К вопросу о судьбе Советов после антибольшевистского переворота в Сибири (конец мая — июль 1918 г.)

Печатный аналог: Современное историческое сибиреведение XVII — начала XX вв. Барнаул, 2005. C. 296–313.

Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (исследовательский проект № 04-01-00351а).

В конце весны — летом 1918 г. Чехословацкий корпус и вооруженные силы Временного Сибирского правительства свергли Советскую власть в Сибири. Последнее обстоятельство, вопреки утвердившемуся в отечественной историографии мнению, отнюдь не означало, что одновременно были ликвидированы все существовавшие Советы и тем более, что автоматически был решен вопрос о судьбе Советов в Сибири в принципе. В настоящей статье ставится задача выяснить обстоятельства и причины, из-за которых проблема Советов после антибольшевистского переворота продолжала сохранять свою актуальность.

Как известно, антибольшевистское сопротивление в Сибири вышло из лона местного областничества, в котором в 1917 г. доминировали социалистические элементы: эсеры, социал-демократы-меньшевики и народные социалисты. Вплоть до конца января 1918 г. в своих планах по созданию органов государственной власти автономной Сибири лидеры областников особенно большие надежды возлагали на Советы различного рода и уровня. Именно представителям Советов они отводили самое большое количество мест в проектируемой ими Сибирской областной думе.

Показательно, что руководящий орган областников — временный Сибирский областной совет, состоявший только из эсеров и энесов, — 22 декабря 1917 г. в связи с предстоявшими выборами в Сибирскую областную думу даже принял специальное обращение к Советам крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. В этом обращении Советы были удостоены самых лестных эпитетов. Они назывались «идейными и политическими руководителями масс», воспитателями крестьян, рабочих и солдат «в общественном и политическом отношении»; утверждалось, что Советы «вносят сознательность, ясность, свет и целесообразность в движение и жизнь трудящихся», являются не только «глазами и мозгом трудовой демократии», но и «стражами, часовыми по охране всех завоеваний народно-трудовой революции». «Советы, — говорилось в обращении, — это мощь идейная, политическая и материальная, на которую Учредительное собрание и  [Сибирская] областная дума должны опираться» [1].

Однако реальная деятельность руководимых большевиками и их союзниками Советов после Октябрьского переворота 1917 г. — разгон Всероссийского Учредительного собрания и Сибирской областной думы, ликвидация земских и городских органов местного самоуправления, гонения на политических оппонентов и противников, упразднение свободы печати и заключение Брестского мирного договора с Германией — способствовала изживанию иллюзий у значительной части областников и даже части социалистов.

В первую очередь критике с их стороны подверглась Советская власть в целом, как система государственных органов. Даже сибирские меньшевики, до весны 1918 г. еще сохранявшие с большевиками не только общность взглядов по ряду общественно-политических проблем, но и частично — организационное единство, стали считать наделение Советов властными функциями делом, губительным для этого общественного института. Весьма показательна резолюция, принятая 17 апреля 1918 г. на первой Восточно-Сибирской областной конференции РСДРП. В ней говорилось, что «Советская власть не может быть признана властью рабочей или крестьянской ни по характеру, ни по социальной природе своей, т. к. она стремится опереться на коалицию из деклассированных солдат, малосознательной части пролетариата и некоторых слоев крестьянства, ищущих примитивного имущественного поравнения». «Организация существующей т. н. Советской власти …, — считали меньшевики Восточной Сибири, — является полным несоответствием принципам народовластия» [2].

Но особенно остро вопрос об отношении к Советам встал перед противниками большевиков из областников и социалистов в ходе и непосредственно после осуществления антибольшевистского переворота в Сибири. Официально руководство свержением здесь Советской власти в конце мая — июне 1918 г. возглавлял Западно-Сибирский комиссариат, который составили четыре уполномоченных Временного Сибирского правительства: М. Я. Линдберг, Б. Д. Марков, П. Я. Михайлов и В. О. Сидоров. Правительство это было избрано на нелегальном заседании Сибирской областной думы, проходившем в Томске в ночь на 29 января 1918 г. Оно состояло преимущественно из «правых» эсеров и беспартийных. Однако его уполномоченные, входившие в Западно-Сибирский комиссариат, были намного «левее» членов Временного Сибирского правительства: В. О. Сидоров тяготел к эсерам «центра», а М. Я. Линдберг, Б. Д. Марков и П. Я. Михайлов являлись эсерами-максималистами, в недавнем прошлом стоявшими на интернационалистических позициях. По своим взглядам на природу российской революции они не многим отличались от «левых» эсеров, еще остававшихся в то время ближайшими союзниками большевиков.

Политические ориентации уполномоченных Временного Сибирского правительства обусловили оценку ими характера происходивших в Сибири событий и перспектив их развития. Свержение власти большевиков они считали не иначе как «сибирской революцией». Кстати, именно так называлась первое время рубрика, в которой освещался ход антибольшевистского переворота, в новониколаевской газете «Народная Сибирь», с которой Западно-Сибирский комиссариат тогда тесно сотрудничал.

