Движение конфедералистов в Якутии (1927–1928 гг.)

 

В 1927–1928 гг. на территории Якутии произошли события, известные в советской историографии как «мятеж конфедералистов». Во главе «мятежников» стоял юрист, бывший сотрудник Наркомата финансов Якутской АССР Павел Васильевич Ксенофонтов. Традиционно причинами мятежа назывались рост и активизация якутского кулачества в годы НЭПа. Так, советский историк З. В. Гоголев писал, что кулакам в ЯАССР в 1927 г. принадлежало 19,5 % посевной площади, а валовая их продукция составляла в животноводстве 16,7% [1]. Однако сразу следует отметить, что критерии разделения крестьян на кулаков, середняков, бедняков подбирались искусственно. На 4-ом Всеякутском съезде Советов делегат М. Винокуров говорил, что зачисление владельцев 10 голов скота к беднякам, а имеющих 15 — к середнякам является неправильным. Владелец 35 голов скота, продав все свое хозяйство, выручал 2000 рублей, в то время как некоторые «некрестьяне» за год зарабатывали 3000 рублей. Бухгалтеры (советские служащие) получали столько же, сколько мог получить крестьянин от продажи 120 голов скота [2]. Таким образом, понятие «кулак» не отражало реальную дифференциацию в уровне материальной обеспеченности различных социальных слоев общества. Когда П. В. Ксенофонтов вернулся из Москвы на родину в 1925 г., то его ужаснула жизнь людей в постреволюционной Якутии. Он не раз говорил, что жить стали гораздо хуже, чем до революции, а количество бедных возросло [3].

В советской историографии также бытует мнение, что Якутско-Иркутский тракт, проходивший через Западно-Кангаласский улус, и соседние Алданские золотые прииски обеспечили в 20-х гг. бурное развитие торговли, извозного промысла, производства сельскохозяйственной продукции и, соответственно, усиление влияния нэпманов. В результате, именно там и возникло повстанческое движение [4]. В этой связи следует отметить, что Олекминский округ тоже был экономически развитым, через него также проходил Ленский тракт, еще ближе располагались Алданские прииски, но центром повстанчества он почему-то не стал. Таким образом, экономически детерменируя, установить причину возникновения мятежа невозможно.

Повстанчество 1927–1928 гг. в первую очередь явилось следствием национальной политики, проводившейся местными партийно-советскими органами. С узурпацией власти в стране генеральным секретарем ЦК ВКП(б) И. В. Сталиным и началом формирования тоталитарной империи статус автономии для ЯАССР фактически утратил свое подлинное содержание и превратился в пустую декларацию. После заключения Союзного договора 1922 г. стали ущемляться права не только личности, но и целых наций, начала осуществляться политика сверхцентрализации, складываться сталинская унитарная система «автономий». Открыто проявлялся шовинизм русских чиновников в партийно-советских, административных и хозяйственных органах, расцвели бюрократизм, взяточничество и «комчванство». А. И. Икрамов — секретарь ЦК КП Туркестана (1921–1922) и Узбекистана (1927–1937) говорил о бюрократическо-циркулярном стиле руководства ЦК ВКП(б) союзными и автономными республиками и об огромном количестве нерешённых вопросов национальной политики, по поводу которых обращаться к И. В. Сталину среди местных руководителей было не принято из-за опасений арестов и расстрелов [5]. П. В. Ксенофонтов же считал, что вся работа по советскому строительству в СССР замыкалась «в узком кругу закрытой касты безответственной партийной бюрократии» [6]. Позже командир одного из отрядов повстанцев М. Васильев и начальник его штаба в «Обращении ко всем гражданам Советской Республики» прямо заявили, что ВКП(б) превратилась в правительственную партию и загнала революционное движение «в тупик полного подчинения» ОГПУ, большевики «суют нос» в дела иностранных государств, вызывая тем самым «справедливый гнев» более демократических правительств, чем «рабоче-крестьянское». Во имя сохранения революционных идеалов ВКП(б) предлагалось отказаться от диктаторства и отделиться от государства [7].

По утверждению первого якутского писателя, учёного-краеведа, общественно-политического деятеля В. В. Никифорова в Якутской автономной республике с населением в 300 тысяч функционировало столько же наркоматов, сколько в РСФСР. При этом они занимались лишь передачей законодательных распоряжений и циркуляров из центра, причём работники наркоматов даже не задумывались над тем, как приспособить и какие изменения внести в них применительно к местным условиям и уровню культурного развития управляемого населения. Управленцы доходили до того, что не удосуживались даже переводить документы на якутский язык, перекладывая эту работу на малограмотных работников окружных и улусных исполкомов. Наркоматы со своими аппаратами располагались в г.Якутске и с улусами, находящимися на расстояние в тысячи вёрст никакой связи практически не имели, ограничиваясь получением не всегда достоверных сведений из окружных исполкомов. К примеру, сам В. В. Никифоров в ходе демографических обследований Вилюйского округа обнаружил, что руководство окружного исполкома даже не владело точной информацией о количестве наслегов. За 1,5 года ни один нарком ЯАССР, кроме руководителя наркомата просвещения, здравоохранения и социального обеспечения А. Ф. Боярова, не выехал в улусы и не имел общения с населением. Между тем, подобного рода поездки порой являлись единственным источником информации для сельчан о ходе новых преобразований в экономике, политике и культуре республики [8].

Идеологическое ядро повстанцев составляли представители национальной интеллигенции: И. Г. Кириллов, В. М. Слепцов, П. Г. Оморусов, С. Н. Данилов и Г. В. Афанасьев. Их переход к нелегальной деятельности во многом был вызван отстранением от общественно-политической работы в период НЭПа. Так П. В. Ксенофонтов с горечью сетовал на то, что в конце 20-х гг. власти затравили, признали контрреволюционной и устранили от советской работы активную часть интеллигенции Западно-Кангаласского улуса [9]. Многие же привлечённые к партийно-советскому, хозяйственному и культурному строительству интеллигенты были недовольны занимаемыми должностями и считали себя полностью невостребованными [10].

