Походы Михаила Стадухина и открытие Камчатки

Михаил Стадухин — русский землепроходец

Среди имен русских землепроходцев, с которыми связаны наиболее значительные географические открытия на Северо-востоке Азии и побережье Тихого Океана в середине XVII века — таких, как Иван Москвитин, Ерофей Хабаров, Василий Поярков, Семен Дежнев — фигура казачьего пятидесятника Михаила Стадухина в исторической и географической литературе находится как бы на втором плане. Вероятно, это вызвано длительным соперничеством и противостоянием Стадухина с Дежневым, которому отечественная историография изучения Восточной Сибири и история русской географии традиционно симпатизировали, и причины, которые побуждали историков географии говорить о Михаиле Стадухине в нелицеприятных тонах или оставлять его деятельность без должного внимания, заключались в желании Стадухина опередить Дежнева в его плавании на восток от устья Колымы, стремлении повторить путь плавания Дежнева на кочах вдоль побережья Северного Ледовитого океана в 1649 году, или его конфликте с Дежневым в Анадырском остроге в 1650–51 годах, из-за чего Стадухин со своим отрядом был вынужден покинуть Анадырский острог. Хотя все или почти все документы 40-х-начала 60-х годов XVII века, связанные с именем и походами Михаила Стадухина, неоднократно изданы и хорошо изучены, личность этого выдающегося человека, неутомимого и бесстрашного первопроходца неизведанных земельСеверо-востока Азии, при его жизни ставших частью Российского государства, до сих пор остается в тени. Монографические исследования и даже статьи, которые были бы посвящены биографии Стадухина, до настоящего времени отсутствуют. Все известные события его жизни и службы укладываются в краткие справки специальных изданий или комментариев к сборникам документов о русских географических открытиях. Довольно много места уделено личности и деятельности М.Стадухина в выдержавшей несколько изданий книге М. И. Белова о Семене Дежневе (Белов 1973, 61–69, 90–94, 109–126, 150).

Настоящая статья посвящена малоизвестным или неизвестным подробностям походов Михаила Стадухина с подчиненными ему казаками и сопровождавшими его промышленными людьми. Речь в ней пойдет о морском походе к востоку от Колымы, предпринятом Стадухиным в 1649 году, и вошедшем в историю походе 1651 года — переходе «сухим путем» из Анадырского острога на реку Пенжину и плавании вдоль северного и западного побережья Охотского моря, завершившемся приходом в Охотск в 1658/59 годах. Хотя исторические источники, освещающие службу и походы Михаила Стадухина, в настоящее время почти исчерпаны, тем не менее, в имеющемся материале, как представляется, имеются перспективы для дальнейших исследований. Изучение географических названий и этнонимов, упоминаемых в документах, связанных с походами Стадухина, рассмотрение информации, содержащейся в виде цитат и пересказа не дошедших до нас документов в доступных нам источниках, а также свидетельства более поздних географических описаний, относящиеся к северному Приохотью, которое никем, кроме Стадухина, не посещалось, позволяет вскрыть некоторые весьма важные детали походов Стадухина, уточнить их маршрут и связать с именем этого землепроходца и мореплавателя ряд значительных географических открытий на Северо-востоке Азии и побережье Охотского моря.

1. Походы и открытия Михаила Cтадухина в 1649–1651 годах

В третьем издании книги М. И. Белова «Подвиг Семена Дежнева» цитируется интересный документ — «Список с чертежа Сибирской земли» 1673 года, содержащий примечания к карте Сибири. Вот что говорится там о пути к местам, лежащим к востоку от Колымы:

«А от усть Колымы реки и кругом земли мимо устей рек Ковычи и Нанаборы и Ильи и Дури до каменной переграды, что льды пропустят, и до того камени парусами добегают об одно лето, а как льды не пустят, и по три года доходят, а через тот камень ходу день, а как на него человек взойдет, и он оба моря видит: Ленское и Амурское». (Белов 1973, 167).