В своих первых обращениях к населению Сибири уполномоченные заявили, что Временное Сибирское правительство свою главную задачу видит в «защите родины и спасении революции», а ее достижение прежде всего связывает со свержением власти большевиков, возобновлением деятельности Всероссийского Учредительного собрания и Сибирской областной думы, восстановлением городских и земских органов местного самоуправления [3]. Что касается отношения к Советам, то первым из уполномоченных по этому вопросу определенно высказался П. Я. Линдберг. 28 мая 1918 г. в переговорах по прямому проводу с одним из своих сторонников, находившимся в Мариинске, он потребовал: «Объявите программу Временного  [Сибирского] правительства  [по] рабочему вопросу: рабочие организации остаются неприкосновенными, Советы рабочих  [и] крестьянских депутатов признаются как классовые организации» [4]. Другими словами, существование Советов разрешалось, но они лишались властных функций.

Немного полнее свои взгляды по вопросу об органах новой власти и их задачах в местностях, занятых войсками Временного Сибирского правительства, уполномоченные изложили в воззвании «К населению» от 30 мая и в циркуляре «Всем самоуправлениям» от 31 мая 1918 г. В этих документах, имевших характер нормативных актов, уполномоченные предложили городским и сельским самоуправлениям, существовавшим до прихода к власти большевиков, взять на себя заведование местными делами, принять документацию у исполкомов Советов рабочих и крестьянских депутатов, произвести ревизию их кассы и отчетности. Уполномоченные заявили, что новая власть не будет «противодействовать никаким общественным, классовым или партийным организациям, поскольку они не будут оказывать сопротивления органам Временного Сибирского правительства или пытаться присвоить себе права государственной или местной власти» [5]. Следовательно, текущее законодательство допускало организацию и деятельность Советов, но только безвластных.

Позиция уполномоченных Временного Сибирского правительства была по-разному воспринята в обществе. Решительно поддержали ее те общественно-политические организации и средства массовой информации, у руководства которыми находились эсеры-максималисты и «центристы». Так, 4 июня 1918 г. орган Всесибирского крайкома партии эсеров томская газета «Голос народа» опубликовала пространную редакционную статью «О Советах». В ней вопрос о Советах был рассмотрен в контексте истории российской революции 1917 г. Редколлегия газеты категорически отрицала социалистический характер Октябрьского переворота, утверждала, что большевики, извратив систему выборов в Советы, превратили последние в карикатуру на подлинное рабочее представительство и в ширму своего единовластия, предлагала говорить о происходивших в Сибири событиях не как «о свержении власти Советов, а  [как] о свержении власти большевиков». Редколлегия газеты считала, что Советы должны быть сохранены, но обязаны выполнять принципиально иные функции: быть представительными органами трудящихся, органами их политического мнения и классовой борьбы.

Более «левую» позицию занял автор статьи «К судьбам Советов», вышедшей в следующем номере «Голоса народа». В своей аргументации он апеллировал к понимаю роли Советов, изложенному еще в обращении временного Сибирского областного совета от 22 декабря 1917 г. Временное Сибирское правительство, писал он, «строго разграничивает органы власти — выразители всенародной воли — и Советы как классовые организации, идейные и политические руководители трудящихся масс, являющиеся в то же время опорой законодательных органов в их борьбе за благо рабочего класса». Поэтому, заключал автор статьи, «с падением „Советской“ власти Сов [еты] крест [ьянских] и раб [очих] деп [утатов] лишаются лишь несвойственных им функций власти, но безусловно остаются в роли идейных и политических руководителей трудящихся масс, охранителей их интересов, в роли оплотов завоеваний революции».

Тогда же Всесибирский крайком партии эсеров опубликовал обращение к рабочим и крестьянам и специальные тезисы об отношении к Советам рабочих и крестьянских депутатов. В этих документах крайком эсеров квалифицировал Советы как классовые организации временного характера, подчеркивал, что в изменившихся политических условиях они особенно необходимы трудящимся Сибири. Задачу местных эсеровских партийных организаций он видел в необходимости оздоровления Советов через правильно организованные выборы и возвращение им изначальных функций. «Обновленные, правильно выбранные Советы, — писал крайком, — и иные классовые организации трудящихся явятся необходимой опорой в борьбе рабочих и крестьян за их жизненные интересы» [6].

Активно отстаивало идею создания обновленных Советов как классовых организаций рабочих и крестьян руководство Акмолинской областной организации партии эсеров, состоявшее из максималистов и «центристов». 12 июня 1918 г. соответствующую резолюцию приняло общее собрание Омской городской эсеровской организации [7]. Неоднократно выступал в местной печати со статьями, призывавшими к организации «безвластных» Советов, председатель Акмолинского губкома партии эсеров А. Е. Коряков. Потребность в них А. Е. Коряков обосновывал низким уровнем грамотности населения, его неспособностью разобраться в программах политических партий, потребностями классовой организации рабочих и крестьян как для их собственного просвещения, так и для поддержки народовластия [8].

