Борьба за власть на территории «белой» Сибири: cентябрьский «встречный бой» 1918 г. 

Печатный аналог: Ларьков Н.С. Борьба за власть на территории «белой» Сибири: сентябрьский «встречный» бой 1918 г. // Гражданская война на востоке России. Проблемы истории.: Бахрушинские чтения 2001 г.; Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Шишкина; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2001. C. 48-66.

Одной из главных причин поражения антибольшевистского сопротивления в годы гражданской войны в Сибири явилась его социально-политическая неоднородность, порождавшая острую борьбу за политическое лидерство. Эта борьба, начавшаяся еще зимой-весной 1918 г. в условиях нелегального существования антисоветских военно-политических структур, стала нарастать после свержения власти советов, достигнув кульминации осенью 1918 г.

К тому времени достаточно четко определились основные тенденции внутреннего развития и центры притяжения политических сил на территории «белой» Сибири. Один из этих центров был представлен партией социалистов-революционеров и ее союзниками, другой — кадровым офицерством, верхушкой казачества и партийно-политическими силами правой ориентации, тяготевшими к установлению в стране авторитарного режима. Промежуточное положение занимали приверженцы политического центризма, в частности, либералы-областники.

На поверхности политической жизни указанные тенденции проявлялись в соперничестве и перманентных столкновениях образовавшихся в крае государственных и военных органов, различных общественно-политических структур, прежде всего таких, как Сибирская областная дума, преимущественно эсеровская по составу, и Сибирский краевой комитет партии социалистов-революционеров, находившиеся в Томске; Временное Сибирское правительство (ВСП) и Административный совет ВСП, тяготевшие в большей степени к политическому центру, находились в Омске. Здесь же размещались: управление Сибирской армией, влиятельный военно-промышленный комитет, сильная кадетская партийная организация, то есть силы, нацеленные на установление военной диктатуры. Значительное влияние на политическую ситуацию в регионе оказывали иностранные интервенты, особенно Чехословацкий корпус, симпатизировавший эсерам.

Все названные, а также некоторые другие политические и военные структуры оказались вовлеченными в сентябре 1918 г. в одно из самых острых и широкомасштабных столкновений в лагере восточно-российского антибольшевистского сопротивления периода гражданской войны. Причем столкновение это произошло в период работы Государственного совещания в Уфе, завершившегося созданием Всероссийского правительства (Директории).

Неординарность, острота, трагизм, серьезные политические последствия событий второй половины сентября 1918 г. с самого начала привлекали к ним внимание мемуаристов и историков. В результате к настоящему времени в значительной степени реконструирована фактическая канва этих событий, предприняты многочисленные попытки их интерпретации [1]. Вместе с тем, в исторической литературе содержится и немало пробелов, фактических неточностей, связанных преимущественно с нехваткой документальных источников. Дискуссионными остаются и многие оценки разразившихся тогда политических баталий.

В настоящей статье предпринят анализ указанных событий, причем некоторые исторические источники вводятся в научный оборот впервые, в частности материалы Чрезвычайной следственной комиссии «По делу об аресте министров Крутовского и Шатилова и др. событиях, имевших место в городах Омске и Томске в 20-х числах сентября месяца 1918 г.» В течение многих десятилетий они находились в спецхране Центрального государственного архива Октябрьской революции и социалистического строительства (ныне — Государственный архив Российской Федерации) и были практически недоступны исследователям.

Эти материалы содержат ценнейшую информацию. Особый интерес представляют протоколы допросов, свидетельские показания ведущих политических, военных, общественных деятелей Сибири того периода, в частности главы Временного Сибирского правительства П. В. Вологодского, министров И. А. Михайлова, И. И. Серебренникова, М. Б. Шатилова, В. М. Крутовского, председателя Сибирской областной думы И. А. Якушева, управляющего военным министерством генерал-майора П. П. Иванова-Ринова, полковника В. И. Волкова, председателя Омского военно-промышленного комитета Н. П. Двинаренко, томского губернского комиссара А. Н. Гаттенбергера, лидера омских кадетов В. А. Жардецкого, патриарха сибирского областничества Г. Н. Потанина и многих других. Информация и оценки, исходившие от таких известных и влиятельных участников антибольшевистского движения, позволяют, помимо всего прочего, вскрыть тайные пружины, подоплеку происходивших событий, более точно определить место и роль в них конкретных исторических персонажей.

События второй половины сентября 1918 г. в Сибири стали закономерным продолжением правительственного кризиса, разразившегося в начале месяца и приведшего к сокращению числа членов Временного Сибирского правительства, а также к усилению влияния сибирской военщины на политическую жизнь [2]. Вдобавок глава кабинета Вологодский вынужден был 8 сентября 1918 г. выехать на Дальний Восток с целью ликвидации находившихся там и претендовавших на власть правительств П. Я. Дербера — И. А. Лаврова и Д. Л. Хорвата, а также для улаживания отношений с союзниками России в Первой мировой войне. Последняя задача была едва ли не самой важной, поскольку действия союзников непосредственно сказывались на устойчивости Сибирского правительства. Политический кризис «вполне не исчерпан и, думаю, не будет исчерпан, пока иностранные представительства сами не сделают шагов в этом направлении», — отмечал И. А. Михайлов в разговоре по прямому проводу с председателем Государственного совещания Н. Д. Авксентьевым 9 сентября 1918 г. [3]

Одновременно с Вологодским другой член правительства Серебренников направился в Уфу для участия в Государственном совещании, а Шатилов — в Томск, где должна была возобновить свою работу областная дума. Еще два члена ВСП Крутовский и Патушинский согласно поданным ранее заявлениям отошли от дел и вернулись в свои родные города — первый в Красноярск, а второй в Иркутск. В Омске, таким образом, в десятых числах сентября 1918 г. из шести членов кабинета на посту оставался только министр финансов И. А. Михайлов, исполнявший одновременно обязанности председателя Административного совета. Последний, состоявший из управляющих министерствами и ведомствами и представлявший собой «деловой аппарат» Временного Сибирского правительства, был крайне обеспокоен обострившейся политической борьбой в высшем руководстве «белой» Сибири. Административному совету, придерживавшемуся позиций политического центризма, в самый канун разъезда членов правительства удалось существенно усилить свои позиции и расширить полномочия, включая право роспуска при определенных условиях Сибоблдумы. В результате глава Административного совета И. А. Михайлов стал одной из ключевых политических фигур в назревавших событиях и прекрасно осознавал это. «Когда в Административном совете поднимался вопрос о командировании меня в Уфу, я заявил, что считаю невозможным покинуть Омск», — отмечал он впоследствии [4]. В конечном счете Административный совет повышал устойчивость всей системы власти на сибирской территории.

