с. 109]. Это животное было неотъемлемым элементом мировоззренческой системы и обрядности народа, в том числе связанным с жизненным циклом человека — рождением, браком и смертью. В традиционном мировидении хакасов конь выступает в качестве неизменного и верного спутника человека. Он сопровождает своего хозяина на протяжении всей его жизни, начиная с рождения и заканчивая его погребением. В результате чего является естественной составляющей жизни не только отдельно взятого человека, но и всего этноса. Представление о неразрывной сакральной связи этого животного с хакасами получило свое воплощение в такой народной поговорке, как «Лошадь — душа нашего народа» (пiстiң чонның тыны — aт) [20, с. 30]. К сказанному добавим, что в представлениях хакасов конь часто воспринимается как земное существо, приносящее людям счастье. Исходя из этого, в традиционном сознании народа образ скачущего всадника был одним из ключевых символов благополучия. Данное убеждение получило отражение в таком распространенном благопожелании, как «адыңның тiнiн [iдӧк] пик тут» — ‘Повод своего коня (также) крепко держи’. Оно символизирует собой пожелание человеку дальнейших жизненных успехов и счастья [1, с. 15]. 

Вместе с тем в мифологических представлениях хакасского народа конь устойчиво ассоциируется еще и с душой отдельного мужчины. В народных гаданиях по снам было принято полагать, что если девушке приснится конь, то именно это предвещает ей скорое замужество. В ситуации, когда беременной женщине приснился сон, где фигурировало обозначенное животное, то это непременно указывало на то, что в ближайшем будущем у нее родится мальчик [2, с. 178]. Учитывая данные мировоззренческие установки, становится понятен смысл старинного обычая ат алызып, когда близкие друзья в процессе побратимства обменивались самым дорогим, что у них было, а именно своими конями. Обозначенный акт был символически эквивалентен взаимообмену человеческими душами. Отметим и то, что во время свадебного ритуала новобрачную обменивали на коня (пас ат). В случае же расторжения брака женщине возвращался конь, причем с полным комплектом снаряжения (ат-тон) [10, с. 55]. Добавим и то, что согласно нормам обычного права хакасов в качестве возмещения ущерба за бесчестье девушки/женщины потерпевшая сторона обычно требовала от виновника коня [25, с. 95]. Таким образом, по своему символическому значению конь был равноценен мужчине / его душе. Заметим, что символический параллелизм и отождествление образов коня и человека выступают типичным явлением в народных песнях. Приведем отрывок одной из них: 

В традиционной жизнедеятельности человека из всех домашних животных именно лошадь имеет наиболее длительный и близкий телесный контакт с ним ввиду того, что используется в качестве универсального транспортного средства, зачастую верхового. В культуре хакасов человек, любой всадник с самого раннего детства ощущает на коне себя совершенно естественно и свободно. Более того, он обычно испытывает чувство глубокого единства и гармонии со своим скакуном, тонко чувствуя каждое его движение и настроение, что нашло отражение в песенном фольклоре [15, с. 235]. 

Несмотря на большую народную любовь к коню, хакасам все же не было свойственно возводить его в культ. В противном случае это неизбежно способствовало бы отделению и значительному дистанцированию лошади от человека, что было немыслимо для скотовода в его повседневной жизнедеятельности. В традиционном сознании народа как раз наоборот ярко проявляется тенденция к профанации этого животного как своего рода антитезы процесса сакрализации, которая, несомненно, также имела место быть. Главным образом, это детерминировано максимальной включенностью лошади в обыденную жизнь хакаса и его утилитарную деятельность, что, безусловно, способствовало их чрезвычайному сближению. В. Я. Бутанаев совершенно верно отметил, что в хакасском и других тюркских языках обозначение имени человека и номинация «конь» передается одним словом — ат. Автор полагает, что данная норма восходит к народной эпической традиции, в которой герой имеет тесную взаимосвязь со своим скакуном [10, с. 55]. Следует добавить, что в фольклоре к именам героев, как правило, добавляется название его коня, причем с обязательным указанием его масти: например, «Ах ой аттығ Айдолай» — ‘Айдолай на бело-буланом коне’, «Хара хулаттығ Хулатай» — ‘Хулатай на темно-саврасом коне’ и др. [28, с. 46]. 