Но для большинства эсеровских организаций Сибири вопрос об отношении к Советам рабочих и крестьянских депутатов не был ясен и оставался открытым для обсуждения. Не случайно, что он в числе первых значился в повестке дня партийного съезда эсеров Томской губернии, запланированного на середину июля 1918 г. [9]

Особую позицию в развернувшихся событиях занимали социал-демократы-меньшевики. Несмотря на то, что они подверглись жесточайшим преследованиям со стороны большевиков, меньшевики не считали возможным встать на путь вооруженной борьбы с ними. Меньшевики практически нигде в Сибири не принимали участия в свержении Советской власти и после переворота лишь в нескольких городах (Новониколаевске, Мариинске, Томске и Барнауле) вошли в состав органов государственного управления, образованных по распоряжению уполномоченных Временного Сибирского правительства. Расхождение в тактике меньшевиков разных губерний по этому вопросу было обусловлено как реальным различием местных условий, в которых им приходилось действовать, так и отсутствием у них в то время руководящего центра в масштабах всей или хотя бы Западной Сибири.

Судя по всему, Новониколаевский комитет РСДРП оказался в Сибири единственным, который почти сразу же после переворота открыто потребовал восстановить Советы рабочих и крестьянских депутатов в качестве органов политического сплочения демократии, опубликовав 28 мая 1918 г. соответствующую листовку [10].

За существование Советов рабочих депутатов как классовых организаций в самой общей форме, не обсуждая их новые роль и функции, высказался 6 июня 1918 г. на 3-й конференции правлений профсоюзов города Томска член губкома РСДРП. С. К. Неслуховский [11].

Кроме того, 6 июля 1918 г. меньшевик В. И. Шемелев, являвшийся Алтайским губернским комиссаром труда, на заседании совета профессиональных союзов города Барнаула внес предложение о восстановлении Советов как органов «защиты классовых интересов пролетариата с целью использовать их политическую силу для закрепления политических и экономических завоеваний рабочего класса и отражения опасностей со стороны контрреволюции».

Но выступившая в прениях член РСДРП. С. А. Тараканова высказала иную точку зрения: о нецелесообразности немедленного восстановления Советов в данных условиях. Свою позицию она аргументировала тем, что, во-первых, ликвидация Советской власти еще не закончена, во-вторых, «отход сибирского пролетариата от большевизма не произошел, и фактически Советы, находясь под влиянием большевизма, снова бы сделались захватчиками власти…». (Алтайский луч, 10 июля 1918 г.)

В целом позиция меньшевиков по отношению к Советам была более сдержанной, чем у эсеров-максималистов и «центристов». Складывается впечатление, что меньшевики более критично оценивали способность Советов, не прошедших испытания искусом власти, обрести новую сущность, реально содействовать укреплению народовластия, и поэтому они отдавали предпочтение работе в профессиональных союзах и органах городского самоуправления.

Весьма показательно, что вопрос об отношении к Советам даже не был предусмотрен для обсуждения на Западно-Сибирской конференции РСДРП, намеченной на 1 июля 1918 г., хотя ее повестка дня включала в себя рассмотрение широкого спектра вопросов: об отношении к совершенному перевороту и к Временному Сибирскому правительству, о работе в профсоюзах и органах местного самоуправления, организационные и тактические задачи партии [12].

Видный томский меньшевик В. П. Денисов даже обратил на это внимание товарищей по партии. «Есть один пробел в этом порядке дня, — писал он о предстоявшей конференции, — который объясняется, вернее всего, случайностью и, возможно, что  [будет] восполнен самой конференцией: пропущен вопрос о нашем отношении к Советам рабочих и крестьянских депутатов в переживаемый момент». «Нужно, — полагал В. П. Денисов, — чтобы Западно-Сибирская конференция ответила определенно, считает ли она Советы при данных политических условиях необходимыми или нет, если „да“, то сохраняет ли к ним прежнее отношение, признавая в них сильное оружие защиты классовых интересов пролетариата и крестьянства, но отнюдь не органы власти, или же теперь смотрит как-либо иначе; нужно, чтобы конференция наметила и линию поведения для членов партии в Советах и по отношению к ним, если они будут существовать, и т. д.» [13]

Но предложения В. П. Денисова не были приняты во внимание. Состоявшаяся 2 — 4 июля 1918 г. в Новониколаевске Западно-Сибирская конференция РСДРП так и не стала обсуждать вопрос о судьбе Советов [14].

Иначе повели себя немногочисленные социал-демократы-интернационалисты, к которым большевики во время своего пребывания у власти относились достаточно терпимо. Самая крупная и влиятельная их организация имелась в Омске. 19 июня 1918 г. в помещении городского театра под руководством меньшевиков-интернационалистов состоялось общее собрание членов профсоюзов служащих торгово-промышленных предприятий и общественных учреждений Омска. Вел собрание один из лидеров местных социал-демократов-интернационалистов Ф. А. Березовский, недавно прибывший из Москвы. Он же выступал в роли главного оратора, фактически предъявившего от имени собравшихся ультиматум новой власти.