Лидер движения П. В. Ксенофонтов являлся сторонником советской социалистической системы при «авангардной роли пролетарской компартии», но с правом существования «национальной советской социалистической крестьянской партии». Реставрацию капитализма считал безосновательной, поскольку был убеждён, что отсталая национальная республика должна являться исключительно советской. Но при этом был настроен оппозиционно по отношению к руководству Якутской областной партийной организации. Считал, что она механически на местах претворяет в жизнь решения Центра, игнорируя идею В. И. Ленина, что в национальных республиках диктатура партии должна носить не жёсткий характер, как в центре, а мягкий и гибкий. Он ссылался на письмо Ленина председателю Татарского ЦИК Султан Галиеву, что «…компартия в отсталых национальных окраинах не должна быть диктатором и даже педагогом, а только няней» [11]. Он предлагал внести ряд изменений в Конституцию Якутской АССР, считая, что Якутия имеет право на союзный статус как Узбекистан и Туркмения, которые получили его в 1925 г. на 3-м Всесоюзном съезде Советов. П. В. Ксенофонтов сопоставлял уровни экономического и культурного развития ЯАССР и Узбекской ССР, которая образовалась из трех автономных республик: Хорезмской, Туркестанской и Бухарской. В Туркестане мусульманская религия не была отделена от государства, и там продолжали работать духовные школы. В Хорезме 60% партийцев являлись торговцами и служителями исламского культа. В Бухаре продолжал действовать суд шариата [12]. Таким образом, в среднеазиатских республиках длительное время сохранялись «сильные пережитки традиционного патриархально-феодального уклада жизни». Подобное положение объяснялось утверждениями большевиков в начале 1920-х годов о том, что коммунизм и шариат не противоречат, а взаимно дополняют друг друга. После окончания повстанческих выступлений в Средней Азии, Северном Кавказе и Татарстане большевики в 1922 г. восстановили ликвидированные в ходе боевых действий шариатские суды, вернули мечетям и медресе конфискованное имущество, возродили управление вакфов и т.д. Нарком по делам национальностей И. В. Сталин тогда поддерживал таких лидеров «советских шариатистов», как Бабахан в Туркестане, Расулов в Татарстане, Тарко-Хаджи в Дагестане, Али-Митаев в Чечне, Каткаханов в Кабарде и других [13].

П. В. Ксенофонтов апеллировал к Конституции РСФСР 1918 г., где говорилось, что Российская Федерация образуется на основе свободного союза свободных наций, что трудящиеся каждой нации самостоятельно на своих съездах Советов решают вопросы о вхождении в состав России. Также он указывал на Декларацию прав народов России, где имелось положение о равенстве, самостоятельности и праве на свободное самоопределение вплоть до отделения от РСФСР [14]. Но не все его соратники соглашались с доводами. К примеру, В. М. Оросин саркастически вопрошал, как возможно после выступления против местных коммунистов, просить у Центра, где сидят такие же коммунисты, самостоятельности? [15].

Интересно, что само местное партийно-советское руководство ЯАССР также стремилось к получению большей самостоятельности. В 1924 г. первый секретарь Якутского обкома РКП (б) Е .Г. Пестун поставил вопрос о выводе республики из-под руководства Сибкрайкома (г. Новониколаевск) и непосредственном подчинении Москве. Инициатива объяснялась отсутствием постоянных экономических, финансовых и культурных связей с Западной Сибирью, что и делало излишним наличие дополнительной управленческой инстанции. Контакты имели «формально-отчётный характер», отсутствовала увязка взаимных интересов. По существу все вопросы, начиная от финансовых и кончая судебными, приходилось разрешать в ЦИКе и во ВЦИКе в Москве. Более полные директивы и циркуляры, литература и другие документы систематически поступали из столицы. Телеграфное сообщение с Кремлем работало лучше, чем с Новониколаевском. Сибкрайком поддержал идею якутского партийно-советского руководства перед ЦК РКП (б), но расценил общую линию обкома, как перегиб в сторону излишней якутизации, переходящей в национализм [16].

П. В. Ксенофонтов считал, что национальный состав членов ЯЦИКа должен соответствовать в пропорциональном отношении национальному составу Якутской АССР. Пять же членов Совета Национальностей в Москве от Якутии, по его мысли, должны были быть избраны из якутов, поскольку интересы русских, как в Совете Национальностей, так и в Союзном Совете обеспечивались в достаточном количестве. Здесь П. В. Ксенофонтов исходил из того, что в резолюции 12-го съезда ВКП(б) говорилось, что органы управления национальных республик должны формироваться из «людей местных, знающих язык, быт и обычаи соответствующего народа» [17].

Одной из причин возникновения мятежа стала проблема колонизации. П. В. Ксенофонтов считал переселение из центральных областей страны в республику одной из необходимых мер для культурного подъёма Якутии. Но при этом отвергал осуществление колонизации в ущерб интересам местного населения, т.е. за счёт прирезки земель, занятых местным населением [18]. Его единомышленики писали, что после 1917 г. земельные угодья русских приленских крестьян увеличились за счет якутских скотоводческих хозяйств, не выдерживавших конкуренции с более передовыми русскими земледельческими хозяйствами. Якуты разорялись и превращались в батраков русских кулаков [19]. По мнению, П. В.Ксенофонтова «прирезка» земель нарушала сложившийся вековой уклад жизни местного населения [20]. К тому же хозяйственные и кооперативные учреждения Якутии уступали свои позиции на рынке Сибторгу, РАСО и другим российским торговым организациям. Животноводы и хлеборобы Якутии страдали от высоких цен на промышленные товары, от «ножниц цен» [21]. Эти обстоятельства привели П. В. Ксенофонтова к выводу, что для регулирования массового и бесконтрольного наплыва рабочей силы из других регионов страны требуется расширение самостоятельности республики.