Для историков географии этот документ на долгое время стал описанием всей «береговой черты» от Колымы до Амура — очевидно, вследствие того, что в нем усмотрели знакомые названия, связанные с плаванием Дежнева через Берингов пролив и выходом Ивана Москвитина на Тихоокеанское побережье. Река Нанабора ввиду сходства названий по умолчанию была отождествлена с той рекой Анадырь, на которой находился острог, основанный Дежневым. Название Илья в немногочисленных комментариях к этому источнику оказалось сопоставленным с хорошо известным названием реки Ульи — первой из рек Охотского побережья, открытой землепроходцами (Берг 1946, 40–41; Белов 1973, 167–168), а упоминание «Амурского моря» едва ли не заставило видеть в топониме Дури название местности Дуэ на западном побережье Сахалина.

В тексте «Списка с чертежа…» «Каменная переграда», как писал Б. П. Полевой — бесспорно, полуостров Камчатка (Полевой 1964, 236, 253, 262). Но это значит, что все четыре упомянутые в «Списке…» названия обозначают объекты, лежащие в промежутке от устья Колымы «до каменной переграды», то есть находящиеся либо на Арктическом побережье, либо, в крайнем случае, в северо-восточной части Берингоморского побережья.

Попробуем разобраться, каким образом и от кого именно могли быть получены эти сведения. Как ни соблазнительно полагать совершение выдающихся открытий мореходами XVII века, мы не располагаем свидетельствами о каких-либо походах которые могли бы охватить всю береговую черту от устья Колымы до Сахалина. Тут возникает первая дилемма: сколько источников было использовано при составлении цитированного пассажа «Списка с чертежа…» — один или несколько? Были ли те объекты, которые названы в «Списке…» открыты одним человеком или сведения о них получены от разных лиц? Однако для этого нам необходимо сначала локализовать на местности те объекты, названия которых зафиксированы в «Списке с чертежа…» или верифицировать их расположение, указывавшееся нашими предшественниками.

Ныне у нас есть основания считать, что река Ковыча — это река Кувет, впадающая в Восточно-Сибирское море восточнее мыса Шелагского (Бурыкин 1998, 84–86). Название Кувет происходит от чукотского слова кувэт, куэт «бухта, небольшой залив» (Леонтьев 1989, 208). На современных картах река Кувет изображается как приток реки Пегтымель, но название Кувет дано, скорее всего, по устью реки, впадающей в море.

Название Нанабора, столь созвучное с названием Анадырь, стало настоящей ловушкой для географов и историков географии. Хотя упоминание рядом «Ковычи» и «Нанаборы» должно было серьезно насторожить тех, кто считал, что река Ковыча есть географический Анадырь — сам собой напрашивался вывод, что это не одна и та же река, а две разные реки. Нанабора, по нашему определению — это речка Энматгыр (Энмаатгыр), также впадающая в Ледовитый океан к востоку от устья Пегтымеля (Ковычи), и еще в 30-е годы нашего века в устье этой речки находился чукотский поселок Энмаатгыр. Название Энмаатгыр легко объясняется из чукотского языка: «ручей, протекающий в скалах» (Леонтьев 1989, 432). Это название точно соответствует известному названию реки Анадырь по своему значению, форме и происхождению. Кроме того, такое же название имеет еще ряд географических объектов на Чукотке (Леонтьев 1989, 154). Форма Ильи представляет весьма трудный случай для объяснения. Сложность состоит в том, что по внешнему виду название Илья, Ильи сходно с такими названиями, которые составляют для Чукотки массовый топонимический материал и его локализация не будет достоверной. Возможно, что Ильи — это река Илирвеем, «Островная река» впадающая в Чукотское море у самого мыса Дженретлен (Леонтьев 1989, 148), или река Улювээм «Скрытая река» — река и одноименная гора южнее Колючинской губы (Леонтьев 1989, 382), или же какое-то название типа Вульвывээм «Поперечная» или Илгывээм «Белая», часто встречающееся в топонимике Чукотки.