Одна из местных газет так передала основные положения его речи: «Никто не должен преследоваться за политические убеждения, Советы рабочих и крестьянских депутатов как классовые органы пролетариата должны быть восстановлены, арестованные за политические убеждения — освобождены, все свободы — сохранены и закреплены, хлеб — отправляться в советскую Россию». В случае несоблюдения этих требований Ф. А. Березовский угрожал властям организовать политическую стачку [15].

Представители остальных влиятельных в Сибири политических партий и их фракций — «правые» эсеры, энесы, кадеты — свое отношение к проблеме Советов публично не высказывали. Последнее вовсе не означало, что они были к ней абсолютно индифферентны. Скорее наоборот, «фигура умолчания» в данном случае довольно определенно говорила о том, что для них свержение Советской власти безоговорочно отождествлялось с ликвидацией Советов, давших свое название этой власти.

Среди беспартийного населения Сибири наиболее активно вели себя во время переворота рабочие: несколько их тысяч с оружием в руках защищали Советскую власть в отрядах Красной гвардии и Красной армии; несколько сотен местных пролетариев приняли участие в ее свержении; большинство же рабочих Сибири хотя в вооруженной борьбе и не участвовало, но свои просоветские политические симпатии не скрывало. Особенно рьяно за сохранение Советов ратовали те профессионально организованные группы рабочих, которые оставались под влиянием большевиков, «левых» эсеров и социал-демократов-интернационалистов или восприняли аргументацию эсеров-максималистов и «центристов».

Например, 31 мая 1918 г., в день установления в Томске новой власти, общее собрание профсоюза металлистов города потребовало от Временного Сибирского правительства признать Советы рабочих депутатов [16]. В начале июня за избрание новых Советов рабочих и солдатских депутатов высказался городской совет профсоюзов Мариинска [17]. В июне 1918 г. резолюции о сохранении Советов приняли общее собрание железнодорожных служащих, мастеровых и рабочих станции Томск-2, конференция профсоюзов железнодорожных рабочих и служащих Омска, конференция служащих, мастеровых и рабочих Омского железнодорожного узла (ст. Омск и управления железной дороги), конференция правлений профсоюзов и фабзавкомов Омска, общее собрание членов профсоюза служащих торгово-промышленных предприятий и общественных учреждений Омска, общее собрание членов профсоюзов курьеров, швейцаров, сторожей и рассыльных Омска, общее собрание мастеровых и рабочих депо станции Барабинск, рабочие главных железнодорожных мастерских Барнаула [18]. За немедленное создание Совета рабочих депутатов ратовало в начале июля 1918 г. собрание торгово-промышленных служащих Боготола [19].

Правда, при этом позиции профсоюзов, фабзавкомов и различного рода пролетарских форумов по остальным насущным политическим вопросам нередко принципиально расходились. В то время как одни из них безоговорочно высказывались против большевиков и в поддержку Временного Сибирского правительства, Учредительного собрания и Сибирской областной думы, другие предложение о необходимости сохранения Советов дополняли такими требованиями к новым властям, как немедленное освобождение всех арестованных по политическим мотивам и красногвардейцев, сохранение 8-мичасового рабочего дня, свободы слова, печати, собраний и т. п. В резолюциях последних встречались даже такие радикальные требования, как предоставление Советам права контроля за Временным Сибирским правительством и его местными органами.

Основная масса сибирского населения — крестьянство — к свержению Советской власти отнеслась равнодушно, практически не приняв участие в ее вооруженной защите. Более того, во многих волостях и даже в некоторых уездах (в Минусинском, Тюкалинском) местное население собственными силами бескровно ликвидировало правление большевиков либо активно этому содействовало (в Бийском, Змеиногорском, Канском, Кузнецком, Курганском, Тарском уездах). Лишь в отдельных волостях красноармейцы и красногвардейцы нашли поддержку и сочувствие части местного населения.

Но было бы глубоким заблуждением на этом основании считать, что политическая ситуация в сибирской деревне после переворота отличалась определенностью и тем более оставалась однозначной. Сведения, собранные инструкторами-информаторами министерства внутренних дел Временного Сибирского правительства в Томской губернии, рисуют крайне противоречивую картину крестьянских настроений. Инструкторы-информаторы считали, что в 70 обследованных ими волостях отношение к Временному Сибирскому правительству было положительным, в 15 — отрицательным и в 25 — неопределенным. В 51 волости им удалось восстановить земство, в 49 — пришлось избрать временные исполнительные комитеты, а 9 волостях (по три в Кузнецком, Новониколаевском и Томском уездах) по настоянию местного населения они согласились на оставление Советов [20].

Что касается отношения крестьян к обновленным Советам, то нам удалось обнаружить единственное требование в пользу их существования. Оно прозвучало на 4-м крестьянском съезде Акмолинской области, походившем в Омске в начале июля 1918 г. В принятой почти тремястами делегатов съезда резолюции высказывалось предложение создать уездные, областные (губернские) и общесибирские Советы трудового крестьянства в целях его сплочения и информации [21]. Но появление этой резолюции нужно считать не столько отражением взглядов самих крестьянских делегатов, сколько влияния на них омских эсеров-максималистов и «центристов», а также выступившего на съезде уполномоченного Временного Сибирского правительства Б. Д. Маркова.