Когда события мятежа вошли в активную фазу, на совещаниях руководства ЯАССР докладчики о бандитизме связывали активизацию кулачества Западно-Кангаласского улуса также с мероприятием властей по отторжению сенокосных угодий кулаков в пользу безземельных русских крестьян [22]. Уполномоченный ЯЦИК К. О. Гаврилов в своем докладе о настроениях населения Мегинского улуса отметил большой процент участия жителей Амгинского и Западно-Кангаласского улусов в повстанческом движении. Причина же, по его мнению, заключалась в том, что амгинцы боялись потерять свои земельные угодья на Алдане, а кангалассцы опасались передачи земель вдоль Ленского тракта русским хлеборобам [23]. На совместном заседании Контрольной Комиссии и Якутского обкома ВКП(б) в 1928 г., уже по подавлению движения, была вынесена резолюция, где в качестве одной из причин мятежа называлась производившаяся в 1927 г. «прирезка» от земель якутов в пользу русских крестьян и начало практического осуществления колонизации Алдана [24]. В свою очередь русские крестьяне Олекминского округа доносили председателю Комиссии ВЦИК, специально отправленной для разбирательства обстоятельств «мятежа» председателя ВЦИК СССР Я. В. Полуяну, что на одиннадцатом году революции участки, обрабатываемые ими, числятся собственностью якутов. Они предлагали произвести новый и справедливый передел всей земли между теми, кто на ней трудится [25]. В 1920-е годы на одно русское хозяйство приходилось 0,5–1,5 га пашни, 0,1–0,2 га покосов, а в якутских наслегах Западно-Кангаласского улуса на одно хозяйство якутов приходилось по 137 га земли. ЯЦИК и Наркомзем ЯАССР откладывали вопрос о прирезке земли, а отдельные чиновники откровенно заявляли, что: «…в Якутии русским земли не полагается». С 1921 г. по 1927 г. число русских хозяйств по Ленскому тракту сократилось на 18% [26]. Таким образом вопрос национальный в ЯАССР оказался тесно связан с вопросом аграрным.

Существенные опасения у национальной интеллигенции Якутии в годы НЭПа вызывала ситуация бесконтрольной раздачи концессий иностранцам на территории республики, в результате которой в местах добычи полезных ископаемых появятся густонаселённые районы. Таким образом, в случае иностранной экспансии коренные жители могли оказаться в положении людей «второго сорта». Высказывались мысли, что тогда на железных дорогах введут отдельные вагоны для якутов и для «белых», в городах аборигенам запретят входить в иностранные кварталы. В парках вывесят надписи, что: «якутам и собакам вход запрещён». Т.е. возникнет такая же ситуация, как в полуколониальном Китае [27]. П. В. Ксенофонтов и его соратники считали, что это приведёт к исчезновению якутов под натиском более культурного «иноплемённого» населения. Данное обстоятельство также подталкивало П. В. Ксенофонтова и его соратников добиваться договорных отношений с Центром и предоставления статуса союзной республики. Будущий начальник штаба повстанческих отрядов М. К. Артемьев подчёркивал, что якуты, русские, евреи, татары и другие народы должны быть равноправными гражданами Якутии. Никаких привилегий у народа саха не должно быть [28].

П. В. Ксенофонтов ратовал за постепенную индустриализацию за счет внутренних резервов, без привлечения иностранных концессий, тем самым выступали против сталинских «ударных темпов» [29]. Открытие недровых богатств республики геологами и членами академических экспедиций АН СССР встревожило его и стало одной из причин выдвижения вопроса повышения политического статуса Якутской АССР. Он предвидели опасность господства различных ведомств и хотел на равных встретить волну переселенцев, так как без этого, по его мнению, не могло быть и речи об интернационализме [30]. Для обеспечения равноправия предполагалось закрепить за Якутией право самостоятельного распоряжения землями, недрами, водами, лесами. Не имея собственности, Якутия не могла, по мысли П. В. Ксенофонтова, стать свободной. Без конституционного права и признания этого смысл «автономии» сводился к пустой декларативной вывеске.

Характерно, что стремление получать доходы от добычи полезных ископаемых имелось и среди местных советских властей. Так М. К. Аммосов в 1926 г. заявлял, что переданное из республиканской собственности в союзное объединение «Алданзолото» должно выделять 5% добываемого золота Якутии. [31].

Большое внимание П. В. Ксенофонтов уделял проблемам демократизации советского общества. Он утверждал, что коммунистическая партия умышленно подавляет общественную и политическую активность беспартийной интеллигенции, препятствует созданию благоприятной атмосферы для её участия в советском строительстве. В результате национальная интеллигенция оказалась в роли бесправного скота, с которым власти не желают считаться. Даже депутат Всеякутского съезда Советов — законодатель не имеет неприкосновенности и прав организовать не только общественное объединение, но и созвать собрание граждан. По мысли лидера будущих повстанцев без подлинного народовластия и политической свободы личности невозможно было достичь социально-экономического и культурного процветания Якутии. Для решения этих проблем в программе созданной П. В. Ксенофонтовым партии будет выдвинуто требование соблюдения прав личности, свободы слова, собраний, печати [32]. Кроме того, предполагалось введение в Конституцию ЯАССР положения об обособлении законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти. Предусматривалось строгое соблюдение подзаконности исполнительной власти. Всеякутскому съезду Советов, согласно идеям П. В. Ксенофонтова, предоставлялось право вынесения недоверия СНК Якутии, влекущее в последующем его отставку. Такая реформа представлялась П. В. Ксенофонтову творческим развитием социалистических идей: если ВКП(б) отделила государство от церкви, то теперь назрела пора отделения государства от партии [33].

Первоначально П. В. Ксенофонтов и поддержавшие его беспартийные интеллигенты пытались внести изменения в Конституцию ЯАССР мирным путем. Поэтому западно-кангаласская улусная интеллигенция выставляла самостоятельные списки делегатов на улусные съезды и на окружные съезды Советов, стремясь провести своих представителей. Но в 1925 г. и в 1926 г. Якутский обком ВКП(б) оказал открытое давление на голосовавших, и число делегатов от Западно-Кангаласского улуса не только не увеличилось, но к 1927 г. даже значительно сократилось. Кандидатура самого П. В. Ксенофонтова на окружном съезде была забаллотирована. По приказу из Москвы якутские власти в 1927 г. провели массовую чистку органов властей всех уровней от «социально чуждого элемента» [34]. Кроме попыток получить статус депутата Совета, П. В. Ксенофонтов обращался к членам «беспартийной фракции» В. Н. Леонтьеву и А. Д. Широких на 4-ом Всеякутском съезде Советов с предложением внести поправки в Конституцию ЯАССР. Но эти представители национальной интеллигенции отказались что-либо предпринимать [35].