Последнее название — Дури, даже в другой редакции текста (iиль-iньдуры), скорее всего, отождествляется с названием мыса Дженретлен в восточной части Чукотского моря. Значение и происхождение данного названия от чукотского слова йынрын, йынрыйыр, йынрылгын «мыс» не вызывает сомнений (Леонтьев 1989, 131–132). То же название позднее фиксировалось в документах и на картах как Индилин и Инкигур (131–133, 135); вопреки В. В. Леонтьеву, последнее название не обозначает отдельного объекта — В. В. Леонтьев был прекрасным знатоком чукотского языка и топонимики Чукотки, но, видимо, он не смог опознать название знакомого объекта в искаженной записи. То, что на чертеже 1684 года вместо названия Дури читается Дуи (Полевой 1964, 250), уже ничего не меняет — это бесспорная порча написания незнакомого названия в более позднем источнике. Имеются аргументы чисто филологического характера, позволяющие утверждать, что в тексте «Списка с чертежа» приведено какое-то название, очень сходное с чукотским словом йынрын «мыс» и топонимом Дженретлен.

Если сопоставить все возможные чтения разбираемого топонима, сообщаемые разными источниками — Дури и даже «iньдуры» в вариантах «Списка с чертежа», Данра на чертеже С. У. Ремезова, то на основании не зависящих друг от друга источников можно попытаться восстановить первоначальное чтение этого названия — оно явственно должно было читаться как Йынрын или Дьынрын (чукотская диалектная форма того же слова).

Из сказанного следует, что все названия «Списка с чертежа…» 1673 года относятся к географическим объектам на Арктическом побережье и не выходят за его пределы. Если наши рассуждения верны, и если именно сведения из подлинника челобитной Юрия Селиверстова отразились в «Списке с чертежа Сибирской земли» 1673 года, то получится, что данные документы содержат такие сведения о плавании Стадухина к востоку от Колымы летом 1649 года, которые делают это плавание одним из самых значимых событий в географических открытиях на Северо-востоке Азии. Для середины XVII века этот поход сравним только с плаванием Дежнева через Берингов пролив. Анализ топонимики указывает на то, что Юрий Селиверстов и командовавший отрядом Михаил Стадухин летом 1649 года побывали на очень большом удалении к востоку от устья Колымы — где-то в районе мыса Сердце-Камень,совсем рядом с северо-восточной оконечностью Азиатского материка. Тогда «Нос каменной», о котором сказано, что «меж рек Нанаборы и Ковычи протянулся в море нос каменной и тот нос насилу обходят» (Белов 1973, 167) — это и не Шелагский мыс, до которого, как полагали ранее, только и мог дойти Стадухин, и не мыс Дежнева, до которого Стадухин, по словам самого Дежнева, не доходил. Очевидно, это мыс Биллингса, к западу от которого располагается река Ковыча — Кувет и Пегтымель, а к востоку — река Энмаатгыр, запутавшая два поколения знатоков географии Северо-востока. Итак, «нос», который хоть и «насилу», но все же обходят, обнаружился в пределах досягаемости походов с Колымы на кочах, да еще и с подтверждением того, что он был впервые за один поход обойден дважды в обоих направлениях!

Особая роль этого похода в истории географических открытий на Северо-востоке Азии, в чем будет заключаться бесспорный приоритет Михаила Стадухина, определяется тем, что в ходе плавания Стадухина было впервые обследовано побережье Ледовитого океана на большом расстоянии к востоку от устья Колымы. Ни Дежнев, первым прошедший морем вдоль всего Арктического побережья Азии, ни те, кто плавал по этому пути позднее, например, Иван Рубец в 60-е годы XVII века — не упоминали ни об одном из географическом объектов, которые находятся на побережье Восточно-Сибирского и Чукотского морей. И только в документах, зафиксировавших итоги плавания Михаила Стадухина 1649 года, мы встречаем названия четырех объектов на морском побережье, три из которых и ныне носят те же наименования, зафиксированные на современных картах в несколько ином виде — это реки Кувет и Энматгыр и мыс Дженретлен, а четвертый — «Ильи» — не поддается надежному отождествлению.

Высказываемое предположение не будет новинкой в научной литературе. О том, что в более раннем «Списке с чертежа Сибирской земли» 1667 года слова «нос пошел под восток и загнулся в сивер» могут относиться к Колючинской губе, писал Б. П. Полевой (Полевой 1964, 242); не исключал этого и М. И. Белов (Белов 1973, 167–169), который в одной из своих статей прямо говорит о том, что Стадухин в отписке 1649 года описывал окрестности Колючинской губы (Белов 1975, 15). Ныне нам представилась возможность довольно строго доказать это, основываясь на топонимике тех документов, которые могут восходить к только к сообщениям Стадухина и не могут быть с достоверностью приписаны никому другому. Во всяком случае, у нас пока нет иного ответа на вопрос о том, кто еще, кроме Стадухина и Селиверстова, мог записать рассмотренные географические названия объектов на побережье Чукотского моря. Утраченный подлинник челобитной Юрия Селиверстова, содержавший перечень названий мест на Арктическом побережье Чукотки, которые были открыты стадухинцами, по справедливости мог бы считаться первой лоцией побережья Восточно-Сибирского и Чукотского морей.