Ярым противником Советов в любой их разновидности выступило подавляющее большинство сибирского казачества. Весьма показательна единогласно принятая 15 июня 1918 г. резолюция съезда делегатов 21 станицы 2-го военного отдела Сибирского казачьего войска, расположенных в пределах Петропавловского уезда. В ней говорилось: «Советскую большевистскую власть, как разрушающую государство и подрывающую в корне народное благосостояние, отметаем с презрением к ее представителям как насильникам народной воли и расхитителям народного достояния» [22].

Столь же определенно обозначили свою позицию две главные группы населения, представлявшие буржуазию: промышленники и торговцы. 16 и 20 июня 1918 г. в Омске состоялись собрания местных промышленников и торговцев, на которых был обсужден широкий спектр проблем текущей жизни: о формировании местной власти, об основных законах и о форме государственного правления в России, об отношении к Брестскому миру и к союзникам, о формировании вооруженных сил, об отношении к советскому законодательству и др. В их ряду значился и вопрос об отношении к Советам, на который был дан совершенно определенный ответ: «Все Советы и разного рода комитеты, за исключением профессиональных организаций, распускаются» [23].

Важное значение для судьбы Советов имело отношение к ним кооперативных объединений Сибири. К 1917 г. сибирская кооперация выросла численно и окрепла организационно, располагала колоссальными материальными и финансовыми ресурсами, периодической печатью, разветвленной сетью инструкторов, занимавшихся не только профессиональной и культурно-просветительной деятельностью, но и политической работой в массах. После Февральской революцией кооперация сыграла главную роль в организации Советов крестьянских депутатов в Сибири, выделив для этого необходимые кадры организаторов и деньги.

Но к лету 1918 г. отношение руководства сибирской кооперации, в котором преобладали «правые» эсеры, к Советам резко изменилось, поскольку кооперативные лидеры разочаровались в их способности эффективно выражать общекрестьянские интересы. Тем не менее — видимо, по традиции — после освобождения Омска от большевиков к союзу кооперативных объединений Западной Сибири «Центросибирь» обратилась группа местных деятелей. В прошлом она близко стояла к большевистской власти, но тем не менее получила от Западно-Сибирского комиссариата разрешение на созыв областного съезда крестьян для организации Совета крестьянских депутатов. Эта группа деятелей просила «Центросибирь» выдать ей на проведение крестьянского съезда денежный заем. Руководство «Центросибири» посчитало нужным вынести вопрос на коллективное обсуждение.

14 июня 1918 г. в Омске состоялось совещание кооперативных союзов всех видов, в котором приняли участие представители союза сибирских кооперативных союзов «Закупсбыт», союза сибирских кредитных союзов «Синкредсоюз», союза кредитных союзов Западной Сибири и Урала, союза кооперативных объединений Западной Сибири «Центросибирь», Московского народного банка, союза сибирских маслодельных артелей, Омского союза кредитных и ссудосберегательных товариществ, Шадринского союза кредитных товариществ, Кокчетавско-Степного союза кредитных кооперативов. Совещание сочло, что во вновь возникших условиях, «при наличии ясно выраженного оздоровления среди действующих сил момента и при наличии вполне сформировавшихся политических партий и професс [иональных] организаций, а также при повсеместном восстановлении демократических органов земского и городского самоуправления, которые отныне должны выражать истинную волю всего населения, восстановление и параллельное существование Советов вообще и крестьянских в частности с их неизбежно случайным составом и  [при] неопределенности их задач является совершенно излишним и чревато теми же пагубными последствиями, которые имели место до последнего переворота». В результате совещание рекомендовало «кооперации всех видов от всякого участия и поддержки по созыву крестьянских съездов и организации Советов крестьянских депутатов воздержаться» [24].

Такая позиция главных сил, действовавших на политическом ландшафте Сибири того времени, во многом объясняет малочисленность попыток сохранить или возродить Советы в их новом виде на практике. Пожалуй, самой крупной акцией подобного рода стало возобновление деятельности 1 июня 1918 г. в Томске Центрального исполнительного комитета Всесибирского Совета крестьянских депутатов. Он был образован в составе 10 человек еще на Всесибирском съезде Советов крестьянских депутатов, проходившем в Томске 16 — 19 января 1918 г. Но 26 января несколько членов ЦИК, являвшихся также депутатами Сибирской областной думы, были арестованы, а некоторые уехали вместе с Временным Сибирским правительством на восток.

После переворота ЦИК Всесибирского Совета крестьянских депутатов, состоявший из эсеров-максималистов и «центристов», сразу же высказался в поддержку Временного Сибирского правительства, стал тесно сотрудничать с Всесибирским комитетом партии эсеров и Западно-Сибирским комиссариатом. По его инициативе было приступлено к организации Акмолинского областного и Томского губернского съездов крестьянских депутатов, которые прошли в начале июля 1918 г., планировалось провести уездные съезды крестьянских депутатов Томской губернии и второй Всесибирский съезд крестьянских депутатов [25].