После этих неудач П. В. Ксенофонтовым было принято решение приступить к созданию партии. Поначалу он не хотел создавать никакой политической организации, но его друзья, разделявшие его взгляды, придерживались другого мнения [36]. Вскоре Павел Васильевич сблизился с активным участником повстанческих движений в Якутии в 1921–22 гг., «пепеляевщины», тунгусского движения 1924–1925 гг. амнистированным Советской властью М. К. Артемьевым. В ходе ряда встреч в ресторане, пивной и театре они быстро нашли общий язык по общественно-политическим вопросам. В это время среди населения разнеслись слухи о том, что руководству якутского обкома ВКП(б) стало известно о готовящемся контрреволюционном антисоветском заговоре, во главе которого стоит П. В. Ксенофонтов. Однако, при встрече с секретарем партийной организации М. К. Аммосовым в театре ни какие претензии ему не высказывались.

В мае 1927 г. П. В. Ксенофонтов поехал в г. Покровск и посетил своего двоюродного брата И. Г. Кириллова, который с нескрываемой тревогой сообщил, что ОГПУ намеревается произвести массовые аресты среди бывших участников повстанческого движения начала 1920-х годов. Именно тогда П. В. Ксенофонтов окончательно решил организовать «военную демонстрацию» для привлечения внимания и разъяснения властями и населению Якутии своих программных требований. Аналогичное движение произошло в 1926 г. в Башкирии, которое было разрешено ненасильственным путем после приезда туда Л. Д. Троцкого.

Прождав ареста до начала августа 1927 г., П. В. Ксенофонтов решил, что опасения И. Г. Кириллова являются необоснованными. Он вместе со своей супругой даже вознамерились поехать в Покровск, но близкие друзья в категорической форме воспрепятствовали этому, уверяя, что их немедленно арестуют. Работы по формированию тайной организации тем временем продолжались. Надо заметить, что слухи о возникновении подполья распространились задолго до начала каких-либо практических действий, поскольку П. В. Ксенофонтов очень часто делился своими размышлениями со многими представителями национальной интеллигенции. К тому же, многие из его единомышленников уверяли население, что организованы даже конспиративные «пятерки» [37]. Один из активистов этого движения В. Н. Егоров впоследствии заявлял, что примкнул к тайной группе в 1926 г. по предложению И. Г. Кириллова. По приказу последнего он составил план г. Якутска с указанием расположения зданий партийно-советских учреждений, воинских частей, местной тюрьмы и квартир ответственных руководителей республики. Называлась даже «точная» дата вооруженного выступления — 21 сентября 1927 г. В этот день заговорщики должны были разоружить красноармейские части и созвать чрезвычайный Всеякутский съезд, на котором внести изменения в Конституцию Якутской АССР [38]. Действительно, такой план был разработан И. Г. Кирилловым, но большинство будущих конфедералистов, в том числе и П. В. Ксенофонтов отвергли его как «вздорный и легкомысленный». Но И. Г. Кириллов, зная, что никакого вооруженного восстания на 21 сентября 1927 г. не намечено, тем не менее продолжал горячо уверять своих знакомых, в том числе и В. Н. Егорова, что оно непременно будет осуществлено в назначенный срок.

В сентябре 1927 г. заместитель наркома внутренней торговли ЯАССР П. Д. Яковлев, не разделявший идей П. В. Ксенофонтова, вдруг предложил ему свои услуги по ведению переговоров с правительством ЯАССР. Естественно, искренность его намерений вызвала сомнение. Однако в это же время поступило сообщение о прибытии красноармейского отряда в С. Покровск. П. В. Ксенофонтов поспешно попытался через П. Д. Яковлева ознакомить со своей программой местные власти и интеллигенцию в Якутске, чтобы избежать вооруженного конфликта. Однако П. Д. Яковлев известил партийно-советских лидеров, что у П. В. Ксенофонтова не хватает времени для ведения мирных переговоров с ними [39]. При этом о содержании беседы с П. В. Ксенофонтовым видимо было донесено в ОГПУ. О провокаторской роли П. Д. Яковлева свидетельствует тот факт, что его имени не было в списке репрессированных после подавления выступления.

16 сентября 1927 г. к П. В. Ксенофонтову приехали С. М. Михайлов и П. Г. Оморусов. Они втроем отправились в местность Кудома Жемконского наслега Восточно-Кангаласского улуса. К ним начали присоединяться единомышленники. 28 сентября состоялось первое учредительное собрание, на котором утвердили программу и устав партии «Младо-якутской национальной советской социалистической партии «конфедералистов». С целью привлечения внимания общественности и властей к программным требованиям, а также защиты свободы лидеров движения было решено произвести «вооруженную демонстрацию», а для этого послать своих вербовщиков по улусам для набора в повстанческие отряды. Отсюда видно, что срок выступления не был определен заранее, партия не сформирована до самого последнего момента, отсутствовали вооруженные отряды. Многие идейные единомышленники Павла Васильевича были уже к тому времени арестованы ОГПУ. Таким образом, движение началось хаотично и сумбурно, поскольку отсутствовало вертикальное руководство. Да и сами мятежники являлись не целеустремленными, сплоченными и дисциплинированными заговорщиками, а напоминали членов дискуссионного клуба.

После собрания С. М. и С. И. Михайловы, Т. Н. Николаев, П. Гаврильев выехали в Усть-Майский район к М. К. Артемьеву, имеющему опыт партизанской борьбы, а остальные во главе с П. В. Ксенофонтовым в Западно-Кангаласский улуС. М. К. Артемьев во главе отряда в 50 человек занял С. Петропавловск, где к ним примкнули 18 тунгусов. Вскоре прибыла группа С. М. Михайлова, и были организованы два собрания местных жителей, на котором присутствующих ознакомили с программой партии конфедералистов. С. М. Михайлова избрали командиром, а М. К. Артемьева начальником штаба повстанческого отряда [40].