Приведенная выше цитата из «Списка с чертежа Сибирской земли» побуждает также рассмотреть вопрос о том, кто из землепроходцев впервые мог побывать в тех местах, где с гор полуострова Камчатка одновременно видны Берингово и Охотское моря, иными словами — совершить открытие северной части Камчатского полуострова. Казалось бы, при отсутствии прямых указаний в источниках мы никогда не сможем дать ответ на такой вопрос. Но если поставить вопрос так — кто именно из землепроходцев столь точно сумел там определить свое местоположение и мог назвать видимое с гор Камчатки Берингово море «Ленским», а Охотское море «Амурским», то ответ на него напрашивается сам собой. Тот факт, что Пенжинская губа, на берега которой вышли стадухинцы после похода по реке Пенжине, составляет часть «Амурского», то есть Охотского моря, был установлен Стадухиным по прибытии в Охотск. Если бы узкий перешеек между Беринговым и Охотским морями был открыт кем-то на маршруте со стороны реки Анадырь, то едва ли лежащее за этим перешейком Охотское море было бы идентифицировано столь однозначно. Берингово море, увиденное Стадухиным и его спутниками с вершины гор полуострова Камчатка, для них было морем «Ленским», и это понятно — о том, что река Анадырь впадает в то самое море, по которому плавали кочи Дежнева, они должны были знать от самого Дежнева и его товарищей, а если Стадухин ходил в поход на анаулов, чем и вызвал недовольство Дежнева — это значит, что он сам спускался вниз по реке Анадырь по крайней мере до устья реки Белой, на которой жили анаулы. То, что море, омывающее западный берег полуострова Камчатка — это море «Амурское», мог определить только Стадухин — причем, очевидно, не сразу, а только по прибытии в Охотск или во всяком случае после основания Тауйского острога — к сожалению, мы не знаем, могли ли Стадухин и его спутники после прибытия на Тауй поддерживать сообщения со служилыми людьми Охотска, которые почти ежегодно предпринимали походы в северо-восточном направлении.

К сожалению, упоминание о месте, откуда видны сразу два моря, оказывается единственным свидетельством возможного пребывания Стадухина в срединной части севера Камчатского полуострова. Косвенным подтверждением этого является также тот факт, что после выхода на побережье отряд Стадухина со своим отрядом провел все лето и осень 1651 года где-тов окрестностях Пенжинской губы и Тайгоноса, поскольку был вынужден зазимовать поблизости от этих мест в устье Гижиги — вероятно, в продолжение лета 1651 года Стадухин пытался обойти Камчатский полуостров морем или пересечь его по суше. Вместе с тем у нас нет реальной альтернативной возможности приписать это открытие кому-либо другому из землепроходцев, кто мог бы побывать в этих краях в 50-е-60-е годы XVII века.

2. Плавал ли Стадухин вокруг Камчатки?

Маршрут знаменитого похода Стадухина, начавшегося в феврале 1651 года, нам известен — с Анадыря отряд Стадухина пришел на реку Пенжину, и с ее устья начал свое плавание по Охотскому морю. Но в современной литературе и в некоторых старых трудах имеются утверждения, что Стадухин будто бы обошел морем вокруг полуострова Камчатка. А. И. Алексеев писал об этом так: «А. С. Сгибнев даже утверждал, что „Казак Михайло Стадухин… построил на устье реки Анадырь шитики, и в 1656 году (sic! — А.Б.) отправился на них к югу, обогнул полуостров Камчатку и вошел в Охотское море, на берегу которого построил Тауйский острог“». (Сгибнев 1869, 69). Возражая Г.[Ф.] Миллеру и Ф.[П.] Врангелю, которые говорили, что Стадухин вышел на Пенжину сухим путем и с устья ее плавал по Ламскому морю, Сгибнев писал, что имел в руках документы о морском плавании Стадухина. Разыскать их пока не удалось» (Алексеев 1970, 28).