В середине июня 1918 г. началась подготовительная работа по организации Совета рабочих депутатов в Омске. Городская конференция правлений профсоюзов и фабзавкомов приняла положение о Совете рабочих депутатов. Планировалось, что численность Совета составит 200–250 человек, выборы будут завершены к 6 июля, а 8 июля 1918 г. Совет приступит к работе [26].

Но в конце июня 1918 г. произошло событие, резко изменившее политическую ситуацию в Западной Сибири. 28 июня состоялось совещание оказавшихся к тому времени в Омске членов Временного Сибирского правительства с председателем Сибирской областной думы. В нем приняли участие министр внешних сношений П. В. Вологодский, министр финансов И. А. Михайлов, министр юстиции Г. Б. Патушинский, министр туземных дел М. Б. Шатилов и председатель Сибирской областной думы И. А. Якушев. По своим политическим взглядам эти деятели были намного «правее» не только Западно-Сибирского комиссариата, но и избравшей их Сибирской областной думы.

Совещание признало необходимым вступить находившимся в Сибири министрам во власть от имени Временного Сибирского правительства, образовав для этого Совет министров. Здесь же была выработана общая политическая позиция Совета министров по ключевым проблемам, первой среди которых значился вопрос «об отношении к Советам рабочих и крестьянских депутатов». Совещание сочло, что «организации рабочие, крестьянские, равно как и других классов, допускаются только как профессиональные организации, не носящие публично-правовой характер, при условии обязательной их регистрации в установленном в законе порядке». Что касается Советов рабочих и крестьянских депутатов, то их существование было признано недопустимым [27].

30 июня 1918 г. Совет министров Временного Сибирского правительства официально принял власть от Западно-Сибирского комиссариата. В тот же день он принял решение о замене представительства Советов крестьянских и рабочих депутатов в Сибирской областной думе на представительство профессиональных рабочих и крестьянских организаций [28].

К этому времени первоначальный энтузиазм сторонников создания обновленных Советов резко пошел на убыль. Весьма показательной можно считать ситуацию в Омских железнодорожных мастерских и депо. 2 июля 1918 г. на два часа дня в сборочном цехе было назначено общее собрание служащих, мастеровых и рабочих мастерских и депо по вопросу о выборах в Совет. Из примерно 3,0–3,5 тыс. работавших на собрание явилось только 400–500 человек. Несмотря на это, оно конституировалось как правомочное и приняло решение произвести выборы в Совет рабочих депутатов по цехам [29].

Но, как иногда бывает, в дело вмешался его величество «случай», который сначала обострил обстановку, а затем потребовал внести определенность в создавшееся положение. 3 июля 1918 г. профсоюз архитектурно-строительных и деревообделочных рабочих Омска намеревался провести собрание по выборам в Совет рабочих депутатов. Но неожиданно явилась милиция, которая арестовала председателя и секретаря профсоюза, а дверь в помещение, в котором располагалось бюро союза, заколотила гвоздями [30]. В ответ профсоюз обратился к рабочим Омска с призывом ускорить создание Совета. На почве этой агитации и ареста среди части городских рабочих началось антиправительственное брожение.

На следующий день министр внутренних дел В. М. Крутовский доложил Совету министров о возникшей ситуации. Совет министров поручил главе МВД выяснить причины и обстоятельства никем не санкционированного ареста руководителей профсоюза. Одновременно Совет министров подтвердил свою точку зрения «на недопустимость существования и образования Советов» и поручил своему управлению делами выработать декларацию, «освещающую точку зрения Совета министров на Советы, внести ее на рассмотрение Совета министров в ближайшее время» [31].

Такой документ был оперативно подготовлен управлением делами и как постановление Временного Сибирского правительства «О недопущении советских организаций» от 6 июля 1918 г. введен в действие без обсуждения на заседании Совета министров. В нем говорилось: «Принимая во внимание, что организации так называемых Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов, составлявшиеся на основах, ничего общего с демократическими принципами не имеющих, в своей прошлой деятельности проявили враждебность государственному правопорядку и местной власти, вплоть до преступного посягательства на верховные права Всероссийского Учредительного собрания и Сибирской  [областной] думы, а также ввиду того, что политические интересы населения достаточно представлены в политических партиях, а классовые — в профессиональных союзах, что Советы вызывают самую непримиримую ненависть населения, Временное Сибирское правительство постановляет: 1. Все существующие Советы рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов закрываются. 2. Образование новых Советов или иного наименования организаций из представителей обществ и союзов профессионального или промышленного характера, но с задачами политическими воспрещается» [32].

Реакцию партийно-политических организаций, органов печати и тем более населения на постановление Совета министров о запрещении Советов нельзя назвать бурной. Это можно объяснить только тем, что для большинства из них позиция правительства в данном вопросе была очевидной, естественной и единственно верной. Народные социалисты и все остальные, кто был «правее» их, спокойно одобрили эту акцию [33]. Но в рядах меньшевиков и эсеров, только что публично заявлявших о своей поддержке Временного Сибирского правительства, с одной стороны, и необходимости сохранения обновленных Советов — с другой, оно вызвало неоднозначное отношение. Многим из них в очередной раз пришлось выбирать между верностью принципам и политической целесообразностью.