Между тем представители умеренно-социалистического и праворадикального течений в сибирском антибольшевистском движении готовились к очередной политической схватке. Итоги правительственного кризиса начала сентября 1918 г. каждая из противоборствующих сторон склонна была трактовать в свою пользу. Сибирских эсеров вдохновляла отставка управляющего военным ведомством, командующего Сибирской армией генерала А. Н. Гришина-Алмазова, являвшегося сторонником твердой власти. Они были полны решимости вернуть утраченные в течение лета 1918 г. политические позиции, переломить неблагоприятный для них ход событий и поставить под контроль военно-политическую ситуацию в крае. Главной формой своей политической акции они избрали заговор, а основным инструментом — подконтрольную им Сибирскую областную думу Ближайшей целью эсеров стало заполучить большинство мест во Временном Сибирском правительстве и овладеть таким образом исполнительной властью.

В середине сентября 1918 г. в Томске возобновилась работа Сибирской областной думы. В нарушение предварительной договоренности между президиумом думы и ВСП участники думской сессии расширили повестку дня с 3 до 9 вопросов, включив в нее в частности и вопрос об изменении состава Временного Сибирского правительства. Одновременно председатель думы Якушев вел оживленные переговоры по прямому проводу со своими сторонниками в Иркутске, Омске, а также в Уфе, куда накануне выехала специальная думская делегация с намерением принять участие в работе Государственного совещания [5]. Собственная делегация была направлена думой и на Дальний Восток с неофициальным поручением «наблюдать за Вологодским» [6].

Однако решающим образом повлиять на ход событий можно было лишь в столице «белой» Сибири — Омске. Поэтому вечером 18 сентября Якушев и Шатилов выехали из Томска в Омск [7]. Вместе с ними туда прибыл и пробиравшийся с Дальнего Востока член правительства Дербера — Лаврова писатель эсер А. Е. Новосёлов. В соответствии с решением Сибирской областной думы последний намеревался стать полноправным членом омского кабинета [8], усилив, таким образом количественно его левое крыло. Одновременно в Омск вернулся также и Крутовский, с которым Вологодский по дороге на Дальний Восток встретился в Красноярске и убедил временно заместить премьер-министра на период его командировки. Якушев и руководство думы пытались также вернуть к власти и Патушинского, заявившего об отзыве своего заявления об отставке. Осуществление всех указанных шагов обеспечило бы левому крылу перевес голосов во Временном Сибирском правительстве.

Эсеры к тому времени заручились также поддержкой самарского Комитета членов Учредительного собрания (Комуча) и чехословаков. Летом 1918 г. в Сибири со специальной миссией побывал член Комуча И. М. Брушвит. «Пришлось проделать крайне сложную дипломатическую работу, — докладывал он своему председателю В. К. Вольскому и управляющему иностранным ведомством М. А. Веденяпину. — Теперь есть полное согласие с чехами, вплоть до поддержки думы оружием» [9]. Для связи с думой и воздействия на сибирские события в Томске был оставлен представитель Самары В. Я. Гуревич. В случае осложнений между думой и Сибирским правительством, по словам Брушвита, была «не исключена чешская диктатура» [10].

В свою очередь, председатель Комуча Вольский заявлял год спустя, будто бы из поездки Брушвита «выяснилось, что в Сибири зреет реакция и что должно взорвать ее изнутри, иначе неизбежно ее закрепление и реальное столкновение с Комитетом [членов Учредительного собрания — Н. Л. ]» [11] О готовности эсеров пойти в борьбе за власть на самые крайние меры свидетельствовало и предложение Н. В. Фомина о немедленном совершении террористического акта против члена ВСП И. А. Михайлова. Исполнение его, по словам Е. Е. Колосова, Фомин готов был взять на себя [12].

В довершение ко всему на последнюю декаду сентября был назначен I Всесибирский съезд партии социалистов-революционеров, призванный сыграть роль своеобразного смотра эсеровских сил, выработать дальнейшую их тактику [13].

Центристские политические силы, прежде всего Административный совет, пытались сдержать натиск левых. Томскому губернскому комиссару были даны указания относительно соблюдения думой согласованной ранее с правительством повестки дня, предлагалось ежедневно информировать Омск о заседаниях думы. В соответствии с рекомендацией Вологодского о нежелательности поездки думской делегации на Дальний Восток Михайлов предложил управляющему военным министерством задержать ее членов, что и было сделано военными властями Иркутска [14]. Однако в целом сибирские центристы занимали все же оборонительные позиции, не принимая до поры до времени каких-либо резких наступательных действий против левых.

Вместе с тем, будучи целиком поглощены выяснением отношений, ни левые, ни центристы не обратили должного внимания на перегруппировку и консолидацию сил праворадикалов, прежде всего военщины. Между тем последняя, опираясь на нового военного министра и командарма Иванова-Ринова, продолжала наращивать политическую мускулатуру. Начальником гарнизона и уполномоченным по охране государственного порядка столичного Омского района с 8 сентября 1918 г. стал казачий полковник В. И. Волков, крайне негативно относившийся к эсерам. Одновременно Иванов-Ринов издал ряд приказов, направленных на усиление политической роли армии в начавшемся государственном строительстве на освобожденной от советов территории. Сибирь к тому же продолжала оставаться на военном положении, что означало сосредоточение реальной власти в руках военных, а не гражданских властей. Начальники гарнизонов, командиры разного рода воинских частей и отрядов постоянно демонстрировали свою силу, вмешивались в вопросы управления. Однако до осени 1918 г. происходило это, как правило, на местном уровне и не затрагивало сколько-нибудь серьезно высших сфер власти. Теперь ситуация изменилась.