На самом деле в публикации А. С. Сгибнева, которую пересказывает и цитирует А. И. Алексеев, написано нечто иное. Комментируя рассказ о походе Стадухина и Семена Моторы на Анадырь, А. С. Сгибнев делает примечание: «В Сибирск.<ом> Вест.<нике> сказано неправильно, что Стадухин отправился на Анадырск морем. В наших руках были подлинные документы о его путешествии» (Сгибнев А. С. 1869, 68, прим(*). Стало быть, речь здесь идет определенно о походе Стадухина из Нижнеколымска до Анадырского острога, но не о плавании с Колымы на Анадырь.

Далее после приведенной цитаты Сгибнев делает еще одно примечание, — то самое которое так неудачно пересказывает А. И. Алексеев: «Миллер и Врангель говорят, что Стадухин пошел на р. Пенжину и что о нем не получено никаких известий. Но мы имели в руках подлинные документы о его плавании» (Сгибнев 1869, 69. прим. (***). При обращении к сочинению самого А. С. Сгибнева многое проясняется. В первом случае А. С. Сгибнев исправляет явную ошибку одной из старых публикаций по поводу того, каким путем Стадухин оказался на Анадыре. Во втором случае он только подчеркивает, что имел в руках документы, рассказывающие о судьбе Стадухина после ухода на Пенжину, однако ничего не говорит о якобы имевшем место морском походе вокруг полуострова Камчатка. Но документами, которые имел в руках А. С. Сгибнев, могли быть отписка Стадухина и его челобитная, которые нам известны и опубликованы. Как известно, в них рассказывается только о плавании по Охотскому морю, и ни о каком морском плавании с Анадыря вокруг Камчатки там не говорится.

Сам Стадухин писал в своей отписке 1 марта 1658 года: «И мне на той реке [на Анадыре] быть не у кого, а от их насилства пошел на ину реку на Аклей [возможно, современный Оклан в бассейне Пенжины -А.Б.] нартами с великою нужею и без хлеба и на том волоку едва не померли. … А в роспросе сказали корятские люди про Изигу [Гижигу — А.Б.] реку, а на той реке соболей много и людей много…» (Дополнения 1851, 120). Далее Стадухин продолжает: «А с той реки в сю сторону [на запад — А.Б.] есть Таванка река [очевидно, Таватум — А.Б.], а на той реке живут корятские люди, а другая река Емова [река Яма, по корякски Яма-ваям = А.Б.], а на той реке живут такие же люди. А с той реки Зиги [= Изиги, т.е. Гижиги — А.Б.] шли морем лето целое, а как мы пришли на Дирядну реку, с сю сторону называют Тавуем, а на ту реку пришли 161 (1652) году сентября в 10 день, а на той реке острожек поставлен» (Дополнения 1851, 121).

И вдруг далее мы читаем следующее: «А как мы пошли с Андыря реки морем (курсив наш — А.Б.), видели нужи и бедности от иноземского смертного убойства и ран много приняли, от моря потопу много же приняли, на здешнем море кости рыбья зуба нету» (Дополнения 1851, 121).

Последний процитированный фрагмент отписки Стадухина, напечатанный в 4 томе «Дополнений к актам историческим», не вошел в сборники документов о русских географических открытиях, изданные в 50-х годы, где текст отписки воспроизведен в сокращенном виде. Именно поэтому версия о морском плавании Стадухина вокруг Камчатки, державшаяся в научном обороте некоторое время после публикации четвертого тома «Дополнений…», ушла в тень после того, как ученые стали пользоваться сокращенными публикациями документов Стадухина. Авторы «Истории открытия и совоения Северного морского пути» обратили внимание на првиеденные слова Стадухина «С Андыря реки морем», и, судя по проявленному ими вниманию к публикациям XIX века (История открытия 1956, 176), видимо, пытались найти в них какое-либо обоснование морского похода Стадухина вокруг Камчатки — однако же не обратили внимания на то, что весь текст документа противоречит такому предположению. Позднейшие исследователи справедливо стали обращать внимание на подробности сухопутного похода отряда Стадухина — и одновременно недоумевали, откуда могли появиться сведения о морском плавании Стадухина вокруг Камчатки. И хотя сам Стадухин говорит, что шел «нартами», по последнему цитированному абзацу вполне могло сложиться впечатление, будто он мог утверждать и то, что дошел от реки Анадырь до Тауя «морем».