Реакция Советской власти была вполне однозначной. На III Чрезвычайной сессии ЯЦИК 6 октября 1927 г. член Президиума ЯЦИК и бюро Якутского обкома ВКП(б) К. К. Байкалов заявил, что отряды П. В. Ксенофонтова являются бандитскими, а руководители движения — это деклассированные, не нашедшие в мирном строительстве своего применения, спившиеся, беспринципные и одурманенные иллюзиями элементы, которые руководить массами не способны.

Первый секретарь Якутского обкома ВКП(б) И. Н. Барахов заявил, что повстанцы открыто выступать против советской власти не желают, поэтому перед народом выдвигают лозунги тактического характера о сохранении власти Советов. Он назвал идею самоопределения на правах союзной республики с вхождением на договорных началах в Советский Союз Якутии, которая целиком находится на содержании России, «чушью» и «ребячеством»: «Подобной агитацией можно было бы завлечь лишь тёмную массу населения и молодёжь».

7 октября 1927 г. на частном совещании представителей якутской интеллигенции И. Н. Барахов обвинил мятежников в попытке отторжения вооружённым путём ЯАССР от РСФСР [41]. Указывалось, что установление договорных отношений с СССР необходимо повстанцам, чтобы во время нападения империалистических государств появилась возможность выхода Якутии из состава Советского Союза, что означало бы закабаление республики империалистами и превращение её в колонию. В действиях «ксенофонтовых и артемьевых» усматривалось намерение открыть путь на внешний рынок якутским кулакам и нэпманам [42]. Подобного рода измышления сознательно распространялись с целью навесить ярлык «националистов» и «сепаратистов» на лидеров движения.

Прежние повстанческие выступления 1921–1922 гг., «тунгусский» мятеж 1924–1925 гг., «заговоры» в северных улусах ликвидировались мирным путём посредством переговоров. В случае же с «ксенофонтовщиной» власти проигнорировали требования повстанцев и сделали ставку на силовое подавление этого выступления.

Боевые действия начались с того, как в Петропавловск, захваченный повстанцами, прибывшие к М. К. Артемьеву Г. Ф. Окороков и Я. К. Нестер принесли известие, что отряд, подчиняющийся руководству ЯАССР, покинул С. Абага, что позволяло взять этот населенный пункт без боя. Однако неожиданно для себя повстанцы столкнулись в Абаге с сопротивлением, оказанным сельскими подростками — пионерами. После 3–4 часовой перестрелки в ночь с 7 на 8 ноября 1927 г. конфедералисты отступили. Причиной отхода, по словам М. К. Артемьева, являлся «могущий быть урон и жертвы». Конфедералисты не хотели проливать кровь и желали действовать лишь силой убеждения.

После абагинской перестрелки повстанцы направились в местность Табалах, в 3–4 верстах южнее Абаги. Там они отпустили на свободу задержанных ранее агентов ОГПУ. В дальнейшем конфедералисты также освобождали всех захваченных в плен партийцев, разведчиков и красноармейцев. Это было проявлением гуманизма и актом доброй воли, направленным на создание условий для свободных и мирных переговоров с местными властями. Повстанцы обошли Амгу и через Чакыр добрались в Чемаики, где пробыли 5–6 дней [43] Из Чемаики повстанцы под командованием С. М. Михайлова двинулся в С. Качикатцы, для соединения с западной группировкой. 18 ноября в местности Джарала Западно-Кангаласского улуса произошла вторая перестрелка.

В тот же день в г. Якутске на собрании членов культурно-просветительного общества «Саха омук», объединявшего большинство представителей национальной интеллигенции Якутии, его члены осудили идеологическую платформу конфедералистов, как «не отвечающую интересам и чаяниям якутского трудового народа». Они признали, что лишь существующая советская власть под руководством ВКП(б) способна обеспечить экономический и культурный расцвет республики. Вооружённый путь, избранный конфедералистами для пропаганды и отстаивания своих взглядов, объявили нарушающим ход экономического и культурного строительства в ЯАССР. Но в резолюции представителей интеллигенции отсутствовал призыв к военному подавлению выступления [44].

22 ноября группы П. Г. Оморусова (30 чел.) и И. Г. Кириллова (26 чел.) объединились в один отряд и вошли в Мытатцы. Вскоре туда стянулись основные силы мятежников, и общая численность их составила 160 человек, но только 100–120 бойцов имели огнестрельное оружие. Там был образован объединенный штаб вооруженных сил конфедералистов.

«Демонстрация», несмотря на серьезный резонанс у партийно-советского руководства, осенью 1927 года по большому счету не имела успеха. Президиум ЯЦИК и СНК 28 ноября 1927 г. признали программу конфедералистов «нелепой и выдуманной, основанной на ложных и путаных основаниях, прикрытых революционными фразеологиями, которые, по существу, являлись контрреволюционными» [45]. Руководство ЯАССР, по утверждению В. В. Никифорова, не только хранило гробовое молчание, не информируя население о политической платформы движения, но и не сообщало о численности мятежников. На собрании актива организации ВКП(б) г. Якутска 5 декабря 1927 г. отмечалось, что «никаких программ, никаких бандитских листовок» в периодической печати публиковать не стоит [46]. Поэтому происходящим событиям народ давал свои объяснения, которые зачастую не соответствовали действительности.

В этих условиях 4 декабря 1927 г. в Мытатцах состоялся объединенный пленум командного состава повстанцев. На нем с основным докладом о движении конфедералистов выступил П. В. Ксенофонтов. Состоялись выборы, на которых он был избран Генеральным секретарем ЦК, а членами ЦК С. М. и С. И. Михайловы, П. Г. Оморусов, С. Н. Данилов, Г. В. Афанасьев, А. П. Павлов, И. Л. Белолюбский, В. М. Слепцов, Ефремов. Членами Центральной Контрольной комиссии стали И. Г. Кириллов, А. М. Оморусова и М. К. Артемьев.