Оценивая события первой половины сентября 1918 г., бывший управляющий делами ВСП Г. К. Гинс спустя несколько лет с запоздалым сожалением писал: «Занятые в то время первостепенными вопросами внутренней политики, мы не обратили внимания на вопросы военно-политические. Командующему армией было предоставлено решать их самостоятельно. Он утверждал собственною властью и все производства и назначения по армии, и, таким образом, военный мир стал чувствовать себя самодовлеющим, независимым от правительства. Колоссальная политическая ошибка!» [15].

С одной стороны, с выводами Гинса трудно не согласиться. Но, с другой стороны, гражданским властям Сибири, пережившим в начале месяца сильнейшее политическое потрясение, уже трудно было, на наш взгляд, а может быть, и невозможно затормозить растущее влияние сибирской военщины, поставить ее под свой контроль. Очередным подтверждением тому стал провал попытки Вологодского уже через две недели после назначения заменить Иванова-Ринова на посту командующего Сибирской армией чехом Р. Гайдой, только что произведенным в генералы. Однако сибирское военное руководство не допустило вступления последнего в должность [16].

В итоге двадцатые числа сентября 1918 г. стали важнейшим рубежом в борьбе за передел власти внутри сибирского антибольшевистского движения. Начало очередному резкому обострению ситуации положил приезд в Омск Крутовского, Шатилова и Якушева. Дальнейшее в изложении И. А. Михайлова выглядело следующим образом. Указанные лица тотчас же «подняли агитацию против политики правительства… Они вызвали Патушинского и потребовали включения [в] состав правительства Новосёлова, а также ограничения Административного совета. Новосёлов получил от областной думы мандат на вступление [в] состав правительства. В закрытом заседании думы выяснилось ее враждебное отношение к правительству. Все эти обстоятельства вызвали волнения в кругах общественных и военных» [17].

Под председательством Крутовского 20 сентября состоялось заседание ВСП в составе всего лишь трех его членов, находившихся в те дни в Омске — Крутовского, Шатилова и Михайлова. Последний отказался в таком узком составе обсуждать и принимать принципиальные решения о расширении ВСП, ограничении прав Административного совета, изменении состава сибирской делегации на Государственном совещании в Уфе. А именно эти вопросы пытались поставить в повестку дня Крутовский и Шатилов. Самоустранение Михайлова автоматически лишало заседания ВСП необходимого кворума [18]. Тем не менее оставшиеся два члена правительства намеревались «революционным порядком» решить вопросы в свою пользу, то есть в конечном счете в интересах партии эсеров и проэсеровской думы.

Подобные намерения вызвали озабоченность и тревогу в омских либерально-демократических, торгово-промышленных, военных кругах, расценивших их как попытку «государственного переворота». Политические силы, группировавшиеся вокруг военно-промышленного комитета, устроили экстренное частное совещание, где обсуждался вопрос «как быть и что предпринимать». По свидетельству хорошо информированной новониколаевской газеты «Народная Сибирь», «часть участников указывала на необходимость действовать немедленно и никого не посвящая и не испрашивая разрешений; другая указывала на чрезвычайную опасность ареста министров без уведомления главы правительства. Но так как это было частное совещание, то было решено созвать группу, обсудить положение и решить, что делать. На это Волков ответил, что назревает государственный переворот, что ждать заседаний времени нет, необходимо действовать» [19].

Получив таким образом повод для нанесения встречного удара, лидеры омской военщины тотчас прибегли к решительным действиям. Уже в ночь на 21 сентября полковник Волков отдал приказ об аресте Якушева, Крутовского, Шатилова и Новосёлова. Выполнение приказа было поручено офицерам для поручений Нарбуту, Семенченко, Мефодьеву и Манежеву [20]. В подписанном Волковым постановлении об аресте говорилось: «Гражданином Александром Ефремовичем Новосёловым, председателем Областной Сибирской думы Якушевым и входящими в состав Совета министров гражданами: министром внутренних дел Крутовским и министром туземных дел Шатиловым замышлено и приступлено к совершению государственного переворота, направленного против Государства Российского и Временного Сибирского правительства…» [21].

Решительные действия Волкова были поддержаны и одобрены правыми силами. Спустя два месяца председатель Омского военно-промышленного комитета Н. П. Двинаренко отмечал, что был «очень доволен», узнав об аресте Шатилова и Крутовского, «так как полагал, что двумя большевиками в правительстве стало меньше». По словам Двинаренко, в этом комитете никогда не скрывали своего недовольства деятельностью левой части Совета министров. Глава военно-промышленного комитета характеризовал Волкова как «в высшей степени честного человека» и заявлял, что на его месте поступил бы точно так же [22].

Между тем Волков и его единомышленники не ограничились арестом министров (Якушеву удалось найти убежище у чехословаков). Под угрозой расстрела Крутовский и Шатилов были принуждены подписать заявления о своей отставке и немедленно выдворялись из Омска. Новосёлов же, отказавшийся подчиниться насилию, был убит двумя волковскими офицерами [23].

Арест членов правительства, похоже, явился неожиданностью для Административного совета. Имеющиеся в литературе утверждения о том, что действия Административного совета и военщины якобы «были согласованы и осуществлялись по заранее разработанному плану» [24], не подкреплены сколько-нибудь убедительными фактами.

Вместе с тем, нельзя не признать усилившуюся политическую активность и твердость в те дни самих либерально-центристских кругов. Об этом свидетельствовала в частности рекомендация Михайлова, переданная 17–18 сентября членам сибирской делегации на Государственном совещании: «Действовать решительно, так как соотношение сил все более меняется в нашу пользу, особенно на Дальнем Востоке» [25].

Глава Административного совета Михайлов узнал о проведенных арестах в 9 часов утра 21 сентября от специально посланного к нему офицера. Спустя две недели в свидетельских показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Михайлов сообщал: «Я знал, что в военных кругах существует большое беспокойство в связи с ожидаемым прибытием Крутовского и Шатилова и вызовом Патушинского… и нисколько не был удивлен, что какая-то военная организация произвела соответствующий арест. При этом я сознавал, что в значительной мере все это ложится на меня» [26].