Любопытно, что нам не так просто определить место, откуда Стадухин начал свое плавание по Охотскому морю на запад. Сам он писал: «И с той реки [Пенжины — А.Б.] перешел я, холоп твой, с товарыщи своими на Изигу реку, а по Изиге реке живут многие корятцкие люди, а вверх Изиги ту ж реку зовут Чондоном, а живут ходынские мужики юкогири» (Открытия 1951, 157; Русские мореходы 1952, 263). «Перешел» — это значит, что Стадухин мог идти и по суше. Только от Гижиги, как мы можем прочитать, он шел «морем». Однако уточняющее обстоятельство имеется в челобитной одного из спутников Стадухина, Архипа Максимова Аршина, где говорится: «на Пенжене реке делали суды» (Открытия 1951, 266) — значит, отряд Стадухина не пересек полуостров Тайгонос по суше, а проплыл вдоль его побережья.

Таким образом, если изучать документы Стадухина в полном объеме, то никоим образом нельзя сделать вывод, что он и его спутники совершили плавание вокруг полуострова Камчатка. Фраза «С Андыри реки морем» — это обобщенная характеристика всего маршрута похода Стадухина, но отнюдь не свидетельство дальнего морского плавания.

Как это ни странно, но представление о том, что Стадухин приплыл в Северо-Западное Приохотье, обогнув при этом Камчатский полуостров, бытовало среди старожилов Охотского побережья еще почти столетие спустя после описываемых событий. Я. И. Линденау в 1742 г. записал:

«86 лет назад местность вокруг р. Ямы была занята Стадухиным. Старые жители этой местности рассказывают, что Стадухин — родом с Колымы, прошел от Анадыря со своей дружиной по воде вдоль восточного и западного берегов Камчатки, но в каком году он пришел на Яму, им неизвестно. Прибыв туда, где стоит острог, Стадухин построил зимовье, которое стало называться Ямским зимовьем» (Линденау 1983, 169).

В других рукописях Линденау называет первых казачьих атаманов — Федота (Линденау 1983, 103) наряду с именами Морозко, Стадухина и некоего Андрея Кутьина. Здесь явный результат чьих-тодомыслов: во-первых, Стадухин родом не с Колымы, во-вторых, возможно, что Камчатка в этом случае — не Камчатский полуостров, а какой-то мыс или полуостров Тайгонос.

Атаманы Федот и Морозко, упоминаемые Линденау — это, видимо, одни из первооткрывателей Камчатки Леонтий Федотов сын и Лука Морозко. Что касается Андрея Кутьина, то скорее всего здесь имеется в виду один из спутников Стадухина с похожим именем — Матвей Кальин.

Из анализа документов становится понятным, что казаки достаточно хорошо ориентировались в пространстве даже при путешествии по незнакомым местам. Михаил Стадухин со своим отрядом, спустившись вних по реке Пенжине, видимо, рассчитывал добраться морем до устья реки Анадырь и попасть на открытое Дежневым и его спутниками моржовое лежбище — «коргу»: он был уверен, что это возможно, и он был по-своему прав. Однако убедившись в том, что ему не по силам обойти Камчатский полуостров — о существовании которого никто до этого и не подозревал — Стадухин был вынужден повернуть на запад, к Охотску, и опять же он был уверен в правильности выбора своего пути. Но то, как именно был изложен маршрут стадухинского отряда в документах, и в особенности то, в каком виде данные документы были опубликованы, повлекло за собой целую цепь недопониманий и неверных истолкований.