После пленума повстанцы маневрировали в районе Мытатцев до 16 декабря 1927 г., уклонясь от боя с красноармейскими отрядами. Затем основная группировка мятежников разделилась на две части. Первая во главе с И. Г. Кирилловым и М. К. Артемьевым (70 чел.) двинулась через Намцы в Дюпсинский улуС. Второй отряд под командованием С. М. Михайлова (40–45 чел.) направился в Восточно-Кангаласский улуС. Третья перестрелка случилась в местности Юс-Кель, в ходе которой погиб один красноармеец. В местечке Харыялах того же улуса завязалась еще одна перестрелка, после которой конфедералисты отошли в Майю, потеряв 7 чел. (2 — ранеными и 5 — пропало без вести). Из Майи михайловцы прошли через территории еще 5 улусов, где на сельских сходах оглашали свои воззвания к народу, в которых говорилось о необходимости самоопределения якутской нации. Эти обращения обнародовались на якутском и русском языках.

Отряд И. Г. Кириллова был обстрелян в Намцах красноармейцами. Вскоре еще одна перестрелка произошла в Хатырыке. Перейдя р.Лену, они с удивлением узнали об ожесточенном бое между двумя отрядами красноармейцев, принявших друг друга за «бандитов». Причиной явилась плохая связь между преследующими повстанцев частями и отсутствие должной связи и взаимодействия. В преследовании участвовали красноармейские сводные отряды И. Я. Строда (255 чел.), Н. Д. Кривошапкина — Субурусского, К. М. Котруса и др. [47]

Группы С. М. Михайлова и И. Г. Кириллова соединились в Баягантайском наслеге Дюпсинского (ныне — Усть-Алданский) улуса и дошли до местечка Хара (ныне в Таттинском улусе), а оттуда к устью реки Амги. Там они вновь разделились на две части, и отряд С. М. Михайлова отправился через Чемаики и Усть-Миль в Усть-Аим в надежде связаться с П. В. Ксенофонтовым, пребывавшем в Горном улусе. Отряд И. Г. Кириллова и М. К. Артемьева пошел через Петропавловск в Усть-Аим. Они хотели добраться до безопасного места и начать переговоры с местным правительством по существу своих требований.

Руководство ЯАССР не раз обращалось к лидерам движения с предложением сдаться, обещая в этом случае амнистию. Считая, что основная цель «демонстрации» — пропаганда политической программы партии — достигнута и, одновременно осознавая пассивность основной массы населения, 1 января 1928 г. П. В. Ксенофонтов сдался властям и был арестован в квартире К.Байкалова, поверив в данное коммунистами слово об амнистии. 27 января 1928 г. отряд С. М. Михайлова, получив письмо от П. В. Ксенофонтова, сдался красным в местности Олом-Кель Эмисского наслега Амгинского улуса. Группа И. Г. Кириллова и М. К. Артемьева сложила оружие в Усть-Аиме 6 февраля 1928 г. [48] Так завершилась пятимесячная «вооруженная демонстрация», организованная П. В. Ксенофонтовым и его соратниками. Она в корне отличалась от кровопролитных повстанческих движений в Средней Азии, Северном Кавказе и других национальных окраинах. Это движение, по своему характеру, являлось типично «интеллигентской демонстрацией».

По завершению боевых действий в г. Якутск из Москвы прибыла специальная столичная комиссия ЦК ВКП(б) Я. Полуяна, а потом и группа сотрудников ОГПУ во главе членом коллегии ОГПУ СССР С. В. Пузицким. Начались репрессии. Всего по делу «ксенофонтовщины» было репрессировано 272 чел., из них 128 чел. — расстреляно, 130 чел. — осуждено на различные сроки заключения [49]. В журнале «Чолбон» за 1991–1993 года был опубликован список из 397 реабилитированных лиц. Из них 166 чел. (42%) пострадало в 1928–1930 годах и 231 чел.(58%) в 1937–1938 годах.

Для Якутии репрессии 1928–1930 годов стали не «прелюдией» последующих карательных акций органов безопасности, не «генеральной репетицией Большого Террора», а проведением полномасштабной репрессивной политики сталинского руководства страны в одной из ее национальных окраин. Это стало одним из первых массовых проявлений методов решения национального вопроса в СССР. Жертвами произвола пали не только непосредственные участники движения, но и непричастные представители национальной интеллигенции: А. И. Софронов, В. В. Никифоров, В. Н. Леонтьев, лингвист Г. В. Баишев — Алтан Сарын, И. Ф. Афанасьев и др. Под беспощадный каток репрессий угодили и абсолютно невинные люди. Например, студентки Якутского педагогического техникума К. Н. Егорова и М. В. Харитонова были осуждены и сосланы за то, что в своих частных письмах обменялись мнениями по поводу движения конфедералистов. Были осуждены ничего не подозревавшие о заговоре амнистированныев 1920-х гг. русские белые офицеры: А. М. Храповицкий, И. Н. Герасимов, В. П. Николаев, П. П. Шулепов [50]. Был расстрелян и оперуполномоченный ОГПУ П. С. Жерготов, добившийся добровольной сдачи отряда Артемьева. Досталось и тем якутским интеллигентам, что входили в партийное и советское руководство ЯАССР. В постановлении созданной для выяснения причин повстанческого выступления комиссии ЦК ВКП(б) «О положении в Якутской организации ВКП(б)» первые руководители ЯАССР, деятели революции 1917 г. И. Н. Барахов, М. К. Аммосов, С. В. Васильев и др. обвинялись в допущении «ряда серьезных ошибок» заключавшихся в том, что они «…оказывали поддержку верхушечной части националистически настроенной интеллигенции, систематически ее выдвигая на руководящую работу». Последовала кадровая перестановка — из 30 членов и кандидатов прежнего состава Якутского обкома ВКП(б) в новый состав не вошли 20 чел., в том вышеупомянутые М. К. Аммосов и И. Н. Барахов, председатель областной Контрольной комиссии С. В. Васильев, основоположник якутской советской литературы председатель СНК ЯАССР П. А. Ойунский, и.о. наркома просвещения и здравоохранения С. Н. Донской–2 и другие [51]. К тому же этих лиц открыто стали обвинять в «правом оппортунизме», «правом уклоне», «буржуазном перерожденчестве» на Якутской VI партийной конференции, собраниях и в периодической печати.