В культуре хакасов традиционно коневодством занимались исключительно лишь мужчины. Добавим и то, что в силу объективных исторических причин в прошлом в военных походах и сражениях участвовали преимущественно мужчины-воины как подобает верхом на коне. Потому в традиционном сознании хакасов образ коня неизменно ассоциируется именно с представителями сильного пола. Отождествление коня с мужчиной получило свое яркое воплощение в следующих народных пословицах и поговорках: «ат — ирнің ханады» — ‘конь — крылья мужчины’; «ат сыыриры — хамҷыда, ир тыыры — изерде» — ‘выносливость коня в кнуте, сила (крепость) мужчины — в седле’; «ир кізінің істінде изерліг ат чызаан» — ‘мужская стойкость беспредельная (букв. внутри мужчины истлела оседланная лошадь)’ [20, с. 30; 30, с. 79]. 

В народных воззрениях распространено убеждение в том, что конь и его хозяин, а именно мужчина, чрезвычайно близки не только по духу, но и тождественны друг другу по складу характера, внешним данным и даже наименованию. Подобные суждения были запечатлены в устном народном творчестве хакасов [16, с. 225; 34, с. 104]. В героических сказаниях хакасов красной нитью проходит идея о том, что герой и его конь имеют взаимную принадлежность и общую судьбу. Подобная идея дополняется эпическими воззрениями об их потенциальной кровнородственной связи. Для многих фольклорных произведений типичным является наделение богатыря чертами сверхъестественного происхождения, сакральной связью с духами-предками и т. д. Например, некоторые герои рождаются непосредственно от лошадей или отдельных природных объектов (скал и пр.), но вместе со своими конями [28, с. 98]. 

В соционормативной практике хакасов наличие коня для мужчины было мерилом его социального статуса и престижа в обществе. Данная норма постулируется в такой пословице, как «кізі полза, аттығ полар, киик полза, тÿктіг полар» — ‘человек должен быть с конем, а косуля — с шерстью’ [30, с. 79–80]. Еще в конце XIX в. С. Л. Чудновский, характеризуя хозяйственную специфику рассматриваемого народа, сообщал о том, что они преимущественно занимаются коневодством, а некоторые из них владеют табунами в пять-шесть тысяч голов [32, с. 82]. 

В традиционных суждениях хакасов отсутствие ездового животного рассматривалось как явный признак материальной несостоятельности и даже ущербности человека. Потому в благопожеланиях народа конь всегда был одним из распространенных символов богатства и благоденствия: «алтанып мÿнер аттығ пол, амзап чöрер тамахтығ пол» — ‘пусть у тебя будет конь, чтобы ездить верхом, пусть у тебя будет еда, чтобы вкушать’; «чабызах таа полза, аттығ пол, азааң чирге теңмес» — ‘хоть и низенькая, пусть у тебя будет лошадь, ведь ты будешь ездок (букв. твои ноги не будут касаться земли)’ [30, с. 81]. Отношение хакасов к коню как одной из главных материальных и духовных ценностей в жизни мужчины было красочно описано М. А. Кастреном [14, с. 216]. Идея глубокой привязанности и бережного отношения к коню со стороны его хозяина также представлена в многочисленных народных песнях [15, с. 234]. 

Хакасы, как и многие другие народы Сибири и Центральной Азии, славились как прекрасные наездники, хорошо знающие повадки своего коня и всегда умело управляющие им. И даже в состоянии физической немощности они могли свободно и без ущерба для себя перемещаться на своих лошадях. В народе не без оснований распространено мнение о том, что и без соответствующего внешнего управления скакун обладает способностью самостоятельно найти дорогу домой и аккуратно доставить туда своего хозяина. Данные суждения основывались на реальных историях, которые неоднократно отмечались в этнографических материалах исследователей XIX в. [14, с. 215–216; 22, с. 309; 17, с. 24–25]. Наблюдения обозначенных ученых свидетельствуют не только об умелом владении конем даже в полубессознательном состоянии, но и глубокой привязанности и преданности этого животного своему хозяину и его высоком интеллекте. 