По словам Михайлова, у него было три возможных варианта. Первый заключался в том, чтобы арестовать проявивших самоуправство членов военной организации, освободить арестованных министров и восстановить таким образом порядок. Однако он «нашел этот проект неосуществимым, так как знал, что никакими силами для этого располагать не мог» и что никто из военных за ним бы не пошел. Другой вариант состоял в том, чтобы «эту незаконную силу обратить в свою пользу… примкнуть к тем силам, которыми эти аресты были произведены». Но и этот вариант для него оказался неприемлемым. В сложившейся непростой ситуации Михайлов выбрал третий путь — «не допустить возвращения Шатилова и Крутовского обратно в Совет министров, так как это вызвало бы негодование военных кругов, очевидно, замешанных в этом деле, и не допустить поощрение в тех кругах, которые произвели антигосударственные деяния» [27].

Вечером того же дня Административный совет постановил освободить из-под стражи подписавших прошения об отставке министров, признав при этом, что «повод для ареста у военных властей был» [28]. Одновременно Крутовский, Шатилов и Патушинский освобождались от всех правительственных должностей. Здесь же было решено прервать заседания Сибоблдумы и созданных ею комиссий [29].

Волков выполнил постановление Административного совета и освободил Крутовского с Шатиловым. Однако по собственной инициативе он предложил им в 24 часа покинуть Омск, что вызвало возмущение Михайлова. Полученное вскоре известие об убийстве Новосёлова стало еще одним свидетельством того, что Административный совет утрачивает контроль над ситуацией. Сам Михайлов всерьез опасался репрессий по отношению к нему со стороны Волкова. В отправленной на имя военного министра генерала Иванова-Ринова резкой телеграмме Михайлов от имени Административного совета потребовал отстранения Волкова от занимаемой должности, угрожая в противном случае отказом от работы [30].

Между тем Сибирская областная дума отказалась подчиниться решению Административного совета о перерыве в своих заседаниях и приняла в ночь на 22 сентября 1918 г. на экстренном заседании постановление о немедленном роспуске Административного совета, об увольнении и предании суду Михайлова и товарища (заместителя) министра внутренних дел А. А. Грацианова. Тогда же был создан Исполнительный комитет во главе с председателем и президиумом думы, которому временно предоставлялись «все права думы». Эти решения были оформлены в виде «Грамоты» и уже на следующий день отпечатаны и расклеены по всему Томску [31]. Одновременно думский комитет разослал всем правительственным комиссарам предписание не исполнять никаких распоряжений правительства, а подчиняться исключительно комитету [32]. Всего, по словам томского губкомиссара ВСП Гаттенбергера, состоялось три или четыре заседания этого новоиспеченного органа [33].

Как и следовало ожидать, Сибирская областная дума, не располагавшая никакими вооруженными силами, прибегла к помощи чехословаков. Распоряжение об аресте намеченных для предания суду лиц было сделано через командующего Чехословацким корпусом генерала Я. Сыровы, по приказу которого начальник военного контроля чешский полковник Зайчек утром 24 сентября арестовал Грацианова. Однако Михайлова, перешедшего фактически на нелегальное положение, чехам найти не удалось [34]. В те же дни, опасаясь ареста, в спешном порядке и тайно вынужден был покинуть Омск бывший военный министр Гришин-Алмазов. Изменив внешность, он выехал в Уфу, а оттуда на юг к А. И. Деникину [35].

Чехословаки намеревались арестовать и полковника Волкова. Но, по словам последнего, казаки, узнав об этом, тотчас же провели совещание, на котором приняли решение выступить против чехов, если те «осмелятся наложить арест». Решимость казаков отрезвляюще подействовала на полковника Зайчека и других чехословацких легионеров. Они были вынуждены извиниться и заверить, что казачьего офицера никто не посмеет тронуть [36].

Правда, Волков все же был в эти дни арестован, но по приказу командующего Сибирской армией Иванова-Ринова, отреагировавшего таким образом на ультимативное требование главы Административного совета [37].

Одновременно решительный протест в связи с предпринятыми чехословацким командованием арестами последовал со стороны военно-промышленного комитета, «Союза Возрождения» и торгово-промышленной группы. Их представители предупредили чехословацкого уполномоченного в Омске Ф. И. Рихтера, что он вмешивается не в свое дело, и квалифицировали действия чехословаков как преступление [38].

Встретив такой отпор, легионеры были вынуждены пойти на попятную и уже утром 25 сентября освободить Грацианова [39].

Тем временем в Томске также произошли аресты, в результате которых в местной тюрьме оказалось пятеро членов президиума думы, а также созданного думой Исполнительного комитета: профессор С. П. Никонов, П. Я. Михайлов, М. Фабрикант, З. И. Шкундин и Т. С. Лозовой. Они были отправлены за решетку в ночь на 24 сентября. Остальным удалось скрыться. Канцелярия думы была опечатана [40]. Аресты думских активистов проводились по указанию томского губкомиссара ВСП в соответствии с распоряжениями из Омска. Попытки уполномоченного Чехословацкого национального совета в Томске И. Глоса нейтрализовать действия томского губкомиссара Гаттенбергера с помощью угроз и даже вооруженного давления были пресечены командующим 1-м Средне-Сибирским корпусом А. Н. Пепеляевым, находившимся в это время в Томске [41]. Тогда же, 24 сентября, специально посланный вооруженный наряд взял под охрану Сибирский краевой комитет ПСР, размещавшийся на ул. Белинского в г. Томске [42], парализовав тем самым его работу. В разговоре по прямому проводу с находившимся в Омске председателем думы И. А. Якушевым члены думы Саиев, Мазан, Неупокоев и другие сообщали 28 сентября из Томска: «Все члены президиума [думы. — Н. Л. ] находятся на нелегальном положении, канцелярия запечатана, охраняется милицией… Здесь введена военная цензура, газеты не выпускаются без просмотра гранок в штабе начальника [гарнизона. — Н. Л. ]… Существует разгром думы» [43].