2 июня 1928 г. бюро Якутского обкома ВКП(б) постановило ликвидировать культурно-просветительное общество «Саха омук», не смотря на то, что его члены активно боролись против повстанческих отрядов П. В. Ксенофонтова и М. К. Артемьева. В документе отмечалось, что в составе объединения сконцентрировались антисоветские элементы, а инициатива в работе принадлежала националистически настроенной интеллигенции, которая воспитывала молодёжь в националистическом духе. В 1937 г., подводя итоги деятельности чекистов, нарком внутренних дел СССР Н. И. Ежов объявил «Саха омук» «буржуазно-националистической организацией». В 1930-е годы членство в этом обществе однозначно расценивалось как контрреволюционное, антисоветское деяние. Репрессии крупных деятелей республики осуществлялись по спискам членов этого объединения.

На состоявшейся в 1928 г. VI-ой областной партийной конференции между бывшими и новыми руководителями ЯАССР произошёл ожесточённый спор о роли национальной интеллигенции в ксенофонтовщине. «Первых лиц» ЯАССР М. К. Аммосова, И. Н. Барахова и их сподвижников обвинили в выдвижении верхушки националистически настроенной интеллигенции на ответственные руководящие должности в республике, а также в допущении роста её политического веса за счёт влияния партии. Это стало, по мнению новых руководителей, причиной искажения классовой линии местного обкома в национально-государственном, экономическом и культурном строительстве Якутии [52]. Подобного рода обвинения были тем более необоснованны, т.к. И. Н. Барахов до 1927 года неоднократно просил ЦК ВКП(б) отправить партийно-советских работников в республику. Но каждый раз получал ответ, что никто добровольно не соглашался ехать в такую далёкую окраину, как Якутия. Руководству Якутской АССР рекомендовалось самой подыскивать недостающие кадры [53].

Практически сразу по началу компании по дискредитации, М. К. Аммосов, И. Н. Барахов и И. Н. Винокуров в своём заявлении на имя секретаря ЦК ВКП(б) В. М. Молотова выразили несогласие с выводами комиссии ЦК ВКП(б) Я. В. Полуяна. Они доказывали, что руководство республики использовало интеллигенцию, прежде всего, не как политическую силу, а в качестве культурной опоры. Это вызывалось тем, что в условиях сплошной неграмотности населения достигавшей 95%, малочисленная национальная интеллигенция (300 чел.) играла огромную роль в обществе. Между тем, скоропалительные резолюции, вынесенные приезжими партийцами, послужили основой разгрома основного руководящего ядра Якутии и «…приходу к власти левацких элементов, среди которых имелось немало бывших оппозиционеров и националистов» [54]. Смещённые руководители республики в 1928 г. писали, что они поначалу относились к членам комиссии ЦК ВКП(б) Я. В. Полуяна доверчиво и ожидали объективных выводов. Но, оказалось, что посланцы Центра добивались лишь разоблачения, дискредитации и шельмования старого руководства. Всю национальную интеллигенцию они причислили к контрреволюционной и подлежащей разгрому силе [55].

«Левацки настроенные коммунисты», пришедшие к власти вместо прежнего руководства (А. Г. Габышев, А. К. Андреев, А. И. Кремнёв и др.) особо критиковали М. К. Аммосова за высказанные в 1927 г. слова: «Движущие силы революции в Якутии составляются из сочетания крайне разнообразных сил. В первую очередь идёт наша партия, как отражение силы и мощи пролетариата всего Союза и как организующий центр и решающий оплот Советской власти на окраинах. Дальше идёт наша полупролетарская социальная база, в лице батрака и бедняка, затем идёт, как основная социальная сила, как центральная фигура — середняк, в руководстве над которыми партия может использовать и местную нацинтеллигенцию, по своему социальному положению в основном являющуюся мелкобуржуазным элементом и тесно связанную с указанными социальными группами. Считается установленным, что роль местной интеллигенции в окраинах во многих отношениях совсем другая, чем в центре, что без прямого их использования и привлечения к совстроительству почти невозможно на местах укрепить это строительство» [56].

Новые партийно-советские руководители заявляли, что коммунистическая партия никогда не доверяла осуществлять руководство массами через интеллигенцию. Негодовали, с каких это пор интеллигенция сделалась движущей силой социалистической революции? Подчеркивали, что в решениях 4-го национального совещания говорилось о привлечении «трудовой части» интеллигенции, а не всего этого социального слоя. Однако на тот момент позиции сторонников бывшего партийного руководства в Москве оказались сильнее, аргументы убедительнее и 30 апреля 1929 г. партколлегия ЦК ВКП(б) в составе Е. М. Ярославского, М. К. Аммосова, И. Н. Барахова, И. П. Редникова, Н. С. Варфоломеева, С. М. Аржакова, Б. М. Чижика, А. Ф. Боярова и других вынесла следующее решение: «Якутскому обкому принять меры к прекращению дискредитации отозванных постановлением ЦК ВКП(б) от 9 августа 1928 г. товарищей Аммосова, Васильева, Барахова и др. На этом «ксенофонтовщина» завершилась и для экс-руководителей ЯАССР.

Таким образом, подводя итоги, можно говорить, что модель «социализма» конфедералистов имела явные социал-демократические черты. Конфедералисты являлись идейными продолжателями инициатив сибирских областников-федералистов, которые отстаивали региональные интересы. П. В. Ксенофонтов и члены партии конфедералистов были продуктом трех российских революций, разбудивших и вызвавших к жизни после 300-летней спячки под колониальным игом Российской империи силы национального возрождения, которые восприняли результаты революций как импульс к социально-экономическому и культурному развитию.

Общественно-политические идеи единомышленников П. В. Ксенофонтова, объявивших себя «конфедералистами», сформировались в период НЭПа и отражали очередной этап становления государственности якутского народа. Их альтернативные советско-большевистким взгляды представляют собой памятник законодательной мысли Якутии. Якутские «конфедералисты» не были сепаратистами, т.к. их модель государственного устройства не имела ничего общего со структурами Швейцарской Конфедерации (1291–1798 и 1815–1848), Соединенных Штатов Америки (1781–1787], Германской Конфедерации (1815–1866), Конфедеративных штатов Америки (1861–1865). «Конфедералисты» являлись скорее конституционными федералистами, противниками унитарного имперского государства, созданного по сталинскому варианту «автономизации». Их лидер — П. В. Ксенофонтов постоянно акцентировал внимание на несостоятельности мнений об отделении Якутии от СССР. Но в условиях формирования тоталитаризма попытка предложить альтернативный путь развития своей родины оказалась обреченной и только создала повод для расправы со всем поколением национальной беспартийной интеллигенции Якутии.