Чрезвычайная близость лошади к человеку, обусловленная реалиями быта и традиционного мировосприятия, также способствовала тому, что в устном народном творчестве хакасов ее образ стал одним из доминирующих при характеристике моральных качеств человека, особенностей его поведения и ценностных ориентиров. В сравнительно-сопоставительном плане образы коня и человека широкое распространение получили в пословицах и поговорках. Обнародуем некоторые из них: «ат аттың артых поладыр, кiзi кiзiдең артых тӧридiр» — ‘лошадь лучше других лошадей бывает, человек лучше других рождается’; «тайға чирҷе чӧрерге, аттың чахсызы кирек; чон пазында туpapғa, ирнiң чахсызы кирек» — ‘чтобы по тайге ездить, нужен хороший конь, во главе народа должен стоять хороший мужчина’; «чахсы ат- ты чӧрiзiнең пiлчелер, чахсы кiзi тоғызынаң кӧрчелер» — ‘хорошего коня по ходу узнают, хорошего человека по работе видят’ и др. [12, с. 43]. 

В хакасских паремиях часто используется прием сравнительного параллелизма. Сквозь призму образа коня репрезентируются трудные условия, в которых может оказаться человек с самого раннего детства: «чазыда чортпаан ат чоғыл, чазыбин öскен ир чоғыл» — ‘нет лошади, которая не пробегала бы рысью по степи, нет мужчины, который бы рос без тягот жизни’; «ӧкіс хулун ат öс парча, öкіс олған ир öс парча» — ‘осиротевший жеребенок вырастает конем, сирота-ребенок вырастает мужчиной’ [30, с. 80]. Довольно устойчивой является смысловая параллель между жеребенком и ребенком, которая широко представлена в пословицах. В них подспудно формулируется вопрос своевременного воспитания подрастающего поколения: «чабағаны ат öскірерге, паланы ир öскірерге» — ‘жеребенка надо выходить, чтобы стал добрым конем, ребенка надо воспитать, чтобы стал мужчиной’, «аттың чорығы кічігдең, кізінің чахсызы — чииттең» — ‘ход лошади [виден] с раннего возраста, хорошее в человеке — смолоду’; «чахсы ат хулунде кöренче, чахсы кiзi кiчiгде пiлдiрче» — ‘хороший конь в жеребенке виден, хороший человек в ребенке заметен’; «ат полары — хулуннаң, ир полары — олғаннаң» — ‘каким будет конь, видно по жеребенку, каким будет мужчина, видно по ребенку’ [30, с. 80]. 

В традиционном мировидении хакасов образ всадника неотделим от понятия «пути/дороги». Обозначенные понятия широко представлены в малых жанрах фольклора. Приведем соответствующие паремии: «айдас атха чол чағын, кӧӧлбек кiзее нанҷы чағын» — ‘выносливому коню дорога близка, бескорыстному человеку друг близок’; «аттың ибегін чолда пілерзің, че кізі чахсызын чол сығардох піл» — ‘резвость коня узнаешь в пути, но доброту человека узнай перед тем, как выйти в дорогу’; «ат чахсыда — чол хысха» — ‘если конь хорош, то и путь короток’; «аттың кÿзі чолда» — ‘сила коня познается в пути’ [30, с. 80]. 

В мифологическом сознании хакасов взаимосвязанный образ коня и человека репрезентируется не только в процессе антропоморфизации обозначенного животного, но и в гиппоморфизации как самого человека, так и отдельных его органов тела. Данное явление часто встречается в народных загадках, где: 1) конь ассоциируется с человеком; 2) человеческая голова уподобляется коню; 3) зубы и язык отождествляются с лошадьми; 4) уши человека соотносятся с ушами указанного животного и т. д. [15, с. 241, 242, 286, 367]. Признак гиппоморфности представлен и в таком образном выражении, манифестирующем факт искренней и неразлучной дружбы между людьми, как «ат хулағы» (букв. коня ухо) [1, с. 25]. 