В отличие от Омска и Томска в других сибирских городах в те дни было относительно спокойно. Некоторым исключением стал разве что Красноярск, где 27 сентября в одной из типографий была отпечатана листовка-обращение «Ко всему населению» за подписями Енисейской губернской управы, Красноярской городской управы, уездной земской управы, губернского комитета ПСР, городского комитета РСДРП и президиума Красноярского совета профессиональных союзов. В этом документе сентябрьские события расценивались как «подготовленный в Омске переворот безусловно реакционного характера», в результате которого Россия через единоличную диктатуру якобы вновь будет возвращена к монархии. В листовке отмечалось также, что Сибоблдума не подчинилась постановлению о своем роспуске и вручила всю полноту власти избранному ею комитету, что Якушеву обещана всемерная поддержка со стороны чехословацкого командования в ликвидации заговора [44].

Однако прокурор окружного суда арестовал тираж воззвания, не допустив его расклейки и распространения [45].

Не получила широкого резонанса и пространная статья высланного из Омска Крутовского в красноярской газете «Воля Сибири» с односторонним изображением омских событий [46].

Таким образом, скоординированное с чехословаками выступление сибирских эсеров и левого крыла Сибоблдумы с самого начала натолкнулось на встречные энергичные действия центристских и особенно праворадикальных политических сил. В результате оно практически сразу же захлебнулось, вылившись в дальнейшем в словесные демарши, заявления и тому подобные акции, которые мало что значили в тех условиях. Решающую роль в поражении умеренных социалистов сыграла Сибирская «белая» армия, прежде всего ее командный состав, офицерский корпус, занявшие антиэсеровскую позицию.

Тем не менее сентябрьские события в Сибири оказали определенное влияние на решения Государственного совещания в Уфе, работавшего с 8 по 23 сентября 1918 г. На нем решался вопрос о создании общероссийской государственной власти. В результате трудных переговоров и компромиссов было создано Временное Всероссийское правительство (Директория) в составе 5 человек: Н. Д. Авксентьев (председатель), Н. И. Астров, П. В. Вологодский, Н. В. Чайковский и командующий войсками генерал В. Г. Болдырев [47]. Сибирская делегация в последние дни совещания, совпавшие с омскими арестами, вынуждена была пойти на более значительные политические уступки эсерам, самарскому Комучу, нежели это предусматривалось ранее выработанными инструкциями [48].

С другой стороны, только что появившаяся на свет Директория отчасти способствовала разрешению политического кризиса в Сибири. С оглядкой на нее председатель думы Якушев оказался вынужденным согласиться с постановлением Административного совета, приостановившего заседания Сибирской областной думы [49]. В свою очередь, омское руководство отдало 28 сентября телеграфное распоряжение об освобождении арестованных членов думы [50], которое было выполнено. Утром 29 сентября была снята охрана помещения канцелярии думы. Исполнительный комитет думы на последнем своем заседании 3 октября 1918 г. согласился с решением Директории о своем роспуске. Но, уходя в небытие, комитет напоследок все же потребовал устранить И. А. Михайлова и А. А. Грацианова с их постов и предать суду, а также настаивал на возвращении к работе в Совете министров Шатилова, Крутовского и Патушинского [51]. Однако в Омске и не думали принимать во внимание подобного рода требования. Генерировавшие кризис левые члены ВСП не были больше допущены во власть. И. А. Михайлов — один из самых молодых и наиболее способных политических деятелей в восточно-российском антисоветском сопротивлении — остался на своем посту и впоследствии вошел в состав колчаковского правительства. Обиженные эсеры приклеили Ивану Андриановичу Михайлову ярлык «Ваньки-Каина», подхваченный затем большевистскими авторами. В результате политическая биография бывшего министра финансов оказалась сильно искажена. Даже в постсоветской исторической литературе продолжают, на наш взгляд, односторонне интерпретироваться многие эпизоды борьбы за власть периода гражданской войны в Сибири, связанные с участием И. А. Михайлова [52].

Организатор омских арестов казачий полковник Волков, пробыв 8 дней под стражей, был освобожден по приказу генерала Иванова-Ринова, вернувшегося из Уфы и посчитавшего, что его подчиненный «действовал по долгу совести» [53].

Расследование сентябрьских событий 1918 г. было поручено специальной следственной комиссии, получившей название чрезвычайной. Она была создана решением Административного совета уже 23 сентября под председательством управляющего министерством торговли и промышленности профессора П. П. Гудкова [54]. Однако спустя несколько дней комиссию возглавил уполномоченный Директории Аргунов [55].

Протоколы допросов десятков свидетелей, а также множество собранных членами комиссии документов составили пять увесистых томов. Итогом полугодовой ее работы стало постановление от 23 марта 1919 г. «По делу об аресте министров Крутовского и Шатилова и других событиях, имевших место в городах Омске и Томске в двадцатых числах сентября месяца 1918 г.» Чрезвычайная следственная комиссия сделала вывод, что «деяния полковника Волкова не могут почитаться превышением власти», признала «заслуживающими уважения» объяснения Волкова о том, что он «должен был торопиться принятием мер, не оглашая при этом; что он считал себя обязанным предотвратить готовящийся, по его сведениям, государственный переворот, не останавливаясь перед превышением власти» [56].

Комиссия пришла далее к выводу, что нельзя говорить о законности, либо незаконности действий как Сибирской областной думы, так и Временного Сибирского правительства, поскольку к тому времени не существовало закона, который определял бы и разграничивал их права. В результате взаимоотношения думы и правительства «оставались в существе неопределенными, а при таких условиях не может быть и речи о незакономерности и тем более преступности этих деяний». В конечном итоге следствие было решено приостановить за отсутствием «состава уголовно-наказуемого деяния». Расследование убийства Новосёлова выделялось в особое дело [57].

Такой результат работы комиссии был предопределен, на наш взгляд, с самого начала ее работы, поскольку действия обеих противоборствующих сторон, не обладавших бесспорными признаками легитимности и использовавших революционные методы самоутверждения, находились вне правового поля. Кроме того, они оказались настолько переплетены и взаимообусловлены, что поиски правых и виноватых вряд ли могли принести кому-либо из них политические дивиденды. К моменту же окончания работы комиссии, в условиях колчаковской диктатуры, сентябрьские события утратили свою актуальность и нуждались, скорее всего, в забвении.