Резко отрицательно отреагировал на постановление Совета министров Всесибирский комитет партии эсеров, приняв 7 июля 1918 г. соответствующее решение. Как акцию, направленную против народовластия, оценили запрещение Советов член Всесибирского крайкома партии эсеров М. С. Фельдман и редакция эсеровской газеты «Голос народа» [34]. Резолюцию протеста против постановления Совета министров принял Центральный исполнительный комитет Всесибирского Совета крестьянских депутатов, «находя его незакономерным и нуждающимся в коренном пересмотре и переработке» [35]. Всесибирский крайком поддержало большинство участников совещания представителей эсеровских организаций Енисейской губернии, проходившего в Красноярске 15–17 июля 1918 г. [36].

Кроме того, постановление Совета министров спровоцировало в эсеровских кругах новый виток дискуссии о функциях Советов и их необходимости в принципе, в которой приняли участие такие видные партийные публицисты, как А. Гневушев, Е. Е. Колосов, Б. Лойко, Л. С. Органов [37]. В данном контексте ее содержание не представляет интереса. Но заслуживает быть отмеченным мнение, высказанное Б. Лойко, который являлся одним из наиболее последовательных пропагандистов обновленных Советов, по поводу постановления Совета министров. «Сейчас невозможно сказать, — писал он, — пресекла ли насильственная смерть их новую, неведомую жизнь, или же она лишь ускорила их и без того недалекий собственный конец, сократив период неизбежной агонии» [38]. Такая тональность видного партийного публициста могла означать лишь одно: руководство сибирских эсеров простилось с идеей придать Советам новое дыхание и новую сущность, по сути — поставило на них крест.

По свидетельству очевидца, оживленные прения по вопросу о запрещении Советов состоялись 8 и 9 июля 1918 г. на общем собрании Томской городской организации РСДРП. С одной стороны, томские меньшевики признали, что за время политического господства большевиков Советы, «путем насилия присвоив себе функции органов власти, стали на путь попрания народных прав, интересов и нарушения демократических принципов», что «деятельность Советов приняла характер явно враждебный интересам демократии, и они перестали выражать ее волю, оказавшись господством определенной политической партии и лиц, но не классов». С другой стороны, томские меньшевики считали, что Советы «как органы классового сплочения наиболее действенной революционной части пролетариата и крестьянства, не охваченной партийными организациями, имеют несомненные заслуги п [е]ред родиной и революцией в первый ее период и за время революции 1905 г.».

Исходя из этих посылок, Томская организация РСДРП выразила «решительный протест против запрещения рабочему классу и крестьянству создавать свои классовые политические организации, видя в этом постановлении Временного Сибирского правительства явное нарушение прав и интересов демократии, принятое в угоду наглым притязаниям поднявшей голову буржуазии, считая его чреватым серьезными опасностями для родины и революции». В интересах рабочего класса и всей демократии она стала настаивать «на немедленной отмене этого постановления Временного Сибирского правительства, являющегося прямым вызовом, брошенным в лицо демократии буржуазной реакцией» [39].

Основательность такой позиции Томской организации РСДРП была, однако, сразу же поставлена под сомнение в ее же печатном органе газете «Заря». Автор статьи, посвященной данной теме, писал, что теоретически, конечно, «можно смело защищать Советы как классовые организации рабочих». Но, напомнил он, «наши Советы оставили за время существования их в качестве власти слишком печальную память по себе, чтобы можно было не считаться с этим, чтобы можно было судить о них только теоретически …» [40].

Именно так поступила состоявшаяся вскоре конференция Западно-Среднесибирских организаций РСДРП. Она дала более объективный анализ роли Советов в российских революциях 1917 г. Конференция констатировала, что «в последней фазе своего существования Советы вступили в противоречие с демократически избранными самоуправлениями, стали воплощением грубого политического произвола и оттолкнули широкие массы демократии от той части пролетариата, которая еще поддерживала Советы», что они «извратили самую идею классовой борьбы» и в настоящее время «потеряли историческое оправдание своего существования, заменяясь в крупных рабочих центрах собраниями уполномоченных фабрик и заводов».

Отсюда конференция сделала вывод о том, что «в качестве рабочих организаций, действующих параллельно с профессиональными союзами и политическими партиями, Советы в настоящее время явились бы тормозом для развития классового движения пролетариата», а восстановление Советов «могло бы повлечь возрождение прежних иллюзий Советской власти». В то же время конференция посчитала «недопустимым насильственное упразднение правительственной властью Советов, не претендующих на государственную власть», полагая, что «только в процессе строительства своих организаций и опыта классовой борьбы пролетариат сможет изжить прежние иллюзии» [41]. Такая позиция меньшевиков означала, что они выбыли из числа активных идеологов и сторонников создания обновленных Советов в Сибири.