В. М. Пасецкий в своей недавней книге «Звездные мгновения Арктики» пишет о том, что по новым данным, Стадухин появился на Пенжине, предварительно побывав на реке Камчатке, куда пришел с Анадыря (Пасецкий 1995, 33, 35). Поскольку в названной книге, в отличие от всех других монографий этого автора, вообще нет никаких ссылок на источники, остается непонятным, что послужило основанием для этих утверждений — давний очерк А. С. Сгибнева и невнятные ссылки на него в литературе, мнение авторов «Истории открытия и освоения Северного Морского пути» или не так давно изданные материалы Я. И. Линденау. Так или иначе, ни один из рассмотренных источников не дает оснований для таких утверждений. Предположение, что именно Стадухин с товарищами, поднявшись на горы узкого перешейка, увидел «два моря, Ленское и Амурское», хотя и вероятно, но оно обосновывается иначе — прежде всего путем отождествления восточного побережья Пенжинской губы с «Амурским», то есть Охотским морем.

В рассмотренных здесь документах, освещающих поход Стадухина вдоль побережья Охотского моря, есть один фрагмент, на который обычно не обращается внимания. Ф. Г. Сафронов, говоря об истории поселений на Охотском побережье, пишет, что современный поселок Тауйск основан не позже 1731 г, хотя Тауйское или Мотыхлейское ясачное зимовье было поставлено еще в 1648 г. (Сафронов 1986, С.137, 51). Здесь имеется одна неясность — идет ли речь об одном и том же зимовье, которое называется Тауйским или Мотыклейским соответственно по рекам Тауй и Мотыклей, или же о двух разных зимовьях. Однако вопрос этот принципиален в трех отношениях: 1) насколько правомерно считать Стадухина основателем зимовья на Тауе; 2) Было ли основано зимовье на Тауе отрядами, пришедшими с юга, из Охотска, или его все-таки построил Стадухин со своими спутниками; 3) Когда именно Стадухин определил, что он находится на берегу «Амурского» моря — непосредственно по прибытии в Охотск в 1656 году или же еще осенью 1652 года, по прибытии на Тауй.

Впервые река Тауй упоминается еще в москвитинской «Росписи рекам…», составленной 20 неября 1639 года. «Река Тоуй устьем пала в Ламу, а по ней живут тунгусы, товуданы, и уяганы, и выяканы, и огочолы». (Степанов 1959, 189–190). В «Росписи рекам» Алексея Филиппова, в которой подробно описана береговая линия, географические объекты-ориентирына Охотском побережье и вблизи него, а также условия и время плавания от одного места до другого, подробная характеристика мест оканчивается на реке Мотыклей, и далее говорится: «… и на той реке у служивых людей зимовье было поставлено, а оттуль неподалеку река Товуй и людей на Тоуе много, а живут они с мотыхлейскими мужиками заодно, переходя» (Дополнения 1847, 324–325). Ни о каком ясачном зимовье на Тауе в столь авторитетном для историков и географов документе, как «Роспись рекам…» Алексея Филиппова, не говорится — создается полное впечатление, что поселение на Тауе было основано стадухинцами в 1652 году. Однако имеются некоторые материалы, позволяющие в этом усомниться. В материалах по истории церквей на Северо-востоке Азии, составленных в начале XX века и основанных на источниках XVIII-XIX веков, отмечается, что датой основания Тауйска считается 1650 год (Крылов 1909, 25). Если верить этим сообщениям, то получается, что «острожек» на Тауе было основано не позднее 1650 года — то есть по крайней мере за два года до прихода Стадухина в эти места — кем-то из служилых людей, пришедших из Охотска. Это предположение подтверждается и текстами отписки Стадухина: «а как мы пришли на Дирядну реку, с сю сторону называют Тавуем („с сю сторону“ — то есть со стороны Охотска, поскольку с востока к этой реке до Стадухина никто не подплывал — А.Б.), а на ту реку пришли 161 (1652) году сентября в 10 день, а на той реке острожек поставлен» (Дополнения 1851, 121). Если Стадухин написал «острожек поставлен» вместо того, чтобы рассказать о его строительстве — значит, есть основания полагать, что он застал на Тауе этот самый «острожек» уже построенным, но покинутым его основателями, имена которых остаются нам неизвестными.