Между тем «соломоново решение» Чрезвычайной следственной комиссии отнюдь не разделялось многими политическими деятелями ни в годы гражданской войны, ни после ее окончания. Вологодский считал действия Сибоблдумы мятежом, Гинс — «заговором» и «покушением на власть», Серебренников — «ожесточенной атакой» со стороны ПСР и т. д. [58] В свою очередь, эсеры и их сторонники, как правило, считали заговорщиками, «вдохновителями переворота» представителей либеральных кругов, буржуазии, военщины [59].

Порой под влиянием политической конъюнктуры заинтересованные лица по несколько раз меняли свои оценки сентябрьских событий 1918 г. в Сибири. Так, заместитель главы Директории Аргунов, прибыв по поручению Авксентьева в конце сентября 1918 г. в Омск, первоначально был настроен против Сибирского правительства и Административного совета. Но спустя всего лишь несколько дней, ознакомившись с ситуацией, Аргунов кардинально изменил свое мнение и выступил против думы и позиции сибирских эсеров [60]. Однако, будучи изгнан из Сибири после прихода к власти А. В. Колчака, он уже в следующем году вновь меняет свою оценку [61].

Аналогичный разброс мнений характерен и для исследовательской литературы. Одни авторы считали инициатором конфликта Сибирскую областную думу, усматривали в ее действиях стремление к установлению собственной диктатуры, называли сентябрьские события «неудавшимся переворотом» и т. д. [62] По мнению других, не дума, а напротив, Временное Сибирское правительство «решительно встало на путь подготовки единоличной военной диктатуры», сломив сопротивление эсеров [63].

Г. З. Иоффе расценивал омско-томские события 19–24 сентября «как своего рода пробные шары, пущенные договаривающимися в Уфе сторонами — эсерами-учредиловцами и кадетско-монархической белогвардейщиной» [64], а П. П. Вибе — «как репетицию государственного переворота» 18 ноября 1918 г. [65] Солидаризировавшись с Иоффе, новосибирский историк М. В. Шиловский добавляет, что «на самом деле эсеры выступили первыми», правая же часть ВСП «в момент развертывания конфликта придерживалась оборонительной тактики» [66].

Все подобного рода оценки и выводы грешат, на наш взгляд, односторонностью. Из поля зрения исследователей, как правило, выпадает либерально-центристское течение в рядах антибольшевистского сопротивления в Сибири. Нередко к центристам ошибочно относят социалистов-революционеров. Сентябрьские события 1918 г. в Сибири, по нашему мнению, не являлись ни «пробными шарами», ни «репетицией» борющихся политических сил. Постоянные столкновения, интриги, обмены ударами между эсерами, либерально-центристскими кругами, военщиной, начавшиеся еще в период их подпольного существования, неумолимо вели к развязке. Именно первый осенний месяц стал, на наш взгляд, тем рубежом, когда внутриполитическая борьба, достигнув наивысшего накала, вылилась в жесткие и даже жестокие формы, включая вооруженное насилие и террор.

Эту схватку можно было бы, пожалуй, точнее всего назвать, прибегнув к военной терминологии, «встречным боем». Начавшись еще в начале сентября, сражение за власть продолжалось в течение всего месяца. Причем исключительная сложность военно-политической обстановки не позволяла в полной мере осуществлять намеченные планы, даже если они и имелись, а чаще всего заставляла прибегать к импровизации, импульсивным действиям, в основе которых нередко лежали не взвешенные и ответственные решения, а чувства и настроения. Начавшись в Омске, эти драматические события перекинулись вскоре в Томск, отозвавшись эхом также в Красноярске, Уфе, Иркутске, Владивостоке.

Далеко не однозначные последствия сентябрьского политического кризиса в Сибири самым серьезным образом сказались на дальнейшей судьбе всего восточно-российского антисоветского лагеря. Во-первых, потеряв половину своих членов и оставшись в результате без левого крыла, Временное Сибирское правительство получило возможность более адекватно выражать интересы наиболее активных, прежде всего городских слоев и групп населения, боровшихся с большевизмом.

Во-вторых, утрата эсерами важнейших политических рычагов свела до минимума их влияние на военно-политическую ситуацию в крае. Оставшиеся в ряде мест под их контролем органы самоуправления с весьма ограниченной сферой компетенции не могли компенсировать потери власти на высшем уровне. При этом сохранялась постоянная угроза реванша со стороны эсеров, чей менталитет и политическая культура, ярко выраженные в лозунге «В борьбе обретешь ты право свое!», генерировали конфронтационность, а нередко и политический авантюризм.

В-третьих, резко сократились возможности чехословаков вмешиваться во внутриполитическую жизнь Сибири. Пожалуй, впервые с момента антибольшевистского переворота «белая» Сибирь открыто оказала им не только политическое, но и силовое противодействие с угрозой применения оружия.

В-четвертых, резко возросла роль сибирской военщины, ее вторжение в политическую жизнь, вплоть до производства арестов в высшем эшелоне власти. После устранения с поста военного министра и командарма генерала Гришина-Алмазова и беспрецедентных действий полковника Волкова, находившегося под полным покровительством нового руководителя военного ведомства генерала Иванова-Ринова, фактически исчезли те ограничители, что сдерживали непомерные политические амбиции ряда представителей военных кругов. Безнаказанность склонных к самостийности и самоуправству отдельных офицеров, атаманов вела по существу к поощрению «военной распущенности» [67].