Следовательно, после свержения большевистского режима в Сибири до конца июня 1918 г. имелись законные основания для организации Советов, формировавшихся путем подлинно демократических выборов и не претендовавших на властные полномочия. Среди политических партий у идеи обновленных Советов были как последовательные сторонники, так и столь же решительные противники. Что касается численности беспартийного населения, в котором эта идея нашла отклик и поддержку, то она была невелика. За обновленные Советы выступали преимущественно рабочие сибирских городов, продолжавшие фетишизировать их как классовые организации трудящихся. Но еще больше было решительных противников возрождения Советов даже в их обновленном виде. Совершенно очевидно, что не считаться с мнением казачества, сыгравшего важную роль в вооруженной борьбе против большевистского режима, промышленников, торговцев и кооператоров, помогавших антибольшевистскому подполью финансами и материальными средствами, ни власть, ни поддерживавшие ее политические партии, ни население не могли. С переходом высшей власти на освобожденной от большевиков территории к Совету министров Временного Сибирского правительства вопрос о судьбе Советов был решен на законодательном уровне: они были запрещены. В той военно-политической ситуации это означало, что самоликвидация и ликвидация еще сохранившихся Советов являются делом ближайшего будущего.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Известия Временного Сибирского областного совета (Томск), 1917, №1, стр.3 — 4, 10.
2. Рабочее дело (Красноярск), 17 июня 1918 г.
3. ГАРФ, ф.151, оп.1, д.12, лл.81, 123; Сибирская жизнь (Томск), 1 и 2 июня 1918 г.; Голос народа (Томск), 2 июня 1918 г.
4. ГАРФ, ф.151, оп.1, д.7, л.9.
5. ГАРФ, ф.151, оп.1, д.10, л.15; д.12, л.52; ф.176, оп.5, д.131, л.1; Народная Сибирь (Новониколаевск), 31 мая и 1 июня 1918 г.; Голос народа, 1 и 2 июня 1918 г.; Сибирская жизнь, 1 и 2 июня 1918 г.
6. Голос народа, 6 июня 1918 г.; Наш путь (Барнаул), 22 июня 1918 г.
7. Дело Сибири (Омск), 16 июня 1918 г.
8. Дело Сибири, 20 и 26 июня, 4 июля 1918 г.
9. Голос народа, 3 июля 1918 г.
10. ГАРФ, ф.151, оп.1, д.12, л.83.
11. Сибирская жизнь, 8 июня 1918 г.
12. Заря (Томск), 1 июля 1918 г.
13. Заря (Томск), 8 июля 1918 г.
14. Заря (Томск), 22 июля 1918 г.; Воля Сибири (Красноярск), 23 июля 1918 г.
15. Омский вестник, 21 июня 1918 г.
16. Голос народа, 2 июня 1918 г.
17. Народная Сибирь, 8 июня 1918 г.
18. ГАРФ, ф.151, оп.1, д.12, л.17; Голос народа, 15 июня 1918 г.; Дело Сибири, 16 июня 1918 г.; Омский вестник, 21 и 23 июня 1918 г.; Алтайский луч (Барнаул), 22 июня 1918 г.; Заря (Омск), 28 июня и 2 июля 1918 г.
19. Воля Сибири, 21 июля 1918 г.
20. Голос народа, 2 августа 1918 г.
21. Заря (Омск), 7 июля 1918 г.
22. Приишимье (Петропавловск), 5 июля 1918 г.
23. Сибирская речь (Омск), 21 июня 1918 г.; Заря (Омск), 22 июня 1918 г.; Народная Сибирь, 22 июля 1918 г.
24. ГАНО, ф.Д-51, оп.1, д.243, л.208; Заря (Омск), 2 июля 1918 г.; Иванов Б. В. Сибирская кооперация в период Октябрьской революции и гражданской войны. Томск, 1976, с.230–231.
25. Голос народа, 5 июня и 28 августа 1918 г.
26. Омский вестник, 23 и 28 июня 1918 г.; Заря (Омск), 29 июня 1918 г.
27. ГАРФ, ф.176, оп.5, д.43, лл.1–2.
28. Там же, л.8.
29. Заря (Омск), 5 июля 1918 г.
30. Там же; Дело Сибири, 5 июля 1918 г.
31. ГАРФ, ф.176, оп.5, д.43, л.24.
32. Собрание узаконений и распоряжений Временного Сибирского правительства. Омск, 1918, №2, отдел первый, стр.5.
33. См., например: К. Виноградов. Нужны ли Советы рабочим и крестьянам? // Заря (Омск)), 9 июля 1918 г.; Наша печать // Народная свобода (Барнаул), 14 июля 1918 г.
34. Голос народа, 9, 10 и 11 июля 1918 г.
35. Заря (Томск), 15 июля 1918 г.
36. Знамя труда (Красноярск), 12 августа 1918 г.
37. Воля Сибири, 19 и 22 июля, 2 августа 1918 г.; Знамя труда, 24 июля 1918 г.; Труд (Минусинск), 9 августа 1918 г.; и др.
38. Голос народа, 24 июля 1918 г.
39. Заря (Томск), 15 июля 1918 г.
40. Там же.
41. Приложение к №22 газеты «Заря» (Томск) за 4 сентября 1918 г. Примерно такой же была позиция барнаульского меньшевика Н. Лаврентьева, опубликовавшего 12 июля 1918 г. в «Алтайском луче» статью «К вопросу о недопущении советских организаций».