ПРИМЕЧАНИЯ

  1. Гоголев З. В. Социально-экономическое развитие Якутии (1917–1941 гг.) Новосибирск, 1972 г. С. 88.
  2. IV Всеякутский съезд Советов. Бюллетени. Якутск, 1926 г. С. 17.
  3. Платонов И. Трагическая судьба семьи Ксенофонтовых // Ленские маяки. 1997. 3 дек.
  4. Вакунов С. Нелюбимое дитя НЭПа // Знание-сила. 1994 г. № 2. С. 106.
  5. Ланда Р.Г. Мирсаид Султан-Галиев // Вопросы истории. 1999.&nbsp№ 8. С. 67.
  6. Антонов Е. П. Конфедералисты: «уйти из-под диктата государства». // Советы Якутии. 1993. 6 мая; Речь П. В. Ксенофонтова, произнесённая к повстанческой интеллигенции с разных улусов Якутии (конец 1927 г.) // Илин. 1991. — № 1. С. 19.
  7. ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 57, л. 265–266.
  8. ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 57, л. 265–266.
  9. Архив УФСБ РФ по РС (Я), д. 4207р, л. 125.
  10. ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 3, д. 57, л. 312.
  11. Там же, ф. 181, оп. 1, д. 51, л. 267.
  12. Архив УФСБ РФ по РС (Я), д. 420–1, л. 2,4, 70; Речь П. В. Ксенофонтова…. // Указ. соч. С. 20.
  13. Там же. д. 420–1, л. 461-463.
  14. Ланда Р.Г. Мирсаид Султан-Галиев // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 61.
  15. Антонов Е. П. Идеи конфедералистов о государственном суверенитете Якутии в 1927–1928 гг. …С. 33–34; ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 57, л. 217–218.
  16. Багдарыын Сулбэ. Холобур буолар олох. // Сахаада. 1992. от ыйын 15 к.
  17. ГАНО, ф. 1, оп. 2, д. 381, л. 112, 126, 193; ф. 2, оп. 2, д. 32, л. 54
  18. Архив УФСБ РФ по РС (Я), д. 4372р, л. 219.
  19. Там же, д. 420–1, л. 106.
  20. Программа младо-якутской национальной советской социалистической партии середняцко-бедняцкого крестьянства «конфедералистов». // Илин. 1991. № 2. С. 33.
  21. Архив УФСБ РФ по РС (Я), д. 420–1, л. 2.
  22. Речь П. В. Ксенофонтова, произнесённая к повстанческой интеллигенции с разных улусов Якутии…С. 19.
  23. ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 57, л. 30.
  24. Там же, оп. 20, д. 40, л. 27.
  25. Там же, оп. 3, д. 856, л. 51.
  26. ГАРФ, ф. 1235, оп. 122, д. 440, л. 27.
  27. Избекова А. А. Победа колхозного строя в ЯАССР. Хабаровск, 1958. С. 104.
  28. Архив УФСБ РФ по РС (Я), д. 420, л. 69; Антонов Е. П. «Колонизация» или «освоение»? // Якутия. 2000. 24 марта.
  29. ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 57, л. 126.
  30. Программа младо-якутской национальной… С. 30.
  31. Архив УФСБ РФ по РС (Я), д. 4372р, л. 7.
  32. Там же, л. 450, 453.
  33. Архив УФСБ РФ по РС (Я), д. 420–1, л. 64; ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 57, л. 314.
  34. Программа младо-якутской национальной…С. 32.
  35. Филиал НА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 57, л. 265; Антонов Е. П. «Если мы шли против Соввласти…». // Полярная звезда. 1995. № 2. С. 104
  36. Вакунов С. Указ. соч. С. 106–107.
  37. Антонов Е. П. «…Правда окажется правдой»… // Якутия. 1997. 17 сентября.
  38. Архив УФСБ РФ по РС (Я), д. 420–1, л. 68–69.
  39. Там же, л. 71–73.
  40. Там же, л. 73–74.
  41. Там же, л. д. 4372р, л. 7–8.
  42. ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 57, л. 2.
  43. Там же, оп. 3, д. 792, л. 22.
  44. Пестерев В. И. Ксенофонтов: герой или бандит? // Молодежь Якутии. 1992. 30 января.
  45. ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, л. 94.
  46. Там же, д. 57, л. 189.
  47. Пестерев В. И. Амга в вихре Гражданской (1921–1927 гг.). Якутск, 1997 г. С.94–96.
  48. Он же. Ксенофонтов: герой или бандит? // Молодёжь Якутии. 1992. 30 января, 6 февраля.
  49. Алексеев Е. Е. О так называемой «ксенофонтовщине» // Илин. 1991. № 2. С. 27–28; Дьячковский И. Еще раз о «ксенофонтовщине» (Список осужденных) // Илин. 1992. С. 31.
  50. Пестерев В. И. Ксенофонтов: герой или бандит? // Молодёжь Якутии. 1992. 12 февраля.
  51. Алексеев Е. Е. Указ. соч. С. 29.
  52. ФНА РС (Я), ф. 181, оп. 2, д. 54.
  53. Спиридонов И. За десять лет до 37-го // Советы Якутии. 1991. 16 мая.
  54. ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, д. 60, л. 69–71.
  55. Аммосов М. К. О болезнях пессимизма в экономике и «левизны» в нацполитике. // Аммосов М. К. С помощью русских рабочих и крестьян. Статьи, речи, воспоминания, письма. Якутск, 1987. С. 188.
  56. НА РС (Я), ф. 605, оп. 2, д. 12, л. 102, 147–148, 166, 170.

, , , , ,

Создание и развитие сайта: Михаил Галушко