Последующие осенние месяцы в Сибири прошли под знаком усиления военщины, закономерным итогом которого явился государственный переворот и приход к власти адмирала А. В. Колчака.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См., в частности, одну из последних публикаций на эту тему: Шиловский М. В. Омские события последней декады сентября 1918 г. // Вопр. истории Сибири XX в. Новосибирск, 1993, с. 21–38.
2. Подробнее об этом см.: Ларьков Н. С. Омский правительственный кризис в начале сентября 1918 г. // Власть и общество в Сибири в XX в. Новосибирск, 1997, вып. 1, с. 54–64.
3. Уфимское совещание и Временное Сибирское правительство // Красный архив, 1933, т. 6, с. 105.
4. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 1, л. 126. Показания И. А. Михайлова Чрезвычайной следственной комиссии 8 октября 1918 г.
5. См.: Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918–1920 гг. Впечатления и мысли члена Омского правительства. Пекин, 1921, т. 1, ч. 1, с. 220.
6. ГАРФ, ф. 176, оп. 3, д. 7, л. 113. Телеграмма Томского губернского комиссара ВСП А. Н. Гаттенбергера И. А. Михайлову от 16 сент. 1918 г. Делегация выехала из Томска 14 сентября 1918 г.
7. Сибирская жизнь, 1918, 19 сент.
8. Впоследствии в эсеровских кругах усиленно распространялась версия, повлиявшая и на оценку событий советскими историками, будто А. Е. Новосёлов едва ли не случайно оказался вовлеченными в сентябрьские события 1918 г. в Омске. С этим трудно согласиться. Сохранившиеся дневниковые записи писателя дают основание утверждать, что он сам стремился вернуться к активной политической жизни в Сибири. «Дело, мое дело! — писал Новосёлов 22 августа 1918 г. по дороге с Дальнего Востока в Омск. — Дни идут за днями, там [в Сибири. — Н. Л. ] усталые люди творят новую историю, а я самым бессовестным образом гоняю лодыря. Чем и как загладить этот пробел. Воловьей работой, когда приеду… Еще можно потрудиться для родной Сибири и великого дела, еще горит огонь желаний, борьбы и достижений. Еще много будет ярких ответственных моментов». (Новосёлов А. Из дневника // Сибирские записки, 1918, № 4, с. 89).
9. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 4, л. 61. Разговор по прямому проводу от 7 авг. 1918 г.
10. Там же, л. 61об. Еще накануне поездки в Томск И. М. Брушвит телеграфировал из Челябинска, что соглашение между Комучем и Сибирским правительством «невозможно», так как последнее якобы находится «всецело под влиянием реакционных элементов. Назревает неизбежный конфликт между областной думой и правительством». «Действуем, — отмечал далее Брушвит, — в теснейшем контакте с чехословаками и демократической частью правительства. В нужную минуту демократическая часть отколется». (Там же.)
11. Судьба Учредительного собрания: Доклад председателя Комуча В. К. Вольского // Исторический архив, 1993, № 3, с. 31.
12. См.: Колосов Е. Е. Сибирь при Колчаке. Пг., 1923, с. 4.
13. I Всесибирский съезд ПСР состоялся в Томске 25 сентября — 9 октября 1918 г. (См.: Черняк Э. И. Политические партии в Сибири (март 1917 — ноябрь 1918 гг.) Томск, 1993, с. 171).
14. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 1, л. 125–126. Показания И. А. Михайлова.
15. Гинс Г. К. Сибирь… с. 201.
16. См.: Лившиц С. Г. Временное Сибирское правительство (июль — ноябрь 1918 г.) // Вопр. истории. 1979, № 12, с. 105.
17. РГВА, ф. 39617, оп. 1, д. 64, л. 111. Телеграмма И. А. Михайлова военному министру П. П. Иванову-Ринову; Народная Сибирь, 1918, 11 окт.
18. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 1, л. 127об.; Народная Сибирь. 1918. 11 окт.
19. Народная Сибирь, 1918, 11 окт. В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии В. И. Волков заявлял, что он знал о заседании правительства 20 сентября и о происходивших на нем бурных дебатах. Однако на вопрос, откуда он получил сведения о замышлявшемся перевороте, ответил: «Разрешите мне не отвечать, так как я связан словом и считаю это вопросом чести». (ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 2, л. 43).
20. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 2, л. 40. Показания В. И. Волкова Чрезвычайной следственной комиссии.
21. РГВА, ф. 39617, оп. 1, д. 64, л. 63. Постановление начальника гарнизона г. Омска от 21 сент. 1918 г. Впоследствии в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии В. И. Волков пытался обосновать свои действия, помимо прочего, и ссылками на российскую историю, на имевшие место в прошлом прецеденты такого рода. «Мои действия или преступны, или оправдываются обстановкой, — говорил он, — точно так же, как каждый переворот. Свержение с трона императора — это в сущности незаконное действие, но обстоятельствами, может быть, оправдывается. Тем более я имел право поступить так с министрами. Раз простые смертные имели право свергнуть императора с трона, то лиц более низко стоящих я имею право и дерзновение арестовать или принять соответствующие меры». (ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 2, л. 40).
22. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 4, л. 42–43. Показания Н. П. Двинаренко Чрезвычайной следственной комиссии 27 ноября 1918 г.
23. См.: Березовский Ф. Александр Ефремович Новосёлов // Сибирские огни, 1922, № 1, с. 57. Вернувшись с Дальнего Востока и окунувшись в накаленную, наполненную политическими интригами атмосферу Омска, А. Е. Новосёлов стал, видимо, все больше разочаровываться в эффективности своей политической деятельности. По свидетельству Г. Вяткина, беседовавшего с ним «за чайным столом», Новосёлов будто бы говорил: «Устал от политики. Хочу вернуться к литературе. Буду писать роман „Град Китеж“… Хорошая канва рисуется мне… Ведь революционная романтика русской интеллигенции — это же град Китеж… святой бред, вера в невидимое… У меня уже целые сцены в голове, целые главы…» (Вяткин Г. Творчество А. Е. Новосёлова // Народная Сибирь. 1918. 24 нояб.).