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в культуре хакасов особо значимым был образ «конь — человек», имевший положительную коннотацию. Он был обусловлен историко-культурной спецификой их хозяйствования, главным образом развитым коневодством. В жизни хакаса-скотовода лошадь имела обширные утилитарные функции. Конь является одним из самых умных и преданных домашних животных. Поэтому в народе он всегда пользовался большим уважением и любовью и выступал в качестве символа благополучия. Все вышеперечисленные факторы, безусловно, способствовали абсолютному сближению лошади и человека. Наряду с этим следует констатировать тот факт, что вопреки ее активной включенности в ритуальную практику и сакрализации бытование так называемого культа коня у хакасов все же не обнаруживается. Наоборот, в народе конь часто воспринимается как профанное животное, имеющее неразрывную связь с хозяйственной деятельностью и повседневным бытом людей. Данная реалия способствовала тому, что в традиционном сознании хакасов образ рассматриваемого животного начинает очеловечиваться. При этом он осмысливается не просто как верный друг и помощник своего хозяина, но и наделяется соответствующими чертами человеческого характера. Репрезентация образа «конь — человек» более полное раскрытие получила в эпических произведениях, а также в народных пословицах и поговорках. Двуединый образ богатыря и его коня является одним из самых ярких в сказительском искусстве хакасов. Герой и его скакун априори семантически взаимосвязаны как общей сакральной природой, так и единой целью своего бытия. Ассоциативно-символическое сравнивание образов коня и человека широкое распространение получает в многочисленных паремиях и народных загадках. В них образ этого животного предельно очеловечен и зачастую символически отождествлен именно с мужчиной.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ

1. Боргоякова Т. Г. Краткий хакасско-русский фразеологический словарь: учебное пособие. Абакан: Изд-во ХГУ им. Н. Ф. Катанова, 1996. 144 с. 
2. Бурнаков В. А. Духи Среднего мира в традиционном мировоззрении хакасов. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2006. 197 с. 
3. Бурнаков В. А. Конь в свадебной обрядности хакасов (конец XIX — середина XX века) // Вестник Новосибирского гос. ун-та. Серия: История, филология, 2023 а. Т. 22. № 3. С. 140–154. 
4. Бурнаков В. А. Конь в традиционной похоронной обрядности хакасов (конец XIX — середина XX в.) // Вестник Томского гос. ун-та. 2022 в. № 479. С. 89–99. 
5. Бурнаков В. А. Конь и конская упряжь в обрядности детского цикла хакасов (конец XIX — середина XX века) // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований, 2022 а, № 1 (35). С. 115–123. 
6. Бурнаков В. А. Конь как небесное существо в религиозно-мифологических представлениях хакасов (конец XIX — XX век) // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований, 2022 б, № 2 (36). С. 105–117. 
7. Бурнаков В. А. Конь как хтоническое существо в верованиях и фольклоре хакасов (конец XIX — середина XX века) // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований, 2023 б, № 1 (39). С. 102–117. 
8. Бурнаков В. А. Образ коня в шаманской атрибутике хакасов (конец XIX — середина XX века) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: материалы годовой научной сессии ин- ститута археологии и этнографии СО РАН. Т. XXVI. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2021. С. 775–780. 
9. Бурнаков В. А. Традиционные представления хакасов о ызыхах // Археология, этнография и антропология Евразии, 2010. № 2 (42). С. 111–121. 
10. Бутанаев В. Я. Бурханизм тюрков Саяно-Алтая. Абакан: Изд-во ХГУ, 2003. 260 с. 
11. Бутанаев В. Я. Традиционный шаманизм Хонгорая. Абакан: Изд-во ХГУ, 2006. 253 с. 
12. Бытотова Л. И. Отражение концепта «лошадь» в языковом сознании русских и хакасов (на материале пословиц и поговорок) // Филологические науки в России и за рубежом. Санкт-Петербург: Реноме, 2013. С. 40–44. 
13. Дыренкова Н. П. Тюрки Саяно-Алтая: статьи и этнографические материалы. СПб: МАЭ РАН, 2012. 408 с. 
14. Кастрен М. А. Путешествие в Сибирь (1845–1849). Тюмень: Изд-во Ю. Мандрики, 1999. 352 с. 
15. Катанов Н. Ф. Наречия урянхайцев (сойотов), абаканских татар и карагасов (Образцы народной литературы тюркских племен, изданные В. В. Радловым). СПб., 1907. Т. 9. 640 с.
16. Катанов Н. Ф. Сказания и легенды Минусинских татар // Сибирский сборник, 1887. Т. 25. С. 218–234. 
17. Кропоткин А. А. Саянский хребет и Минусинский округ // Живописная Россия. СПб.-М.: Изд. Тов-ва М. О. Вольф, 1895. Т. 12. Ч. 1: Восточные окраины России. Восточная Сибирь. С. 19–50.
18. Культ (религиозный) // Религиозные верования: Свод этнографических понятий и терминов. Вып. 5. М.: Наука, 1993. 240 с. 
19. Мудрое слово. Сборник хакасских народных пословиц и поговорок и загадок. Абакан: ХО Красноярск. кн. изд- ва, 1976. 128 с. 
20. Нарылкова О. В. Лошадь и ее наименования в хакасском языке // Ежегодник ИСАТ. Вып. XI. Абакан: Изд-во ХГУ, 2007. С. 29–31. 
21. Нестеров С. П. Конь в культах тюркоязычных племен Центральной Азии в эпоху Средневековья. Новосибирск: Наука, 1990. 143 с. 
22. Островских П. Е. Этнографические заметки о тюрках Минусинского края // Живая старина, 1895. Вып. 3–4. С. 297–348. 
23. Потапов Л. П. Алтайский шаманизм. Л.: Наука, 1991. 320 с. 
24. Потапов Л. П. Конь в верованиях и эпосе народов Саяно-Алтая // Фольклор и этнография. Связи фольклора с древними преданиями и обрядами. Л., 1977. С. 164–178.
25. Степанов А. П. Енисейская губерния. Часть II. СПб.: Тип-я Конрада Вингебера, 1835. 139 с. 
26. Субракова О. В. Язык хакасского героического эпоса. Абакан: Хак. кн. изд-во, 2007. 164 с. 
27. Сунчугашев Я. И. О двуглавых конях в хакасском героическом сказании // Вопросы археологии Хакасии. Абакан, 1980. С. 115–120. 
28. Унгвицкая М. А., Майногашева В. Е. Хакасское народное поэтическое творчество. Абакан: ХО Красноярск. кн. изд-ва, 1972. 312 с.
29. Хакасские народные тахпахи. Абакан: ХО Красноярск. кн. изд-ва, 1980. 132 с. 
30. Чертыкова М. Д. Пословичная концептуализация общетюркской зоолексемы ат ‘лошадь’ (на материале хакасского языка) // Языки и фольклор коренных народов Сибири, 2019. № 2 (38). С. 78–84. 
31. Чистобаева Н. С. Героический эпос хакасов: тематика и поэтика. Абакан: ООО «Кн. изд-во “Бригантина”», 2015. 170 с. 
32. Чудновский С. Л. Енисейская губерния: К трехсотлетнему юбилею Сибири (Статистико-публицистические этюды). Томск: Тип-я «Сибирской газеты», 1885. 198 с. 
33. Щукин Н. С. Народы турского языка, обитающие в Сибири // Журнал Министерства внутренних дел, 1847. № 18. С. 255–284. 
34. Яковлев Е. К. Этнографический обзор инородческого населения долины Южного Енисея и Объяснительный каталог Этнографического отдела музея. Описание Минусинского музея. Вып. 4. Минусинск: Тип. В.И. Корнакова, 1900. 212 с.