Изучение исторических документов, связанных с походами Михаила Стадухина в 40-е-50-е годы XVII века, позволяет извлечь из них весьма важные выводы, значимые для освещения истории географических открытий на Северо-востоке Азии. В 40-е годы Стадухин был одним из первых, кто услышал о реке Погыче-Пучевееме, впадающей в Чаунскую губу, и узнал от колымской ясырки об острове Айон, лежащем против устья этой реки. Летом 1649 года Михаил Стадухин, Юрий Селиверстов и их спутники в ходе плавания к востоку от устья Колымы достигли района Колючинской губы и вплотную приблизились к Берингову проливу, повторив большую часть пути плавания Дежнева и открыв ряд географических объектов на морском побережье. В 1651–52 годах Стадухин, построив суда в устье реки Пенжины, исследовал северное побережье Охотского моря. Предположительно Стадухин и члены его отряда могли в ходе изучения северной части Камчатского полуострова увидеть с вершины хребта Берингово море, однако утверждения, что Стадухин со своим отрядом плавал вокруг полуострова Камчатка, основаны на неверном прочтении источников или на устных преданиях XVIII века. В 1651/52 годах Стадухин и его спутники в ходе плавания на запад вдоль побережья Охотского моря, открыли ряд географических объектов на Охотском побережье — в частности, устья рек Гижиги, Таватума, Ямы, осенью 1652 года основали Ямское зимовье (современный поселок Ямск Ольского района Магаданской области), а позднее — Тауйское зимовье, и впервые зафиксировали названия открытых ими географических объектов. Итоги походов Михаила Стадухина и его географические открытия, относящиеся к самому раннему периоду обследования побережья Восточно-Сибирского, Чукотского и Охотского морей, говорят об исключительности вклада Стадухина в открытие и изучение береговой черты Арктического и Тихоокеанского побережья России.

ЛИТЕРАТУРА

1. Алексеев А. И. 1970 — Алексеев А. И.  Сыны отважные России. Магадан, 1970. С.28.
2. Белов М.И. 1973 —Белов М.И.  Подвиг Семена Дежнева. 3-е издание, М., 1973.
3. Белов М.И. 1975 — Белов М.И. Роль Петра I в распространении географических знаний в России // Вопросы географии петровского времени. Л., 1975.
4. Берг Л. С. 1946 — Берг Л. С.  Открытие Камчатки и экспедиции Беринга. М., 1946.
5. Бурыкин А. А. Нелога, Погыча, Ковыча — легендарные реки русских документов середины XVII века и современная карта Чукотки // Этнографическое обозрение, 1998, N 6.
6. Дополнения 1847 — Дополнения к актам историческим. Т. III М., 1847.
7. Дополнения 1851 — Дополнения к актам историческим. Т. IV. М., 1851. С. 120.
8. История открытия 1956 — История открытия и освоения Северного Морского пути. Т.1. М., 1956.
9. Крылов В. 1909 — Крылов В. Материалы по истории камчатских церквей. Казань, 1909.
10. Леонтьев В. В. 1989. — Леонтьев В. В. Топонимический словарь Северо-востока СССР. Магадан, 1989.
11. Линденау Я. И. 1983 — Линденау Я. И. Описание народов Сибири (первая половина XVIII века). Магадан, 1983.
12. Открытия 1951 — Открытия русских землепроходцев и плоярных мореходов XVII века на Северо-востоке Азии. М., 1951.
13. Пасецкий В. М. 1995 — Пасецкий В. М. Звездные мгновения Арктики. М., 1995.
14. Полевой Б.П. 1964 — Полевой Б.П. К истории формирования географических представлений о северо-восточной оконечности Азии в XVII веке // Сибирский географический сборник, вып. 3.М-Л., 1964.
15. Русская Тихоокеанская эпопея 1979 — Русская Тихоокеанская эпопея. Хабаровск, 1979.
16. Русские мореходы 1952 — Русские мореходы в Ледовитом и тихом океанах. М., 1952.
17. Сафронов Ф. Г. 1986 — Сафронов Ф. Г. Тихоокеанские окна России. Хабаровск, 1986.
18. Сгибнев А. С. 1869 — Сгибнев А. С. Исторический очерк главнейших событий в Камчатке.// Морской сборник, 1869, № 4.
19. Степанов Н. Н. 1959 — Степанов Н. Н. Русские экспедиции на Охотском побережье в ХУП веке и их материалы о тунгусских племенах. // Ученые записки ЛГПИ имени А. И. Герцена, том 188. Исторические науки. Л., 1959.