24. Шиловский М. В. Омские события… с. 9.
25. Уфимское совещание и Временное Сибирское правительство… с. 8.
26. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 1, л. 129.
27. Там же.
28. РГВА, ф. 39617, оп. 1, д. 64, л. 68. Телеграмма генерала А. Ф. Матковского П. П. Иванову-Ринову от 22 сент. 1918 г.
29. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 2, л. 38. Журнал заседаний Административного совета. № 12 от 21 сент. 1918 г.
30. Там же, д. 1, л. 131. Показания И. А. Михайлова. Одновременно он направил подробные телеграммы П. В. Вологодскому во Владивосток и И. И. Серебренникову в Уфу.
31. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 4, л. 65об.; Вегман В. Сибоблдума // Сибирские огни, 1923, № 4, с. 108; Уфимское совещание и Временное Сибирское правительство… с. 78.
32. Народная Сибирь, 1918, 11 окт.; ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 4, л. 65. Показания А. Н. Гаттенбергера Чрезвычайной следственной комиссии 1 декабря 1918 г.
33. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 4, л. 66–67. Показания А. Н. Гаттенбергера.
34. Там же, д. 2, л. 27. Показания полковника Зайчека Чрезвычайной следственной комиссии 18 октября 1918 г.; Шиловский М. В. Омские события… с. 31.
35. ГАРФ, ф. 176, оп. 3, д. 6, л. 39. Рапорт А. Н. Гришина-Алмазова от 22 сент. 1918 г.; Отечественные ведомости, 1919. 15 июня.
36. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 2, л. 42–43. Показания В. И. Волкова.
37. Там же, д. 1, л.132. Показания И. А. Михайлова; Д. 4, л. 101. Показания П. П. Иванова-Ринова.
38. Там же, д. 4, л. 42об. Показания Н. П. Двинаренко.
39. Гинс Г. К. Сибирь… с. 36.
40. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 4, л. 66. Показания А. Н. Гаттенбергера; Вегман В. Сибоблдума… с. 108. Один из инициаторов и руководителей думского «мятежа» член Всероссийского учредительного собрания и Сибирского краевого комитета ПСР П. Я. Михайлов, очутившись за тюремной решеткой, встретился там с лидером томских большевиков В. Д. Вегманом. По словам последнего, «Михайлов был удручен происшедшими событиями, но не настолько, чтобы окончательно упасть духом. „Грацианова и Ивана Михайлова арестовали и расстреляют, — уверял он меня. — С нами чехи“». (Вегман В. Д. Сибоблдума… с. 109).
41. И. Глос с вооруженным отрядом прибыл в томский губкомиссариат ВСП. А. Н. Гаттенбергер, опасаясь ареста, бежал на ст. Томск-II в расположение находившегося там штаба 1-го Средне-Сибирского корпуса, которым командовал генерал А. Н. Пепеляев.
42. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 2, л. 97, 119.
43. ГАТО, ф. Р-72, оп. 1, д. 75, л. 1.
44. РГВА, ф. 39617, оп. 1, д. 39, л. 12.
45. Там же.
46. К [рутовский] В. К событиям в Омске 20 сентября // Воля Сибири, 1918, 27 сент. Статья была подписана инициалами «В. К.» Авторство В. М. Крутовского установлено следствием, проводившимся тогда же по этому делу. (РГВА, ф. 39617, оп. 1, д. 39, л. 4).
47. Вместо отсутствовавших Н. И. Астрова, П. В. Вологодского и Н. В. Чайковского временно в состав Директории вошли их заместители В. А. Виноградов, В. В. Сапожников и В. М. Зензинов.
48. Шиловский М. В. Омские события… с. 30–31.
49. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 2, л. 96.
50. Там же.
51. ГАТО, ф. Р-72, оп. 1, д. 23, л. 225. Телеграмма С. П. Никонова из Томска в Омск И. А. Якушеву и А. А. Аргунову. Отпуск.
52. См., в частности: Вибе П. П. , Михеев А. П. , Пугачева Н. М. Омский историко-краеведческий словарь. М., 1994, с. 145–146; Трукан Г. А. Путь к тоталитаризму: 1917–1929 гг. М., 1994, с. 82–83.
53. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 2, л. 43. Показания В. И. Волкова; Д. 4, л. 101. Показания П. П. Иванова-Ринова.
54. Гинс Г. К. Сибирь… с. 36.
55. Свободная мысль, 1918, 30 окт.
56. ГАРФ, ф. 189, оп. 1, д. 5, л. 158. Постановление Чрезвычайной следственной комиссии.
57. Там же, л. 159об.
58. Там же, д. 2, л. 95об. Показания П. В. Вологодского; Гинс Г. К. Сибирь… с. 220; Серебренников И. И. К истории Сибирского правительства // Вольная Сибирь. Прага, 1929, т. V. Приложение: Сибирский архив, вып. I, с. 11.
59. Воля Сибири, 1918, 27 сент.; Святицкий Н. В. Реакция и народовластие (Очерк событий на востоке России). М., 1920, с. 10; Глос И. Чехословаки и Сибирская областная дума // Вольная Сибирь. Прага, 1928, т. IV, с. 28–35; Кроль М. А. Сибирское правительство и августовская сессия Сибирской областной думы (из воспоминаний) // Там же; и др.
60. См.: Мельгунов С. П. Трагедия адмирала Колчака: Из истории гражданской войны на Волге, Урале и в Сибири. Белград, 1930, ч. 1, с. 8–10. В разговоре с Н. Д. Авксентьевым по прямому проводу 1 окт. 1918 г. А. А. Аргунов отмечал, что «Сибирь — деловой, сознательный и, несомненно, государственно мыслящий край… Если кто-либо виноват во всем создавшемся и осложнившемся остром моменте, кризисе власти и нежелании идти на необходимые для спасения страны уступки, то это, к глубокому прискорбию, местный областной комитет Партии социалистов-революционеров… При таких условиях гибель наша неминуема». (Цит. по: Русская армия, 1919, 26 янв.).
61. См.: Мельгунов С. П. Трагедия… с. 8–9.
62. Там же, с. 159, 189; Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. ч. IV, кн. 8, Париж, [1937], с. 36; и др.
63. Гармиза В. В. Крушение эсеровских правительств. М., 1970, с. 114.
64. Иоффе Г. З. Колчаковская авантюра и ее крах. М., 1983, с. 87.
65. Вибе П. Между двумя большевизмами // Иртыш, 1992, № 1, с. 177.
66. Шиловский М. В. Омские события… с. 21, 25.
67. Именно после убийства А. Е. Новосёлова, писал Г. К. Гинс, «началась военная распущенность, которая постепенно возрастала, в которой вылилась и месть за пережитое во время революции от „социалистов“… и деморализация, укрепившаяся за время тирании большевиков, озлобившаяся и ожесточившая нравы» (Гинс Г. К. Сибирь… с. 42).